Всё, что мир может предложить

Baldur's Gate
Слэш
Завершён
R
Всё, что мир может предложить
автор
соавтор
Описание
Они изящны и смертоносны, как дикие звери. Они умны и хитры настолько, что пьют виски с дьяволом. И они возьмут всё, что мир сможет им предложить. В конце концов, дьявол ставит на отчаянных!
Примечания
Фанфик полностью дописан! Обновления по четвергам) На всякий случай (кстати, там главы выходят раньше): https://archiveofourown.org/works/57487618/chapters/146261377 Действия героев могут поначалу казаться нелогичными или даже безумными, но если вы почитаете дальше, то обещаем, что они вас ещё удивят! Это история-загадка, в ней довольно много вот-это-поворотов и всё вполне неплохо логически обосновано. Если вы не любите играть в такие игры, то всё равно будет весело и интересно! Ведь здесь есть: — Герои, которые будут гореть в аду десять тысяч лет — Переговоры с террористами — Дьявол, которому скучно играть в игры, в которых можно выиграть — Много тостов за свободу — Лучший портрет в жизни Астариона — Демоны, которые не рабы, а друзья — Как тебе такое, Энвер Горташ? Всем рады, всех ждём, всегда рады пообщаться! <3 Дисклеймер: авторы осуждают употребление наркотиков, если даже после этого фика вам вдруг покажется, что наркотики - это хорошая идея, то советуем обратиться в центр реабилитации
Содержание Вперед

Глава 23 Повелитель Астарион Лучезарный

Чёртов пёс Анкунин! Почти три бесконечных месяца — каждый день идти на поклон к Повелителю, чтобы каждый день его разочаровывать. Каждый из них знал, что означало разочаровать Повелителя, но теперь, когда столь многое зависело от загадочным образом пропавшего бухгалтера, болезненность наказаний переходила все возможные грани. Аурелия знала — Повелитель не наказывал простых охранников, их подчинённых так, как их самих. За долгие годы служения она успела усвоить, Повелитель был справедлив — единственным образом, каким мог быть справедлив истинный вампир. Наказание было соразмерно власти, тебе данной, и ответственности, лежащей на твоих плечах. Он не щадил. Содранная кожа, полное отсутствие сна, жгущие нутро субстанции, что Повелитель вводил им — она знала, что после этого всего и ей, и Петрасу нужно будет встать и идти, и всегда на следующий день быть лучше, чем вчера. Аурелия вскинула запрещённый на Побережье Мечей сороказарядный арбалет фирмы «Картер и Флимм» и выпустила ещё один болт по высокой фигуре, показавшейся на белеющей в темноте дороге, затем замедлилась и пропустила вперёд следующего из своей четвёрки. Построение позволяло им двигаться слаженно и вести огонь равномерно; к тому же, так они могли преследовать вынужденную бежать без отдыха цель бесконечно долго, пока та не выдохнется. Лошадь под беглецом пала ещё на выезде из Свиного Копыта — её застрелила четвёрка Петраса, которую они предусмотрительно поставили на крыше. Конечно, на месте оказался только прислужник Анкунина, а не сам Анкунин. Они могли бы сделать вид, что не преследуют его и просто выследить, когда идиот сам приведёт их к своему хозяину — подумать только, Анкунин чей-то хозяин! — но что эти двое, в самом деле, могли противопоставить страже лорда Касадора Зарра? Дома вокруг уже давно закончились; впереди чернел Кабаний Лес — роща между Свиным Копытом и Уиткипом, где днём торговали мясом, украденным со складов и добытым браконьерством, а ночью устраивали попойки местные мелкие банды. Они