Всё, что мир может предложить

Убийца проверил ещё раз все растяжки, вернулся к палатке, выкрутил глушилку на максимум и подключил к ней ещё один прибор, похожий на маленький стеклянный шарик, чуть вытянутый в обе стороны. Затем протянул Астариону ещё один флакон иллюзионного зелья. Астарион удивлённо взял флакон и недоверчиво посмотрел на Убийцу. Тот кивнул. Астарион, всё ещё выглядевший как Нильс Гринграс, выпил. — Ну вот, — сказал Убийца, — теперь мы ждём. — Ждём чего? Убийца оторвался от рассыпания очередной порции порошка по ладони и поднял на него посглаза. — Ну как чего, — отозвался он с досадой, — как ты думаешь, много у нас было вариантов перейти Делимбайр? — Не особенно, — мрачно ответил Астарион, — к чему ты клонишь? Убийца с отвратительным хрюканьем снюхнул дорожку, тряхнул головой и вытер выступившие на глазах слёзы. — У нас было три варианта, — сказал он, отдышавшись, — морем с какими-нибудь мелкими контрабандистами, чуть ли не самим нанять дурного рыбака и перевезти пару ящиков какого-нибудь дешёвого барахла. Далее, вариант второй — переодеть тебя в бомжа, но не с помощью зелья, и провести через главные ворота Даггерфорда, но тут возникает вопрос нашей замечательной поклажи. И, в конце концов, вариант третий. Астарион меланхолично смотрел, как вытягиваются его руки и ноги, а на кистях проступают толстые синие вены. Где-то он уже видел точно такие же. — Но вроде бы всё получилось? — Не думаю, что те, кого нанял твой Касадор, сомневались в нашем успехе. Поэтому сегодня мы ждём гостей. Спать, кстати, мы в ближайшее время ложиться не будем, так что очень рекомендую. Он протянул Астариону пакетик с амнским сном. Тот покачал головой. — Я, пожалуй, воздержусь. — Хозяин барин, — пожал плечами Убийца, — но прямо рекомендую очень сильно. Для, так сказать, полного слияния с изображаемым тобой сегодня драматическим героем. В следующую секунду произошло две вещи — Астарион, наконец, понял, в кого превратился на этот раз, и подсоединённый к глушилке прибор замигал жёлтым цветом. — О, смотри, ломают! — в глазах Убийцы зажёгся бешеный азарт, — их задача взять нас живыми. Ты стреляешь из вот этой штуковины по площади в момент, как только они режут первую растяжку. Далее разделяемся и уводим их в две разные стороны, ты влево, я вправо. Влево — это там. Если они хватают тебя, ты идёшь с ними, я вытащу тебя позже. Всё, с этого момента светская беседа. За пару секунд, в которую Убийца умудрился скороговоркой уместить все инструкции, прибор успел из жёлтого стать красным, погореть так пару секунд и потухнуть, а в ладони Астариона оказалась металлическая трубка — из тех, что умели стрелять огненными шарами. Внутри похолодело. Он не успевал осознать, что происходит — только тот факт, что происходящее было плохо. Всё это было очень плохо. «Ты хочешь, чтобы появились люди?» Только сейчас он понял, насколько не хотел, чтобы появились люди. — Ложись спать, Астарион, — сказал Убийца, — я постою на часах. — Конечно, — как можно беспечнее ответил Астарион, — спасибо, родной. Он сделал характерный жест, будто ложится спать, потом отрицательно покачал головой. Убийца кивнул. — Здорово ты придумал с этой переправой, — заметил Убийца, — ну всё, спи, завтра долгая дорога. Они сидели в полной темноте и тишине — только глушилка мерно попискивала. Трубка скользила в покрывшейся холодным потом ладони. Убийца был собран и смотрел в лесную темноту, как готовый к охоте дикий кот — малейший звук, и он неслышно сорвётся в ночь, вопьётся жертве в глотку. Паника Астариона, наоборот, висела в воздухе облаком кровососущей мошкары. — Не беспокойся, — шепнул Убийца, — всё будет нормально. Он попытался успокоиться. Действительно попытался. Вдохнул и выдохнул. Достал из портсигара папиросу, закурил — без мундштука вкус был совершенно другой, резкий, по-кошачьи царапающий горло. Предложил закурить Убийце — тот отказался. Влево — это там, влево — это там… Стреляй по площадям… Он глянул на своё оружие и отрегулировал поток. Снял предохранитель — тот мягко щёлкнул в тишине. Астарион не услышал звука срезаемой растяжки — услышал Убийца. То, что произошло дальше, услышали все. Лес, до этого абсолютно безмолвный, разорвало грохотом и ослепило огнём — гремело одновременно со всех сторон, светило тоже отовсюду, и Астарион, абсолютно дезориентированный, от ужаса забыл, казалось, даже собственное имя. За грохотом взрывов он не слышал