Всё, что мир может предложить

Одним бесконечно сложным движением Гезрас выпустил болт из арбалета, сгрёб Астариона где-то в районе между поясницей и грудью, и выпрямился во весь рост на втором этаже фуражного склада, прижавшись к столбу подъёмной лебёдки. Астарион почувствовал, как тонкий нож, слишком знакомый уже ему, острием прижимается к ямке под челюстью. Паника захлёстывала сознание, будто бушующий в море осенний шторм, животная часть его изо всех сил хотела вырваться и жить, а сознание изо всех сил подавляло её. Самоубийство было самым противоестественным действием на свете. Астарион задохнулся и заплакал одновременно. Он успел увидеть — внизу были люди, чёрные против тускло освещённого факелами коричневого пола и кирпичных стен склада. Сколько их было? Доли секунды было недостаточно для того, чтобы посчитать. Доли секунды было также недостаточно, чтобы увидеть, попал ли Гезрас в того, в которого только что разрядил арбалет. Астарион никогда не думал, что умрёт так быстро. Он не думал, что вообще всё это происходит так быстро. Во снах они всегда медленно надвигались; тут всё вышло невероятно бестолково. Очередная стоянка каравана, огромная таверна с идиотским названием «На Дорожку», трое подвыпивших мужиков, которые хотели подкатить к «дочке» Гезраса и явно нарывались на драку, которой невозможно было избежать. Бармен выгнал всех на улицу — туда, где выяснилось, что мужики вовсе не были подвыпившими, и что их было куда больше, чем трое, и те, что ждали за таверной, были элитными бойцами магической гильдии безопасности или её эквивалента. Всё это происходило быстро. Астарион даже не мог бежать — Гезрас каким-то образом одновременно сворачивал шеи, стрелял и перебрасывал Астариона из укрытия в укрытие. Больше всего пугала тишина — возможно, по той причине, что ничего, кроме неё, Астарион в происходящем не понимал. Наёмники не говорили ни слова — все знали, что они знают, что темноволосая девушка на самом деле Астарион, все знали, какой им дан приказ, все знали, что переговоров не будет. Он думал, что переговоры будут сейчас, когда Гезрас очевидно угрожал им убить пленника, которого нужно было взять живым. В театральных постановках актёр, играющий Гезраса, хотя бы говорил «если вы убьёте меня, умрёт он», а актёр, играющий Астариона, конечно, говорил «лучше так, чем сдаться вам живым», и главный наёмник говорил «немедленно отпусти его». На самом деле, никто не говорил ничего. Даже Астарион сказал свою строчку давным-давно, когда наёмников не было и в помине. В этом мире, казалось, вообще не было слов — только действия, неразличимые глазом. Вместо слов арбалетный болт чиркает Гезраса по спине — Астарион видит, как вспарывается одежда, а болт пролетает дальше, вместо слов хлопает где-то совсем близко вспышка астрального перемещения и ещё один наёмник уже там, а другой заходит сзади, вместо слов… Вдруг Астарион понял, что тишина длится как-то слишком долго. Он должен был быть мёртв уже слишком много секунд назад. Бойцов внизу было пятеро — все они стояли. Ещё один падал, держась за вонзившийся в шею арбалетный болт — он так и замер под углом к полу, безо всякой точки опоры. Смуглый человек с крупным крючковатым носом, делавшим его похожим на ворона, был единственным, что двигалось, и двигался он к ним — не быстро, но и не медленно, уверенным, размеренным шагом, будто бы собирался открыть дверь в собственном доме, или налить себе стакан воды, действие настолько обыденное и выученное, что о нём не нужно и задумываться. Рафаил на секунду остановился внизу, у лестницы на второй этаж, посмотрел на них, затем на кран, с которого свешивался крюк для транспортировки грузов. Пошевелил губами; в то же мгновение оказался рядом, сдвинул чуть в сторону руку Гезраса, державшую нож, и щёлкнул пальцами. Гезрас