думают, что заманивают их в ловушку? О, что же в этой ловушке, пара дюжин головорезов, способных только отжимать у прохожих кошельки и грабить фермерские телеги? Беглец свернул куда-то в сторону. Аурелия подала знак четвёрке на правом фланге — преследуйте его. Ни сама она, ни Петрас не должны были отвлекаться, потому что на дороге, в тени деревьев, появился кто-то ещё. Анкунин был один. Он стоял, подозрительно самоуверенный, одетый в белое — будто специально для того, чтобы по нему было проще попасть в темноте. Петрас отдал безмолвный приказ стрелять. Около пятнадцати болтов, каждый из которых мог прошить насквозь свиную тушу, сорвались с арбалетов. Около пятнадцати болтов с грохотом отлетели от защитной магической сферы. Эту песню Аурелия могла угадать с одной ноты. «Драконья Броня, стандарт ЛБ-100301, защита от механического урона IV класса, термического урона II класса, доступна для приобретения для нужд гражданской обороны и самозащиты, ” — подумала она и дёрнула из-за пояса псионическую гранату. В ту же секунду Анкунин воздел руку и весь левый фланг построения подковой, медленно берущего его в кольцо, утонул в грохоте взрывов и огня. Аурелия успела бросить гранату, прежде чем Анкунин воздел вторую руку и её фланг постигла та же участь. Сферу, в которой стояла она сама и её четвёрка, тряхнуло и залихорадило — что бы ни сделал только что Анкунин, это даже близко не могло пробить броню военного стандарта ТБХ-101500. На испытаниях ТБХ-101500 должны были выдерживать драконье пламя и падение с высоты в сто метров. Да, они могли мерцать, их трясло так, что находящийся в них боец ощущал себя, как лягушонка в коробчонке, но это был военный стандарт. Никто из них в этот момент не видел ничего — это было плохо, но они слышали друг друга. Приказав рассредоточиться и наступать стеной, Аурелия с удовлетворением увидела, как трясущиеся защитные сферы растягиваются среди языков пламени в длинное полотно, и как перед глазами снова появляется дорога. Анкунин почему-то всё ещё стоял на месте. Их разделяло, быть может, метров тридцать. Сухая трава горела под ногами — они не могли бросать гранаты без угрозы подорвать это отродье к чёртовой матери, но это не имело значения. Они возьмут его голыми руками. — Сим повелеваю, — громко сказал Анкунин, торжественно спокойный среди языков пламени, перед лицом надвигающегося на него военного построения вампирских отродий, — да будет Свет. И из раскрытых ладоней его излился свет — сияющий, разрезающий тьму, как меч правосудия, испепепеляющий. Глаза Аурелии расширились от изумления и непонимания; бойцы вокруг неё закричали от боли, зашипела обожжённая кожа. — Держать строй! — закричала Аурелия. Она могла превозмогать боль. Не тому ли её учил Повелитель? Не для того ли были все эти пытки, все эти тренировки воли? Последним, что Аурелия успела увидеть, был рассыпающийся в панике строй их с Петрасом бойцов. Среди испепеляющего, сжигающего кожу и глазные яблоки света, в душе её поднялась оглушительная ненависть — к ним, слабым, трусливым, недостаточно покорным, недостойным воли Повелителя. Они бежали, роняя щиты и оружие, бежали, как зайцы, едва завидевшие гончего пса. — Отец, помоги мне! — в отчаянии крикнула она, слепая, покрытая кровоточащими ожогами, но всё ещё способная двигаться вперёд и держать защиту. Что-то, чего она не видела, прошило её насквозь ледяными иглами. И свет исчез.

