Chimera

      Дженнет Маргарита, которая с рождения должна была получить фамилию «де Эльджео Обелия», если бы родилась в нормальных человеческих условиях, а не на абы какой помойке, — поистине странный ребёнок.         Это началось ещё в её младенчестве, когда Дженнет внезапно из обычного вечно кричащего и не перестающего ныть карапуза, за которым следила её раздражённая и порядком уставшая тётушка, превратилась в безэмоциональное существо (а по-другому её никак не назвать), похожее на сплошную глыбу льда.          Её глаза, содержащие в себе все оттенки от светлого аквамаринового до тёмного сапфирового, безразлично смотрели сквозь предметы и людей — в силу того, что малышка ещё плохо видела, — а лицо с белоснежной кожей не выражало ровным счётом ничего. Губы шевелились изредка и то только для того, чтобы выпить молока, подаваемого ей горничными, в остальных случаях же малышка Дженнет мало на что реагировала и практически всегда молчала, солдатом лежа в люльке.          Розалия Маргарита пугалась: всё ли в порядке с её драгоценностью? Не больна ли каким недугом дочь почившей сестры?          Находясь в своём порядком обедневшем поместье и сидя рядом с деревянной, кое-где облезшей колыбельной, которую бестолковые горничные украсили какими-то самодельными игрушками из плотных нитей, Розалия поморщилась и вновь наклонила голову к кроватке, чтобы взглянуть на девочку. Её встретили такие же, как и всегда, равнодушные сверкающие радужки и лишь немного нахмурившаяся физиономия, появившаяся у малютки.        — Что с тобой не так? — спросила женщина в пустоту, прекрасно понимая, что малявка ответа на вопрос ей не даст. — Ты должна улыбаться и быть хорошенькой, а не иметь лицо как у грёбанного Клода, — она закатила малахитовые глаза. — Хоть и от его брата уродилась, а мордой вся в нынешнего императора пошла.          Ребёнок в люльке в кои-то веки невнятно залепетал и задвигал конечностями, словно показывая реакцию на слова Розалии. Она удивлённо приподняла изогнутую бровь. Реакция эта была негативной.         — Ха? Словно с ещё одним взрослым нахожусь, честное слово, — фыркнула женщина и встала с простенького стула, тут же скривив алые губы от скрипучего звука. — Надо приказать этим бездарностям, чтобы хотя бы мебель нормальную сюда поставили.          С грацией тигрицы она направилась к выходу из тёмной простенькой комнатушки. Кажется, это было помещение, предназначенное для прислуги. Розалия напоследок обернулась и сказала:         — Ну ничего, Дженнет. Я сделаю из тебя настоящую кронпринцессу.           Топазовые глаза сверкнули ненавистно и слишком осознанно.   

