Всё, что мир может предложить

Проснулся Астарион от характерного звука — кто-то ковырялся в замке отмычкой. Сколько раз приходилось ему ради Касадора добывать компромат и важные документы из закрытых кабинетов и сундуков? Не счесть. Ошибки быть не могло — это был именно тот звук, хоть и странно было его слышать не из-под своих пальцев, а в углу собственной комнаты. Воспоминания о событиях прошлой ночи потоком хлынули в сознание. Неужели стража отследила его после того, как он убил бедную Неллу? Нет, это было исключено, Астарион действовал предельно осторожно. У несчастной девочки не было никого, кроме семьи в какой-то глухой деревне в сторону Невервинтера — ни друзей, ни любовников. Курирующий её профессор был в отъезде; в Академии она вчера сказалась больной. Ему показалось, будто он снова ощутил запах дешёвого лампового масла и горелого мяса. Нет, к чёрту, всё это было малозначительно. Конечно, эта девочка должна была закончить так же, как и все остальные девочки до неё — все они велись на блестящую игру, все они считали, что сумели приручить и вылечить его израненную, недоверчивую душу, все они видели в нём свет и добро, и так далее, и тому подобное. Важным было то, что сейчас кто-то пытался вскрыть замок в комнату, и он понятия не имел, кто бы это мог быть. Астарион, одетый в одну пижаму, неслышно встал с кровати, босиком прокрался к столу и взял с него свой кинжал. Затем так же тихо прокрался к двери и приготовился повернуть ключ. Комок расплавленного металла с грохотом выбил замок и грянулся об пол в пяти сантиметрах от большого пальца его правой ноги. Астарион издал сдавленный звук, что-то среднее между вздохом, вскриком и всхрапыванием испуганной лошади, и дверь распахнулась. — Какого чёрта! — гневно воскликнул он, ещё не поняв, кто стоит в дверях, но кто бы это ни был, ему следовало незамедлительно объясниться. Сначала, сбитый с толку тем фактом, что ему только что выбили замок огненным шаром, Астарион подумал, что перед ним полурослик или, может быть, гном. Но нет, это был гурский мальчишка — смуглый, черноволосый, с большой золотой серьгой в ухе и одетый в какое-то тряпьё. — А ну-ка ты, маленький выродок… — прошипел Астарион, молниеносным движением хватая его за ухо. Его пальцы нащупали только воздух, и в ту же секунду Астарион почувствовал, как у него отнялась вся рука по самое плечо, а комната закружилась. — Спокойный, — сказал мальчишка с сильным акцентом, — это я, Гезрас. Сейчас уходить. Быстрый. Мальчишка очень быстрым движением достал из складок своего тряпья стеклянную ампулу, наполненную чем-то похожим на голубое пламя, отломил у неё верхушку и протянул Астариону. — Выпить, — скомандовал мальчишка, — зелье чтобы прятать. Астарион помедлил. В руку начинала возвращаться циркуляция. Какого чёрта гурский мальчишка вышибал его дверь огненным шаром, представлялся Гезрасом (так ведь звали Убийцу?) и предлагал ему выпить какую-то гадость? Мальчишка достал из складок одежды вещицу, в которой Астарион признал сделаный Андреем амулет. — Хотеть жить — пить зелье, быстро! Говорить после! Астарион запоздало понял — это и правда был Убийца, но в другом обличьи. Он выхватил из его руки пузырёк и выпил. Комната дёрнулась, через кожу пробежало отвратительное ощущение, будто под ней разбежалась стая маленьких жуков, и Астарион увидел, как комната отчего-то медленно ползёт вниз. В следующую секунду он понял, что ему следует немедленно подхватить собственные пижамные штаны. Мальчишка — Убийца, — тем временем развернул старую наволочку, в которой было детское гурское барахло и протянул Астариону. Тот разглядывал себя — у него тоже