Всё, что мир может предложить

Нелла тихонько выдохнула и прикрыла глаза — всё было как обычно. Тихо перешёптывались страницы тетрадей и справочников, складки платья магистра Матильды сухо шуршали, будто бы сделано оно было из чёрных птичьих перьев. Слегка сутулая от старости полуэльфка с крючковатым носом и тёмными глазами, она вообще напоминала ворону, над чем тихонько потешалась куда более чистокровная публика, посещавшая практикумы по гоэтии. Всё было как обычно. Нелле казалось, что она слышит, как с доски в Седьмой Лаборатории осыпаются белые крупинки мела. Назвать так это помещение не поворачивался язык — лаборатории гоэтов больше напоминали школьный класс. Только за неприметной дверью справа от доски скрывались сокровища — огромные, сложенные в восемь раз бумажные схемы ритуальных кругов, ящички с самоцветами, связки свечей всех цветов. Сейчас это было не нужно — практические задания, к её большому сожалению, очень редко содержали сами ритуалы. Сейчас нужно было просто восстановить ритуал, формула которого была написана на выданном Матильдой листке, и начертить схему призыва. Это Нелла могла сделать в любое время дня и ночи. Только вот сегодня чёртова Матильда выдала ей не только листок с заданием, но и напарника. Нелла нервно скосила глаза на белокурого эльфа, настолько прекрасного, что казалось, от него исходило едва заметное сияние. Нет, от него действительно исходило сияние — подобные вещи не были редкостью среди публики, посещавшей практикумы по гоэтии и факультет гоэтии в целом. Какой-нибудь крем, одна баночка которого стоит столько же, сколько её родители, простые фермеры из маленькой деревеньки под Невервинтером, отправляют ей в месяц на еду. Или заклинание, которое за совсем уж баснословные деньги рутинно обновляет маг-косметолог где-нибудь в Морском квартале. Не то, чтобы эльфы выглядели плохо без макияжа — но сиятельная аристократия должна была действительно сиять. Она нервно заправила каштановую прядь за ухо, напряжённо размышляя, стоит потянуться сначала за схемой или за справочником. И то, и то, лежало ровно между ней и эльфом, который в данный момент с интересом пялился на… Нелла похолодела. Смотрел он на её тетрадь, на обложке которой был наклеен яркий рисунок. «Демоны друзья, а не рабы», — гласила огромная, под круговую демоническую вязь, надпись над двумя склонёнными над раскрытой книгой головами. Девочка с кудряшками и демонёнок с аккуратными острыми рожками. Четыре года назад, только устроившись в Глубоководье, она убила на оригинал этого рисунка пару недель и отдала в канцелярской лавке почти все свои деньги, чтобы сделать сотню клейких копий. Конечно, жильём и документами в Глубоководье её обеспечивал профессор Иргис, но покупка еды и одежды на первых порах ложилась на плечи её родителей. В тот раз Нелла до конца месяца питалась пустым рисом. Тогда она думала, что это стоило того. Она ехала в Глубоководье — сверкающую цитадель науки, магии и просвещения, туда, где маги в драгоценных мантиях ткали Плетение, где благодаря магии не существовало языковых барьеров, где даже воду не нужно было носить вёдрами из колодца и греть. Она верила, что этот город примет её, что профессор Иргис увозит её из родной деревни туда, где её поймут. Реальность была такова, что две трети листов со стикерами «демоны друзья, а не рабы» до сих пор немым упрёком лежали стопкой у неё дома на шкафу. Нелла аккуратно, максимально естественным движением взяла тетрадь со стикером, открыла, бессмысленно пролистнула пару страниц. Эльф и бровью не повёл — повернулся к доске, демонстрируя аристократический профиль. Нелла сжала губы, делая вид, что вычитывает что-то в тетради, и положила её обратно на стол — стикером вниз. Деревенщина, клуша, баба — четыре года назад все эти эпитеты не стали для неё