***

        Тёплые лучи пробежались по зелёной полянке, усыпанной цветочками разнообразных оттенков, из которых Дженнет под строгим надзором своей служанки плела венок. Горячие солнечные зайчики прыгали по её светлым рукам и ногам и никак не могли добраться до очаровательного лица, прикрытого от света изумрудной шляпкой подстать цвету воздушного платьица.          По мнению одной из малочисленных служанок скромного поместья графства Маргарит, которую снова заставили этим днём присматривать за ребёнком, вызывающим мурашки по позвоночнику у всех в этом доме, маленькая Дженнет была жуткой. Она улыбалась как все дети: так же беззубо и коряво, но что-то в её глазах цвета глубокого озера заставляло сердце сжиматься и биться на порядок быстрее. Словно у неё был взгляд отнюдь не ребёнка.          — Няня Рози! Смотри, какой венок! Это тебе!          Рози натянуто лыбится, смотря на худой и бедный на цветы венок, над которым даже не постарались как следует, треплет по голове лёгким движением свою Госпожу и, как только та отворачивается, начиная вновь что-то мастерить, испуганно зажмуривается. Дженнет искоса на неё глядит и ухмыляется, довольствуясь своей маленькой шалостью, ставшей местью глупой служанке.          Нечего было так больно расчёсывать её волосы по утрам.          Она тихо хихикает себе в кулак, пока Рози всё ещё приходит в себя, с отвращением в лице надевая несчастный веночек на рыжую голову. Дженнет старательно заплетает в косичку стебельки других цветочков, название которых ей абсолютно не интересно. И значение, к слову, тоже.          Дженнет лишь очень надеется что эти жёлтые кучки лепестков означают на языке цветов «ненависть», поскольку это точно будет подходить для того, кому она собирается отдать своё величайшее творение.          Она будет честна со своими чувствами к адресату.          Девочка вскакивает с места, как только заканчивает работу, и бежит в направлении цветущих деревьев с густой тёмно-зелёной листвой. Дженнет быстро перебирает ногами в маленьких туфельках, не обращая внимания на сидящую на пледе и зачитавшуюся романом служанку, которая даже не заметила её исчезновения. Она несётся к любимой тёте.          — Где-то здесь должна быть беседка, — шепчет она, пробираясь к поляне сквозь невысокие кустики, которые всё равно были выше неё. Дженнет победно улыбается, предвкушая очередную пакость, но тут же испуганно застывает на месте, а через секунду уже прыгает за деревце, прячась.         — Надеюсь, ты хорошо заботишься о моей дочери.          Её тётушка сидит за одним столом с незнакомым мужчиной, и выражение лица её не предвещает ничего хорошего. Женщина хмурится, оттягивает волосы, уложенные в красивую высокую причёску, и цокает, пока человек напротив неё невинно ухмыляется, будто их разговор был о погоде, а не о чём-то другом.          — Господи, ещё и Вы тут на мою голову, Анастасиус. За что мне это? — спрашивает саму себя Розалия, а из ручек Дженнет выпадает венок от неутешительного осознания правды.          — Когда я займу трон, ты будешь жить в золоте, Розалия. Не отказывайся от моего предложения. Мы вместе завоюем эту страну, — сладко протягивает он, заговорщически сплетая из слов сеть для поимки жертвы.          — Ха, ещё бы я отказалась!         Виконт Паттерсон повторно ухмыльнулся, и в чертах его лица Дженнет увидела кое-что знакомое. Чёрные радужки мужчины блеснули голубым, а зрачки — красным.         Дженнет было четыре года, когда она впервые встретила несвоего отца и когда она в серьёз задумалась о будущем.   