была теперь смуглая кожа, и на лицо падали слишком длинные чёрные волосы, и всё было каким-то странно маленьким… — Одеваться, — скомандовал Убийца, — брать что нужно. Не вернуться. — Радость моя, — начал было Астарион, но осекся. Голос его был теперь абсолютно мальчишеским — высоким и писклявым, — не мог бы ты объяснить, что происходит? Убийца в нетерпении зарычал — даже в исполнении гурского мальчишки звучало устрашающе, — и рывком застегнул на шее свой верный о’Войс. — Хорош тупить, — заорал он, — за коробкой пришли! Хватай её и документы, и валим отсюда! В этот момент Астариону впервые за этот день стало действительно страшно. Он, не глядя, оделся в холщовые портки и рубаху, сделавшись, наверняка, неотличим от уличного оборванца лет восьми — судя по тому, как выглядел сейчас Убийца, — и принялся рыться в столе, выгребая демонологические бумаги в сумку, в которой всегда лежал артефакт. Покончив с этим, он рванулся к платяному шкафу, чтобы забрать свой костюм. — Не понадобится, — безаппеляционно гавкнул Убийца, — пошли. Чтоб его разорвало, как у него получалось командовать настолько пугающе, да ещё в таком обличьи? В следующую минуту двое мальчишек уже спускались по винтовой пожарной лестнице, защищённой от чужих глаз — она была ловко спрятана на теневой стороне дома, в густых зарослях плюща. — Сейчас мы отправимся в табор, — объяснял Убийца, — всё остальное узнаешь, когда можно будет говорить. — Что это всё значит? Чёрт возьми, Убийца, объясни, что происходит? Он перепрыгнул с пожарной лестницы на крышу соседнего дома. — Нас могут слушать. — А как же золотой стандарт ментальной безопасности? — ядовито поинтересовался Астарион. Убийца, временно кудрявый гурский воришка, смерил его усталым взглядом. — На девяносто девять процентов уверенности существует один процент смертельного проёба. Если бы для нашего выживания было абсолютно необходимо говорить, то мы бы могли говорить. Но потребности в этом нет. Пожалуйста, Эвард, постарайся не тупить, богом тебя умоляю. Тебе нужно просто следовать за мной и не тупить, хорошо? Тогда все мы выживем и всё будет просто зашибись, ладно? Просто слушай своего друга Джо. Астарион постарался. — Хорошо, куда мы идём, если кто-то спросит? — Домой, — ответил Убийца, — к маме. На этом он расстегнул о’Войс и спрятал его куда-то в своё помойное одеяние. Разговор был окончен. Астарион проследовал за ним по крышам, спускавшимся всё ниже и ниже, пока оба они не оказались в заросшем бурьяном и лебедой саду дома с заколоченными окнами. Там они пролезли в дыру в заборе и оказались в переулке, откуда вышли на улицу Щитовую. Уже там Астарион понял, насколько удачное обличье для маскировки выбрал Убийца. Всем в городе было абсолютно наплевать на двоих оборванных мальчишек, один из которых нёс перекинутую через плечо старую наволочку. На улице Щитовой, где кузнецы и их подмастерья выставляли на продажу оружие и доспехи, всем было наплевать вдвойне — у витрин и прилавков толпились целые стаи пацанов, жадно разглядывавших эти богатства. Они спорили между собой и доставали продавцов бесконечными вопросами, глаза их горели жаждой приключений, кто-то даже пытался что-то стянуть. Двое маленьких гурцев никого не трогали и просто шли своей дорогой, оставаясь для окружающих невидимыми. Солнце над городом клонилось к закату, то только едва-едва. Спустя пару месяцев жизни под солнцем, Астарион научился определять время по его положению на небе — сейчас было всего около пяти часов вечера. Двое мальчишек смешались с толпами людей, бредущих с работы ещё проще, чем с другими мальчишками на Щитовой. Наконец, спустя где-то час