Chimera

      Дженнет снится кошмар.         Там она — главная героиня, обожаемая людьми и облитая лучами любви самого Бога, благословлённая им девушка, получающая всё только самое лучшее. Все заморские изящные платья, носимые ею на вечерние балы, все драгоценные украшения, которыми усыпаны её шея и пальцы, все вкусности, приготавливаемые самыми-пресамыми талантливыми поварами, все гениальные учителя, к которым практически невозможно пробиться в ученики, — всё это принадлежало ей и только ей одной.          Холодный император-тиран с заботой и обожанием смотрит на неё, не желая оставлять дочь одну ни на минуту. Такой же повзрослевший жених-Иезекииль глаз оторвать не может, лелея её и даря свои тёплые чувства. Тётушка и Роджер всегда с ней милы и дружелюбны. Они радуются каждому её счастливому дню.         В этом кошмаре Дженнет ведёт себя как кукла. Поломанная кукла.          Она фальшиво улыбается, и щёки её от этой улыбки трещат по швам.         Больно.          Во сне она всегда видит двух людей. Двух несчастных людей.          Брошенная принцесса и свергнутый император — настоящий отец Дженнет, появляющийся всегда на несколько эпизодов позже.          В этом кошмаре Дженнет умирает от собственной тёмной магии, с головой захлёбываясь в ней, словно в жгучем и опасном океане её собственных слёз.          В этом кошмаре Дженнет — жалкая подделка принцессы.       

***

            — Да твою ж налево… — некультурно прокряхтела Дженнет, поморщившись и образовав на белоснежном детском полотне лица морщинки. В ночи её комнаты в холодном поту и с учащённым дыханием вскакивать с кровати так неожиданно стало делом привычным. В основном пробуждение приходило оттого, что она просто-напросто сваливалась с кровати после долгих ворочаний. И чего только не делали служанки, дабы их драгоценная леди смогла спать спокойно: и стульями заставляли по периметру ее постель (о них она, к слову, больно билась), и требовали у герцога Альфиуса какие-то обезболивающие, и чаем с успокоительными травами её поили — всё было бестолку. В этот раз всё было немного иначе — она хотя бы не грохнулась, больно ударившись копчиком, как в прошлый раз. Однако внезапные порывы ужаса во время сна оставались на месте. Что не могло не беспокоить Роджера в том числе.         Он, фальшиво и тепло обнимая девочку, а за спиной сплетая узел плана на её личность, всегда интересовался её отвратным самочувствием, будто не желая смотреть правде в глаза.         За всё прошедшее время ни слова больше о том самом происшествии, когда тёмная магия по вполне уверенным догадкам Дженнет взбеленилась, Роджер не говорил. Единственное, что он искреннее пытался делать, — лишь как можно чаще заводить разговор об императоре и о принцессе Атанасии во время их нечастых чаепитий.          Ведь Имперский двор всё молвил да молвил о благосклонности тираничного правителя к собственной дочери последние два года, и Роджер Альфиус точно не из тех людей, которые упускают такое из виду.         Дженнет же только облегчённо вздыхала, поскольку понимала: эта Атанасия — не брошенная принцесса, и будущее (счастливое, между прочим) у неё есть.          Что она не могла сказать о себе, да.         Хотя, будь Атанасия не попаданкой, а обычным ребёнком, у Дженнет было бы больше работы.          До самой принцессы Атанасии Дженнет, в принципе, не было никакого дела, и даже не потому, что она не была героиней её истории. Скорее потому, что связываться с ней — означает получить ещё больше проблем на свою больную голову.          Например, получить раздражающе похвальных слов Роджера или ухмылку Розалии. Или всё в комплексе.          А там, может, ещё и папаша нарисуется со своими приколами.         Хотелось бы поговорить хоть с единственным нормальным человеком, обладающим свободным современным разумом, да вряд ли получится. Ближайшие несколько лет уж точно.         Да и открываться какой-то незнакомке, застрявшей в теле главной-героини-Дженнет, принцесса с большим сомнением будет.          Впрочем, Дженнет, вновь проснувшейся от кошмара, было сейчас ой как не до этого. Картина собственной смерти стояла перед глазами свежо и сочно. Да так, что она помнила всё в подробностях.          И почему прекрасная принцесса, у которой всегда всё замечательно, снова умерла?         Данный вопрос о смерти принцессы, коей во сне всегда является именно Дженнет, без конца и края мучил её.          За что же тёмная магия вновь погубила её?         И будет ли так на самом деле?         Рассуждать о наличии в ней страшного и не-нор-маль-но-го явления было весьма жутко. Особенно когда она была в этом деле как слепой котёнок, которому никто ничего не рассказывает.          Как же она ненавидит всех этих молчаливых тварей.          Дженнет цокнула языком и затем широко ухмыльнулась от пришедшей в голову мысли: черта с два она позволит, чтобы какая-то нечистая дребедень вместе с оперативно помогающими ей родственничками погубила её драгоценную жизнь.          Дженнет сейчас волновалась за самого близкого ей человека.          За саму себя.       

