Всё, что мир может предложить

Нелла понюхала кофе в маленькой чашечке, что всунула ей секретарша профессора Иргиса, и поставила его обратно на столик. Кофе она не любила, но отказаться никогда не могла — секретарша, вечно усталая дворфка неопределяемого возраста, держалась со всеми посетителями по-деловому, будто каждый из них был очень, очень важен, раз уж посмел оторвать профессора Иргиса от его, без сомнения, ещё более важных дел. Тем, кто удостаивался аудиенции, полагалось сидеть в приёмной, держать в руках маленькую чашечку кофе и дожидаться профессора. Кажется, секретарша начинала варить этот дурацкий, всегда обжигающий и чудовищно горький напиток ещё до того, как получала утвердительный ответ на вопрос о том, стоит ли его вообще готовить. Дверь в кабинет отворилась и из-за неё высунулась голова профессора Иргиса — с как всегда, аккуратно остриженной бородой клинышком и в прямоугольных очках. — А, Нелла, — он улыбнулся, — проходи. Она поднялась с кресла в приёмной и, старясь не расплескать кофе, который пить всё равно не собиралась, прошла в кабинет. Профессор кивнул ей, затворил за ней дверь и сел за свой неизменно заваленный бумагами стол. — Бес знает, что с этим графиком подачи планов исследований, — пробормотал он, резко перелистывая бумаги на столе, отчего на его затылке яростно подёргивался хвост роскошных каштановых волос, — Свечная Цитадель сначала ставит Берзаалу Марра главой комиссии, потом снимает его и говорит, что замораживает все заявки на три месяца. А теперь я узнаю, что оказывается, через две недели они решили назначить на этот пост Виолу Нейман — можете себе представить, нашу Виолу Нейман из Глубоководья! — причём узнаю я об этом почему-то не от неё. Нелла смущённо улыбнулась, усаживаясь на краешек неудобной табуретки рядом со столом (все остальные горизонтальные поверхности, включая стулья, кресла и тумбочки были завалены бумагами) и пытаясь примостить треклятую чашку кофе хоть куда-нибудь, чтобы та не обжигала ей руки. — И теперь мне нужно за неделю собрать из кандидатских моих дорогих будущих магистров что-нибудь удобоваримое, что можно бы было представить в качестве доклада. Бес знает, что… Профессор вдруг осекся и хитро глянул на Неллу, вздёрнув на нос очки. — Впрочем, и бес тоже не знает, — улыбнулся он, — иначе у беса можно бы было спросить и получить разумный ответ, не то что… Прости, Нелла, так рассказывай, что ты хотела у меня спросить? Хорошо, что ты успела меня поймать, вечером я уже срочно уезжаю в Свечную Цитадель, чтобы снова переговорить с этими… Впрочем, неважно, всё неважно! Что у тебя за вопрос? Чёткие, структурированные мысли имели удивительное обыкновение полностью выветриваться из головы Неллы при столкновении с профессором Иргисом. Придя прошлой ночью домой от Эварда, она потратила всё утро за попытками сформулировать идеальный список вопросов. Даже и теперь этот список лежал у неё за пазухой, аккуратно записанный на листок бумаги, но она стеснялась его достать. — Я хотела спросить у вас о Доме Надежды. Профессор нахмурился, будто не понимая. — Дом Надежды? Дом Надежды… Не могу припомнить ни одного дома с таким названием. Где ты его взяла? — У меня есть сигилла, — Нелла поспешно достала листок из внутреннего кармана и протянула профессору, — вот, видите, здесь, внизу? Скрепляет печать жертвы, так и написано на инфернальном… — А, так это же какая-то второстепенная ветвь самого Мефистофеля, архидьявола Кании! — просиял профессор, — не так важно, что именно написано, важно — как. В инфернальном начертании форма важнее содержания, ты ведь брала курс профессора Миджелоу по геральдической геометрии? Она просто кивнула. Упомянутый курс был, пожалуй, самым нудным и непонятным из существующих на свете. — Смотри, глиф «тэхос» здесь выступает скорее в смысле «лёд», а не «процветание», это игра слов. Он же обёрнут в «тэхая» и созвучен ему — это «тьма», но тьма в сакральном