прогулки по городу, Убийца привёл их в место, что Астариону не понравилось с первого же взгляда. Цирк иллюзионистов в гурском таборе. Они только подходили к площадке, вокруг которой уже толпились зеваки, как вдруг от стайки детей отделились несколько мальчишек и решительно двинулись к ним. — Чего набрали, пацаны? — спросил главный из них, постарше и с не по-гурски светлыми, каштановыми волосами. — Малины полные карманы, — ответил Убийца, прежде чем Астарион успел что-либо сообразить. — Угостишь? — Из сада злая собака прогнала. — Чей был сад? — Рыжего. Мальчишки переглянулись. Астарион продолжал стоять, пытаясь изобразить уверенное выражение лица — ему оставалось только надеяться на то, что Убийца знает, что делает. — Пойдём сегодня к нему? — спросил главный мальчишка. В голосе его будто бы была неуверенность. — Да, — ответил Убийца. Мальчишка повернулся и пошёл куда-то прочь. Свистнул и махнул рукой — мол, пошли со мной. Астарион последовал за ним, обернувшись на взрыв аплодисментов — представление иллюзионистов было в самом разгаре. Девушка в ярко-голубом платье только что на глазах у публики превратилась в огромную птицу и исчезла в столпе золотых искр. — Не тупи, — тихо проворчал Убийца. Мальчишки привели их к повозкам в стороне от пустыря, где давали представление. Там сейчас было почти пусто — только увешанные монистами и шалями, похожие на древних коварных птиц старухи с золотыми серьгами сидели на козлах кибиток, смотрели за совсем маленькими детьми, что возились в песке, и тихо переговаривались. Предводитель мальчишек уверенно двинулся к группе старух. — Баб Малина, — сказал он, — тут к тебе. Разговоры смолкли. Одна из старух, та, что сидела в центре, тучная и величественная, привстала с козел и звон её монист был будто водопад из золотого шелеста. Она вздёрнула крючковатый нос и спросила что-то на гурском. Астарион не знал этого языка. Он презирал этот язык. Он презирал вообще всё, что видел сейчас перед собой. Убийца явно не разделял его чувств, потому что ответил что-то на гурском, достал из кармана небольшой нож и с огромным почтением протянул его матриарху. Та приняла нож с подобающим почтением — создавалось впечатление, будто Убийца отдал ей, как минимум, королевскую регалию. Затем баба Малина с трудом спустилась с козел, поддерживаемая двумя другими женщинами, и повела их через весь табор к кибитке. — Залезайте и сидите тихо, — сказала она, приоткрывая полог, — двинемся сразу после представления. Благослови вас высокая дорога хлебом, и да удержит Господь вас в ладони своей. Астарион не знал, сколько времени они так просидели. На попытку поговорить и узнать хоть что-нибудь, Убийца ответил, конечно же, то же самое, что и раньше — говорить нельзя. — Поспи, — сказал он, — ночь будем идти. Астарион отмахнулся. В повозке было пыльно и пахло чем-то странным, резким — то ли скипидаром, то ли дёгтем, то ли ещё чем-то подобным. Всё происходящее казалось совершенно ирреальным — ещё вчера он просто жил в Глубоководье, ещё вчера ему признавалась в любви очаровательная девочка-демонолог — и он не был уверен, что действительно не чувствовал ничего в ответ. Конечно, она должна была умереть, она знала слишком много и понятия не имела, кто такой настоящий Астарион, но… Актёрское мастерство, вопреки расхожему мнению, заключалось вовсе не в доведённом до совершенства притворстве. О нет, настоящее лицедейство не было притворством — играя роль, Астарион действительно должен был стать этим человеком. Поэтому с Неллой, очаровательной Неллой, самой сути которой было противно подчинение и рабство, с Неллой, которая дружила с демонами и вампирами, он