***

        Дженнет пять с половиной лет, когда она впервые переступает порог поместья Альфиус, в котором она, по словам тёти, проведёт приличную часть своей жизни и получит хорошее образование, чтобы в будущем стать настоящей леди и не опозориться перед высшим светом.         Дженнет тихо и очень-очень грязно матерится, пока Розалия не слышит, и проклинает «ебучую аристократию с их ебучими правилами».          В душе она не аристократка, и кровь её вовсе не голубая. Дженнет — простая девчонка с неблагородным характером и со слишком взрослым сознанием, оставшимся при ней по причине того, что она помнила свою прошлую жизнь.          После смерти она почувствовала, будто задыхается, будто тонет в чём-то глубоком и склизком, окутанном жгучей мглой, словно утопает в чём-то поистине неизвестном. Однако никакие обещанные картины минувших дней — и счастливых, и не совсем — перед глазами не появились, а светом в конце туннеля там и не пахло.         Всё, что большая часть обычных людей представляет себе по ту сторону реальности, — бред. Загробная жизнь на самом деле существует, но она совсем не такая, какой мы её обычно воображаем. Ни Господа, ни Дьявола нет, и ждёт тебя только лишь перерождение, оказавшееся отнюдь не выдумкой дураков.         Правда, это, видимо, был сбой в настройках, раз у неё осталась при себе память. Весьма хорошая и точная память, раз она даже помнит многочисленные шутки, которые иногда произносит себе под нос, когда остаётся в одиночестве.          Звучит до смеху глупо и прямо как в сюжете какой-то типичной подростковой иссекай-манги. Но фактически всё так и было.          Дженнет умерла и проснулась в теле младенца. В теле персонажа манхвы, когда-то давно прочитанной ей.         «Глупости!» — хотелось воскрикнуть, но как только она до конца поняла, о чём ей вечно затирает Розалия, как только она впервые увидела своё отражение в зеркале в возрасте полутора лет и как только она встретила того человека, её будто окатило ледяной водой.         Персонажа Дженнет Маргарита она знала хорошо, хоть и помнила весь сюжетец слабовато. Самое главное то, что она ведала и о её роли в истории под названием «Однажды я стала принцессой», и о её конце.         Также она точно была уверена в том, что… ничего хорошего из её нахождения в теле малютки не выйдет.         Однако Дженнет никто не спрашивал, хотела ли она начать жизнь с начала — хоть и чужого, — поэтому единственное, что она может сделать в данный момент — принять всё как данное.         Только получается, откровенно говоря, хреново.         Но несмотря на то, что Дженнет потихоньку принимала новую реальность, потакать чужим желаниям она всё равно не собиралась и вести себя как покорный, но по-идиотски наивный ребенок тем более не планировала.          Её внешность теперь совершенно другая: вместо густых кудрей, словно покрытых золотом, у неё прямые шелковистые локоны цвета молочного шоколада, извивающиеся только на концах, в которые тётя ежедневно вбухивает кучу денег, а служанки — усилий; её глаза теперь не цвета тухлого угля, а цвета самых прекрасных драгоценных камней, цвета глубокого моря и прозрачного неба. И лишь имя — единственное, что её связывает с этим ребёнком, в теле которого она родилась. Её звали всё той же Дженнет.         В новой жизни Дженнет больше аристократии ненавидит свои глаза. Глаза императорской семьи. Ненавидит настолько, что хочется выцарапать их, ведь она знает: из-за этих топазов и будут все проблемы.          И немного ненавидит «своего» отца, которого она мельком смогла увидеть и который об этой ненависти даже не подозревает.          Она прекрасно знает, что её якобы заботливая тётушка Розалия всего лишь хочет воспользоваться ею, посадив на трон и тем самым обеспечив себе долгую беззаботную жизнь, о чём она, к слову, не стеснялась шептать всё это время, явно не подозревая, что неразумный ребёнок всё осознаёт. А Роджер Альфиус, впервые увидевший её, притворно-дружелюбно поприветствовавший, снисходительно погладивший по голове и сказавший «это теперь твой дом», в общем-то, так же желает только одного: максимально приблизиться к императорской семье за её счёт.         Один лишь Иезекииль, сынок Роджера, с которым ей удалось переброситься парой слов, был хорошим ребёнком, не имевшим корыстных целей.          Дженнет здесь нахрен никому не сдалась, её не удовлетворяет перспектива в далёком будущем свинтить из страны с весьма сомнительным папашей, поэтому она решает подождать некоторое время, пока достаточно не подрастёт, и просто свалить в обычную жизнь, зарабатывая себе на хлеб написанием картин или чем-то прочим и скрывая драгоценные топазы магическим кольцом, которое ей подарили.          И ничто не помешает её плану.    