смысле, отголоски которого, кстати, можно найти и в шаритской философии. Всё изо тьмы и во тьму вернётся, созидающее начало, сакральное знание. Скажи, что ты читала о Мефистофеле? — «Нетерийские войны», — начала перечислять Нелла, — «Хроника Мефистара», всё, что было в «Геральдическом Указателе» и «Войнах Крови»… — Я принесу тебе «Маммонов Кодекс», — кивнул профессор, — невероятно интересная книга, не переводилась ни на один из языков этого астрального плана, первый перевод как раз сейчас готовит мой друг Берзаалу в Свечной Цитадели. Это мемуары одного из генералов Маммона, ближайшего союзника Мефистофеля… Оседлав своего конька, профессор Иргис мог продолжить заливаться на тему инфернальных домов, кодексов и сложных генеологических хитросплетений часами — это Нелла знала прекрасно. Она выдержала паузу, пока профессор продолжал сыпать именами, титулами и историческими событиями тысячелетней давности. — То есть, если бы кто-то заключал контракт и скреплял его вот этой печатью, то это был бы контракт с самим Мефистофелем? Профессор Иргис прервался, бросил косой взгляд на печать и нахмурился. — Нет, — отрезал он, — это исключено. Последний известный контракт архидьявола Мефистофеля с этим материальным планом был заключён в 1372 году. Ты слышала о дроу Вальшаресс и кризисе Подгорода? Нелла отрицательно мотнула головой. — Почитай на досуге, — кивнул профессор, — в конце концов, история твоего нового города. Подчинив большую часть Подземья, войска Вальшаресс пытались взять Глубоководье, пройдя через Подгород. Но тот раз был последним, когда кому-либо с этого материального плана удавалось заключить договор с самим архидьяволом Мефистофелем. Видишь ли, после Нетерийской войны он вообще не заинтересован в нашем мире, предпочитает вести все дела в Преисподних. Думаю, существу настолько древнему попросту неинтересны смертные. — А кто бы в таком случае мог заключить этот контракт? При условии, что он до сих пор не исполнен. Профессор взял листок с рисунком и изучил внимательнее, повертел в руках, посмотрел ближе и дальше. Затем нахмурился. — Где ты это взяла? А, впрочем… Хорошо, что ты хотя бы не попыталась призвать «дядюшку Мефистофеля», чтобы у него спросить, а то я тебя знаю. Нелла побледнела. Профессор Иргис усмехнулся. — А, ну хотя бы это ты успела уяснить. Никто, в чьём титуле значится дьявол… — Никогда и ни при каких обстоятельствах, — заверила его Нелла. В конце концов, что бы ни говорил Эвард, инстинкт самосохранения у неё был. Профессор отложил листок и побарабанил пальцами по столу. — Кто-то из многочисленных отпрысков архидьявола Мефистофеля, — он пожал плечами, — впрочем, все они всё равно дьяволы и даже если бы ты захотела их призвать, ни один из известных науке методов не сработал бы. Боюсь, детали этого контракта ты смогла бы узнать только у неосмотрительного бедняги, который его заключил. Да и тот бы вряд ли знал детали, скажем так, действительно важные. И при попытке разрыва или несоблюдения обязательств, этот Дом Надежды всё ещё сын самого архидьявола. — То есть, жертва, которую должны принести в этом ритуале… Профессора Иргиса перекосило. — Так это что, ещё и человеческая жертва? — Нет-нет, — она поспешно замотала головой, — то есть, да, но… Мой знакомый работает в страже. Они нашли метртвеца с этой печатью, вырезанной на теле. Он уже был мёртв. — Попроси этого знакомого немедленно связаться с кем-то с кафедры, — профессор сделал себе пометку, — сделать, как ты понимаешь, мы не сможем ничего, но… — Конечно, профессор. Я уже ему сказала. — Вот и славно, Нелла. Вот и славно… Она не помнила, как вышла из кабинета; не помнила она и как прошла ставшие привычными за столько лет десять минут до своего дома. Вниз по лестнице Академии, свернуть у старой акации на углу, где магазин канцелярских товаров, потом нырнуть в третий переулок справа, уходящий наверх, на холм, ещё одной лесенкой, на которой часто спит