действительно был Эвардом. Пока не впился зубами в её шею, не сжёг её обескровленное тело, чтобы следователи не смогли допросить труп после смерти, и не сбросил его со скалы в рокочущее море. Теперь же Астарион сидел в чужом мальчишеском теле на полу вонючей, забитой всяким хламом и пылью гурской повозки, и ждал, пока народ, уже однажды нанёсший ему сорок ножевых ранений, отвезёт его бес знает, куда. Убийца дремал. К Астариону сон не шёл. Они сидели так долго, по его рассчётам, часа четыре, и он мог только догадываться, что происходит снаружи. Голоса, лошади, чьи-то крики, звон монист, звуки сворачиваемого лагеря… Наконец, повозка двинулась. От этого Убийца проснулся — он явно больно ударился головой о деревянный выступ, но не издал ни звука. Ещё около часа они ехали — медленно, с черепашьей скоростью, затем проходили таможенный досмотр — на удивление быстрый, и абсолютно не магический, — после чего Убийца застегнул на шее переводчик, прижался к Астариону плечом и прошептал на ухо: — Когда я скажу, прыгай через заднюю часть повозки в траву на обочине и скатывайся вниз. Астарион кивнул. Колёса повозки стучали на выбоинах — они явно уже покинули город. Убийца отодвинул задний полог на повозке и смотрел теперь в щёлочку — сосредоточенно, будто высматривающая дичь маленькая дикая кошка. — Давай, — шепнул он. Астарион быстро глянул в просвет. Их повозка была замыкающей — копыт следующей лошади бояться было не нужно. Он оттолкнулся, не рассчитав силу — всё же мальчишка был куда слабее его, — и больно ударился боком, приземлившись прямо на дорогу, но быстро сгруппировался и скатился по густой траве обочины. Скоро Убийца оказался рядом. Они отряхнулись, как могли, и пошли через освещённый луной лес — Убийца явно привычно, неслышно, легко перепрыгивая канавки и перелезая через поваленные штормом деревья, Астарион — поминутно запинаясь и очень стараясь не растянуться в грязи. Наконец, они оказались у сгоревшей фермы. Большая часть построек полностью прогорела, остался один флигель с выбитыми окнами. Внутри пахло плесенью, сыростью и навозом. В углу, привязанная к старой каминной решётке, жалобно блеяла коза. Убийца порылся в сундуке в углу, достал из него какой-то аппарат, нажал пару рычажков и установил на старом обеденном столе с грустно облупившимся лаком. — Теперь можно говорить, — сказал он. — Теперь я даже не знаю, рад я этому или нет, — съязвил Астарион, — но пожалуйста, расскажи, что произошло. — Меня обнаружили сектанты Абсолют, — ответил Убийца, — была погоня. Скоро они сообщат своим, что обнаружили нас здесь и их станет больше, но бояться нужно не их. — А кого? Он посмотрел на Астариона невероятно тяжёлым для восьмилетнего мальчишки взглядом. — Тех, кто навёл их на твой след, — сказал Убийца, — Касадор ищет тебя, Астарион. Он нанял профессионалов. И наймёт ещё. В тот момент, когда твои приметы засветились в Обществе Спрута, я понял, что пора делать ноги. Но я знал, что ты не закончил выяснять, что за шрамы у тебя на спине. Сегодня это перестало быть возможным. Так вот, ты выяснил всё, что было необходимо? Однажды Астарион видел большую плотину на реке Чионтар. Стена камня поднималась, казалось, до самого неба, сдерживая ревущую горную реку и превращая её в широкую, ровную гладь. Он тогда подумал — что будет, если в этой неприступной стене образуется трещина, затем ещё одна, и в конце концов вся эта неудержимая мощь, вся эта огромная толща воды низвергнется вниз? Теперь он знал. Именно это сейчас и происходило с его реальностью. Передышка, что они получили, благодаря тому, что сам дьявол отправил их в Глубоководье, была не