дёрнул руку с ножом вверх и потерял равновесие. Астарион рухнул на пол, лишившись опоры. Он не ушиб колени — падение смягчил толстый ковёр с изысканным рисунком. В знакомом, тускло освещённом кабинете был жарко натоплен камин, и отблески огня мерцали на лакированных и бронзовых поверхностях, тонули в бархате штор. Книги с золотыми корешками и диковинные приборы в бесчисленных шкафах вдоль стен; три графина на столе — кровь, вино и виски. Мягкие кресла. Тёмные, старомодные портреты в тяжёлых рамах. — Сердечно прошу простить меня за то, что столь грубо прервал ваш вечер, господа, — сказал Рафаил, — и, конечно, за то, что нарушил ваш туалет. Но увы, в Доме Надежды не действуют подобные иллюзии. Астарион посмотрел на Гезраса — тот снова был собой, рыжий и долговязый, нелепая дорожная одежда толстяка-отца на несколько размеров шире, чем нужно, и на несколько же размеров короче. Затем посмотрел на свои руки и осторожно встал. — О, полноте, драгоценный господин Рафаил, — отмахнулся он, продефилировав в женском платье через всю комнату к столу и опускаясь в то же кресло, на котором сидел в прошлый раз, — мы всегда рады вас видеть. Гезрас вскинул голову и бросил нож в ножны, затем тоже прошёл к столу и налил в стакан виски. — Хоть ты и опускаешь планку, — усмехнулся он, — на этот раз не провалил весь город в ад к чёртовой матери. Рафаил просиял и тоже материализовал в собственной руке стакан виски. Астарион элегантно закинул ногу на ногу, показывая именно столько обнажённой кожи на бедре, сколько хотел показать, и пристально посмотрел на Гезраса. Гезрас молниеносным движением налил виски в ещё один стакан и с учтивым, почти протокольным кивком протянул Астариону; тот подчёркнуто обворожительно улыбнулся. — Ну что ж, господа, за нашу встречу! — провозгласил Рафаил. Виски обжёг горло, несмотря на то, что Астарион отпил маленький глоток и подержал напиток во рту, перекатывая его языком и улавливая нотки вкуса. Теперь он чувствовал, как маленькая порция напитка твёрдым, холодным камешком легла в желудок; в букете преобладал аромат чернослива и сладкой патоки, обильно сдобренный характерным торфяным духом. Они сидели за столом молча и пили виски. По мере того, как напиток раскрывался, Астарион чувствовал давление их долга перед Рафаилом всё сильнее и сильнее. Он уловил ноту сосновой смолы и копоти, ещё вслед за этим — вдруг что-то похожее на запах лавра. Нет, в тот первый раз, в Эльтуреле, Рафаил просто проходил мимо, как любопытствующий кот. Он хотел посмотреть на них, узнать, что они за люди и на что потенциально способны, забросить пару крючков, подтолкнуть к размышлениям. Тогда Рафаил разве что помог им избавиться от потенциального хвоста. Теперь же он играючи вырвал их обоих из когтей смерти, просто щёлкнув пальцами. Астарион не знал, кем был Рафаил на самом деле. Конечно, он называл себя дьяволом; в пользу правдивости этой версии говорило то, что он обитал в аду, но Астарион всегда был далёк от теологии и предпочитал факты. Фактов было не то, чтобы слишком много — они с Гезрасом понятия не имели, какими способностями обладал Рафаил и откуда брал информацию. Пожалуй, единственным, что они могли сказать наверняка, было то, что перед ними явно не Санта Клаус, и ожидание спасения жизней в обмен на сердечную благодарность было бы, по меньшей мере, неосмотрительным. — Гезрас, как гость из иного мира, что вы думаете о методах вашего коллеги? — светским тоном поинтересовался Рафаил. Гезрас посмотрел свой виски на свет, будто любуясь оттенком, затем беззвучно опустил стакан на стол. Скривился, пожав одним только плечом. — Боюсь, он не захотел бы выпить со мной виски. На лице Рафаила появилось искреннее удивление. — Но почему? Гезрас фыркнул и покачал головой. — Ему было бы со мной неинтересно. Все