***

          В прошлой жизни Дженнет ненавидела утро, ведь именно тогда, когда солнце только показывало миру свои яркие лучики, наступала самая тяжёлая часть всего дня. Именно утром ей всегда приходилось покидать тёплую постель, пытаться привести себя в надлежащий вид — особенно тяжело было справляться с волосами, которые ни в какую не хотели слушаться, — пытаться под надзором строгой матери запихнуть в себя кусок еды и, внутренне рыдая от несправедливости, ей каждое утро, кроме воскресного, нужно было переться в школу.          Так было до шестнадцати лет. А потом ничего, в общем-то, и не изменилось, когда она поступила в университет.          В этой же жизни Дженнет утро от всего сердца любит, ведь только утром оковы дурного сна наконец-таки спадают, и она может больше не находиться во всевозможных кошмарах, преследующих её невинную душу.          Ну, не такую уж и невинную, если быть откровенным.          Сегодня она, что, конечно же, максимально очевидно, не выспалась.          Причину и озвучивать не надо было. Всё и так было кристально ясно.          В прошлой жизни Дженнет справлялась с плохим настроением весьма стандартным способом, как, собственно, и все окружающие её люди. С помощью вредных привычек.          Сейчас же семилетней соплячке никто не подожжёт сигаретку.          Две обеспокоенные служанки, успевшие за краткий срок привязаться к девочке, заботясь о ней сегодняшним утром, переглядывались между собой слишком явно, глядя на её хмурую физиономию. Но даже слова вставить не решались.         Понимали: не их заботы это дело.          Когда Дженнет позволили самостоятельно умыться в тёплой воде, предварительно завязав каштановые волосы в пучок, она всмотрелась в зеркальную поверхность.          Неужели у неё на лице всё написано?          Впрочем, она и сама видит.         Вместо здорового молочного цвета кожи в отражении лишь белое полотно, в глазах — потухшая голубизна, на светло-розовых губах привычной улыбки до ушей, которую она каждый раз корчит перед Роджером, вовсе нет, закрывающиеся веки слишком утяжеляли безжизненный взгляд, а синева под ними говорила о том, что кто-то однозначно плохо провёл эту ночь.          Дженнет постепенно превращается в себя из того сна. Как раз в ту версию себя, когда сон кончается.           То есть, в трупа.          На Дженнет натягивают белые колготочки с узорчиками, наряжают в пышное и тяжёлое из-за украшений платье цвета самого кислого лимона с высоким белым воротом. Ей цепляют на плечи тёмно-синие банты и обвязывают той же атласной лентой талию. Дженнет заплетают милую причёску, которая своим видом должна подчёркивать её выгодные черты лица и дополнять образ. Не стоит говорить о том, что лицо у Дженнет идеальное, гладкое, практически игрушечное. И никакие некрасивые причёски его не испортили бы.          Локоны оттенка молочного шоколада причудливо и естественно крутятся на конце, вызывая охи зависти у горничных.          Это всё прихоти Роджера, отдавшего соответствующие приказы слугам, — создавать из неё настоящую марионетку куклу, красавицу-дочь, которая своей красотой определённо затронула бы сердце равнодушного императора.          Напоследок ей опускают на голову тяжеленную шляпку под цвет платья и закрепляют её розовым бантом у основания шеи.          Чтоб наверняка задохнулась от недостатка кислорода.          Дженнет сегодняшним днём была выходной от занятий и планировала провести целую вечность — как жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа — наедине с собой любимой в дали ото всех, закрывшись в библиотеке и уткнувшись там носом в какую-нибудь книжонку. По крайней мере, ещё ранним утром она искренне надеялась на это.        