нормой, она была невероятной роскошью — даже непозволительной в их обстоятельствах. И реальность — с наёмными убийцами, культистами Абсолют и прочими, кем грозился мозгоед, теперь стремительно брала своё. Астарион сглотнул кислый комок в горле. — Да. Узнал. — И что у тебя на спине? — нетерпеливо спросил Убийца. — Касадор хочет совершить ритуал, который якобы позволит ему ходить под солнцем и получить какую-то мифическую силу, — высказанный вслух, бредовый план звучал ещё более нереально, — он должен принести в жертву меня и остальных шестерых отродий. Есть основания полагать, что почти все жертвы, что мы приводили на протяжение последних тридцати лет, не мертвы, а…также превращены в отродий. Очень технически важно, чтобы каждый из нас привёл по тысяче. Чтобы они были связаны с нами. При этом я даже представить не могу, где он может прятать такое количество… Убийца прервал его. — Хорошо. Достаточно. Он встал и достал из сундука ещё что-то — какую-то одежду. Протянул её Астариону. — Скоро мы начнём превращаться обратно. Надень это. Прежде, чем оденешься — съешь козу. Идти будем всю ночь, неизвестно, когда ты сможешь поесть в следующий раз. Пока что я расскажу тебе, как теперь будет выглядеть твоя жизнь. Астарион и правда последние десять минут чувствовал покалывание в конечностях. Сам Убийца тоже менялся — кажется, он стал выше. Несмотря на то, что он всё ещё выглядел, как ребёнок, Астарион чувствовал новую грань сущности Убийцы, и грань эта его пугала — он стал ещё больше похож на отлаженный, бьющий без промаха механизм, на хищника, что не ошибается, на военного командира, что провёл последние пятьдесят лет в горячих точках, командуя зелёными новобранцами и превращая испуганных мальчишек в хладнокровные машины для убийства. Наверное, балерина имела больше общего с погрузкой ящиков в доках, чем Астарион с войной и казармами. Видя мечи, доспехи и униформу, он испытывал растерянность. Это была работа этих людей — умирать и убивать, но он никогда даже близко не примерял на себя этой роли. Астарион привык действовать на совершенно другом поле — он был профессиональным юристом, он был мастером цифр и счетов, и вдобавок знал всех балдурских дворян, как облупленных. «Мы будем двигаться вдали от основных торговых путей, ” — говорил Убийца. «Мы не говорим, пока на столе не стоит вот эта шумодавилка, ” — говорил он же. «Ты не выходишь в город без меня и не выходишь туда без личины.» Больше всего Астариону хотелось зажмуриться крепко-крепко, так, чтобы глазам стало больно, а потом открыть глаза и проснуться сегодня днём, и чтобы никто не пытался вскрыть замок в его комнату отмычкой. — Как хорошо ты умеешь стрелять из арбалета? — спросил Убийца. — Не…неплохо, — рассеянно ответил Астарион, — правда, неплохо. В голову с тридцати метров. Просто в человека с шестидесяти. — Движущаяся цель? Астарион молчал. — Может, лучше лук? Астарион пожевал губы. — Нет, — уверенно сказал он, — лучше арбалет. В движущегося, наверное, попаду с десяти метров, но куда… — Не важно, куда, — Убийца отмахнулся. — Я неплохо фехтую, — Астарион будто пытался оправдаться. — Если с теми, кого нанял Касадор, дело дойдёт до фехтования, то ты просто сдаёшься и идёшь с ними. Если при этом я мёртв, или если ты считаешь, что я мёртв, ты тем более идёшь с ними. Убийца уже практически обрёл свою обычную внешность и сидел теперь перед ним голый. Дождавшись конца изменений, он начал одеваться. Астарион, всё ещё выглядевший по большей части как мальчишка, развернул ту одежду, что дал ему Убийца. Штаны — простые, пошитые из кожи, с массой карманов. Сапоги — в таких никакая грязь не