большой белый кот. Пройти мимо большого куста розмарина и остриженной изгороди, мимо овощной лавки — и вот, она дома, и на балконе, как ни в чём не бывало, сушится соседкино бельё, и в холодном подъезде пахнет кошками, и краска хлопьями слезает со стен в подъезде. Нелла дёрнула ручку двери и про себя чертыхнулась — дома было открыто, значит, соседка дома. Теперь придётся ждать, пока она уйдёт, вместе со своими сплетнями, пирогами, вопросами о том, не появился ли у Неллы парень… В последнем вопросе эта женщина демонстрировала невероятную несгибаемость, и неизменно, на протяжение вот уже двух с половиной лет, слышала отрицательный ответ. А сейчас, когда у Неллы и правда кто-то появился, он оказался двухсотлетним вампирским отродьем, чей хозяин, похоже, заключил инфернальный контракт с кем-то из дома архидьявола Мефистофеля. На улице дневной зной сменился послеполуденным золотым светом, затем пришёл закат. Время текло медленно, будто мёд или патока. Соседка ушла, оставив на кухонном столе яблочный пирог. Нелла немедленно начертила круг и позвала Шовева. Тот не пришёл. Нелла не настаивала. Она никогда не использовала формулы и компоненты, что были бы чем-то, кроме простого призыва. Её друг пришёл, когда призыв был повторён в четвёртый раз, и когда на улице уже почти совершенно стемнело. — Ну? — прошептала она, — что ты узнал? Маленький демон поднял на неё глаза. По одному взгляду на их выражение было ясно, что не узнал он ничего хорошего. Более того, он был, похоже, взволнован, даже напуган. — Дом Надежды, сигилла которого на спине у твоего Эварда — одна из младших ветвей дома Мефистофеля, — сказал он, — то есть, это один из младших сыновей Мефистофеля. — Это значит, что он не наследник престола? — уточнила Нелла. — Это значит, что с ним вообще не стоит связываться, — отрезал Шовев, — и то, что он не наследник престола, даже хуже. Он пытается выслужиться, показать папаше, что чего-то стоит. Этот Рафаил заключает контракты с этим материальным планом так, будто собирается тут прописаться. Нелла подпёрла голову ладонью. — Странно, — сказала она, — профессор Иргис сказал, что Мефистофель уже много лет не заключает контракты с этим планом. — Мефистофель и не заключает! Ты чем вообще слушаешь? На этом плане резвится его сынуля, а Мефистофель слишком старый и слишком страшный дядя для того, чтобы чем-то таким заниматься. Теперь к «чему-то такому»… Шовев вздохнул, собираясь с мыслями. — Я уболтал секретаря этого Рафаила, — признался он, — он действительно увлекается всевозможными трансформациями, особенно идеей связанных разумов и контроля воли. Иллитиды, микониды, вампиры… Что угодно, что лезет друг другу в голову и подчиняет собственной воле. А потом провёл несколько часов в экранированной библиотеке и не слышал твой зов. Но смотри-ка, что я нашёл! Думаю, лучше, если ты прочитаешь это сама. Нелла взяла протянутую ей книгу — та была переплетена в тугую, с вишнёвым отливом, блестящую кожу, и выглядела очень представительно. Можно бы было предположить, что книга будет приятной наощупь, но реальность оказалась совершенно противоположной — кожа была ледяной, будто том достали из глубокого подвала, и от прикосновения тут же начинало казаться, что по пальцам бегают, перебирая тонкими лапками, пауки. Заложен жуткий талмуд был совершенно непрезентабельным обрывком бумажки — Нелла пригляделась и поняла, что это был счёт Шовева из бара, где тот, вероятно, сидел с секретарём. «Ритуал Нечестивого Вознесения, ” — прочитала она. Нелла бегло читала инфернальный, да и язык в книге был простым. Слишком простым — больше всего это напоминало гадальные книжки, пользовавшиеся огромным спросом у девочек-подростков в Глубоководье. Они обычно содержали всевозможные простенькие (и, как правило, нерабочие) ритуалы — как увидеть в зеркале лицо своего суженого, как определить, сколько у тебя в будущем будет детей, как проклясть соседскую