эти технологии… Слишком много переменных. — Вы строги к себе, — заверил его Рафаил, — уверен, Итан Флеминг был бы невероятно рад встретиться с любым, кого должен был убить, но не смог. — Беда ведь в том, что он смог. Да, он не выполнил бы задачу, Астарион был бы мёртв, но… — О, эта очаровательная сцена, которую я прервал? Боюсь, для того, чтобы минимизировать шанс полного исцеления господина Анкунина, вам следовало привязать к нему взрывпакет. Но, прежде чем вы скажете что-то ещё… — Итан Флеминг? — выпалил Астарион, до которого, наконец, дошёл смысл сказанного, — так это люди Итана Флеминга? — Я чувствую, что вы польщены, господин Анкунин, — Рафаил рассмеялся, — вообще должен отметить, что впечатлён вашей способностью наживать себе врагов. Например, знали ли вы, что исхитрились обзавестись врагом здесь, в Аверно, и это при том, что бывали тут всего один раз и не покидали Дома Надежды? — Душа моя, — Астарион прервал его абсолютно бесцеремонно, — возможно, вы запамятовали, но у лорда Зарра я служил бухгалтером, так что я всегда точно знаю, если кому-то должен. В дальнейших напоминаниях совершенно нет нужды. Но даже больше, чем тот факт, что я, похоже, нахожусь в неоплатном долгу у дьявола, меня интригует, что как бухгалтер лорда Зарра, я более, чем в курсе весьма плачевного состояния его дел. Драгоценный Рафаил, у лорда Зарра нет денег на оплату услуг Итана Флеминга. В уголке непроницаемого лица Рафаила застыла полуулыбка. Он пристально смотрел на Астариона, чуть наклонив голову, отчего вороний нос отбрасывал на лицо глубокую тень, и театрально ждал. — И кто же, в таком случае, платит господину Флемингу? — спросил он, наконец, будто забавляясь. Астарион подумал. — Я могу назвать пару семей во Вратах, — сказал он, отпивая ещё немного виски, скорее от растерянности, — которые обладают подобными финансами. Но я вынужден признать, что никто из них не был бы готов пожертвовать такой суммой ради того, чтобы найти меня. Флемингу заплатил тот, кто ищет артефакт. — Вы знаете, что вы невероятно упорный человек, господин Анкунин? Астарион резким движением отбросил с лица волосы и со стуком опустил на стол свой стакан. — Итак, за мной гонится Флеминг, на деньги Энвера Горташа, который действительно, похоже, король мозгоедов. Он услышал, как Гезрас вдохнул для того, чтобы что-то сказать. — Гезрас, — оборвал его Астарион, — в следующий раз, когда меня закажут Итану Флемингу, не мог бы ты, радость моя, сразу сообщить мне об этом? — Когда я буду знать их всех по именам, родной, — улыбнулся Гезрас, — я немедленно начну тебе сообщать. — Это не «они все». Это Итан чёртов Флеминг! — Забавное чувство, правда? — мурлыкнул Рафаил, вскидывая брови в сторону Гезраса. Гезрас откинулся в кресле и блаженно прикрыл глаза. — Знаешь, а я ведь абсолютно счастлив. Тут никто понятия не имеет, что я Гезрас из чёртовой Лейды. Гезрас помолчал. — Астарион, — позвал он, — пожалуйста, не сердись, я знаю, что у тебя сейчас за лицо, мне не надо для этого открывать глаза. У себя дома я занимался вещами, которыми занимается ваш Итан Флеминг. Когда живёшь так достаточно долго, начинаешь совершать ошибку аттрибуции, но наоборот — думаешь, что люди воспринимают тебя и твои поступки определённым образом, просто потому, что знают, кто ты такой. Я думал, в Глубоководье ты попросил меня заняться нашей безопасностью, потому что знал определённые вещи, и знал, что я справлюсь, несмотря на то, что я в тот момент не умел даже читать на вашем языке, а также не знал истории, географии и культурного кода. Я так понимаю, это задача из того разряда, с которыми бы справился только Итан Флеминг, да? Его имя знают немногие, но имена тех, кто знает, знакомы каждому? Половина осуществлённых им операций публично считается несчастными случаями, его уши