сюрпризом, даже несмотря на то, что ей было на тот момент всего тринадцать лет. Круглоухая, грязнокровка и даже ужасно обидная (и никогда не произносившаяся вслух на людях) «пёсья кровь» — неприятно удивили. В Глубоководье не было языковых барьеров, но одногруппники с факультета гоэтии, по большей части — эльфы, отпрыски богатых домов, быстро пояснили ей, что расизм здесь никуда не девался, равно как и социальное неравенство. Эльфы не скрывали своего равнодушия к предмету изучения, зато прекрасно общались между собой, и человеческая девочка, привезённая из глухой деревни профессором, могла только надеяться на то, что на неё будут смотреть, как на пустое место. Потому что на неё могли смотреть и как на главное развлечение дня. «Снова поехавшая идёт, ” — заливисто смеялись эльфийки. «Что, снова засматриваешься на поехавшую, Адриан? Она уже встречается с демоном, у тебя нет шансов.» Однажды эльфийская девчонка, изображая искренность, спросила у неё в туалете, зачем демонам дружить с кем-то, кто через пятьдесят лет сдохнет. Это, наверное, для них как завести кошку? В тот раз Нелла рыдала трое суток и несколько недель не подходила к Кругу, сама не понимая, почему. — Нужно восстановить что-то пропущенное, верно? — А? Вольнослушатель эльф, которого Матильда подсадила к ней на практикум, уже успел пододвинуть к себе схему и теперь вглядывался в неё, явно ничего не понимая. — Да, — сухо сказала Нелла, — надо понять, к кому обращен ритуал, по тому, что просят, и восстановить полный текст. Её напарник улыбнулся, будто бы извиняясь, пытаясь смягчить её реакцию. Он был само очарование, как и все эльфы — это каждый раз сбивало с толку. Мягкие, белоснежные кудри, золотистые глаза — наверное, такого цвета был песок в пустынях, о которых Нелла только читала. Хрупкие, нежные пальцы, обманчиво осторожные жесты… Нелла пробежала взглядом листок. Работа была больше механическая, чем творческая — для неё классическая гоэтия давно стала чем-то вроде набора частей, из которых можно собрать нужный механизм, состыковав их в правильной последовательности. Тексты, ритуальные предметы, схемы и вязь призыва — всё было рассортировано у неё в голове, как в ящиках педантичного инженера, точно знающего, в какую сторону должны крутиться лопасти, чем их уравновесить и на что установить, чтобы машина заработала. Громоздкая, грязная, подавляющая волю машина. Нелле было, что рассказать миру — но мир отказался её слушать, вместо этого засунув на галёрку слушать лекции о том, как ловчее обернуть вызываемого демона во всевозможные ограничения, физические и нефизические, и заставить сделать то, что хочет вызывающий. «Основы магической защиты» она смогла сдать исключительно из страха исключения, который перевесил отвращение. — Найди в справочнике демона, который может утопить врага вызывающего. И главное — его титул, — буркнула она, не обращая внимания на замешательство эльфа, явно не привыкшего к такой угрюмости и тому факту, что его очарование на ком-то не работает. Нелла надеялась, что на следующем занятии будет уже сидеть одна — эльф точно решит примкнуть к своим, быстро поняв, что к чему в этой пищевой цепи. В конце концов, даже если он действительно так непонятлив, найдётся множество товарищей, готовых ему объяснить, что его поставили в пару с поехавшей. В Аверно, с неожиданной злостью подумала Нелла, ей бы жилось куда лучше. С жаром бы она что-нибудь придумала, в конце концов, зачем ещё существует магия? А здесь бы её никто не хватился — родители, например, по понятным причинам, дома её не ждали. Вряд ли за это время в деревне забыли об инциденте, после которого за тринадцатилетней Неллой в северную глушь приехал сам профессор Иргис из Глубоководья и фактически отбил у разъярённой толпы. Впрочем, об этом Нелла вспоминать не