
Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
Hurt/Comfort
Нецензурная лексика
Повествование от третьего лица
Частичный ООС
От незнакомцев к возлюбленным
Счастливый финал
Кровь / Травмы
Отклонения от канона
Развитие отношений
Серая мораль
Демоны
Элементы ангста
Курение
Упоминания наркотиков
Второстепенные оригинальные персонажи
Насилие
Вампиры
Элементы дарка
Fix-it
Психологическое насилие
Выживание
Засосы / Укусы
Магический реализм
Воспоминания
Разговоры
Контроль / Подчинение
Элементы гета
ПТСР
Панические атаки
Зрелые персонажи
Наемные убийцы
Антигерои
Телепатия
Погони / Преследования
Попаданцы: В своем теле
Свобода
Описание
Они изящны и смертоносны, как дикие звери. Они умны и хитры настолько, что пьют виски с дьяволом. И они возьмут всё, что мир сможет им предложить.
В конце концов, дьявол ставит на отчаянных!
Примечания
Фанфик полностью дописан! Обновления по четвергам)
На всякий случай (кстати, там главы выходят раньше): https://archiveofourown.org/works/57487618/chapters/146261377
Действия героев могут поначалу казаться нелогичными или даже безумными, но если вы почитаете дальше, то обещаем, что они вас ещё удивят! Это история-загадка, в ней довольно много вот-это-поворотов и всё вполне неплохо логически обосновано.
Если вы не любите играть в такие игры, то всё равно будет весело и интересно!
Ведь здесь есть:
— Герои, которые будут гореть в аду десять тысяч лет
— Переговоры с террористами
— Дьявол, которому скучно играть в игры, в которых можно выиграть
— Много тостов за свободу
— Лучший портрет в жизни Астариона
— Демоны, которые не рабы, а друзья
— Как тебе такое, Энвер Горташ?
Всем рады, всех ждём, всегда рады пообщаться! <3
Дисклеймер: авторы осуждают употребление наркотиков, если даже после этого фика вам вдруг покажется, что наркотики - это хорошая идея, то советуем обратиться в центр реабилитации
Глава 20 Свободный гражданин Врат
19 сентября 2024, 09:00
Сердце Астариона не билось уже очень давно — вместо него кровь по венам гоняла загадочная псионическая энергия, которую тело каким-то непостижимым образом извлекало из крови, что он поглощал. Кровь в конечном итоге двигалась равномерно, без толчков — точно так же, как по его телу двигался Крик.
Если бы в подобные моменты он мог двигаться, то с точностью сумел бы показать, где именно начинался Крик — слегка правее и выше сердца, может быть, на треть ладони. Он исходил оттуда равномерной, мелко пульсирующей вибрацией, заполняя каждую клеточку тела и заставляя её вибрировать в унисон. Крик распространялся по телу, входя в резонанс ужаса, он ослеплял и сковывал льдом сначала горло, затем — мышцы плеч и рук, комом оседал в животе. Если Крик длился слишком долго, то когда он, наконец, прекращался, Астарион приходил в себя в луже собственной мочи, без сил даже испытывать к себе отвращение.
Он знал, что со стороны его Крик, чудовищно оглушающий изнутри, был абсолютно беззвучен. Со стороны это могло длиться десять минут, или полчаса, или несколько часов. Потом он, наверное, отключался — так же, как остальные отродья.
Изнутри Крик всегда был бесконечен.
Заколоченные снаружи гробы и бочки, в которые Касадор помещал их на сутки, недели, месяцы, без пищи и воды, крошечные давящие пространства, провонявшие ужасом, отчаянием и нечистотами. Целые дни пыток под чутким руководством Далирии — зачем ещё Касадору могло понадобиться обращать лекарку? О, она прекрасно знала Крик — и как извлекать его, и как удерживать внутри.
Хотя что значило «удерживать внутри»? Крик всегда был у него внутри.
За каждым человеком на свете ходила тень. Тень Астариона просто была внутри его, и имя её было Крик. В пасмурный день люди не видели своих теней, зайдя в тень — тоже. Но стоило им выйти на свет, а Астариону — зайти в маленькое замкнутое пространство, или подземелье, или, пройдя мимо лазарета или ночлежки, уловить характерный запах — и тень возвращалась, потому что такова была природа этого мира.