абсолютно ничего. Его подхватили за рукав и сильно оттолкнули — влево. Он оглянулся. Убийца беззвучно открывал рот и показывал руками — «прочь, прочь», затем побежал. Влево — это там! Все мысли мигом испарились из головы Астариона, и он побежал, никуда не стреляя — просто побежал. Когда он думал, что ещё сильнее испугаться уже не сможет, перед ним появилось что-то, страшнее чего он ничего в жизни не видел. Их было четверо — две группы по двое, все одетые в чёрное, один держит магический щит, второй держит наизготовку что-то, похожее на лёгкий арбалет. Двигались они слаженно, шаг в шаг, равномерно и неотвратимо — так надвигалась смерть, так хищник шёл на загнанную в угол жертву. Они шли сквозь огонь, и огонь не наносил им абсолютно никакого вреда. Астарион посмотрел на свой огнестрел, затем снова на них и разглядел деталь, от ужаса которой вполне мог потерять сознание. У мага в том шаре, что был ближе всего к нему, не было руки. Вместо неё из рукава торчал перетянутый жгутом обрубок, из которого до сих пор медленно капала кровь. Руку оторвало взрывом — и этот человек, как ни в чём не бывало за секунды затянул её жгутом, сотворил магический щит и пошёл дальше. Астарион выстрелил в «свою» группу огненным шаром, чтобы просто сделать хоть что-то, и побежал влево — так быстро, как только мог, вспахивая сапогами землю, перескакивая через кочки и уводя за собой преследователей, с которыми понятия не имел, что делать. Он успел заскочить за лежащий на западной стороне лагеря валун чудом — в ту же секунду в песок там, где он стоял секунду назад, ударило что-то, рассыпавшееся синими искрами. Всё внутри кричало в панике и бегало кругами — и всё-таки он попытался подумать. Убийца рассказал ему, где находятся все растяжки; более того, они сегодня поставили их вместе. Ближайшая начиналась сразу за валуном. Он увидел, как в свете горящего леса блестит тоненькая леска; высунулся из-за камня и выстрелил ещё раз. Магический барьер замигал и тут же выровнялся; смертоносный шар с двумя похожими на акул наёмниками внутри даже не замедлил своего движения. Они не могли бежать, это Астарион понял. Во-первых, чародей был ранен. Во-вторых, вряд ли можно было быстро бежать, удерживая магический барьер. Астарион рванул вперёд, ловко перескакивая через ловушки, и тут же зацепился сапогом за корень дерева, упав в паре сантиметров от очередной лески и только чудом не взлетев на воздух. Ещё один заряд голубых искр пролетел над его головой. Там только что была моя спина, — с ужасом подумал Астарион, автоматически поднялся и побежал дальше, успев нырнуть за дерево, прежде чем о землю разбился очередной сноп искр. Шар замер на границе растяжек. Наёмник с искрами быстро спросил что-то у магика без руки, тот что-то быстро ответил и поднял оставшуюся руку, собираясь сотворить заклинание. Щит замерцал. В ту же секунду Астарион выстрелил по растяжкам. Мир в очередной раз разорвало грохотом и светом; он почувствовал, как летит, затем спиной падает на землю, ослеплённый и оглушённый. Он пропахал плечом мох и покатился куда-то вниз, ломая кусты, попытался зацепиться за что-то, но все ветки выскальзывали из рук. В конце концов, мир остановился. Астарион лежал на дне оврага, в грязной луже, где квакали потревоженные лягушки и шуршало в траве ещё дьявол знает, что. Он не мог подняться, только перекатиться на спину, чтобы не захлебнуться в мокрой грязи; в голове отвратительно звенело и кваканье лягушек будто бы вонзало в мозг раскалённые ножи. По склону оврага медленно спускался человек. Астарион понял, что даже в этом ужасе не выпустил из рук своё оружие. Он приподнялся на локте и выстрелил. Большой конус огня полыхнул вверх по склону, поджигая кусты и траву, выхватывая из темноты черты ужасного человека, что приближался к нему. Лицо, напоминающее картофелину, маленькие глаза, подбородок с ямкой, бритая налысо голова. Единственным, что сделал этот человек для того, чтобы защититься от огня, было маленькое движение — он спрятал своё стреляющее синими искрами оружие под кожаную куртку. Затем продолжил движение — прямо через неравномерно горящие кусты. Беги, — исступлённо заорал инстинкт самосохранения, — беги Беги БЕГИ! Астарион попытался встать, но тут же рухнул обратно в грязь. Руку, что не сжимала оружие, тут же прожгла невыносимая боль. В ту же секунду его накрыл сноп голубых искр — и после этого долгое время не было ничего.