любила. Начиналось всё вполне невинно — в десять лет она украла у деревенского мага — скорее, знахаря, — его заветную тетрадь, и вызубрила все формулировки и круги, предварительно спрятав тетрадь в сарае за грудой старых дырявых вёдер. Она долгое время не могла найти в себе решимости призвать демона — в конце концов, придя, он должен был, как минимум, разнести половину деревни, а другую половину обрушить в Аверно. Решимость пришла, когда ненавистный отчим, устав от постоянных склок с ревнующей его к матери маленькой девочкой, запер её в том самом сарае с дырявыми вёдрами за особенно гнусный скандал. Демона Нелла вызвала, почти рыдая от обиды и забыв про всякие защитные круги, забыв про свечи и лазурь, которые должны уравновесить сдерживающую печать. Она вызвала демона, чтобы хоть кто-то пришёл к ней — несчастной, одинокой и наказанной. Демон пришёл. Демон даже не разнёс полдеревни, он вообще ничего не разнёс. Нелла потом никогда не спрашивала, о чём именно он подумал, оказавшись на материальном плане и вне печати, не скованный ничем. Но она помнила взмахнувшие крылья, скинувшие тетрадь с тумбочки, и то, что вызванный демон не выглядел как-то угрожающе — мальчишка примерно её возраста, скучающе глядящий на неё рыже-чёрными глазами, только тёмно-серый, с рожками и крыльями. Он спросил, зачем она его позвала — та маленькая Нелла, захлебываясь от смеси злости и восторга, сбивчиво начала объяснять план своей детской мести. «Но мстить — это скучно,» — ответил ей тогда демон, — «пойдём лучше смотреть звёзды. Ты знаешь, какая звезда ведёт отсюда к морю?» Маленькая Нелла не знала никаких звёзд — в её мире, окольцованном деревенским частоколом, ночью нужно было спать, а не вызывать демонов и смотреть с ними на звёзды. Взрослая Нелла глянула через плечо своего невольного напарника, через весь кабинет — в окно на другой стороне. За стеклом в голубое небо уходили башни, рыжая черепица отражала солнечный свет, а у самой линии горизонта, сливаясь с ней, перекатывалось море. Они сдали листок угрюмой, похожей на пожилую ворону преподавательнице по теории призывов первыми и вышли в коридор. Теперь нужно было ускользнуть. — Кстати, очаровательный рисунок, Нелла. Не каждый день такое увидишь на кафедре гоэтии. Нелла почувствовала, как горят уши. Вот оно. Краска залила всё её лицо и захотелось расплакаться. Она знала, что не может ответить ему ничего, что просто не сможет — а если и сможет, то получит в ответ ещё больше холодных, вежливых, унизительных подколок. Зачем? Так они развлекались. Она скользнула к лестнице и позорно сбежала с поля боя. Это было лучшим, что она могла сделать. Сначала она неслась по улицам, очертя голову, будто бы за ней кто-то гнался, но знакомая обстановка успокаивала. Впрочем, когда до дома оставалось два поворота и короткий отрезок уютной, тихой окраинной улочки, засаженной низкими кустами с глянцевыми зелеными листьями, её окликнул уже знакомый голос. Да что он привязался? Нелла подавила желание перепрыгнуть куст и спрятаться за ним. — Проклятие! — Эвард остановился, в который раз за день запустил пальцы в короткие белые кудри, — прошу прощения, драгоценная Нелла. Она замерла, пристально его разглядывая — эльф аккуратно держал белоснежный зонт на длинной ручке, воплощение странной аристократической привычки прятаться от солнца. В остальном его облике никакого аристократизма не осталось — по сравнению с тем, что она видела в коридоре университета, Эвард выглядел куда более растерянным и растрёпанным, воротник чуть сбился на сторону, один рукав задрался выше другого. Он обворожительно, светло улыбнулся — никакого зла, никакой издёвки в золотистых глазах. — Кажется, мы друг друга не поняли, — эльф продолжил говорить уже спокойнее, оправил рукава, не опуская зонта, — честное слово, не хотел