***

          Солнце ополаскивает тёплыми лучами её комнату, не столь богатую по меркам высшего общества, но роскошную для самой Дженнет, которая не могла похвастаться такими изяществами ранее. Светило проскальзывает сквозь тонкие белые занавески и бежит по стеклянным вазам с розами, красиво отсвечивая, а затем проходится и по зеркальцу, встроенному в дверцы шкафа, образовывая радугу.          Вчерашний приезд в поместье Альфиус очень измотал девочку, впервые в жизни прокатившуюся на карете, поэтому она радовалась хорошему сну, несмотря на то, что Розалия всё ещё была тут. Дженнет думала, что тётя наверняка с рассветом побежит будить её — как это было всегда, — но она приятно удивила её, позволив ребёнку подремать до девяти.          Её жилая площадь расположена в самом уголке этого огромного дома, горничных у неё будет минимальное количество, и время, которое ей дозволено проводить за пределами комнаты, очень ограничено. Обо всём этом Роджер Альфиус, загадочно глядящий на неё, сообщил ещё вчера, и сему было логичное объяснение: чем меньше людей прознает о наличии императорского ребёнка в их поместье, тем будет лучше. Для неё в первую очередь.         Эти условия её вполне устраивали: меньше будет выходить в свет — меньше будет взаимодействовать с лицемерными людьми, считающими себя лучше остальных и вызывающими в ней лишь тошноту. А общество Иезекииля ей по душе. Он мальчик неплохой, добрый — это видно по лицу. Да и она обладает бóльшими знаниями о нём, поэтому может с уверенностью так говорить.          Дженнет потягивается, поднимая руки наверх, и приспускается с большой кровати, топает босыми ногами по холодному полу и бежит в направлении двери. С трудом она отворяет ту, подталкивая всем телом, и её тут же встречает удивлённая служанка, видимо, успевшая практически уснуть на посту.          — Леди…? Вы уже проснулись? Графиня Маргарита приказывала не заходить к вам раньше одиннадцати, — проговорила она, вытаращившись на неё. Дженнет пропустила сказанную ею белиберду мимо ушей, уставившись на девушку. — Я сейчас принесу воду вам умыться, — прислуга поклонилась, приподняв подолы платья, как подобает этикету, и отчалила.          Дженнет вернулась в комнату и вновь расселась на мягкой и воздушной кровати, замотав ногами туда-сюда в ожидании.         Сегодня был первый день её подготовки к тому, чтобы стать молодой аристократкой.         Роджер действительно жесток.         Времени до дебюта — момента, когда она войдёт в высший свет — было довольно-таки много: ещё почти десять лет. Но герцог Альфиус, переговорившись с Розалией — наверняка она растрепала ему о ней всё, — решил, что сейчас самое подходящее время для начала получения образования.          И раз такое дело, что девочка она особенная, ничего не мешало ему тут же забить уроками её расписание так, что любому нормальному ребёнку стало бы плохо.         Но она ненормальный ребёнок.          Тем не менее, Дженнет не жаловалась: сама понимала, к чему приведут её действия.          Да, она могла прикинуться глупой Дженнет из оригинальной истории, стать плаксивым, но милым дитём, однако она просто не могла сделать вид, словно ничего не произошло, словно смерти её не было, словно её личности теперь не существует, и всерьёз вести себя подобно малолетней соплячке.         В конце концов, актриса из неё всегда была плохая.          Она посмотрела на свои маленькие, худые бледные ручонки и сжала их в кулаки, поднося ближе к лицу. Непривычное чувство пробрало с головы до ног.         Это всё ещё чуждо ей.         Дженнет до сих пор не может смириться.          Не может смириться с потерей того, к чему так долго шла, чего так усердно добивалась.          Не может смириться с потерей свободы.          Как говорят, «из одного Ада в другой», да?         После недолгого умывания её ждала каторга. А точнее, переодевание.         На тело в качестве нижнего платья сначала надевалась льняная рубашка до колен, поверх неё — маечка до талии, а снизу нацеплялись пантолончики. Далее шла нижняя юбка. От корсета, слава всем Богам, её пока берегли. Никто мучить её этим не собирался. Поверх всей конструкции платье и передник.         — Вы такая милая!          — Да! Просто прелесть!         Дженнет постаралась мило улыбнуться, но вышло кривовато, однако горничных, вновь заверещавших о её красоте, устроило и это.          В зеркале на неё смотрело миловидное чудо: розовощёкая и светлокожая девочка в голубом платье с рюшками, обшитом золотом. Синий чепчик закрепили на её каштанововолосой голове, аккуратно завязав верёвочки под подбородком.          Дженнет живёт в этом теле практически с самого рождения, но всё ещё не может привыкнуть к своей новой внешности.          С обстановкой было в разы проще. Здесь сыграло множество факторов из её предыдущей жизни: в каких только условиях ей не приходилось жить и с какими только людьми разных наций и взглядов не приходилось общаться. Средние века и аристократия, конечно, — штуки неприкольные, но плюсом стало то, что это время вовсе не такое, какое должно было сложиться исторически.          Средневековье — время грязи, антисанитарии, вечных кровопролитий у голубых кровей, разбоев у простого люда и время отвратительного, пренебрежительного отношения к женщинам. Впрочем, Дженнет уверена, что последнее сохранилось в полной мере, но вот с двумя первыми пунктами было в разы проще.         Существовала магия. И аля заменялка современных предметов во многих вещах.          Благодаря ей начали производить волшебные свечи, гаснущие не так быстро, хорошие и долгодействующие средства для ухода за собой, мыла и средства первой помощи и множество других разных приблуд, о которых Дженнет, вероятно, в полной мере и не знает.         Магия вызывала в Дженнет необъяснимое чувство страха. Возможно, это был страх перед неизвестным, но также волшебство не могло не будоражить.          Говорили, однако, тут все на английском, что не могло не радовать её. Создатель мира, видимо, позаботился об этом как следует.         А то учила бы новый язык. В очередной раз.           Дженнет следует за личной служанкой, которая была выходцем из аристократического дома на ступень ниже. Горничная Руфина показалась ей девушкой робкой, немного малоопытной, но главное — неболтливой. А ещё она абсолютно небольно расчёсывает волосы. Это тоже плюс в её копилку.          Кажется, критерий молчаливости был преимущественным, когда Роджер отбирал прислугу для неё. Но это и объяснимо.          — Сегодня в вашем расписании стоят уроки географии, письменности и основ языка и этикета для леди, — сказала Руфина, с жалостью в глазах незаметно взглянув на неё. Дженнет и бровью не повела на сказанное ею и лишь кивнула в знак согласия. Руфина нервно вздохнула, наверняка пожалев её снова.          — Хорошо.     