Только вот глава дома, неожиданно для всех вызвавший её в срочном порядке в свой кабинет, на её мнение откровенно чхал и даже не позаботился о том, чтобы Дженнет сперва хоть что-то в себя забросила.          Шаркая миниатюрными туфельками по полам бесконечно длинного коридора, Дженнет четырхалась себе в уме, вновь негодуя.          Резко захотелось выплеснуть пар.          Зайти в кабинет ей позволили только лишь после того, как одна из личных служанок, сопровождавшая её, удостоверилась в том, что Роджер был не сильно занят и находился в хорошем настроении.          В противном случае её просто-напросто отправили бы обратно, сказав подойти к другому времени.          Хах.          Когда дверь за ней протяжно захлопнулась, Дженнет позволила себе осторожно оглядеться. Запах чернил ударил в нос, а следом в глазах потемнело от туго стянутой у шеи шляпки. Дженнет приподняла пальцами подолы платья и отставила правую ногу назад, присев на левой.          — Доброе утро, дядюшка.          Ласковое приветствие привычно слетело со лживых уст.          Роджер одарил её мимолётным равнодушным взглядом, моментально опустив голову и уткнувшись в важные документы; рука его привычным движением перехватила перо и макнула то в чёрную жидкость.          Так и будет сидеть в молчании, да? И зачем, спрашивается, звал?          Свой вопрос она не постеснялась озвучить вслух, глупо улыбнувшись.          — Ты показываешь успехи в своём обучении. Может, ты хочешь чего-нибудь?          Дженнет пожевала губы.          Странно.          Это он так баловать её пытается?          — У меня уже есть всё, о чём я мечтала, дядюшка.          Естественно, если Дженнет затребует того, чего она действительно желает, он лишь недоумённо на неё взглянет, покрутит пальцем у виска и с громким истеричным криком прогонит прочь в комнату, чтобы она обдумывала своё поведение и набиралась ума.          Если Дженнет затребует свободы, её лишь больше ограничат, заперев в узкую золотую клетку.          — Ты не хочешь подружиться с принцессой Атанасией?          Улыбка медленно трескалась по швам, но Дженнет с усилиями склеивала её снова и снова и благодарила Бога за то, что Роджер предпочёл говорить не глядя на её побелевшее лицо.          Тем не менее, она выдала:          — Я слышала, что принцесса Атанасия очень умна для своего возраста. Боюсь, я буду ей неровней.          — Людям свойственно часто преувеличивать, — мудро заключил он, отбросив какую-то бумагу в сторону и взяв другую. — Ты самый способный ребёнок, которого я когда-либо видел.          Спонтанная похвала ввела в глубочайший ступор, заставив замереть и задержать дыхание.          Так, однако, Дженнет ещё никто не хвалил.          Но она, вдруг улыбнувшись, озадачилась одной вещью.          — Я буду стараться и дальше, дядюшка.          Что же насчёт Иезекииля?          Роджер будто прочёл её мысли, переведя тему.          — К слову, Иезекииль скоро уезжает в Арланту, — Дженнет заинтересованно подняла взгляд с пола, перестав тереть друг о друга руки за спиной. — Я хочу, чтобы ты с ним попрощалась. Он вернётся нескоро.           После этого он мазнул взглядом по её лицу, попытавшись разглядеть её истинные чувства. Дженнет, осознавая, что он так делает далеко не в первый раз, визуально погрустнела.          Изначальной целью Роджера было сделать именно так, чтобы Дженнет безответно полюбила Иезекииля не как брата и потом долго-долго горевала, подпитывая свою любовь к нему.          Но даже братской любви она к тому, в общем-то, мало испытывала.          — Хорошо, дядюшка.          Дженнет порой задумывается над тем, что с ней было бы, если бы не важные воспоминания, оставшиеся за спиной и преподавшие ей не один жизненный урок.          Наверное, её ждала бы та же участь одинокой и покинутой всеми лживой принцессы.       