вас задеть своими словами. Её ладони вспотели. — Послушай, как тебя… Эвард, — внутри дрожа от страха и ненависти, резко проговорила Нелла, — давай, выдавай всю концертную программу и побыстрее. Я сумасшедшая, блаженная, трахаюсь с демонами, всем вру, что с ними дружу… Давай, скажи это всё утончённо, как вы, эльфы, это делаете, и я пойду своей дорогой. На эльфийском лице застыло выражение шока и непонимания, затем — сочувствия, вслед за чем оно похолодело и застыло. — Ага, вот, значит, как? — холодно пробормотал он, — вот кем вас считают наши одногруппники? Они действительно отзываются о вас так? Нелла закатила глаза, рывком повернулась и пошла прочь. — Конечно, они так поступают, — крикнул ей вслед эльф, — потому что на всём курсе вы единственная, кто понимает гоэтию. Она снова остановилась и дала ему себя нагнать. Близость его была непривычна — ощущать запах другого человека (он пользовался одеколоном с запахом розмарина), слышать его дыхание и шуршание его одежды, ощущать на своём лице край тени от щёгольского зонтика. — Нелла, — сказал он, глядя ей в глаза, — конечно, они будут себя так вести. Вы почти единственная не эльфийка на курсе и действительно понимаете гоэтию. Кроме того, вы высказываете новаторские идеи об отсутствии необходимости подчинять. Вы не местная. Как вы вообще оказались в Глубоководье? — Меня привёз сюда профессор Иргис, — прошелестела Нелла. Она не понимала, к чему клонил Эвард. Он разулыбался — будто бы искорки рассыпались из весёлых, светлых глаз. — Ого! Только подтверждает ваш невероятный талант. Только представьте себе — вас, человека, отмечает сам прославленный профессор Иргис. А их, детей аристократических фамилий? Вы представляете, как выглядит их повседневная жизнь? Нелла смогла только покачать головой. — Подчинение, подчинение и ещё раз подчинение, — пожал плечами Эвард, — как эти несчастные демоны за печатями. Они не могут ничего сделать без слова собственных родителей, милая Нелла. Они не могут любить тех, кого они хотят любить, они не могут заниматься тем, чем хотят заниматься. Только ограничения, которые накладывает семья. Только воля Отца или Матери. С детства они приучены к тому, что значение имеют только происхождение и власть. И тут появляетесь вы, Нелла — без роду, без племени, вас отмечает профессор, да вы ещё и будто издеваетесь над ними своими рассказами о том, что демоны не рабы, а друзья. На солнечной улице Глубоководья сильный морской ветер трепал их волосы. Нелла не знала, что и ответить. Она никогда не думала об этом в подобном ключе. Всё, что говорил этот чудной эльф, имело неожиданно много смысла и многое объясняло. — Почему… Зачем ты…вы, зачем вы мне это рассказываете? — наконец, пролепетала она. — Потому что мне противна идея подчинения, — Эвард весело сверкнул глазами и встряхнул головой, — и противно, что кто-то над кем-то может вот так издеваться. Здесь был подвох. Нелле очень хотелось поверить этому эльфу — он выглядел абсолютно искренним. Беда была в том, что все они всегда выглядели абсолютно искренними, а потом она в очередной раз становилась посмешищем. — На самом деле, до этого инцидента я хотел предложить вам небольшую сделку, — эльф, будто стесняясь, отвёл глаза и посмотрел в пол, — видите ли, мне очень интересен мир демонов, но я только начинаю его изучать. Мне чрезвычайно помогли бы личные консультации с тем, кто прекрасно знает предмет. Она нервно двинулась, намереваясь уйти. — Нет, подождите, дослушайте! Я не собирался оскорблять вас деньгами, думаю, мы оба знаем, что знания и впечатления бесценны. Поэтому я предлагаю вам некоторый обмен. Как вы смотрите на то, чтобы встретиться сегодня через час после заката на… — Эвард коротко задумался, снова опустив глаза в землю, — скажем, на перекрёстке, вот тут, где канцелярская