***

— Доброе утро, господин Анкунин. Он открыл глаза и сначала не увидел ничего, кроме белёного потолка, освещённого, похоже, простой масляной лампой. Страшно хотелось пить; кроме жажды, похоже, всё с ним было в порядке — никакой боли, и чувствовал он себя на удивление хорошо отдохнувшим. Тогда он попытался двинуться — безуспешно. Кто бы ни пожелал ему доброго утра, предварительно озаботился тем, чтобы привязать его к кровати толстыми кожаными ремнями. — Не стоит беспокоиться, господин Анкунин, — мягко сказал голос и в поле зрения вплыло лицо давешнего наёмника, страшное, хуже смерти, похожее на большую картофелину. Голос у него был на удивление мягким. Астарион понял, что в обычной жизни принял бы этого человека за булочника или какого-нибудь повара. — Где я? — прохрипел Астарион, — Кто вы такие? — О, этого я вам сказать не могу, — мягко ответил наёмник, — но у нас нет цели вам навредить. Наша задача доставить вас шефу в целости и сохранности. — Кто же ваш шеф? Вас ведь явно нанял лорд Касадор Зарр? — Всё вы узнаете в своё время, господин Анкунин. Голос был невероятно успокаивающим. Этому кадру только нянечкой у барских детишек работать! — Пока что я хотел осведомиться, не желаете ли вы откушать? — Твоей крови, — огрызнулся Астарион. — Как невежливо, — наёмник огорчился, будто и правда подрабатывал нянечкой, — но знайте, как только вам захочется есть или пить, немедленно об этом сообщайте. Не стесняйтесь. Астарион скорей почувствовал, что наёмник рывком обернулся и схватил оружие, чем увидел — лёжа на спине без возможности даже повернуть голову, увидел он только то, что добродушная рожа исчезла из поля зрения. В комнате явно что-то происходило — гремели стулья, кто-то снёс ведро, кого-то уронили то ли на стол, то ли на шкаф. Затем всё затихло. Об его кровать кто-то облокотился, чуть её не снеся. Запахло кровью, горелым, крепким алкоголем и ещё дьявол знает, чем. — Привет, любимый, — прохрипел голос, который Астарион теперь узнал бы даже в аду. Он почувствовал, как под ножом лопаются привязывающие его к кровати ремни. Освободившись, осторожно приподнялся и оглядел обстановку. Посреди разгромленной квадратной комнатушки метра три на три лежал мёртвый наёмник лицом вниз. Из основания черепа у него торчал десятидюймовый гвоздь с привязанной к нему неприятного вида ниткой. На лавочке рядом с кроватью аккуратно лежал знакомый уже неприятной формы артефакт и стоял кувшин с водой. Убийца… Убийца выглядел чудовищно. Он был сейчас одновременно собой и не собой — волосы, наполовину рыжие, наполовину чёрные, были местами выжжены, и в этих местах на голове зияли поблескивающие сукровицей, лопнувшие ожоги. Одет он был в одежду какого-то из наёмников, местами распоротую и тоже обгоревшую. Там, где он облокотился об кровать Астариона, на белоснежном постельном белье остались грязно-кровавые разводы. Сейчас он сидел, вжавшись лбом в одеяло, и тяжело дышал. — Ты как? — Астарион прикоснулся рукой к чужому плечу. Он был действительно обеспокоен. Убийца не выглядел, как человек, способный куда-то ещё идти и что-то делать. Если уж на то пошло, то выглядел он, как кто-то, кто сейчас свалится на пол замертво. Убийца не ответил. Астарион спустил ноги с кровати и оглядел себя — он был одет в чистое бельё, ссадины на теле аккуратно обработаны, левая рука, судя по всему, раненая, перевязана белоснежным бинтом. — Ща бля, — подал голос Убийца, — выйди… Выйди отсюда. Зарежь их всех. Парализованы. Зарежь, надо…надо передохнуть. Астарион отхлебнул немного воды из кувшина и подтолкнул его к руке