***

— Касадор-Касадор, — чей-то весёлый голос извлёк её из глубокого, бессильного сна, — Каса-каса-дор. Голос повторял это многократно, на мотив песенки, очевидно, придумываемый на ходу. Аурелия открыла глаза — она снова могла видеть. Глаза всегда восстанавливались первыми; того же нельзя было сказать об её коже, которая болела просто безумно, особенно там, где тёрлась о врезающиеся в ожоги цепи. — Кис-кис-кис, Касадор, — продолжал голос, — киса-киса-кисадор. Ты здесь, кисунь? В поле зрения, наконец, вплыл источник голоса — долговязый рыжий полуэльф с сухим лицом. Он напоминал хлыст, которым сдирают со спины кожу — точно так же состоял из жил, переплетённых с жестокостью. Аурелия его узнала — это был их вчерашний беглец, сообщник Астариона. Она помнила и приказ Повелителя — он очень хотел, чтобы они взяли живыми обоих. Полуэльф улыбнулся уголком рта и обнажил острый клык. Выглядело это, должно быть, жутко, но для Аурелии страх был давно позабытой категорией. Она заметила, что плечо Астарионова дружка было накрепко перевязано — видимо, кто-то всё же попал в него из арбалета, — а на одну ногу он едва заметно, но припадал. Тогда она улыбнулась в ответ, и вот это, она знала, было действительно жутко — Аурелия чувствовала, что лицо её сплошь состоит сейчас из язв, а от губ остались только окровавленные ошмётки плоти. — Доброе утро, кисунь, — сказал полуэльф, — кормёжка будет позже. Сначала Повелитель должен будет вас поприветствовать. — Повелитель? — выплюнула Аурелия, — это Анкунин повелитель? Тебя обманули, смертный. У меня есть только один повелитель и его зовут лорд Касадор Зарр. — Ого, — полуэльф вскинул брови, — надо бы тебя запомнить. Давай-ка, кисунь, переберёмся с тобой поближе. Она совершенно не могла двигаться, надёжно скованная цепями, когда смертный легко подхватил её на руки и куда-то потащил. Они все были внутри большого склада — похоже, того самого мясного склада в Свином Копыте, откуда началась погоня. Свиных туш больше не было — видимо, все вывезли, — но воздух ещё хранил в себе запах крови. Остальные бойцы были скованы цепями так же, как и она сама, и привязаны за концы цепей к крюкам для туш. Все они были здесь — обожжённые, изредка постанывающие от боли, вызывающие у неё глубокое отвращение и желание плюнуть каждому из них в рожу. Полуэльф опустил её на землю рядом со входом на склад. — Так ты что, всерьёз называешь Анкунина повелителем? — усмехнулась Аурелия, — ты вообще в курсе, смертный, что он даже не вампир, а просто жалкое вампирское отродье? Все эти годы он служил простым бухгалтером у лорда Зарра. Ты думаешь… В этот момент двери сарая распахнулись и в полумрак хлынул сияющий утренний свет. Все они сидели в тени, за границей, куда свет не доходил, и смотрели в проход, в котором, раскинув руки, величественно стояла человеческая фигура. Рассветное сияние окутывало Астариона, будто золотой плащ. Свет рассеивался в серебристо-белых волосах золотой короной, разливался по фарфоровой коже плеч, подчёркивая каждую мышцу, наполняя золотом каждый тоненький волосок. Он был одет только в свободные белые штаны — ни браслетов на руках, ни драгоценной диадемы, ни даже плаща — будто единственным достойным его украшением был солнечный свет. Астарион величественно шагнул в их сторону, двигаясь ближе к тени, но оставаясь на свету. — Возрадуйтесь, братья и сестры, — провозгласил он, — ибо грядёт ваше избавление и я, Астарион