лавка за поворотом? Для небольшой прогулки. — И куда же вы хотите со мной прогуляться? Нелла хотела, конечно же, чтобы это прозвучало насмешливо и едко, но она не умела быть ни насмешливой, ни едкой. Нелла либо рубила сплеча, говорила прямо и откровенно — как привыкла это делать в деревне, — либо терялась. Должно быть, её вопрос прозвучал невероятно грустно и отчаянно. По лицу эльфа пробежло что-то среднее между шоком и…сочувствием? Это выражение было мимолётным, будто тень, и вдруг хитрые золотые глаза его улыбнулись и будто рассыпались искорками. — Никуда, куда я не позвал бы приличную девушку, — сказал он, — тут неподалёку открылось кафе «Аверно». Атмосферное место, говорят, артефакты прямиком из Преисподних, тематические напитки… — …голые тифлинги, — хмуро продолжила логический ряд Нелла. — А вот и ничего подобного! Место удивительно уютное. Я отчего-то уверен, что вам там понравится. Ну же, драгоценная Нелла, составьте мне компанию! Расскажете мне хотя бы что я вижу вокруг и хорошо ли хозяева воссоздали обстановку Аверно. Он был…забавным. Очаровательным. Она не чувствовала, чтобы от него исходила какая то ни было угроза. Он даже не казался надменным или чрезмерно богатым — да, конечно, одет этот Эвард был по последней моде (наверное, у Неллы не было денег разбираться в последней моде) и держал в руках чёртов зонтик от солнца, но абсолютно не придавал этому абсолютно никакого значения. — И не говорите мне, что не ходите в кафе, — эльф вдруг строго нахмурил брови, — потому что никакое это не кафе. Его держит очаровательный старик полуэльф. Можно сказать, мы пойдём к нему в гости. Ну что, встретимся сегодня на перекрёстке? — Хорошо, — она смущенно улыбнулась, — договорились. Кто знает, может быть, внутри неё ещё была та Нелла, которая в первый раз увидела звезду, ведущую к морю?

***

С первого взгляда это был обыкновенный пустырь — высокая, высохшая от солнца трава шуршала у забора, вызолоченная с одного края фонарным светом. Свет нервировал Неллу — вдруг их кто-то увидит? Вдруг Эвард наврал и их выгонят, а то, чего доброго вызовут стражу? Нет, никто не мог их увидеть — они стояли в тени. Она переминалась с ноги на ногу, глядя на то, как он копается в замке — совершенно обычном, не магическом, на совершенно обыкновенной деревянной двери. Даже не верилось, что они пытаются прокрасться в музей естественной истории Глубоководья. Да, Эвард сказал, что там у него работает друг, и что этот друг одолжил ему ключи от основных коллекций и запасников, но Нелле, за четыре года не выходившей практически никуда, кроме Академии и собственной комнаты, было беспокойно. Эвард выманивал её из дома уже в третий раз с тех пор, как они встретились в кафе «Аверно», которое действительно держал старенький полуэльф, и которое Нелла действительно нашла совершенно очаровательным. В тот раз она первый раз в жизни пришла домой в три (с ума сойти!), в три часа ночи. — Прошу, — наконец, прошептал эльф, разгибаясь и толкая дверь. Та растворилась без скрипа, петли явно были хорошо смазаны. Нелла шагнула в густую, пахнущую пылью темноту — тонкая серебристая полоска лунного света, льющегося из открытой двери ей под ноги, истончилась и погасла совсем. В ладони Эварда уже вспыхнул крохотный кристалл-светильник, разбросал по стенам узкого коридора густо-синие тени. Они крались по пыльному, истертому паркету, как воры. Где-то там, за дверями и засовами хранились алмазы размером с голубиное яйцо и куски небесного железа; в деревянных ящиках лежали ворохи высушенных растений со всех уголков Фаэруна и страшные черепа неведомых, диковинных зверей. Нелла слышала, что здесь в строжайшей тайне хранился нестабильный минерал неверит, что не мог существовать нигде, кроме хранилища, поддерживающего магический фон и микроклимат астрального