страшна. Тёплая рубаха в зелёную, цвета листвы, клетку, такая же зелёно-коричневая куртка. Убийца теперь был одет как разведчик или охотник, которому приходится очень подолгу сидеть в засаде. Астарион понял, что совсем скоро будет выглядеть точно так же, и ему почему-то стало невероятно смешно. Он, утончённый эльф из высшего общества, неизменно пахнущий розмарином и дорогим виски, во Вратах менявший по три-четыре туалета за день — он теперь будет выглядеть, как разведчик, в этой шерстяной клетчатой рубахе. Как изменился его мир! — Послушай, а куда мы идём? — спросил Астарион, — я не прошу тебя назвать координаты всех точек на пути, нет. Какова финальная цель? В смысле, я понял, что за нами гонятся все собаки мира, и со временем их будет становиться всё больше и больше. Касадор хочет вернуть меня для того, чтобы тут же убить и разрушить всё, что всю жизнь создавал своим и нашим трудом. Убийца сел на скрипучий стул и начал делать бутерброды, отрезая ножом хлеб от буханки ржаного хлеба и накрывая его толстыми кусками сыра. Какое-то время он думал. — В этой ситуации ты можешь либо убить Касадора, либо договориться с ним, — сказал он, наконец. — Договориться? — Астарион уставился на него, как на безумца. — Учитывая то, что сказал ты, это едва ли вариант. Мы идём во Врата для того, чтобы убить Касадора. Астарион потянул с себя ставшую тесной рубаху и штаны. Теперь он снова сидел перед Убийцей голый. Почему-то это ощущалось до отвратительности уязвимо; он был полностью во власти Убийцы, и это пугало. — Я должен знать, — сказал он, и это прозвучало жалко, — пожалуйста. Какова цена того, что ты делаешь для меня? Почему ты это делаешь? Ты же…ты всерьёз пытаешься мне помочь. Я невероятно рассердился на тебя тогда, на мосту, думал, что ты смеёшься надо мной. Но ты действительно делаешь это всё для меня. Я знаю, сколько такие вещи стоят обычно. Убийца… Гезрас, почему? То время, пока Убийца молчал, показалось Астариону бесконечностью. — Астарион, — Убийца вздохнул, как-то очень тяжело и искренне, — представь себя на моём месте. Я потерял абсолютно всё, что было у меня в жизни. Это была непростая жизнь, поэтому потеряв всё, я скорее чувствую свободу, чем отчаяние. Никакой опоры, стабильности или счастья у меня и отродясь не было, так что об этом даже говорить бессмысленно. И вот, я оказываюсь здесь — где ошейник переводит мои слова, где по улицам ходят мифические существа, вроде орков, где…крестьяне едят на обед сосиски, а чародеи занимаются чем-то, кроме чванства. И я не знаю, что делать теперь, когда я свободен, в том числе от боли. Но так вышло, что у меня есть ты. И я просто делаю то, что умею делать. Чтобы делать хоть что-то. Вот и всё. — Это…честно, — с удивлением заметил Астарион. Убийца хлопнул руками по коленям и, завернув бутерброды в кусок вощёной бумаги, сложил их в большой рюкзак, под завязку уже забитый самыми разными и, очевидно, необходимыми вещами. — Да, — просто сказал он, — это честно. Мы вообще до сих пор были достаточно честны друг с другом, не находишь? Проблема только в том, чтобы быть честными с собой. Астарион не нашёлся, что ответить. Он тупо смотрел на второй рюкзак, чуть поменьше, что стоял рядом с тем, в который Убийца уложил все бутерброды, кроме трёх, что теперь ел, сидя на стуле. Этот рюкзак явно предназначался ему, и он по-прежнему сидел посреди пахнущего плесенью заброшенного дома абсолютно голый. — Поешь, — сказал Убийца, — и одевайся. Нам нужно будет пройти достаточно много и разбить лагерь, пока не рассветёт. Астарион молча кивнул и встал с пола. Коза в углу, на какое-то время успокоившаяся, вопросительно заблеяла.