***

          Прошло примерно полгода с момента прибытия Дженнет Маргариты в поместье Альфиус, И Роджер не мог нарадоваться успехам своей умной воспитанницы, от которой он, честно говоря, ожидал гораздо меньшего.         Розалия Маргарита говорила ему о странностях этой прелестной девочки и о её взрослом поведении, часто причитая о том, что Дженнет ни в какую не желала слышать об императорской семье и всегда делала всё возможное, чтобы сбежать от тёти, когда та начинала ритуал промывки мозгов. Но мужчина списал сей факт на обширную фантазию этой женщины и не воспринял её слова всерьёз.         «Она точно преувеличивала», — так он думал, смотря на обаятельную девочку перед собой во время их первой встречи.          Однако все могут ошибаться. Так и Роджер ошибся в своём мнении насчёт Дженнет.          Его речь она приняла спокойно, даже не воспротивившись тому, что он наказал ей не выходить из комнаты, не объяснив причину.         Дженнет словно и сама всё прекрасно знала.         Он сбросил с себя странное наваждение, появившееся в сердце и заставившееся поджилки слегка затрястись.         Все эти полгода она показывала прекрасные результаты во всех аспектах учёбы, начиная от дисциплины и заканчивая количеством времени, выделенном на изучение материала. То было минимальным. А преподаватель по письменности так и вовсе её нахваливал во всю, говоря, что она уже родилась со знанием Обелийского языка. Это заставляло победную улыбку невольно появляться на лице.          Теперь можно было с точностью сказать: император обратит на неё внимание.          Однако Розалия была права: юная воспитанница наотрез отказывалась говорить о Его Величестве, когда герцог спрашивал её мнения о нём. Она мастерски переводила темы разговора так, что он и не замечал.         Роджер ещё не говорил ей о том, что именно Его Величество — её отец, а её необычные глаза — императорские, поэтому он был уверен: как только правда выяснится, Дженнет оттает к королевской семье. К её семье.          Всё шло гладко ровно до того момента, пока однажды в его кабинет без стука не ворвалась личная служанка Дженнет с мертвенно бледным лицом.           — Леди! С леди беда!          Роджер без промедлений встал с места, бросив перо на важный документ и позволив чернилам его испортить, и зашагал в зал проведения занятий по этикету, урок которого сейчас должен был быть у неё. Он пытался выяснить у девушки, что же на самом деле там случилось, но эмоции взяли над ней верх. Поэтому пришлось раздражённо цокнуть, и поторопиться выяснить всё самому.         Картина, которую он там увидел, навсегда останется у него в памяти.         Дженнет, поддерживаемая графиней Бёрли, преподавательницей по этикету, сидела на полу, нагнувшись над ногами, и держалась за грудь в том месте, где находилось сердце.          Остальное он помнит не очень подробно. Как приказывал позвать лекаря, как сам бросился к девочке в попытке её успокоить, как сжалось его собственное сердце на том моменте, когда он увидел, как Дженнет чуть ли не плачет от боли и как бормочет невнятные и незнакомые слуху слова, — всё это осело у Роджера в памяти глубоким, но мутным осадком.          Он сидел на стуле рядом с её кроватью, когда слуги носились туда-сюда, врачи хватались за головы, говоря, что нужно вызывать магов, и когда собственный сын с ужасом в золотых глазах смотрел на Дженнет из-за двери в её комнату.          Его действительно страшит мысль от её возможной гибели или это всего лишь страх потерять вещь для достижения цели?          Причина такого состояния его воспитанницы была очевидна для него и Розалии, которая тотчас примчалась, когда получила известие от него о произошедшем.          Во всём была виновата тёмная магия в её теле, почему-то именно сегодня взбушевавшаяся.          Даже очень опытный семейный маг из башни развёл руками, сказав, что не слышал никогда о таких случаях.         Роджер тогда впервые в жизни так сильно испугался.         Если Дженнет умрёт из-за тёмной магии, которая должна была стать её оружием, что будет дальше?         Ответ прост.          Весь их план рухнет, словно башенка из кирпичиков.    