плана, откуда этот минерал доставили. Говорили, что если бы кто-то вынес даже самый маленький кусочек неверита за пределы хранилища, от всего музея не осталось бы ничего, кроме облачка пыли. Взгляд её против воли притянулся к огоньку, к длинным пальцам, его державшим, к плотному, тёмному камзолу. Днём Эвард казался почти болезненно бледным, будто фарфоровым. Ночью же, в тёплом свете фонарей и кристаллов, на его лицо будто возвращались живые краски, по белым кудрям рассыпались золотые бойкие искры, поблескивали в прищуренных глазах. За одной из дверей оказалась плотная, ещё сильнее пахнущая пылью портьера. Выпутавшись из нее, Нелла замерла. В огромном зале горели всего несколько светильников и совсем не было окон. Огромные круглые своды терялись в синем мраке, длинные чернильные тени экспонатов тянулись по начищенному темному паркету, переплетались. Огромный выставочный зал, в который они вышли, был чудесно, невероятно тих. Эвард неслышно подошёл к ней, но она не смотрела на него. Нелла могла бы увидеть, как перед ней протягивается тень, отбрасываемая светильником в его руках — но она смотрела наверх, заворожённая, силясь понять, что же висело под потолком. Оно было длинное, гибкое, острое, нечеловечески огромное — будто вспорхнуло, оттолкнувшись от пола, и решило зависнуть неподвижно в густых синих тенях. — Что это? — она вытянула руку вверх, указывая на загадочный силуэт, висящий под потолком. Эвард молча пощёлкал чем-то — свет за её спиной стал ярче — и шагнул вперед, становясь рядом с ней и вытягивая руку со светильником вверх. По острым белым костям пробежали блики света. — Это дракон. Нелла замерла, задрав голову. Скелет целиком она не видела — он терялся во мраке и в тенях — но отблески побежали по огромным, выгнутым ребрам, по острой треугольной челюсти, по росчеркам оскаленных клыков, по длинным и тонким, хрупким на вид костям крыльев. Больше всего скелет дракона с такого расстояния напоминал кружево — сплетение тонких белых линий, прихотливо изогнувшийся, чтобы уместиться под потолком, и расправивший огромные, во всю площадь потолка, как ей показалось, крылья. Нелла задержала дыхание — ей казалось, что сейчас раздастся шелест, скрип костей, что сейчас исполинский змей дёрнет хвостом, круша своды, хлопнет несуществующими перепонками и взлетит. — Это, — её собственный пораженный выдох разнёсся по залу, потревожив мёртвую, наполненную памятью тишину, — это потрясающе. — Как живой, — задумчиво, с какой-то полуприкрытой печалью шепнул эльф, — особенно в тенях. Но в то же время — что-то совсем другое, тебе не кажется? Живой дракон — это совершенно другое. Это огромный зверь с блестящей чешуей, с невероятно большим и быстрым сердцем — в полёте оно бьется до пятисот ударов в минуту, говорят, что от этого кажется, будто дракон непрерывно вибрирует, если прижать к нему ладони. У тебя, для сравнения, сейчас пульс около восьмидесяти ударов в минуту. Он опустил руку со светильником, но, один раз увидев дракона, Нелла продолжала его видеть и в более слабом свете. Теперь она наверняка увидела бы его и в темноте, и с закрытыми глазами — призрачный скелет будто отпечатался на внутренней стороне век. — Живой дракон — это ужасающая сила. Этот скелет просто память о том, что такое дракон, след на песке. Ты знаешь, кажется, стоит обрезать эти ниточки — и он взлетит. А он — нет. Нелла слегка повернула голову, быстро взглянула на эльфа, на поднятое к потолку бледное лицо — печальное, мечтательное, будто он хотел освободить этого дракона. Эвард посмотрел на него ещё с секунду и сокрушённо покачал головой. — Если обрезать эти невидимые ниточки, он просто превратится в груду костей. — Иллюзия, — тихо подвела итог Нелла, — но без магии. Это мастерство. И шанс для тех, кто никогда не видел драконов, представить, что