девчонку, чтобы у неё никогда не выросли сиськи… Она перелистнула ещё пару страниц — на них обнаружились «Проклятье Тёмного Пламени» и «Лихорадка Служения». Описания к ритуалам были мрачные — например, в «Ритуале Нечестивого Вознесения» требовалось принести в жертву семь тысяч душ, связанных волей высшего вампира и обращённых в определённом порядке, вслед за чем сказать… Нелла не удержалась и прыснула. — Услышь, Господин, Эти души я приношу тебе в жертву, Теперь я хочу силу, что ты обещал мне? И что, и всё? Шовев понимающе улыбнулся. — В обмен вампир получает способность ходить под солнцем, не испытывать жажды и некую немыслимую силу, — сказал он, — и некий заключённый с лордом Адского Огня Мефистофелем пакт. Нелла принялась листать книгу. Все ритуалы, украшенные жуткими подробностями вроде семи тысяч душ, крови девственницы и криков потерявшей ребёнка матери, содержали в себе формулировку «был заключён пакт с лордом Адского Огня». — Что это такое? — Нелла отложила неприятную на ощупь книгу. — Пособие для идиотов, — пожал плечами Шовев, — пойди на далёкую гору, зарой там семь тысяч душ или любовника, похороненного заживо, скажи волшебные слова и получи исполнение всех своих желаний. С предварительно вшитым в это всё пактом. — С лордом Адского Огня… — пробормотала Нелла. — Короче говоря, есть два варианта. Либо твой Эвард помечен для этого невероятного ритуала, и его повелитель собирается скоро убить его для того, чтобы получить возможность позагорать на солнышке. Поверь, подобный идиот не остановится ни перед чем ради того, чтобы найти его и вернуть обратно. Либо есть ещё один вариант — сам Эвард каким-то образом этот ритуал и провёл. В конце концов, он ведь ходит под солнцем. — И что, теперь он, возможно, активировал пакт с самим Мефистофелем… — …и наступили последствия. И только сейчас он ломанулся искать кого-то, кто хотя бы сказал бы ему, кто такой Мефистофель. В книжке с ритуалами ведь не говорилось, что есть какой-то Мефистофель, так не договаривались! Нелла посмотрела ещё раз на книгу, затем на Шовева. Он, как всегда, пытался шутить, пытался подбодрить её, но Эварда демон терпеть не мог с самого первого дня, это было ясно. Конечно, Шовев никогда не сказал бы ей ничего, кроме правды — в этом Нелла была уверена. Он действительно говорил с секретарём Рафаила и действительно нашёл эту абсурдную книгу, но вот мысли, на которые он наталкивал её, Нелле не нравились. — Будешь чай? — предложила она, выходя из комнаты на кухню. От чая Шовев никогда не отказывался, и каждый раз вываливал туда две столовых ложки малинового варенья — или любого другого, что имелось в доме, но малиновое было его любимым. Нелла поставила чайник на плитку, развела огонь и села за стол у окошка. — Слушай, — сказала она, слабо улыбаясь, — я не верю во второй вариант, что ты сказал. Если Эвард провёл этот ритуал, то это ведь значило бы, что он всё-таки принёс в жертву семь тысяч душ. — Напоминаю, он может ходить под солнцем и не боится воды! — А ещё он Эвард, — вздохнула Нелла, — если бы ты провёл с ним побольше времени, то… — …но ты ведь сама не хотела, чтобы я проводил с ним время, — язвительно насупился Шовев и нервно дёрнул кончиком крыла, — настолько, что дала ему ограждающую сигиллу. Вот этого я от тебя не ожидал! Нелла закатила глаза, но не сказала ничего — чайник как раз закипел. Она разлила напиток по чашкам и подвинула в сторону Шовева банку с малиновым вареньем в качестве примирительного жеста. — Слушай, Эвард…он не тот тип человека, который приносит в жертву семь тысяч безвинных душ. Он просто проснулся однажды утром в Глубоководье и сам не знает, как сюда попал. И всё, как он говорит, всё, о чём он мечтает… Нет, Шовев, он добрый. Он просто хочет быть свободным. Он даже никогда в жизни не пил крови разумных существ. Она думала, что сейчас он бросится спорить. Вместо этого демон поджал губы и какое-то время смотрел, как в чае