Убийцы. — На, попей. Давай, пожалуйста, попей. Убийца одной рукой пошарил в районе левого бедра и с трудом достал из ножен тонкий нож. Не глядя, протянул Астариону. — Иди, зарежь их. Проснутся… — Понял, понял. Сейчас. Постарайся тут не помереть пока, хорошо? Астарион чувствовал себя полным идиотом, выходя из разгромленной комнатушки с полумёртвым Убийцей и мёртвым наёмником, будучи одет в одни только панталоны и нижнюю рубаху, и держа в руке нож, но в этой ситуации и думать не мог ослушаться Убийцу. Убежище наёмников оказалось каким-то заброшенным строением с белёными известью стенами. Местами прямо из пола росли весёлые зелёненькие кустарники и молодые берёзки; в кухне в то же время горел в очаге огонь и булькало что-то в котле. Люди — мужчины, женщины, все одетые в одинаковую чёрную одежду, — лежали на полу, парализованные, и абсолютно осознанными глазами смотрели в потолок. Некоторые, впрочем, были мертвы — тогда глаза их были стеклянными и не видели уже ничего. Следующие полчаса Астарион ходил по убежищу и резал глотки. Это время отчего-то показалось ему бесконечностью, а сам он с каждым взмахом ножа чувствовал себя всё большим и большим чудовищем. Это было совершенно не так, как те убийства, что заставлял его совершать Касадор. Это были и не укусы в шею. Отчего-то даже недавнее убийство Неллы меркло по сравнению с этим — возможно, оттого, что оно было одно, а наёмников Астарион насчитал четырнадцать человек. Он не помнил, на котором начал плакать от нервного напряжения и того зверства, которое совершал, но знал — нужно продолжать. Если он не продолжит, то убьют его и Убийцу. Если он не продолжит, то вернётся к Касадору. Наконец, трясущийся от ужаса и рыдающий уже в голос, будто маленький мальчишка, Астарион нашёл какой-то сундук с какой-то одеждой и с грехом пополам оделся. Одежда то была ему невероятно велика, то отчего-то не налезала. Как могла одежда наёмников не налезать на Астариона? Женщины, — понял он, — я же только что зарезал штук пять женщин. Шатаясь, он побрёл, не разбирая дороги, обратно в комнату, где оставил Убийцу. Там ощутимо пахло рвотой. Убийца сидел, спиной прислонившись к кровати, весь покрытый грязью, кровью и ожогами, теперь полностью похожий на себя, но от этого не выглядящий ни на грамм более живым. — Ты… — прохрипел он. — Да, я всё сделал, — будто бы не своим голосом ответил Астарион, — ты можешь идти? — Ща…ща, бля. Зрелище того, как Убийца поднимался с заблёванного пола, было абсолютно душераздирающим, но он поднялся. Затем вылил себе на лицо кувшин воды — она смыла кровь и часть грязи. — Пошли, — прохрипел он и двинулся к выходу. Астарион взял в одну руку артефакт, нож заложил за голенище сапога. Попытался придержать Убийцу — тот благодарно навалился на плечо, как гора, и они поволоклись вон из укрытия — сначала осторожно, один шаг за десять, затем попроще. Ужаснее всего было то, что через пару минут Убийца шёл уже самостоятельно, в том состоянии, в котором он был, и пытался пересказать Астариону всё, что произошло. Он убил всех, кто пришёл за ними. У каждого из них был с собой камень перехода — портал в эту точку. Он пытался пытать последнего из выживших наёмников, но тот проглотил капсулу с ядом. Затем он выпил зелье, использовав для него волосы того последнего наёмника, переоделся в его одежду и оказался здесь. Где это здесь, он понятия не имеет. Сколько их ещё, он понятия не имеет. Пытать их бессмысленно — у каждого из них во рту по капсуле с ядом. Место оказалось заброшенной фермой. Они прошли через двор, мимо сгнивших сараев. Астарион