Ночь, улица, фонарь, коллега

      Выбор — крайне сложная и неоднозначная штука. Которая по уже обсуждённому ранее закону подлости встречается в жизни неприлично часто. И не так, как раз в двадцать четыре часа случается новый день (достаточно часто, не правда ли?), а в буквальном смысле всегда и везде. Что съесть на завтрак, как провести выходные, во сколько проснуться, как добраться до работы? Работа. Она как раз и стала причиной очередных рассуждений, а следовательно, и нового выбора.       Попов гипнотизировал лист бумаги, лежащий перед ним. Он прочитал его раз пять, всмотрелся в каждую строчку, написанную мелким шрифтом. А сейчас взгляд просто плыл, отказываясь фокусироваться на буквах. Голова тоже объявила бойкот и совсем не соображала. Только отрывками прокручивала сегодняшний день, захватывала чуть-чуть вчерашнего, позавчерашнего и совсем немного жизни до переезда (в качестве сравнения).       Выбор был чрезвычайно чётким. Подписывать или нет. Чего-то между, плавающего от варианта к варианту; серого; 50/50 в перспективе не наблюдалось. Значит, и решать нужно было так же чётко.       — Расписывайся, не бойся, — Шаст, только что зашедший в кабинет за вещами, свистел какую-то мелодию.       — Думаешь, надо?       — Думаю, что безработным ты оставаться не хочешь. Да и как же знаки судьбы?       Вот тут из полной туманности Арсения выкинуло словесным пинком.       — А про них ты откуда знаешь?.. Тебе настолько было нечем заняться, что ты следил за незнакомым человеком?       — Увидел случайно — не равно «следил».       — Случайно увидел всё, что со мной происходило?       — Арс, не вдавайся в детали, — поспешил тот съехать с ответа. — От этого всё равно ничего не поменяется. Подписывай!       — А ты хочешь?       — Мне до фонаря!       — Тогда надо подписывать.

***

      Домой Арсений возвращался непростительно для себя поздно. Когда солнце давным-давно скрылось где-то за далёким горизонтом, а машин на дорогах стало в разы меньше.       Именно тогда приходят навязчивые мысли о людях с автоматами, которые могут выпрыгнуть из подворотни; о наркотиках, алкоголе и полиции; о любых других неприятных вещах, которые по нашим случайным заводским настройкам кажутся нам наиболее опасными именно ночью. В большинстве случаев это ложное чувство именно таким и является, но тот самый один процент случайных и не очень происшествий вписан в код вселенской матрицы. Как несложно догадаться, шанс попадания в этот процент невероятно мал, но не будем забывать, что и всё, до этого приключившееся с Поповым, выглядит не то чтобы очень реальным.       Когда знакомый голос в одном из тёмных дворов шепчет на ухо «Ну привет, шедевральный парень», дыхание замирает. Когда этот же высокий человек прижимает к холодной стене арки, пульс учащается. Когда видишь чужое лицо так близко к своему, что носы почти соприкасаются, сердце выскакивает из груди. Когда чувствуешь на своём теле ладонь, невольно кричишь:       — Эй, руки!       Но все ощущения притупляются и совсем немного успокаиваются, когда уши улавливают:       — Ты ахуел?! Уйди от него!       Арсений слышит, как случайно поднятый с земли предмет свистит в воздухе. Пролетает в миллиметре от головы напротив. Понимает, что мужчина отдаляется, а затем и вовсе скрывается где-то за поворотом, пока он пытается привести в норму сердцебиение.       — Он же не тронул тебя? — спрашивает ещё один знакомый голос.       — В-вроде, нет... Спасибо большое... — ответ получается мягким, так как голова ещё не включила здравую оценку ситуации.       Тело становится ватным, но, несмотря на это, до жути тяжёлым. Попов сползает по стенке вниз, когда чувствует на талии руки, аккуратно придерживающие и не дающие сесть в грязь. Тогда кроет дежавю, и Арс спешит подняться самостоятельно, намекая на то, чтобы его не трогали. После этого и включился объективный анализ происходящего.       — Так ты всё-таки следишь за мной?!       — Сейчас, возможно, только чуть-чуть. Но до этого всё было случайно, правда!       — Не находишь сложившуюся ситуацию слишком банальной? Как в дёшевом сериале на России 1.       — Спасать тебя банально? Не, я, конечно, могу не влезать. Но, по-моему, изнасилование — это не очень прикольно.       — С чего ты взял, что ему было нужно это?       — А что ещё ему может понадобиться? Ты работаешь официантом, значит, денег нет. А кроме денег и секса, таких чуваков больше ничего и не интересует. Это, во-первых. А во-вторых, надо быть полнейшим идиотом, чтобы по его действиям не понять, чего он хочет.       Арсений замолчал и прикусил губу.       — Может, тебя до дома довести, раз у тебя столько опасных поклонников?       — Чего? Да я сам кого хочешь до дома доведу!       Антон усмехнулся:       — Оно и видно. Ну не хочешь, как хочешь.       С этими словами он совершил оборот на сто восемьдесят градусов, направляясь туда, откуда пришёл.       Теперь только попробуйте сказать, что выбор не поджидает нас на каждом шагу с хитрой ухмылкой! Ведь это будет наглейшей ложью! У Арсения было ровно пятнадцать секунд, чтобы передумать и крикнуть об этом Антону в спину. Пятнадцать секунд, чтобы очередной раз за этот день прислушаться к интуиции и другим внутренним ощущениям.       — Стой! Давай, ладно.       «Плыть по течению», следовать знакам судьбы.