***

 

 

Смотри без суеты вперёд. Назад без ужаса смотри.

Будь прям и горд, раздроблен изнутри, на ощупь твёрд.

 

Иосиф Бродский.

  

      В помещении с тусклым освещением, которое обеспечивалось только заходящим за горизонт тёплым оранжевым солнцем, зашевелились белые хлопковые простыни, искусно исписанные серебряными полосами нитей.         Дженнет открыла небесные глаза и тотчас сомкнула веки обратно, крепко зажмурившись и завыв от боли, пронзившей голову. Она попыталась привстать, дабы оказаться в вертикальном положении, но все попытки были тщетны. В конце концов, у неё не осталось сил и она свалилась обратно на мягкую подушку с приглушённым хлопком.          — В-воды… — заикнувшись, протянула девочка, храня последнюю надежду на то, что в этой комнате хоть кто-то мог присутствовать и заметить её. Внезапно чьи-то небольшие руки со всей нежностью подобрались к её спине, обхватили под поясницей и усадили её тельце прямо.          — Леди, как вы себя чувствуете? — знакомый голос Руфины привёл Дженнет в чувства.          Она снова открыла глаза, столкнувшись с чужим лицом, находившимся в паре сантиметров от её собственного. Резкая боль в области груди не позволила внимательнее рассмотреть обеспокоенную физиономию служанки. Дженнет схватилась двумя руками за кружевную сорочку в области сердца и скрючилась на толстом матрасе, облокотившись о плотно набитую подуху.          — Господин! Господин! — Руфина рядом громко завизжала, вызвав у Дженнет раздражённый рык и звон в ушах, помешавший расслышать её следующие слова.         Голова затрещала ещё сильнее.          В комнату как по команде ворвались двое мужчин: один, одетый в деловой костюм серого цвета, занял месте возле кровати девочки, сразу схватив ту и прижав к себе; другой же, оказавшийся магом, нарядившимся в черные длинные одеяния, доходившие до пола, уставился на сложившуюся картину в шоке, но, придя в себя, тут же ринулся к Дженнет, что-то колдуя.         Как только голубое свечение заполнило комнату, ей стало легче дышать, дрожь в конечностях полностью пропала, а сердце отпустило. Тонкая капелька пота стекла по её лбу, остановившись на месте изгиба брови.          — Что… что со мной произошло?          — Дженнет, милая, ты пролежала в постели два дня, но ничего страшного не произошло. Не стоит переживать, — стёр платком пот с её лба Роджер и погладил воспитанницу по голове.          — Ваша Светлость, можем ли мы… поговорить? — прошептал ему на ухо мужчина в мантии. Он стрельнул глазами в направлении двери, показывая, что разговор должен быть приватным. И Роджер, стремительно вставший с места и уступивший стул служанке, уже предполагал, о чём они будут беседовать.          Дженнет поморщилась. Лёгкий осадок после применения на её теле магии ещё остался. Сил внезапно поубавилось, и ей тут же захотелось зевнуть несколько раз подряд, что она и сделала. Глаза слипались оттого, что веки резко потяжелели. Подушка так и манила лечь на неё и забыться, но девочка стойко держалась, борясь со сном.          — Руфина, что произошло на уроке этикета?          — Леди, Боже мой! Поспите, леди. Вы выглядите неважно.          — Не хочу, — она потёрла бледное лицо руками, — так что случилось?          — Мне приказывали молчать, леди, я не могу вам всё сообщить, — Руфина с жалостью помотала головой из стороны в сторону и крепко обняла Дженнет, прижав к себе. Послышался всхлип. — Теперь всё в порядке. С вами всё будет хорошо. Волшебник поможет.         Она надеется, что слова её горничной окажутся правдой.     