настоял на том, чтобы остановиться у колодца с водой и, покрутив ворот, достал ведро воды. Дальше они пили; Убийцу снова вырвало, теперь просто водой. — Рюкзаки, — сказал он безжизненно, — там, где начинается лес, я оставил рюкзаки. Нужно идти… — Я принесу, — оборвал его Астарион. Убийца не возражал — вряд ли оттого, что не хотел, скорее оттого, что у него просто не осталось сил. Астарион оставил его сидеть, привалившись к колодцу, и сам пошёл туда, куда указывал Убийца. Над лесом занимался рассвет. Он нашёл рюкзаки, ставшие значительно легче после того, как они истратили все запасы взрывчатки. Решил, что рюкзак Убийцы важнее, взвалил его себе на спину и побрёл обратно. Убийца, заполучив свои вещи, тут же принялся в них рыться. Астарион оставил его за этим занятием — этот страшный человек, от которого пахло смертью, даже будучи ранен и физически истощён, точно лучше знал, что делать в их положении. Что они смогут сделать, если сейчас откроется портал и из него вылезут ещё люди? Что они смогут сделать, если этих людей будет даже всего один или двое — и люди эти будут отдохнувшими и вооружёнными до зубов? По пути назад к колодцу под своим тяжеленным военным рюкзаком Астарион запнулся обо что-то и едва не пропахал носом землю. Он обернулся — это оказалась мёртвая женщина-наёмница. Даже не задумываясь, он подошёл к ней, проверил пульс, осмотрел раны — судя по количеству крови, пропорота бедренная артерия, но смерть наступила от удара камнем по затылку. Мертва уже пару часов — на этом моменте Астарион с горечью подумал, что знает слишком много о смерти для бухгалтера и слишком мало для вампира. Смерть пахла кровью, страхом, рвотой и дерьмом, смерть смотрела пустыми глазами в нежное небо в золотистых перистых облаках, смерти было слишком много, бесконечно много. Как он мог пропустить эту женщину? Он ведь проходил по этой дороге уже три раза — когда шёл за рюкзаком Убийцы, когда относил его рюкзак обратно и когда шёл за своим. Должно быть, всё это он проделывал совершенно автоматически, как механическая игрушка с ключиком в спине — поверни ключик, и она будет ходить взад-вперёд, пока не кончится натяжение в пружине. Вот пожалуйста, он снова делает это — просто игрушка, простые действия, чужая рука поворачивает ключик в спине и он идёт, его разума здесь нет, он ничего не знает и не хочет знать, это просто Касадор направляет его руки и ноги и всё остальное тело. Только вот теперь здесь не было Касадора. Эта мёртвая женщина, все эти парализованные люди, которым он перерезал глотки, даже покрытый ожогами и пахнущий кровью и рвотой Убийца — все они были в его жизни теперь, потому что здесь не было Касадора. И, если не Касадор теперь заводил ключик в спине, если не Касадор направлял его руку, то кто это был? Астарион точно знал, что это был не он сам — это не мог быть он сам. Если бы он сам сейчас отвечал за собственные действия, если бы он имел сейчас свободу выбора, то не пропустил бы эту мёртвую женщину. По всему выходило, что его руку не направлял никто. Вот это, с ужасом осознал Астарион, вот это и есть свобода. Слова Убийцы пронеслись в разуме, как удар хлыста, глаза открылись шире от шока и осознания. Эти смерти, этот животный страх, вся эта кровь и ненависть, эта рука, двигающая им без его воли, когда воли уже не оставалось — все они были его собственными, и ощущались совершенно точно так же, как воля Касадора. И, раз так, то существовало ли на свете кроме этого что-нибудь ещё? Когда он, наконец, вернулся к колодцу, Убийца лежал на земле, свернувшись калачиком, и крупно