***

            Иезекииль ловит её у кабинета отца.          Часы тикают, раздражая слух.          Дженнет выглядит весьма удручённо, когда он смотрит на неё, поджавшую губы и опустившую подавленный взгляд в пол.         Дженнет лишь отстранённо и, на его взгляд, грубо говорит, что с ней всё в порядке и ей нужно тщательно подумать над некоторыми вещами, но он знает, что не бывает ничего нормального с тем ребёнком, который долгое время беседует с его отцом.         Иезекииль по собственному опыту знает.          Он смотрит на её отдаляющуюся фигуру, покинувшую его, и не может понять, что с ним происходит.          Почему на душе так больно и обидно из-за слов сестры?          В голове эхом проносится:          — Я хочу побыть одна.          Она продолжает его отталкивать.       Он смотрит на книгу в руках, которая должна была стать подарком, и делает шаг назад, чтобы вернуться обратно в свою комнату.         «Искажение пространства-времени в соответствии с частичными дифференциальными уравнениями, их логические ошибки, критика и переосмысление специальной теории относительности по Гейлу Шиллеру» — подарок, сегодня не обретший хозяина, так и остаётся лежать на тумбочке, стоящей в углу его покоев.         А ведь Дженнет очень нравится такое.       

***

            В тайне от зачитавшихся романом служанок сбегая в дальнюю часть зимнего сада, Дженнет чувствует необходимость побыть в одиночестве и как следует поразмыслить. Ненужные слова, мгновенно проносящиеся в голове, душат, вызывая в горле тошноту, но она не противится, полностью поддаваясь им.         Она садится прямо в платье на траву, игнорируя тот факт, что оно однозначно запачкается и помнётся.         Мысли сумбурны, но она цепляется за одну единственную.          Её негативно-ненавистное отношение к Роджеру сменилось на другое.          И было бы славно, если бы Дженнет, получившая, наверное, единственный комплимент от взрослого человека в сторону её умственных способностей в этой жизни, оттаяла как послушная собачонка, да вот дело было не таким на первый взгляд простым.          Способности Дженнет в анализе на достаточно высоком уровне, как она полагает, но она всё ещё не знает, был ли Роджер с ней полностью искренен.          Дженнет не имеет права верить никому в этом мире, ведь знает, какими бывают жестокими люди.          На собственной шкуре ощутила.         И отвращение, вызывающее дрожь в конечностях, ко всем тем, кто желает использовать её для достижения своих гнусных целей, не угасает, а лишь возгорается в сердце с новой силой.          Но перед одним человеком она всё же была виновата.          Она отряхивает платье несколькими движениями, приводя то в порядок, и несётся быстрым шагом в сторону правого крыла особняка.          Ребёнка она не позволит ранить даже себе.          Невольно проскальзывает мысль о том, что она немного будет скучать по нему, но Дженнет давит её, называя неправильной.          Даже Иезекииль однажды может воткнуть нож в её спину.          Но… пока он маленький, ничего ведь не произойдёт?       