растворяется варенье, явно погружённый в тяжёлые мысли. Наконец, он поднял глаза на Неллу. — Послушай, — сказал он, — то, что я не доверяю твоему Эварду… Да чёрт с ним, с этим доверием. Подумай вот о чём. Ты ведь в любом случае не можешь помочь ему. Допустим, он тот, за кого себя выдаёт, и где-то действительно сидит чокнутый вампирский лорд, который повёлся на эту книженцию. Ритуал Нечестивого Вознесения освободит тебя! Ходи под солнцем! Не страдай более от голода! Увеличь свою силу до высот, что даже не можешь вообразить! Только полный идиот поведётся на эту рекламную листовку. Специально для таких её и сунули в страшную книжку, украсили дешёвыми спецэффектами и поместили под подобающую охрану. Но у этого идиота лорда ещё шесть тысяч девятьсот девяносто девять таких отродий. Как ты можешь помочь своему Эварду, мм? Взять осиновый кол и пойти убивать вампира, который двести лет держал его в рабстве? Ты правда думаешь, что у нас будет хотя бы один шанс? — У нас? — Нелла вскинула бровь. Шовев вздохнул. — Конечно, — он закрыл глаза, — но нас будет трое. Восемнадцатилетняя студентка, бестолковый вампирёныш со склонностью к выпендрёжу, и великолепный, сиятельный, остроумный, но всё ещё младший демон из, прости, но самой дальней перди Аверно. Великолепная команда против семи тысяч упырей, а? Уверен, вампирский лорд как узнает, от страха в штаны наложит. Нелла не отвечала ничего. Как ни жестоко было то, что Шовев говорил, он был прав. От осознания ситуации внутри словно начинал выть какой-то зверь. — А если это и правда уже реализованный пакт с Мефистофелем… — Не продолжай, — оборвала его Нелла, — но должно же быть хоть что-то… Должны же мы хоть как-то ему помочь! Не может быть такого, чтобы… Демон хотел сказать ещё что-то, но вовремя встретился с ней взглядом — Нелла готова была разрыдаться от отчаяния. Шовев подался вперёд и обнял её одновременно крыльями и руками, заключив в тёплый кокон — в этот-то момент она, наконец, и заплакала. — Я должна ему хотя бы сказать, — всхлипывая и размазывая слёзы по щекам, прошептала Нелла, — хотя бы сказать, что происходит. Что мы никак не можем… — Скажи, — отозвался Шовев, поглаживая её по спине, — ты ведь всё равно пойдёшь и скажешь. Что бы я здесь тебе сейчас ни говорил, мм? Нелла плакала и по кругу пересказывала одно и то же — каким Эвард был хорошим, как она хотела, чтобы он был свободен, как ей было жаль, что она действительно не могла ничем помочь, неужели не было ни одного, никакого крошечного способа? Шовев не в первый раз сидел вот так на кухне, обнимая её и глядя на очередную нетронутую чашку чая. Бывали у Неллы и другие влюблённости и трагедии. Ни разу на душе у него не было от этого так беспокойно.

***

Эвард выслушал её молча, не перебивая, только настойчиво цеплялся глазами за выражение её лица — не утаивает ли чего? Нет ли в её словах подтекста, нет ли чего-то недосказанного, ещё какой-то информации, которую можно бы было выцепить, выцарапать, применить для своего спасения? В конце концов, она замолчала — ей было больше нечего ему сказать. Они сидели на заброшенной террасе одной из пустующих вилл, в тени вьющегося по загородке дикого винограда. Некоторые из растений без ухода разрослись так, что разбили корнями большие глиняные горшки, другие, наоборот, засохли. В сгущающихся сумерках терраса, вся усыпанная растительным мусором, местами раскрошенная непогодой и корнями, производила впечатление тоскливого запустения. Нелла посмотрела на Эварда внимательно, готовая тут же отозваться на его тоску, или ярость, или отчаяние. Он сидел, сосредоточенно упираясь пальцами в переносицу, и смотрел на просвет в тёмных листьях, откуда было видно море. — Вот, значит, как… — наконец, проговорил он, приглаживая рукой волосы и откидываясь на спинке когда-то белого, в потёках ржавчины, садового стула, — выходит, моя свобода действительно была иллюзией. Это было сказано с таким смирением, будто