Заточение в гробу всегда было ужасно. Сейчас уже Астарион прекрасно представлял всё, что его ожидало. Периоды избавления — тяжёлого, бессильного, истощённого сна, — чередовались с периодами бодрствования, всегда недолгими, в которые он порой мог уцепиться за осознание себя и собственной ситуации, вспомнить хотя бы своё имя, распутать клубок того, почему здесь оказался. Всё остальное пожирал Крик.
От него нельзя было избавиться до конца — так же, как в солнечный день невозможно избавиться от тени, — но со временем Астарион научился удерживать его на определённом уровне. Он вспоминал статьи уголовного и административного кодекса, или расставлял фамилии многочисленных работников лорда Зарра в алфавитном порядке, или считал, сколько букв было в названии каждой из улиц города, от Чёрных Врат до Скальных, и также пытался расставить их в верном порядке.
Будучи отродьем лорда Зарра, Астарион представить себе не мог, что когда-нибудь подвергнет себя этой пытке добровольно. Тем не менее, иногда — в коротких промежутках между сном и Криком, — он вспоминал, что лежал сейчас на барже, в контейнере из-под угля, заваленном каким-то хламом, накрыт был толстым просмоленным брезентом, а не заколоченной крышкой, а рядом лежал Гезрас. Порой он даже чувствовал его присутствие — дыхание, или прикосновение к руке, или биение сердца, но ненасытный Крик пожирал эти ощущения, пожирал все мысли, пожирал всё, что могло рационализировать его, Астариона, неподвижное нахождение в тёмном замкнутом пространстве.
Рафаил был, безо всяких сомнений дьяволом, таким же, как Касадор. Зверь ли рыкающий, с огненной гривой или нет, пяти ли метров в длину, было не столь важно. Важными были те варианты выбора, что дьявол предлагал.
С одной стороны, они могли вернуться прямо в лапы к людям Итана Флеминга — в таком случае, Астарион был бы схвачен, артефакт передан Энверу Горташу, а сам он — Касадору, для дальнейшего умерщвления в безумном ритуале. С другой стороны, они могли оказаться во Вратах Балдура, у ворот в Верхний Город, буквально в плевке от дворца Зарра. Рафаилов портал открывался под мостом на одной из самых оживлённых улиц, где постоянно курсировали Стальные Стражи, способные в мгновение ока распознать Гезраса и Астариона и препроводить туда, куда их следовало препроводить. Кроме того, их могли обнаружить культисты Абсолют, способные на всё то же самое и, конечно же, ещё больше людей Флеминга и Касадора.
Сидя перед порталом в Доме Надежды, они пришли к выводу, что со вторым вариантом работать было проще, чем с первым.
Астарион не хотел даже вспоминать, как Гезрас тащил его, привязанного к днищу перевёрнутой дырявой лодки, по воде — текущей, речной воде, что приводила его в ужас и сама по себе уже будила внутри Крик. Он не хотел вспоминать, как они пролезали на эту баржу и как он стоял перед контейнером, прекрасно понимая, что будет сейчас.
В этот момент Астарион дрожащими руками снял серьгу, что дал ему Андрей для того, чтобы ограничить их ментальную связь — впервые с того момента, как её получил, — и, глядя на тёмный от угольной пыли контейнер, в который свалены были какие-то сломанные ящики и доски, послал в Гезраса Крик.
«Я сойду с ума, — говорил он, только что вытащенный из речной воды, трясущийся от ужаса и холода, — я непременно сойду с ума.»
Пару мгновений Гезрас смотрел на него, явно пытаясь что-то придумать. Астариону показалось, что перед ним сейчас не человек, а механизм — просчитывающий, вписывающий других людей и их слабости в стратегию, как инженер вписывает отдельные винтики и шестерёнки в устройство большой машины.
Затем Гезрас подставил ему шею в жесте, истрактовать который двояко было попросту невозможно.
Астарион не хотел крови. Он хотел убежать куда угодно с этой баржи, от пугающей, ужасной воды, от тёмных, пахнущих углём контейнеров. Но, конечно же, в итоге всё случилось так, как спланировал Гезрас — они лежали под брезентом рядом, и Астарион иногда пил кровь мелкими глотками — когда приходил в сознание достаточно.
Это случалось редко.
Он не знал, сколько времени они провели вот так, пока баржа не тронулась, и в то же время знал прекрасно — как и любая другая пытка, эта длилась бесконечно.
В конце концов, брезент откинулся. Сначала Астарион подумал, что над ним стоит Касадор — тёмная фигура с бледным лицом, в серой, просторной темноте, невероятно сильно отличающейся от сжатой, вонючей, чёрной темноты заточения. Он лежал без сил в своей тюрьме и глубоко дышал, ожидая повеления Хозяина, но чужая воля не подхватывала его, не ставила на ноги, не заставляла идти.