везде, а его бойцы лучше, чем элитные подразделения королевской стражи, хотя бы потому, что раньше в этой страже работали? — Да, — угрюмо согласился Астарион. — Ну вот. Я Итан Флеминг, — пожал плечами Гезрас, — только из другого мира. Я не справился с местными магическими погремушками. Интересно бы было посмотреть, что бы делал Итан без них, если бы оказался в моей вотчине, и без своих людей. Сомневаюсь, что он бы пропал. — Я бы поставил на него десятку, — сказал Рафаил. — А сейчас? — А сейчас я поставлю десятку на тебя. Я же дьявол. Гезрас добродушно засмеялся. — Хорош. Астарион испытывал множество чувств. Самым поверхостным из них было в данный момент раздражение — Гезрас и Рафаил снова вели этот разговор на равных, полностью исключая его, будто бы он был сопляком со штанами на лямках. Они шутили одним им понятные шутки и излучали этот флёр власти и безразличия, когда дело касалось вопросов жизни, смерти и неоплатного долга. Отличие их в этот момент от Касадора было иллюзорным, и таяло с каждой секундой. — Господин Рафаил, — он подал голос, — в прошлый раз после нашей встречи мы оказались в Глубоководье. Куда же вы отправите нас теперь, учитывая сложившиеся обстоятельства? Рафаил повернулся к нему. — О, — весело сказал он, по-птичьи сверкнув глазами, — это всецело зависит от ваших желаниий. Астарион пронаблюдал за тем, как похожий на ворона смуглый человек медленно встал со своего кресла и медленно, уверенно двинулся к нему с сильным оттенком эротизма в движениях, будто крадущийся хищник. — Я знаю, у вас огромное количество желаний, господин Анкунин, — бархатным голосом промурлыкал сатана, — и я готов выполнить одно из них абсолютно безвозмездно. Вы наверняка спросите, в чём подвох, и верно, все мы знаем, что подвох имеется всегда. Астарион откинулся на кресле, чувственно изгибая шею, и снова закинул ногу на ногу, чтобы ткань почти не прикрывала его бедро. — Я слушаю. — Вы понимаете, я бы не стал исполнять любое желание, — Рафаил прислонился к подлокотнику его кресла, — кем бы я был, если бы исполнял любое желание? Дешёвым фокусником, или, быть может, шлюхой? Да, я готов исполнить одно ваше желание, но только то, что будет истинным. Голос Рафаила теперь был совсем близко. Астарион ощутил, как слишком горячие пальцы прикасаются к его подбородку. Он чувствовал запах дорогого, элегантного парфюма с лёгким подтоном серы, чувствовал глубокий аромат разгорячённой кожи, как у тифлинга, но более интенсивный. — Чего вы по-настоящему желаете, господин Анкунин? Чего желает сама ваша душа, всё ваше существо, всё, что составляет вас, вашу суть, ваше естество? Я исполню одно такое желание. Абсолютно безвозмездно, как обещал. Он потянулся к книжной полке прямо за спинкой кресла Астариона и будто бы невзначай на секунду прижался торсом к его плечу. С полки Рафаил достал солидную книгу в золочёном переплёте и открыл двумя руками. — Каждый благородный дом Аверно имеет так называемый священный долг, — пояснил Рафаил, — он описан вот в этом фолианте, с заверениями всех остальных благородных домов Аверно и высшей священной печатью правящего архидьявола Зариэль. Для Дома Надежды является огромной честью ниспослать истинное желание души. Так чего же вы жаждете, господин Анкунин? Свобода! Он хотел быть свободен. «К дьяволу такую свободу! Ты любил его или нет?» «Так теперь выглядит твоя жизнь.» «Нет, пойми меня правильно, с настоящего обрыва я бы никогда не прыгнул.» В эту секунду Астарион с удивлением понял — он не мог желать свободы, потому что невозможно по-настоящему желать того, чего никогда не знал или совершенно позабыл. Гезрас, к тому же, воспринимал в качестве истинной и окончательной свободы смерть — учитывая их странную связь с Рафаилом, с сатаны бы сталось убить Астариона на месте в ответ на такое