бы Эвард всю жизнь это знал. Будто единственным, что он считал для себя возможным, была лишь иллюзия свободы — или даже мечта об иллюзии свободы. Драконий скелет, подвешенный на ниточках в музее естественной истории. Мотылёк, летящий к своей мечте, и погибающий на свету. Нелла зажмурилась и незаметно сжала кулаки, чтобы только не заплакать. Не могла же она расплакаться сейчас, перед ним? В конце концов, это не её жизнь скоро должна была оборваться, это не она была во власти вампирского лорда, это не на её спине были высечены ножом инфернальные письмена. — Нелла, скажи, — Эвард легонько прикоснулся к её предплечью, — как ты думаешь, ритуал Истинного Воскрешения мог бы снять эту печать? Она усмехнулась и покачала головой. В детских книжках и играх всё всегда чинили ритуалом Истинного Воскрешения. Герои погибали в жестоких схватках с драконами, жертвовали собой ради того, чтобы спасти город, становились жертвами страшных проклятий — и непременно в конце ждал ритуал Истинного Воскрешения. В реальности этот ритуал был настолько дорог, что позволить себе его могли лишь богачи, да и помогал далеко не всегда. — Печать привязывает твою душу, — голос у Неллы вышел хриплым, — Истинное Воскрешение возрождает тело, душа остаётся та же. Я боюсь, что… — Нелла, — она почувствовала, как он легонько, приободряюще сжал её предплечье, — всё в порядке. С того самого первого дня в Глубоководье я понял, что вряд ли это закончится чем-то хорошим. А потом я встретил тебя и понял, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. «Слишком хорошо, чтобы быть правдой»? Внутри у Неллы всё переворачивалось от отчаяния, но от этой фразы на душу легло приятное тепло, от которого она потеряла дар речи. — Двести лет одиночества, — вздохнул Эвард, — двести лет прозябания в трущобах, откуда я должен был таскать повелителю жертв. Всегда таиться в тенях, не сближаться ни с кем, чтобы не выдать собственной тайны и тайны повелителя…. Я и позабыл, что может быть иначе. — Неужели у него нет какой-нибудь слабости, Эвард? — Нелла отчаянно посмотрела в его глаза, — неужели нет чего-то, что помогло бы нам его победить? Он вдруг легко рассмеялся и улыбнулся — как он вообще мог улыбаться в этой ситуации? — Милая, хорошая моя Нелла, — глаза его лучились нежностью, — вот потому я и не хотел впутывать тебя в это, не хотел, чтобы ты узнала мою тайну. Радость моя, ну неужели ты думаешь, что если бы у него была какая-то слабость, то за двести лет семь тысяч обращённых — а их было куда больше семи тысяч, — не смогли бы её найти? Нет, Нелла, это бесполезно. Я не прощу себе, если ты станешь пытаться помочь мне убить повелителя, поэтому и сам не стану этого делать. — Но это… — Что это? — он нежно прикоснулся к её щеке, вытирая слезу, — ну право, радость моя, что «это»? Спустя двести лет тьмы, я снова увидел солнце. Я сижу здесь, с тобой, на этой террасе, и воздух пахнет миртом и розмарином. Я увидел море, и увидел удивительный, волшебный город, который не надеялся увидеть никогда в жизни, я гулял по улицам среди людей и повстречал тебя. Помнишь, как мы ходили с тобой в кафе к тому старику? А помнишь…помнишь, как ты пыталась спасать бабочек, что летели на свет? — Да, — потупилась Нелла, — ты тогда сказал мне, что не нужно их спасать, и мы едва не поссорились. А потом ты сказал, что если это их мечта, лететь на свет, а ты их от неё спасёшь, то кем я буду для них, кроме большого зла? — Так и есть, — согласился Эвард, — и жизнь у них будет такая же, как была у меня. Долгие, долгие годы без света, без радости, со знанием, что был кто-то, кто лишил их мечты. Нелла, я… я не знаю, сколько мне ещё отпущено. Но я знаю, что это мой свет. — Я, наверное, понимаю. Чего бы ты хотел сейчас, Эвард? Он посмотрел вдаль, туда, где в укрышемся темнотой просвете между деревьями уже не было видно моря. — Я хотел бы поехать с тобой к морю, — сказал он, — больше всего на свете.