дрожал. Астарион бросил рюкзак на землю и подбежал к нему, присел рядом — дыхание было резким, частым, короткими спазмами выходило из груди, будто бы Убийца задыхался. — Тише, тише, — Астарион погладил его по спине, — всё хорошо, родной, всё хорошо… Убийца словно не слышал. Конечно, у него была паническая атака. Астарион понимал. У них у всех были панические атаки. Бывшие военные, просто люди, видевшие смерть и страх — такое он наблюдал не раз и не два, да и сам был хорошо знаком с процессом изнутри. Почему у самого Астариона, учитывая всё пережитое, ещё не было приступа? Это был чертовски хороший вопрос, который он даже не осмелился себе задать. — Иди ко мне, всё хорошо, — он попытался поднять Убийцу с земли и сгрести в охапку, — всё хорошо, родной, всё уже закончилось. Ну, посмотри на меня. Посмотри на меня, слышишь? Убийца рывком развернулся из своей трясущейся загогулины — резко, чётко, как складной нож, как идеально подогнанный механизм, и оттолкнул Астариона так сильно, что тот сначала вовсе не понял, что произошло. Просто в одну секунду он обнимал дрожащего Убийцу за плечи, гладил по голове и говорил успокаивающую чушь ровным, спокойным голосом, а в другую — лежал плашмя на земле, и над ним возвышался пахнущий смертью человек, что был выше и сильнее. Глаза его блестели абсолютно безумно — панически, как у обколотой наркотиками лошади на скачках. Взгляд Астариона упал на пустой пакетик промасленной бумаги под чужим сапогом. Дьявол. — Спокойно, — отчётливо сказал Астарион, выставляя перед собой руки, — я друг. Друг. Смотри, тебя зовут Гезрас. Меня зовут… Убийца попытался его схватить — Астарион увернулся каким-то чудом, перекатился и тоже вспрыгнул на ноги, понимая, что против нанюхавшегося наркоты Убийцы, даже находящегося на грани смерти, не имеет абсолютно никаких шансов. Не тратя времени на раздумья, Астарион побежал, не оглядываясь — в третий раз за эти сутки так, будто от этого зависела его жизнь. Потому что от этого в третий раз действительно зависела его чёртова жизнь. Впереди были какие-то постройки — белые стены сараев со сгнившими крышами, будто сломанные белые зубы во рту, — Астарион нырнул в них, спрятался за стеной. Выглянул. Это было ошибкой. Убийца шёл за ним — очень близко. Их взгляды встретились; Астарион закричал от отчаяния — это на секунду огорошило Убийцу, и в эту же секунду Астарион попытался влезть по крепкой ещё лестнице, что была за углом неподалёку. Крепкие, покрытые вздувшимися синими венами руки схватили его за ногу в прыжке; Астарион грянулся подбородком об ступеньку и в глазах его потемнело от боли. Он почувствовал, как тяжеленное тело наваливается на него сверху, а вокруг горла сжимаются удушающие, крепкие, будто состоящие из одних костей пальцы. В следующую же секунду хватка почему-то ослабела. Астарион понял, что полулежит на деревянной лестнице и сжимает в руке какое-то оружие. Откуда, чёрт возьми, у него оказалось в руке оружие? Как он успел его выхватить? И убил ли он Убийцу? Он осторожно выполз из-под растянувшегося на земляном полу тела. Убийца дышал — просто был парализован, точно так же, как те наёмники, которым Астарион перерезал глотки. В руке у Астариона была небольшая металлическая трубка — откуда? Наверное, он снял её с тела мёртвой женщины. Да, он вспомнил — оружие мешало осматривать рану на бедре и он отстегнул его с пояса, а куда дел потом — даже не задумался. Убийца дышал и смотрел в отсутствующий потолок застывшими в ужасе глазами. — Всё хорошо, родной, — сквозь зубы сказал Астарион, — вот увидишь, всё будет хорошо.