желание. Астарион хотел жить. Желание жить — вот была его суть. Были времена, когда он питался тухлыми крысами, когда он совершал отвратительные вещи — буквально всё, что угодно, лишь бы остаться в живых. Но не лицемерием было бы сказать, что истинным его желанием является жизнь, в то время, как Рафаил только что выдернул его из лап собственного убийства, на которое Астарион дал своё осознанное согласие? Астарион не хотел богатства и славы — точнее, для того, чтобы получить одно или второе, ему совершенно точно не нужна была помощь Рафаила. «Я же тоже люблю тебя, упырь.» В этот момент Астарион точно знал, что был влюблён — безумно, страстно, как в самой светлой и отчаянной юности. Он прямо сейчас хотел оказаться где-нибудь очень далеко отсюда, прижаться к шее щекой, вжаться носом в ямку ключицы, нежно укусить. Он хотел, чтобы это никогда не заканчивалось, хотел вместе встречать рассветы и закаты, хотел купить дом и вместе пить кофе на террасе летнего кафе. Он посмотрел на Гезраса. «Я Итан Флеминг.» «Боль, боль… Не отдавать же свободу за такую глупость, правда?» Астарион до безумия любил этого человека. Сейчас, год, два, десять… Когда Гезрасу это наскучит и он решит уйти из жизни, так и не адаптировавшись к этому миру? Или наоборот, адаптировавшись к нему — когда ему это наскучит и он решит просто уйти, делать работу Итана Флеминга и Гезраса из, как он говорил, чёртовой Лейды? Да и сам Астарион… Астарион любил Винсента. Он любил Тарри. Ключевым словом было «любил» — если двести лет эльфийской жизни и учили чему-то, так это тому, что всё, даже самое искреннее и светлое, было преходяще. Но что тогда? Конечно, он хотел смерти Касадора! О, как безумно, искренне, страстно он хотел смерти Касадора! Но Итана Флеминга за ним послал не Касадор, а, как оказалось, сам Энвер Горташ. Кого Астарион хотел убить в этом случае, чтобы просто остаться в живых? Горташа? Флеминга? И каким было бы будущее самого Астариона, если бы он оказался причиной смерти настолько влиятельных и могущественных господ? Астарион молчал. Рафаил встал с подлокотника, закрыл свой фолиант и поставил на полку. — Молчите, господин Анкунин? Одетая в чёрно-синий дублет фигура прошла к камину, посмотрела на горящие поленья. Затем повернулась снова к своим собеседникам. — За тысячу лет, что я живу на свете, — грустно сказал Рафаил, — действительно было два человека, чью волю я исполнил. Они принадлежали к одному когда-то пустынному народу, что удивительно хорошо схватывает волю мироздания. Во многом они похожи на эльфов. В том мире этот богоизбранный народ заработал на свою голову те же погромы, ту же ненависть и геноцид, что и эльфы в вашем мире, Гезрас. Верите или нет, я действительно считаю огромной честью исполнение истинной воли. Но люди попросту понятия не имеют, чего желают их души. Они думают, что хотят денег, или любви, или славы, и представьте себе, иногда даже я согласен с ними — конечно, этот человек должен хотеть именно этого, думаю я, заключаю контракт, исполняю это его желание в точности — и на тебе, его душу затягивает в Аверно. Господин Анкунин, вы верите, что я каждый раз искренне хочу исполнить эту волю? — Да, — немного поколебавшись, ответил Астарион. Ему сейчас нужен был виски. Ему очень, очень сильно сейчас нужен был виски. — А чего же хотели те двое? — спросил Гезрас. — Один хотел стакан воды, — с ностальгической улыбкой ответил Рафаил, — второй попросил меня свидетельствовать в суде по делу, когда бык сжёг пшеничное поле в святой день. Гезрас отпил ещё глоток виски и снова посмотрел стакан на свет. — Да, — сказал он, — пути Господа поистине неисповедимы. А чего хотите вы, Рафаил? На вороньем лице отразилась тень грусти. — Я живу тысячу лет, — просто ответил Рафаил, затем остановился и будто передумал, — нет, нет, знаете, я