Лучезарный, с радостью принесу его вам. Аурелия заозиралась по сторонам — бойцы смотрели на Анкунина заворожённо. На лицах их восхищение мешалось со страхом и надеждой. Ей было противно глядеть на них — при взгляде на собрата она испытывала только ненависть. Каким образом он стоял сейчас на свету и не сгорал? Что он сделал с ними вчера? И как он, дьявол возьми, этого достиг? Повелитель должен был узнать об этом. Она, Аурелия, должна была во что бы то ни стало сбежать и помочь Повелителю наказать его. «Отец, — заговорила она внутри себя, читая единственную доступную ей молитву, — услышь меня, Отец, приди и помоги мне.» И он пришёл. Аурелия чувствовала, как его власть завладевает каждой клеточкой её тела, просачивается в кровь, сворачивается внутри древней, мудрой змеёй. Касадор был внутри неё. Он смотрел сейчас на Анкунина, и улыбался всезнающей, мудрой улыбкой. Аурелия знала, Отец не ошибался. Его невозможно было переиграть. — Ритуал Нечестивого Вознесения, — сказал Астарион, — это то, для чего готовил нас всех Касадор. Большинство из вас ничего не знает об этом ритуале. Кому-то из вас он обещал силу и власть. Он станет вознёсшимся вампиром, вы станете истинными… Неужели вы верите в это до сих пор, спустя сотни лет унижений, спустя сотни лет рабства? — Я не верю ему, — сказал Бруно, один из бойцов Петраса, — а ты, ты что, заключил сделку с богами? Астарион возвышенно рассмеялся. — Мой милый, — он посмотрел на бойца свысока, — если ты не помнишь, раньше, ещё во времена рабства у Касадора, я был юристом. Какой юрист заключил бы сделку с богом или дьяволом? Нет, братья и сестры. Я взял эту власть сам, и я готов поделиться ею с вами. — Что ты за это хочешь? — рявкнул Петрас. Астарион прошёлся по линии, разделяющей свет и тьму и остановился напротив него. — Ничего, кроме того, чего захотите вы сами, — сказал он, — я был рабом. Врата — вольный город, и все их граждане должны быть свободны. Свет льётся с небес просто так и не требует платы. Он просто есть. Каждый из нас рождается свободным — свобода просто есть у каждого из нас по праву. И поэтому я не смею просить у вас абсолютно ничего. Как только вы выпьете мою кровь, вы будете свободны от воли Касадора. Полуэльф, что всё это время сидел в стороне, достал откуда-то бутылку, в которой со всей очевидностью была кровь, вышел на свет и почтительно протянул её Астариону. Тот величественно кивнул. — Вы думаете, он свободен, дети мои? — спросил Касадор голосом Аурелии, — о, он по-прежнему боится меня. Я чувствую его страх. Зачем бы ему были вы, если бы он не боялся меня? Подумайте об этом, дети мои. Подумайте хорошо. И подумайте о том, какая кара всех вас ждёт после. — Ах, Касадор, — голос Астариона был ласковым и снисходительным, будто он говорил с маленьким ребёнком, — ты мечтаешь сотворить свой ритуал для того, чтобы просто снова увидеть свет и ощутить свободу. Но признайся сам себе, отнимая свободу у нас, к своей ты так и не приблизился. — Ты хочешь, чтобы мы помогли… — начал было один из бойцов, но Касадор перебил его, — как, спустя столько лет, вы можете искренне желать убить меня? Что может дать вам это отродье? Защиту от солнечного света, которую обеспечивает его чародей? А что будет, когда чародей уйдёт? — Это правда, ребята! В сарай вошёл Артур — пропавший день назад дозорный. И он тоже стоял на свету. «Мне кажется, или ты сомневаешься, дочь моя?» — прошелестел Касадор внутри