***

Сначала закрученная спиралью ракушка-конус, коричнево-пятнистая снаружи и нежно-розовая внутри, лежала в самом тёмном углу комнаты углового дома на пересечении улиц Пряностей и генерала Райтстона, там, где под плотными, не пропускающими свет гардинами медленно собиралась пыль, и там, куда Астарион отшвырнул её в тот самый первый вечер. Сколько она лежала на дне моря? Сколько жил в ней маленький моллюск, пока Убийца не нырнул в море со скалы, не выскоблил его оттуда ножом и не подсунул его ракушку Астариону? Год? Пять лет? Десять? «Не бойся прыгать, чтобы нырять глубже.» Моллюск не умел прыгать. Моллюска выскребали ножом и отбрасывали полумёртвого обратно в море. Когда-то Астарион читал, что некоторые такие моллюски умели выстреливать во врагов ядовитые дротики, парализующие сердце меньше, чем за секунду; другие жили у подводных узлов Плетения и насылали на врагов кошмары, от которых те сходили с ума. Астарион не хотел быть моллюском. В один из вечеров он напоролся на ракушку пяткой — больно было до крика, и он переложил её на подоконник. Теперь, ранее невидимая, ракушка всегда была на виду. Она подползала к нему всё ближе и ближе — из угла на подоконник, с подоконника на край стола, где она придавливала бумаги. Всё чаще он брал её в руки и долго рассматривал, оглаживая пальцем грубые шероховатые выступы сверху, повторяя шелковистые линии её розовой внутренности. Пока не положил в свою сумку. Он хорошо запомнил день, в который это произошло — тот день, когда Нелла опровергла его догадки о сосудах души, тот день, когда Астарион понял, что не всё потеряно и что он вполне ещё может быть полностью свободен от Касадора, и может быть жив в то время, когда Касадор будет мёртв. Астарион никогда в жизни не прыгал. О нет, он не прыгнул бы с этой скалы ни за что на свете. Но всю жизнь он только и занимался тем, что упорно, терпеливо нырял всё глубже и глубже, пока не докапывался до сути. В тот момент, когда он понял, что сможет жить, а Нелле пришло время умереть, Астарион чувствовал себя едва ли не богом. Сейчас он снова чувствовал себя абсолютно опустошённым. «Приложи ракушку к уху, сынок, и услышишь море, ” — так балдурские матери наставляли своих отправляющихся в дальнюю дорогу сыновей. Море шумело в ухе — успокаивающее, вечное, ритмично накатывающееся волнами на берег; частичка его и правда словно засела в ракушке, и звук петлял в бесконечной спирали, отражаясь от нежно-шелковистых стенок, теряясь и искажаясь. Астарион сидел, закрыв глаза, и потихоньку приходил в себя. Колючая известковая стена брошенного сарая холодила спину сквозь рубашку; следы пальцев на шее всё ещё отдавались болью, но по крайней мере Астарион не ощущал больше давления. Он послушал море ещё, не открывая глаз — не хотел видеть то, что он знал, было там, за этой спасительной темнотой закрытых век. Налетел ветерок, задул в дыру в рубашке, где надорван был рукав. Астарион вздрогнул и на секунду сжался сильнее. Затем открыл глаза. Убийца по-прежнему сидел там, где Астарион его оставил — крепко привязанный верёвкой к берёзе. Щёки его были мокрыми от слёз и грязными от крови из рассечённой на скуле щеки; Убийца уронил подбородок на грудь и что-то тихонько шептал. Астарион не слышал, что, он не хотел слышать — единственным, что он хотел слышать, было море. Не отпуская ракушки, он поднялся и, как мог, отряхнулся одной рукой. Это было бесполезно — гадкая, вонючая, пропитавшаяся потом одежда едва ли стала грязнее от того, что они с Убийцей полчаса назад повалялись в грязи, и едва ли стала чище от попыток её отряхнуть. Тогда Астарион начал собирать палки и сваливать их в кучу в середине заброшенного двора; за эту неделю в дороге он научился складывать костёр правильно, но одной рукой это было довольно сложно проделать. Когда пришло время поджигать костёр, с ракушкой всё же пришлось расстаться. Убийца, впрочем, закончил шептать и теперь просто тяжело, рвано дышал. Астарион поджёг костёр, затем порылся в рюкзаке Убийцы, достал ставшую уже привычной глушилку и включил. Потрескивание костра. Мерное пищание глушилки. Чужое рваное дыхание. Стрёкот кузнечиков в длинной полевой