Почему? Почему нет приказа?
Касадор прикоснулся к его плечу — странным жестом, будто хотел проверить, жив ли он. Касадор никогда не проверял этого — он всегда знал, живы они или мертвы. Касадор вообще практически никогда не прикасался к ним, словно они были грязью, недостойной высочайшего прикосновения, словно они были хуже чумных крыс. Зачем ему было прикасаться к ним, если он мог просто велеть, и они бы сломали себе шею, прыгнули в текущую реку, убили своих любовников и семью?
Касадор постоял ещё над ним и сказал что-то шёпотом. Астарион не расслышал, что. Наверняка, сейчас он будет наказан как-нибудь ещё — но нет, Повелитель почему-то отошёл прочь, оставив своего раба лежать в гробу неподвижно.
Вдруг Астарион понял удивительнейшую вещь — серая, просторная темнота не была темнотой подземелья. Это было просто ночное небо, беззвёздное, пасмурное — он почувствовал, как на лицо его упала капля дождя.
С каждой каплей память возвращалась к нему, а Крик утихал. Он был на барже, тянущей пустые контейнеры из-под угля вверх по Чионтар. Воля Повелителя не могла ему приказать хотя бы потому, что рядом с ним был не Касадор, а Гезрас. Он должен был сам встать из своего гроба — не гроба вовсе даже, контейнера, забитого пустыми ящиками.
Но он не мог. В эту секунду он понял — все эти годы воля Касадора выдёргивала их из пыток и заставляла уходить на сломанных ногах потому, что никакой другой воли у них на тот момент не оставалось. Но теперь ведь он был свободен — он не чувствовал этой ледяной руки внутри себя. За последнюю пару месяцев он пережил столько всего — но всё равно внутри не осталось ни капли воли.
Он услышал, как Гезрас крадётся к нему, петляя между ящиков, почувствовал, как придвигается вплотную, настолько близко, что дышит прямо в ухо.
— Астарион, — прошептал он, — поднимайся.
— Я не могу, — прошептал Астарион в ответ, и в голосе его было удивление.
— Мы сейчас очень близко к берегу. Давай я тебе помогу.
Это вдруг показалось ему до предела неправильным, недопустимым. Если у Касадора не было власти над ним, если чужая воля не поднимала его из гроба, то Астарион должен был подняться сам.
— Нет!
Он сказал это слишком резко, но это сработало — Гезрас отдёрнул протянутые было к нему руки.
И тогда Астарион поднялся.
Это было крошечное движение — просто согнуть колени, оттолкнуться руками, — но в нём была вся невозможность противостояния чужой воле, всё, что он не надеялся уже найти внутри себя целую жизнь — всю жизнь, что ещё хорошо помнил.
Гезрас что-то объяснял, а он просто сидел среди ящиков, осоловело хлопая глазами, и никак не мог поверить, что действительно это сделал. Он поднялся! Он поднялся по своей воле!
Но Гезрас был настойчив. Он действительно хотел, чтобы Астарион понял.
— Что?
— Тебе нужно будет прыгнуть за борт, — ещё раз терпеливо объяснил Гезрас, — Дерево не тонет в воде. Ты просто будешь держаться руками за дерево.
Астарион нахмурился. Он не понимал.
— Я прыгну следом и буду тянуть тебя к берегу, — Гезрас продолжал.
Астарион не понимал.
Гезрас оценил обстановку, сунул ему в руки большой пустой деревянный ящик, сколоченный из грубых досок, и сжал его пальцы вокруг них.
Доски были занозистые.
— Держись за ящик, — сказал Гезрас, — повтори.
— Держись за ящик, — тупо повторил Астарион, будто бы это был не его родной язык.
— Хорошо. Что бы ни произошло, ты будешь держать руки вот так. Держаться за ящик. Вот так, да? Держаться за ящик.
— За ящик.
Выпрямиться с ящиком в руках было непросто, но Астарион справился. Тогда Гезрас аккуратно подвёл его, всё ещё очень смутно соображающего, к краю баржи. Где-то вдалеке были серые и чёрные тени, внизу — чёрная гладь реки. Дождь усиливался.
В одну секунду Астарион стоял, накрепко вцепившись в деревянный ящик и покачиваясь, как сомнамбула.