***

      — Так, и кто это был? Тот мужик, которого ты сегодня обслуживал?       Парень согласно кивнул.       — Он тебе чаевые оставил?       Попов отрицательно покачал головой.       — Ну и нечего тогда с ним связываться! Только козёл чаевые официанту не оставит, а потом будет сосаться с ним в подворотне!       — Да мы ж не сосались...       — Эй, харе его оправдывать! Пососались, если бы не я.       — Да я не его, я себя...       — Тогда тем более! Ты же не виноват. Хотя, учитывая то, как ты перед ним крутился, может, и виноват, конечно.       — Антон Андреевич, ну прекратите! Никак я перед ним не крутился, всё в рамках обыкновенной вежливости.       — Какой, в жопу, «Антон Андреевич»?! Я тебя домой провожаю, козёл! А ты имеешь наглость обращаться ко мне по имени-отчеству! Это же пипец как неестественно звучит!       — Кстати, об этом... Может, я дальше сам? Мне тут недалеко.       Они подходили к лавочке напротив аптеки, где пару дней назад Арсений разгадал первую загадку вселенной. Сейчас она всё так же пустовала, только фонарь горел ярче. На самом деле, конечно, ничего во встроенной в него лампочке не поменялось, но освещение вокруг творит с нашим восприятием чудеса.       — Окей. Если что, кричи, — ровным тоном ответил Шаст и сел на великую лавку. О её величии он, разумеется, понятия не имел. Но что-то внутри подсказывало, что остаться здесь — идея великолепная.       — А ты..?       — Ага. Тут посижу. Чтобы услышать твои оры.       Арсений был знаком с Антоном меньше суток, и точно знал, что они пока даже не друзья, но чувствовал, как его щеки в этот момент покрывались румянцем.       — А, и помни, я просто не хотел лишиться официанта. Оксанка одна еле справлялась, — цитировал парень Позова, фраза которого так удачно пришла ему в голову.       Попов в ответ коротко кивнул, одаривая благодарным взглядом. Шастуну этого хватило. И Арс поспешил продолжить путь.       Антон остался один. Сначала он наблюдал за тем, как небольшой человечек становился всё меньше в перспективе пейзажа. Потом, когда это наскучило, а объект наблюдения скрылся за углом, он развернул голову в сторону аптеки. Одна небольшая вывеска мигала тусклым светом, как будто на азбуке Морзе посылала сигнал «сос». Оконная рама, хоть и плохо видимая в ночи, явно разваливалась от времени.       «Хоть стихи пиши», — подумал он и достал из кармана куртки свёрнутый в несколько раз листочек. Ручку он носил с собой всегда, на всякий пожарный. Ведь и при пожаре она совершенно неожиданно может сыграть какую-нибудь важную роль (а если так, то таскать её надо обязательно!).       Бумага была перевёрнута исписанной стороной вниз и уложена на деревянную поверхность. Если представить, что Арсений в своём высказывании про дёшевый сериал был прав, то этот листок вполне мог оказаться непечатным чеком. Арсений был прав отчасти, а версия про чек — реальность.       — Антон Андреевич, ко мне пристаёт входная дверь! — проорал Попов в ночную тишину. Антон его не слышал, Антон ему не ответил, но Арс чувствовал себя, на удивление, хорошо.