***

            Неискренне здороваясь с рыцарями и даря им улыбку, Дженнет минует вход в поместье, сразу идя туда, куда она планировала.          Комната Иезекииля находилась удивительно далеко, потому и пришлось попотеть. Она ускорила шаг, поддаваясь эмоциям. Остановилась возле широкой и высокой деревянной двери, замерев и постаравшись восстановить сбившееся дыхание.         И вдруг услышала невнятный голос Иезекииля.          С кем он там разговаривает?          Разум активно заработал, стараясь вытянуть из воспоминаний нужные, связанные с сюжетом известного ей произведения, и Дженнет вдруг вспомнила, что что-то такое уже было.          Оказывается, принцесса Атанасия дважды посещала их поместье втайне ото всех.          Как неожиданно.          Она и забыла, посчитав ненужным беспокоиться об этом.          И сейчас, видимо, именно она стояла за дверью и о чём-то слишком громко для тайного посетителя спорила с Иезекиилем.          Дженнет хмыкнула под нос, ещё раз окинув дверь безразличным взглядом, и подумала возвратиться обратно и не мешать мальчику налаживать личную жизнь, однако на полпути она остановилась.          А вдруг он уедет и она не успеет?          Не успеет извиниться?          Дженнет мечется. Больше всего она ненавидела расставаться с людьми на плохой ноте, ведь знала, как потом бывает паршиво на душе, что хочется даже на стенку лезть от этого чувства.          Она маленькими пальцами прикоснулась к тёмному дереву и кулаком легонько постучала по нему два раза.          — Иезекииль, ты здесь?          Наступает молчание, а затем вновь копошение, и она наконец получает долгожданный ответ:          — Да, Дженнет.          — Если ты свободен, мы могли бы сходить в зимний сад. Сегодня распустились белые розы.          Дженнет приходится стоять ещё минуту в томительном ожидании, пока он наконец-таки не появляется. Из-за двери она улавливает взглядом белобрысую макушку, любопытно выглядывающую из-под штор, но притворяется, будто это — всего лишь её собственная иллюзия.          Идут они в тишине, не произнося ни слова, и Дженнет по его лику видит, насколько Иезекиилю было неловко в её присутствии.          К чёрту все приличия.          А незаконно проникшие гости пусть смотрят, если так хотят.          Дженнет поджимает губы, внезапно останавливаясь, когда они доходят до полянки с розами. Резко оборачивается на половину, смотря на его недоуменное лицо, и рывком левой руки тянет за рукав пиджака к себе.          Дженнет прижимает голову Иезекииля к своему плечу, успокаивающе гладя его по голове.          — Сделай нормальное лицо. Смотреть на тебя не могу.          С уст слетают совсем не те слова, которые она хотела ему сказать, и её глаза невольно расширяются, но Иезекииль не отстраняется, позволяя ей утешать себя дальше.          — В смысле… э-э-э… Извини, — она потупила взгляд, сжав его слабыми руками сильнее.          Дженнет никогда не умела просить прощения, чувствуя себя слишком неловко. Мальчик на её плече подозрительно долго молчит, и она отстраняет его голову, чтобы увидеть промокшую ткань и капли слёз на его глазах.          — Чего-о-о? Почему ты плачешь?! — восклицает она слишком громко, непритворно удивляясь.          — Я… я не плачу, — он, старательно вытирая глаза, делает серьёзное лицо, вызывая лёгкую у неё лёгкую и безобидную смешинку.           Иезекииль ей внезапно улыбается, вводя в недоумение.          — Я буду скучать по тебе, Дженнет. Будешь писать мне письма?          Его слова действуют как успокоительное, одновременно вызывая горечь на кончике языка и комок в горле. Смутная надежда на лучшее будущее появляется совершенно нежданно, и Дженнет тепло обхватывает эту надежду руками, пытаясь согреть в ладонях. Тем не менее, слёз на её глазах нет вовсе.          — Конечно, братик.          И пускай эта сцена для немых зрителей выглядела нелепо, ей было плевать.          У Дженнет, вероятно, сегодня появился единственный в этой жизни человек, которым она хоть сколько-то будет дорожить.           Она кровавыми пальцами собирает осколки своего чёрствого сердца заново, чужими слезами вместо клея замазывая места стыков.        Дженнет во что бы то ни стало защитит это чувство, тепло разливающееся в груди.