В следующую почувствовал, как Гезрас хватает его за задницу, как мир переворачивается и он, — всё ещё держа в руках ящик, — летит за борт.
Разнообразие вещей, которые мир мог предложить свободному гражданину Врат, было поистине бесконечным.
***
Драгоценный А., К письму прилагаю список гостей, которые подтвердили намерение посетить традиционное мероприятие в Роге Адриана, что пройдёт завтрашним вечером. Как ты и просил, я передал М., новому юристу Д. твоё письмо. Смею надеяться, он передал его выше. Считаю собственным долгом сообщить, что казначей дома В. выражал очень большую заинтересованность делами мастера З., что кажется мне увлечением совершенно для него нехарактерным. Жаль, что обстоятельства вынуждают тебя раз за разом отклонять приглашения, Искренне твой, Э.***
Г-н Виктор Морэй Г-жа Темперанс Пауэрс Г-жа Сибилла Сашенстар Вкнт Аарон Далли, проф. Г-н Иеремия Харланд Роули, д-р.юрид наук Г-н Аулус Виридий Мемор Лорд Мауро Вольц Г-н Тадеуш Мэйнард Луркок, проф. Г-н Годфри Аддел, д-р.философ.н Г-н Эраст Люциус Хаммерман Г-жа Эстер Фиделия Лангридж Леди Корделия Гресли Г-жа Лукреция Рамира Г-н Мортимер Юлиус Странд, д-р.философ наук Лорд Тит Плиний II Г-жа Арабелла Госкинг, канд.юрид.наук***
Глубокоуважаемый господин Анкунин, К письму прилагаю комментарий к черновику юридического обоснования бизнес-плана, которое вы столь любезно мне передали. Ваш план амбициозен, и я уверен, что семья Дуринболд будет весьма заинтересована в продолжении разговора, как только мы придём к консенсусу по изложенным мной в комментарии вопросам. За сим остаюсь, С надеждой на плодотворное сотрудничество, Иеремия Харланд Роули***
Твою мать, А., З. тебя четвертует, если узнает. Впрочем, это многое объясняет… Это блестяще! С обожанием, А.Гскнг***
Получателю сего, Официально уведомляю, что ООО Гражд. Инж. Вантампур не имеет конфликта интересов с бизнес-планом, выдвинутым АО Дуринболд и сыновья. С уважением, Эраст Люциус Хаммерман ООО Хаммерман и партнёры***
Гезрас три раза постучал в дверь и слегка приоткрыл её. Астарион встал с неудобного и нелепого кресла, на котором сидел, и потянулся. Чудовищный предмет мебели походил одновременно на стул, кресло и королевский трон, вроде тех, что он когда-то видел в музее — мягкие подлокотники, резные ножки и непомерно длинная твёрдая спинка, на которую невозможно было откинуться. Одному дьяволу было известно, откуда это сооружение взялось в одном из немногочисленных трактиров в Свином Копыте, среди скотобоен и мясных складов — может, оно даже было украдено кем-то из чьего-нибудь дворца, а может, найдено на помойке у того же дворца. Астарион ставил на то, что неведомый хозяин дьявольского стула нашёл его на помойке, но всем рассказывал остросюжетную историю о том, как ловко всё обставил, чтобы украсть его прямо из-под задницы одного из Герцогов. — Тебе пришло что-то ещё, — сообщил Гезрас, аккуратно, по-кошачьи просачиваясь в дверь, — голубь принёс. Астарион аккуратно развернул полоску тоненькой бумаги. НЗНЧТ МСТ ВРМ ВСТРЧ. Т. И В. ПРС Он достал из картонной коробочки листок папиросной бумаги, написал на нём что-то карандашом, отдал Гезрасу и кивнул. Тот свернул листок в трубочку и критическим взглядом его осмотрел. Убийца откровенно маялся, ему было скучно. Пока Астарион сидел в таверне за заваленным бумагами столом, погибая под кипами финансовых оценок, налоговых сводок, старых газет и даже медицинских выписок из карты леди Сашенстар, Гезрас выполнял в лучшем случае роль посыльного — бегал в лавки за бумагой, чернилами и конвертами, приносил со скотобойни свиную кровь, и абсолютно не знал, куда себя приткнуть. Он курил папиросы одну за одной, лежал в комнате, глядя в потолок, или, что случалось чаще, сидел на крыльце таверны, чтобы не нервировать Астариона собственным присутствием. Иногда, впрочем, он пытался проявлять заботу. — Астарион, — сказал Гезрас, — ты знаешь, что уже вечер? — Мм, вечер? — Астарион с остервенением потянулся, пытаясь размять