неё. «Конечно, нет, мой Повелитель, — возмутилась Аурелия, — но как он это делает?» «Существует множество способов, — голос Повелителя был скучающим, — краткосрочные чары, которые нужно постоянно поддерживать. В конце концов, разнообразные крема и составы. Если бы он был лучше, чем он есть, то я бы сказал, что вы сейчас говорите с качественной иллюзией. Но он не лучше, чем он есть. Поверь мне, дочь моя, в своё время я испробовал все эти способы.» «Прости меня, Отец, — Аурелия была в отчаянии, — я ничего сейчас не могу сделать. Я подвела тебя.» «Не беспокойся, дочь моя. Я спасу всех вас. И преподам вам урок. Ты ведь уже ждёшь его, верно?» «Да, Отец, я всегда жду твоих уроков. Я учусь недостаточно усердно.» «Рад, что ты это понимаешь. Хочешь, я расскажу тебе, как это будет, пока этот несносный мальчишка заливается соловьём?» — Это правда! — запинаясь, горячился Артур, — он дал мне выпить своей крови, и я больше не чувствую власти Касадора! Он не может мне приказать, и я хожу под солнцем. Но жажда всё ещё есть, и в зеркалах я не отражаюсь. Но всё, что он говорит — чистая правда! — Жажда, — Петрас сощурился, — и что, ты дашь нам право пить кровь разумных? Астарион пожал плечами. — У меня нет власти над тобой, — сказал он, — всё, что я могу — это дать тебе свободу. Дальше ты волен распоряжаться ею сам. Послушай, Петрас, я не собираюсь тут перед тобой распинаться. Сейчас Артур и мой слуга займутся тем, что станут поить всех вас моей кровью, и я бы на твоём месте не особенно задумывался о мотивах. Задумываться тебе всегда было нелегко — так что время терять, пока с другой стороны у тебя, знаешь ли, всё ещё Касадор? Аурелия смотрела на то, как неотвратимо приближается её очередь. Приспешники Анкунина действительно раздавали кровь. Многие отродья принимали её, как желанный нектар, как избавление; в чьих-то глазах был ужас, но они, приученные к повиновению, глотали всё равно. Повелитель не останавливал никого из них. Время для милости ещё не настало. Она знала — они должны выстрадать этот урок до конца. Отродья, выпившие кровь, спустя короткое время падали без чувств. В её сознании промелькнула мысль — что, если и правда после того, как ей в глотку зальют эту гадость, Отец исчезнет из её мыслей, оставит её, покинет её тело навсегда? От этой мысли священный ужас пронизал её. Аурелия была уверена, что не знает больше страха. Всё было просто — она не знала страха, пока внутри был Он, пока внутри был Отец и Повелитель. А теперь… Когда очередь дошла до неё, Аурелия кусала шприц, шипела и выла, и пыталась разодрать руки рыжему полуэльфу, который пытался её напоить. Она была последней; другие отродья не видели этого. В конце концов, она раскусила стальной шприц и кровь залила всё вокруг. Она сплюнула остатки и гневно посмотрела в глаза своему экзекутору. — Лучше убей меня, — прорычала она, — лучше смерть, чем жизнь без Него. — И на то будет твоя воля, — меланхолично и бесчувственно отметил Астарион, — Артур, вон в том тюке лежит снотворное для скота. Разведи его, пожалуйста, с водой, и набери в целый шприц. С иглой. — Да, Астарион! — с готовностью отозвался Артур и унёсся выполнять приказ. — Ты проиграл, Касадор, — медленно сказал Астарион, глядя в глаза Аурелии, — я знаю, что ты там. И ты знаешь, что ты проиграл. Моя кровь действительно освобождает их от твоей власти. А вот как? Этого я тебе, конечно же, не скажу. Это будет мой маленький секрет.