***

        У неё кошки скребут на сердце, когда Атанасия слышит слова Иезекииля.          — Госпожа Ангел… почему девочка отказывается меня замечать?          Она хмурится и не понимает, как можно игнорировать такого очаровательного и милого ребёнка.          — Не замечает…? Попробуй сделать ей подарок! Она сразу обратит внимание.          Тем не менее, она даёт совет мальчику от всей души.          Атанасии до любопытства в круглых глазах было интересно, получилось ли у главного героя завоевать сердце привередливой, как оказалось, главной героини, потому она и попросила ворчливого колдуна повторно отправить её в поместье семьи Альфиус.          И было немного обидно, что она ушла, совсем не попрощавшись.          У Атанасии все семь лет её новая жизнь текла размеренно и ни капельки не беспокойно, не считая некоторых моментов, связанных с отцом, которого она до дрожи в коленках боялась. И даже та встреча с придурочным волшебником не подкосила её равнодушие, однако видеть Дженнет, вернее, слышать её голос было действительно захватывающе.          Главная героиня этой истории.          Во время посещения дворца по государственным делам Роджер Альфиус, увидавший её, что, конечно же, логично, не мог упустить удачно подвернувшуюся возможность и не мог не подсунуть кого-нибудь из своих детишек ей под нос. Однако его рассказ о Дженнет напрягал больше всего:          — Как насчёт девочки примерно вашего возраста?          — Ати не хочет дружить с кем-то, кто глупее Ати…          Ей показалось, или Альфиус посмотрел на неё снисходительно, вдруг загордившись?          — Можете не переживать, принцесса Атанасия. Моя воспитанница в совершенстве владеет официальным языком Паскаль и языком объединённой Сикансийской империи. Также она полностью изучила арланту. Она хороша и в других дисциплинах и очень любит математику.          Удивлению Атанасии не было предела, хоть она тщательно пыталась это скрыть.          Как такое возможно?          Неужто баффы главной героини и в изучении наук помогли?          На том разговор они замяли, когда Атанасия отмазалась, продемонстрировав свои способности.           Однако её действительно напрягло то, что Роджер не выглядел особо удивлённым, когда же все другие взрослые каждый раз поражались её навыкам.          Тогда-то Атанасия и поняла, что он говорил правду.          Чувство соперничества с маленькой Дженнет, даже не подозревающей об этом, поселилось глубоко в душе и обещало не выходить оттуда долгие годы.          Внезапно из-за двери послышался тоненький голосок, и Атанасия поспешила спрятаться за штору, губами прошептав мальчику, чтобы тот ответил названной сестрёнке.          — Да, Дженнет.          — Если ты свободен, мы могли бы сходить в зимний сад. Сегодня распустились белые розы.       Обернувшись на принцессу, Иезекииль выглядел довольно потрясённым и обрадовавшимся…?       О, неужели её совет действительно помог ему и Дженнет обратила своё внимание на него?          Иезекииль захлопнул дверь, сказав ей обязательно дождаться его, и Атанасия облегчённо вздохнула.          — Эта девчонка странная. Она — химера?          — А-а-а! Ты меня напугал!          — Мы тоже идём в зимний сад, — с опасливым любопытством во взгляде произнёс Лукас, пронзительно глянув в окно.        Атанасии очень не нравился его тон.       Щелчок пальцами, и они растворяются в воздухе.       Появляются в отдалённом месте внезапно, и Атанасия признаётся себе, что до сих пор не может свыкнуться с подобными выкрутасами, которые периодически выкидывает колдун. Выглядел он, к слову, весьма задумчиво, что было ему совершенно несвойственно.       Что с его лицом, спрашивать она не решилась.       Увидев Дженнет, Атанасия замерла на месте.       Её красотой невозможно было не восхититься, несмотря на то, что лицо девочки было неестественно холодным, почти как у её собственного отца.       Атанасия поёжилась.       Тогда-то и закралось первое подозрение насчёт личности Дженнет.       — У тебя есть сестра?       Она не слушала чужие слова, сосредоточив внимание на интересной картине перед ними. Собеседник, не добившись ответной реакции, тоже перестал разговаривать, наконец умолкнув.       Уж чего-чего, но такого поведения Атанасия никак не ожидала от Дженнет. Кажется, образ идеальной главной героини, сформировавшийся у неё в голове, потихоньку рушился.       — Сделай нормальное лицо. Смотреть на тебя не могу.       Лукас в стороне прыснул от смеха, а затем вновь стал серьёзным, начав рассуждать вслух.       — Не могу понять. Она не чистокровный ребёнок императорской семьи. В ней есть что-то ещё… — его алые глаза загадочно сверкнули, когда он внимательнее посмотрел на Дженнет.       Что ж, ему придётся вмешаться.       Глянув на внезапно заплакавшего Иезекииля, Атанасия поразилась жестокости равнодушной главной героини. Неужели она никогда его не обнимала, что он сейчас так расчувствовался?       — Фу, какие сопли.       — Я же говорила, что нам не стоит здесь быть…

***

      По возвращении в комнату поздно вечером после долгой прогулки с Иезекиилем, Дженнет лишь надеялась, что её фантазия сегодня снова ничего не учудит и не выкинет очередной сон, последствия которого ей потом придётся наутро расхлёбывать.          Дженнет не подозревала, что сегодняшние её действия окажут определённый эффект на одного человека, внезапно заинтересовавшегося ею.