руки, ноги и ставшую уже квадратной задницу, — лучшее время для того, чтобы работать. Знаешь, радость моя, я всегда был продуктивнее всего ранним вечером. — После того, как не спал с прошлой полуночи? — Есть в твоих интонациях что-то снисходительное. Гезрас дёрнул уголком губы, побеждённо сел на краешек кровати и весело на него посмотрел. — Ты уверен, что спустя сутки без сна ты всё ещё способен разбираться…в том, чем бы ты ни был занят? Теперь Астарион пересел на краешек стола — он показался ему удобнее проклятого стула. Гезрас пытался притаскивать ему подушку, валик, набитую соломой наволочку — всё оказывалось бессмысленно, дрянной стул побеждал всё. — Тут, видишь, присутствует определённая амбивалентность суждений, — со вздохом сказал он, — я вот уверен, что способен не нести чушь. Хаммерман вот здесь, — он потряс документом, — уверен, что все мы дружно поехали крышей. Роули же на это искренне надеется, но в то же время надеется, что в съезжании крышей я преуспел недостаточно для того, чтобы внезапно передумать. Госкинг и сама всегда была сумасшедшей, за это она мне всегда нравилась и я её учил по мере сил. В основном, пока что все эти змеи ждут, что будет завтра в Роге Адриана. Вот пока они будут там, я и буду спать. — Завтра? Астарион проверил, нет ли на пальцах пятен от чернил, и после этого потёр глаза. — Ага, — он не сумел сдержать зевок, — а пока что надо работать. Гезрас, я был юристом всю свою жизнь. Я был юристом до того, как Касадор обратил меня, ты можешь себе представить? — Нет, — Гезрас улыбнулся, — это слишком много бумаг и вот этих жутких слов, в которых я никогда не мог разобраться. — У тебя бы получилось, — отмахнулся Астарион, — потому что ты понимаешь то, что за этим стоит. Ладно, хочешь, объясню, чем я занимаюсь? Без жутких слов. Есть один хороший анекдот. — Анекдот — это хорошо. Хотя бы докажешь мне, что всё ещё жив. Знаешь ли, ни разу не слышал, чтобы мертвец рассказывал анекдоты. Астарион фыркнул. Скучающий Убийца становился абсолютно очаровательным; ему хотелось присесть сейчас рядом, завалиться на кровать и хотя бы полчаса полежать рядом с закрытыми глазами, но он знал, что если так сделает, то немедленно уснёт. — Знаешь, что такое челночная дипломатия? — Это, значит, ты называешь «без страшных слов»? — О, но это же универсальный эльфийский способ решения проблем! Вот, например, хочешь ты выдать замуж дочь Колдвеллов за простого мужика-лесоруба из глухой деревни где-нибудь под Невервинтером. Едешь тогда в эту деревню, находишь этого мужика, и спрашиваешь: «мужик, хочешь жениться на балдурской эльфийке?». Он отвечает: «да нахрена мне эта эльфийка, у нас тут и своих девок полно!». А ты ему — «ну так она дочка лорда, с вот такенным приданым!». «Это меняет дело!» — говорит мужик. Уезжаешь из деревни, едешь в Даггерфорд на заседание президиума Коммерческого Банка Побережья Мечей. Спрашиваешь у них: «А хотите иметь президентом правления банка мужика из Невервинтера?». «Фу,» — говорят тебе. А ты им: «Так он зять лорда Колдвелла!» «Это меняет дело!» — отвечают тебе в банке, — «конечно хотим!». Теперь дело за Колдвеллом. Приходишь к нему — «Достопочтенный лорд, не хотите ли в зятья простого мужика из деревни под Невервинтером?» «Да что вы такое говорите, — отвечает лорд, — у нас в семье все дворяне или финансисты.» «Так этот мужик — президент правления Коммерческого Банка Побережья Мечей!» «Это меняет дело! — говорит Колдвелл, — дочка, пойди сюда! Я тут нашёл тебе жениха. Представляешь, он президент правления Коммерческого Банка Побережья Мечей!» «Ну и зачем он мне, — говорит дочка, — эти финансисты все дохляки и зануды.» И тут ты ей — «Но этот-то здоровенный лесоруб из Невервинтера!» «Да это же меняет дело!» Гезрас рассмеялся. — Действительно, — сказал он, — эльфийский способ решения проблем. И какую же дочку ты собираешься выдать замуж за лесоруба, чтобы избавить нас от неминуемой гибели? Сомневаюсь, что никто из твоих коллег ещё не сообщил Флемингу