***

На втором этаже дешёвого трактира в Свином Копыте, где они снимали комнату, Астарион, потеряв всякое терпение, сдирал с Гезраса одежду, прижимая его к стене. Они целовались — жестоко и рвано, будто дикие животные, и Астарион едва слышно постанывал от удовольствия и предвкушения. Это была эйфория, чистейшая, ослепительная эйфория, невероятное, немыслимое счастье. Он впивался губами в шею, в рот, в плечи, он чувствовал горячие руки на своём теле — вот они жадно тянут с него эти белоснежные штаны, единственное, что на нём есть из одежды, вот пальцы быстро входят в него — слишком быстро, бездумно, будто в лихорадке, вот он сам прижимается всё ближе и ближе, для того, чтобы вобрать в себя его целиком, для того, чтобы наслаждаться и обладать. Астарион знал — он не испытывал подобного никогда в жизни. В юности, когда он был эльфом, случались влюблённости, случались моменты триумфа и счастья, — но что он мог тогда праздновать? Окончание экзаменов? Назначение помощником судьи в богом покинутом пригороде? Первые выигранные дела, купленную отцом квартиру в центре города? Во-первых, это было настолько давно, что он этого и не помнил. Во-вторых, масштаб этого явно не шёл ни в какое сравнение с тем, что разворачивалось под его пальцами сейчас, будто по нотам. — Иди сюда, — прохрипел Астарион, — я грёбаный повелитель. Он взвыл от наслаждения, когда пальцы, до этого момента торопливо растягивавшие его сзади, крепко обхватили его член. — Трахни меня, я Астарион, сука, Лучезарный! Давай же, сука, ну? Ему раньше случалось трахаться под наркотой. Под наркотой не занимались сексом — под ней именно трахались, страстно, жёстко, отдаваясь полностью, до такой степени, которая невозможна была для человека в сознании, которая находилась за гранью. Астарион чувствовал всепоглощающую любовь и одновременно с этим ненависть; в одну секунду он рычал, а в другую стонал, как последняя сучка, когда слышал, как с точно таким же рычанием его вбивает в письменный стол Гезрас. После такого люди, как правило, приходили в себя в абсолютно разгромленной комнате, а задница болела ещё несколько дней, если не недель, и из того, что происходило, они помнили только общие черты. Ну, и ещё тот факт, что это было потрясающе. Удивительно, но в том, что происходило сейчас на втором этаже дешёвого трактира в Свином Копыте, не участвовало ни грамма наркоты, — по крайней мере, со стороны Астариона. Ему было достаточно крови — и всего остального. — Ты повелитель, — задыхаясь, выдохнул Гезрас, рывком прижимая его к груди, — свиного склада. Лучезарная моя сучка. Они лежали на полу, среди сваленных со стола бумаг и брошенной одежды. В комнате отчётливо пахло пеплом от папирос из расколоченной пепельницы и спермой. — Ещё, — попросил Астарион. — Самый безумный, коварный ублюдок. — Я хочу тебя. — Погоди… — Не-а. Он рывком перевернул Гезраса на бок и провёл рукой по внутренней стороне бедра, ощущая под своей рукой мелкую, судорожную дрожь. — Я никого в своей жизни так не хотел, как тебя. — Ты самая лучшая надежда, что была у меня в этой жизни, свиной ты повелитель. — Да что ты… Это начал Гезрас. Астарион не знал точно, возможно, он бы тоже мог расчувствоваться в этом состоянии, но сейчас он был благодарен за то, что начал это именно Гезрас, и на этот раз они были болезненно-нежны друг к другу, в той же невозможной степени, в какой получасом раньше были друг к другу по-звериному нетерпеливы. Он помнил, в какой момент заплакал — когда Гезрас снял с себя переводчик, а с Астариона — серёжку, нежно, одними кончиками пальцев, и они остались друг с другом один на один, так близко, как не были, возможно, никакие два других человека на свете. В этот момент Астарион не сомневался, что это действительно были они, такие, какие есть, настоящие, искренние и нежные до боли. Астарион засыпал несколько раз и несколько раз просыпался — урывками, боясь проспать слишком долго — или, быть может, боясь обнаружить себя в одиночестве. Когда он проснулся в первый раз, солнце стояло в зените, во второй раз — с первого этажа трактира пахло луковым супом. В третий раз солнце уже вот-вот готовилось сесть — было, по его расчётам, около четырёх часов дня, и он обнаружил себя в постели, лежащим на коленях у Гезраса, который максимально сосредоточенно читал какую-то книгу. — Привет, — хрипло сказал Астарион и улыбнулся. Гезрас отложил книгу и пробормотал что-то в той же степени влюблённое. Пора было собираться и готовиться; при мысли об этом Астариона охватил знакомый уже страх. — Как ты думаешь, мы с тобой умрём сегодня ночью? — спросил он, всё ещё улыбаясь. Гезрас покачал головой и потянулся. — Глупости какие-то говоришь. Ну конечно же, нет. Астарион понял, что верит.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.