траве. Никакого моря. — Выключи, — прохрипел Убийца. Астарион молча протянул руку и нажал руну на боку прибора. Пищание прекратилось. Убийца подышал ещё, будто пытался набраться сил. — Если её уже взломали, нет смысла, — пояснил он. — Понятно. Астарион подбросил пару веток в костёр. Достал из рюкзака бурдюк с водой. — Хочешь пить? Убийца хотел. Астарион аккуратно напоил его, затем закрутил крышку на бурдюке и сел напротив, избегая встречаться взглядом. — Нормально себя чувствуешь? Убийца чувствовал себя нормально. Ни у одного из них не было сил ни на иронию, ни на какие бы то ни было выяснения отношений. Через пару минут Убийца сидел у костра, бессильно привалившись к стене, будто связывавшие его до этого момента верёвки на самом деле поддерживали его, а не ограничивали. — Почему они больше не приходят? — спросил Астарион, — я видел у каждого из них медицинский амулет, который считывает жизненные показатели. Их начальник знает, что все они мертвы. Он знает, что миссия провалилась. Долгое время Убийца ничего не отвечал, только жевал губы и мелкими глотками пил исцеляющее зелье из пузырька, что Астарион нашёл в его рюкзаке. В конце концов, покачал головой. — Не знаю, — сказал он, — хочет набить себе цену. Выторговать что-то. Теперь он может взять нас в любой момент. Астарион зарылся пальцами в волосы и сидел так, глядя на костёр — будто бы в нём догорали не ветки, а последняя надежда на спасение. Убийца подтянул к себе рюкзак и стал медленно выкладывать из него вещи. На землю лёг складной нож, огниво, оставшиеся ещё флаконы иллюзионного зелья, ворох непромокаемой растопки для костра. — Чёрт. Убийца не останавливался. Компас, мешочек с солью, мешок крупы, моток лески… — Чёрт, чёрт, чёрт! Астарион дёрнул себя за волосы, поднял глаза к небу и взвыл от бессилия. Затем повернулся было к Убийце, чтобы высказать своё отчаяние, но заметил в его руках ворох пакетиков с белым порошком. Астарион беззвучно открыл рот. Убийца посмотрел ему в глаза и выбросил весь ворох в костёр. Астарион выдохнул с тихим удивлённым писком, глядя, как бумажные квадратики корчатся в огне, рассыпая по дровам наркотик, и тут произошло что-то ещё более удивительное. Убийца тяжёлым рывком переполз ближе к нему, одной рукой прижал к своей груди — так, что голова Астариона оказалась где-то в районе его плеча. — Я едва всё не просрал, — хрипло прошептал он, — Астарион, я едва всё не просрал. — Всё хорошо, — ответил Астарион, поглаживая его по спине, — всё хорошо. От Гезраса пахло кровью, горелыми волосами, всевозможной мерзостью. От них обоих пахло смертью и отчаянием. Астарион уткнулся в чужое плечо и, наконец, расплакался от всего, что ему довелось пережить сначала за сегодняшнюю ночь, затем за предыдущую неделю, и наконец за весь предыдущий месяц этого безумия. Сон на сырой земле, грязь и пот, постоянно ноющее от физической нагрузки тело, вечный писк приборов, что должны были скрывать их от чужих глаз и ушей, сидящая в голове личинка, сидящий на хвосте Касадор, постоянный солнечный свет, мытьё в реках — это ощущалось так же, как если бы простому человеку вдруг сказали пойти искупаться в потоке лавы, который по какой-то неведомой причине перестал сжигать его заживо. Он плакал на плече у этого человека, который был жесток, но раз за разом спасал его от смерти, у человека, которому некуда было больше идти, кроме смерти, и по какой-то неведомой, совершенно не зависящей от Астариона причине, он шёл вместе с ним. Гезрас, — понял Астарион, — его зовут Гезрас, не Убийца. Он предусматривал всё, что мог и чего не мог, он танцевал вслепую на тоненьком канате над ямой с тысячей кинжалов. Ради Астариона он убил пятерых бойцов уровня магической гильдии безопасности и убил или обезвредил ещё четырнадцать, он буквально прошёл через огонь и теперь его волосы пахли гарью, а на голове остались воспалённые проплешины. — Не бойся, — сказал Гезрас, — просто нихуя никогда не бойся. Всё получится. Астарион потихоньку затих. Напряжение, копившееся долгие недели, и нашедшее, наконец, выход, ослабевало. — Конечно, получится, — он легко улыбнулся в плечо, — как это у нас может не получиться?