же вас сначала привёл сюда, ещё в тот первый раз, потому что Горташ с ещё двумя обалдуями управляет своим этим мозгом с помощью артефакта, который украл ещё у моего отца из сокровищницы. Называется он корона Карсуса, я не буду углубляться в детали, но стратегическое преимущество этой короны бесценно. Ещё когда я был мальцом, я вечно спрашивал у отца, папа, почему ты не наденешь корону, ведь с её помощью ты мог бы стать архидьяволом, подчинить всё Аверно, а вслед за ним и весь мир. Отец отвечал, цыц, сынок, даже об этом не думай, ты мал ещё о подобном рассуждать, и никто не должен знать о том, что у нас есть эта корона. Сейчас отец уже пару сотен лет, как погиб, и я думал, что наверное, хотел бы заполучить корону назад. И попробовать всё же подчинить Аверно. Ну, в память об отце, понимаете? — Ты же можешь пойти и взять эту корону в любой удобный момент. — Горташ, его этот мозг… Слишком много возни, — отмахнулся Рафаил, — тут появляетесь вы, и я подумал, вот если бы вы принесли мне её, не пришлось бы руки марать. — Не хочется руки марать ради последующего захвата мира? — прищурившись, уточнил Астарион. — А как, вы думали, господин Анкунин, захватывается мир и делаются миллиардные состояния? Копейка рубль бережёт! Гезрас и Астарион переглянулись. Астарион продемонстрировал лицо, полное паники. Гезрас поморщился и нахмурил брови, затем дёрнул губой в своём характерном жесте, мол, подожди, сейчас разберёмся. — Но беседа за стаканом виски оказалась интереснее, чем захват мира, что бы это ни значило? — поинтересовался Гезрас со смешком. — Что значит, «что бы это ни значило»? — притворно возмутился Рафаил, — захват мира есть захват мира! И значит это две вещи. Первая — это что моя истинная форма — зверь рыкающий пяти метров в длину, с пламенной гривой и двумя лицами. Угадаете вторую? В выражении лица Гезраса было почти исключительно одно лишь снисхождение. — Тебе скучно? Рафаил сокрушённо опустился в кресло. — Мне скучно, — со вздохом ответил он, — мне тысяча лет. Все возможные игры уже сыграны. Остались только невозможные. Те, в которых выиграть невозможно в принципе. Гезрас тяжело поднялся со своего кресла, взял графин с виски, прошёл с ним к креслу, в котором сидел у огня Рафаил. Не глядя, налил напиток в протянутый стакан, чокнулся с дьяволом графином и с хлопком опустил руку ему на плечо. — За ёбаную свободу, — сказал Гезрас и хлебнул из горла. Какое-то короткое время они вдвоём смотрели на огонь — согнувшийся в кресле дьявол и по-дружески держащий его за плечо убийца. Затем убийца убрал руку; дьявол распрямился и встал с кресла, неторопливо прошёл обратно к столу. — Кроме всего прочего, у меня есть портал во Врата, — сказал он, — вот прямо тут, в зале дальше по коридору. Выходит на берег речки у моста во Внутренний город, там ещё через бульвар сейчас модный портной. — А плата? — спросил Астарион. — Наверняка, ему хватит десятки, которую он на меня поставил, — улыбнулся Гезрас, точно так же неторопливо подходя к теперь уже его креслу. Графин с виски он оставил на столе по пути. — Более, чем, — глухо отозвался Рафаил, — вам направо и вперёд по галерее. Слуга вас проводит. — Пойдём, родной. Астарион встал с кресла и дал себя увести; рядом снова была тёплая рука, которой он доверял несмотря на то, что совершенно не знал. Они прошли через гостиную, шагая по мягкому ковру, мимо кресел и стола, к тяжёлым резным дверям тёмного дерева. Он не мог не обернуться и не бросить последний взгляд на хозяина этого кабинета. Рафаил сидел в кресле за столом, совершенно один, и смотрел в пустоту. Мыслями он будто бы был не здесь, а где-то бесконечно далеко — там, где может оказаться только тысячелетний зверь рыкающий с пламенной гривой, от скуки вынужденный играть в игры, в которых невозможно победить.