о том, что ты в городе. Астарион принялся ходить по комнате, чтобы взбодриться. — Ну так на это же и расчёт, — глаза его возбуждённо блестели, — через пару дней я собираюсь встретиться с господином Флемингом и предложить ему куда более интересную договорённость, чем та, которую он заключил с лордом Зарром. Скажи, Гезрас, вместо того, чтобы убивать несчастного бухгалтера, ты бы согласился на внушительный процент акций полностью легального предприятия под разумным руководством треста лордов? Сейчас земли и предприятия Касадора хорошо, если выходят в ноль, а в основном убыточны. Я предлагаю Дуринболдам, Нуртаммасам и Гутмерам реструктуризацию их предприятий с учётом активов Зарра. Они думают, что Зарру просто понадобились деньги и он попросил меня что-то, наконец, сделать. Вот процент от этого нового предприятия я и собираюсь предложить Флемингу. Гезрас подумал. Постучал пальцами по деревянному изножью кровати, поглядел в потолок. — Мало, — наконец, он вынес вердикт, — мне нужны бы были гарантии. Если он отойдёт в сторонку, а мы с тобой убьём Зарра, то где гарантии того, что твой трест не рассыплется, как только объявятся родственники, желающие откушать заррова наследства? Кроме того, деньги — это хорошо, но мне их всегда хватало. Думаю, Флеминг тоже не испытывает нужды. Знаешь, чего всегда не хватает? — Чего же? — Людей. Людей, на которых я мог бы положиться. Ты что-то говорил про семь тысяч безумных вампирских отродий, подчиняющихся воле Касадора… То, что Гезрас изложил далее, заставило Астариона усомниться, действительно ли ему не начало мерещиться всякое спустя больше суток без сна. Он попросил повторить. Гезрас повторил — немного другими словами, но суть осталась той же. Астарион моргнул. Затем спрятал лицо в ладонях и нервно то ли зафыркал, то ли засмеялся. — О таком, — сказал он, наконец, — вот о подобном мне нужно действительно хорошо подумать. Гезрас с видом ленивого, довольного кота закурил очередную папиросу. — Но это сработает? — вальяжно поинтересовался он, — по крайней мере, физиологически? Это не лезло ни в какие рамки. — Это не лезет ни в какие рамки! — заявил Астарион, — я не слышал, чтобы кто-то делал что-то подобное. — Но согласись, тебе хочется так сделать. Двести лет рабства, в конце концов. Он представил. Ему хотелось. Ему очень хотелось. — Да, хочется, — быстро, будто словами этими урывал лакомый кусок, признался он, — но ты…ты злой, Убийца! И я клянусь тебе, я могу придумать с десяток способов, как всё может пойти не так в долгосрочной перспективе. — Так это его проблемы, — Гезрас пожал плечами, — Флеминга, в смысле. Не знаю, на это я бы согласился, а просто на ваш этот трест — хрен там плавал. Астарион подошёл к кровати и сел на табуретку, стоявшую рядом. Посмотрел на Гезраса с выражением неверия, восхищения и скепсиса одновременно. — Убийца, — сказал он, — я тебя люблю. А теперь дай мне, пожалуйста, пакетик амнского сна и оставь меня в покое, мне нужно работать. В наблюдении за тем, как выражение лица Гезраса менялось с вальяжно-довольного на удивлённо-виноватое, было особое наслаждение. Взгляд его замер, ноздри слегка расширились — точь в точь муж, чья жена обнаружила в кармане пальто платок со следами женской помады. Или, например, пакетик амнского сна. Астарион светло улыбнулся. — Радость моя, — вздохнул он, — я знаю, что у тебя есть. Это в порядке. Мне почти двести пятьдесят лет, я знаю, что таких чудес не бывает. Ему показалось или Гезрас слегка покраснел? Это было очаровательно. — Ты прекрасно знаешь, это тот случай, когда это просто необходимо. Гезрас сокрушённо улыбнулся и покачал головой. Затем порылся в карманах куртки, действительно извлёк оттуда ровно один пакетик наркотика, положил его на кровать, встал и всё так же молча вышел из комнаты. Астарион закрыл глаза и улыбнулся тоже — так, как не улыбался в своей жизни уже давно. Пожалуй, первый раз с тех пор, как начался весь этот кошмар, он знал — у них просто не может не получиться.