***

          Знакомый запах заставил Дженнет глубже вдохнуть воздуха в лёгкие и отбросить глупые помыслы в сторону. Отправить их туда же, где и хранились воспоминания о былых днях, проведённых в прошлой жизни. Она бережно хранила эти воспоминания, грея в своём сердце и не позволяя себе забывать о них. Дженнет никогда не хотела забыть о том, что с ней происходило.         Прошлое не должно умирать.          Именно поэтому сегодня она посетила библиотеку.          После последних событий забивать голову не пойми чем стало абсолютной нормой для неё. Дженнет терзали многочисленные вопросы по поводу состояния её тела и разума, но ни на один из них никто не удосужился ответить.          Особенно Роджер Альфиус, сделавший вид, словно всё было в порядке.          Её рука прошлась по столу из тёмного дерева, сметая частички пыли. Глаза бродили по полкам, где красовались книги в разноцветных обложках с надписями, которые складывались из давно знакомых букв. Это казалось смешным: ни один из учителей её не раскусил, хотя Дженнет мало старалась скрыть свои умения. Всё списали на одарённость, с пеной у рта её расхваливая.          С невысокой полки — до других Дженнет не доставала из-за раздражающего низкого роста — она взяла книгу, написанную на арлатанском языке, который всё-таки был ей незнаком, в отличие от обелийского, и который всё же пришлось выучить в тайне от Роджера, что происходило без всяких затруднений, поскольку для неё изучение нового языка — дело привычное.         Последствия профессии.          Аккуратные закорючки лежали на жёлтых страницах, складываясь в слова и воспроизводясь в голове голосом её занудного учителя. Дженнет про себя поддакивала его тембру, повторяя каждый звук.          — Ты уже умеешь читать на арлатанском? Поразительно… тебе же всего шесть лет… Я начал только в семь с половиной.          Дженнет испуганно дёрнулась и тихо пискнула, услышав детский голос позади себя. Она шустро повернула голову и облегчённо вздохнула, увидев одного только Иезекииля.          Она испугалась по довольно очевидной причине: после произошедшего Роджер строго настрого запретил ей на пару дней заниматься хоть чем-нибудь, всучив в руки бестолковую плюшевую куклу и наказав сидеть и играть подобно обычному ребёнку (забота ли это?). А тут, оказывается, не одна она решила поздно вечером убить время за книгами.          — Братик, и ты тут, — она мило улыбнулась, приветствуя Иезекииля, и тут же вернула привычное равнодушие обратно на лицо, чем расстроила пришедшего мальчика.          — Потрясающе! Я и не знал, что ты такая умная! Ты уже изучила представление о реализме Харпера Коэля?          — Да, — ответила Дженнет, странно покосившись на него и вернувшись к чтению.         — А… и-извини, я, наверное, надоедаю тебе…          — Ничего, ты можешь тоже почитать вместе со мной, — предложила девочка, положив книгу на стол и пересев на соседний стул, чтобы место рядом стало свободно. Иезекииль зарделся и отвёл взгляд, опустив голову и спрятав золотые глаза.          — Правда могу? Я могу тебе мешать…         — Садись, всё хорошо, — чуть более резко, чем следовало бы, ответила она, но мальчик, кажется, внимания не обратил.          Мёртвую тишину просторного помещения разрушали только вдохи и выдохи двух детей, прижавшихся друг к другу плечами. Иезекииль изредка поглядывал на невозмутимую Дженнет, жадно поглощающую текст необычными топазовыми глазами и не обращавшую на него внимания.         По правде говоря, Иезекииль не знал, как ему относиться к сидящей рядом с ним девочке.       Во время их первой встречи она как самая настоящая леди его тепло поприветствовала, и мальчик уже успел нарисовать картину того, что они оба как брат и сестра будут проводить время. Иезекииль планировал учить её тому, что у неё не получается, планировал быть старшим братом, как и внушал говорил ему отец.         Он должен защищать Дженнет. Он должен быть принцем на белом коне для этой девочки.          Но как её защищать, когда его «сестрёнка» словно неприступная скала, никогда не позволяющая подойти ближе, чем на метр?          Отец говорил ему, что в будущем, когда Дженнет вырастет, они должны будут пожениться.         Иезекииль чувствовал себя подавленным от этой новости.          Но больше всего он ощущал себя паршиво оттого, что он оказался… ненужным для Дженнет, в чём он ещё раз убедился сегодня.         Она научилась арланте за полгода и сейчас читала такой сложный текст, который давался даже ему нелегко. Его помощь не нужна ей. Она и сама прекрасно справляется.         Но Изекиилю хотелось бы, чтобы Дженнет хоть о чём-то его попросила, хоть раз повела себя как капризная леди.         — Братик, — спустя время окликнула Дженнет его, и Иезекииль тут же оторвался от своих мыслей, поругав себя за то, что перестал следить за текстом. — Что это за слово?          Но, возможно, хотя бы малая часть желаний Иезекииля исполнится.     

***

          Жестокая реальность хлёстко бьёт Дженнет по лицу при каждом удобном случае, оставляя красные следы и напоминая ей о том, что она больше не прежняя Дженнет.          Ограничения. Существуют определённые ограничения и обязанности, которые она так ненавидит.          Одна из этих обязанностей — играть на публику, чего Дженнет всеми силами старается избегать. Она девушка девочка нефальшивая, ценящая искренность, но также она прекрасно понимает, что полностью освободиться от этой обязанности невозможно.          Её мысли всегда заполнены лишь одним.          «Хоть бы они не узнали!»         — У тебя уже лучше получается, Дженнет, — прокомментировал Роджер её реверанс во время начала одного из послеобеденных чаепитий, которые бывают безумно редко в силу того, что герцог ежедневно завален делами дома и кучей документов, в основном приходящих из дворца от тираничного императора, ни капли не жалеющего своих подданых. — Продолжай в том же духе, — добродушно улыбнулся он, потрепав её по голове.         И вот снова Дженнет играет.         Так происходит всегда, когда она видится с этим человеком.          — Спасибо, дядюшка.          Встреча проводилось в оранжерее, находившейся с задней части поместья. Эту оранжерею очень любит герцогиня, больная здоровьем и лишь изредка способная выходить из своих покоев. Дженнет её, к слову, видела всего один раз, и то только тогда, когда приехала.          Герцогиня после рождения своего первого ребёнка — Иезекииля — очень ослабла физически и буквально стала прикована к постели. По слухам, которые слышала Дженнет от горничных, ей осталось недолго. Поговаривали, что так утверждали все врачи, когда-либо обследовавшие её.          — Дженнет, я позвал тебя для важного разговора, — издалека начал Роджер, глотнув чая и даже не притронувшись к сладкому, в отличие от девочки, которая только рада была набить живот чем-нибудь насыщенным глюкозой. Дженнет с радостью откусила приятно облегающую нёбо сладость и внимательно посмотрела на герцога. — Я хочу рассказать тебе о твоих необычных глазах.          Настал тот момент, когда псевдо-Дженнет должна услышать правду.         Другую правду, отличную от той, о которой она ведает.         Роджер даже не подозревает её.         Стало противно.          — На самом деле ты, — он сделал заминку, пристально отследив её реакцию. Дженнет показала наигранное удивление, сдержав тошноту, подступившую к горлу. Сладкое определённо лезло обратно, — дочь Его Величества Императора.          Ложка, доселе отламывавшая кусочек торта, упала на узорчатое блюдце со звоном. Дженнет своими глазами-топазами уставилась на дядюшку и приоткрыла рот, позабыв о всех правилах приличия.         — Я знаю, что для тебя это неожиданная новость, но ты должна принять Его Величество как отца…          — Но как же так… он… мой отец…?          Ложь слетала с её губ слишком легко.         Это действие стало обыденным.          — Да, Дженнет, Его Величество — твой папа, — донельзя довольный Роджер лукаво улыбался, пока Дженнет внутри смеялась с него.          Па-па.         Она попыталась внутренне произнести это слово по слогам, но отторжение было слишком велико.          — Но, дядюшка, тогда, получается, принцесса Атанасия — моя сестра? — она сделала вид умного ребёнка, действительно задумывающегося о таких вещах. На словах про принцессу выражение лица Роджера на миг изменилось, что не осталось незамеченным ею, но тотчас вернулось к изначально доброму. — Это и правда шокировало меня…         — Верно, ты очень умная девочка, Дженнет.          — А… тогда почему я здесь? — она приставила указательный палец к подбородку, вводя герцога в ступор.         — Понимаешь, Дженнет, — наклонившись к столу, он накрыл её маленькую ладонь своей и чуть сжал, — Его Величество был очень зол, когда родилась принцесса Атанасия… поэтому нам пришлось тебя спрятать.          — Понятно, — она несколько раз кивнула в подтверждение каким-то своим мыслям и не стала задавать новые вопросы, вновь взяв чашку с уже остывшим чаем. Руки мелко задрожали от осознания того, что будет происходить дальше.          Ей станет ещё хуже, когда Роджер, подобно Розалии, начнёт свою промывку мозгов. Вот только судя по его натуре, она может сказать: делать он будет это интенсивнее и даже припахает невинного Иезекииля к своим грязным делишкам.          Дженнет не специалист в психологии, но здесь и дураку всё понятно.           Но главное — не сойти с ума, верно?