это такое. — Шанс, — повторил за ней Эвард, будто пробовал это слово на вкус. — Подумать только… Представляешь, такие драконы, только живые, летают где-то в диких горах. Это же невероятно, что их можно увидеть вживую. — Можно, — Эвард усмехнулся, — кто-то же его убил. — Кто-то убивает драконов, — Нелла заправила за ухо выпавшую из косы прядь, — представить себе не могу, как живут те, кто может убить дракона. Это должно быть… чем-то впечатляющим. Более внушительно, наверное, только мир спасать… — Спасать мир и убивать драконов, — голос Эварда прозвучал глухим рычанием, как из могилы, — ты думаешь, это впечатляюще? Она почувствовала, как он отстранился, даже отдёрнулся от неё, закрылся — будто она сказала что-то действительно чудовищное. Тут же жар стыда и смущения прилил к её лицу — она не хотела ранить Эварда, она не хотела ранить никого на всём белом свете, но в особенности его. Эвард был другом. Он мало распространялся о своей семье, что была родом из Врат Балдура и с другими эльфами вёл себя так, как подобало эльфу — сыпал шутками и комплиментами, одновременно надменными, изысканными и ядовитыми (Нелла не понимала и половины, и все они казались ей просто злыми), — зато наедине с ней будто бы раскрывался. Он расспрашивал её о демонах с абсолютно искренним интересом, а когда она уставала рассказывать — подумать только, Нелла могла устать говорить с кем-то о демонах! — начинал рассказывать сам. Эвард говорил о том, что продолжительность жизни каждого существа пропорциональна частоте ударов его сердца, температуре тела и размерам с поправкой на закон Леграна-Мёрфи — сердце крошечной птички колибри билось тысячу раз в минуту и она жила всего три года, а сердце кита — всего тридцать пять, и жил он около сотни. Но существовали драконы, и кроме них ещё сотни тысяч волшебных зверей и птиц. Похожий на мохнатую ящерицу зверь аберскрал жил в пустынях и питался токсичными для его тела магическими сверчками для того, чтобы в конце жизни набрать достаточно магии и суметь воспарить в небеса. Светящиеся магией аберскралы кружили в волшебном танце в небесах — для того, чтобы в конце концов опуститься снова на землю, отложить яйца и умереть рядом с кладкой, послужив первой пищей детёнышам. Были на свете звери, живущие только в темноте и питающиеся темнотой; были те, что излучали свет и те, что излучали тьму, и те, что могли свести человека с ума просто оттого, что пытались себя защитить. За последнюю пару недель Нелла узнала больше волшебных вещей, чем за четыре года в Глубоководье, и в то же время она не могла не почувствовать, что все истории, что рассказывал ей Эвард, были пропитаны жаждой чудес и свободы, какой-то непередаваемой тоской, странно перемешанной с восхищением. — Я не хотела, — пробормотала Нелла, не смея поднять на него глаза, — я хотела сказать, что надо быть, наверное, очень смелым, чтобы убить дракона. — А по-моему, это самая большая трусость, — Эвард нервно поправил волосы, и лужица света от фонаря от этого тревожно дрогнула, — они убили это существо, привезли сюда, перебрали все его кости, повесили здесь, будто марионетку. Потому что они никогда не смогли бы привязать так живого дракона, Нелла. Единственный способ, например, летать верхом на драконе — это его об этом попросить. Ни один маг не может заставить дракона подчиниться. — Как с демонами. — Нет, — он покачал головой, — не как с демонами. Демонов ведь можно запереть в клетку, правда? Подвесить на ниточках? Заставить делать то, что захочет их хозяин? Всё это место теперь ощущалось иначе. Загадочно поблёскивающие витрины теперь держали взаперти удивительные сокровища вместо того, чтобы их в себе таить. Она больше не могла восхищаться разноцветными, диковинными бабочками, замечая только булавки, которыми они были приколоты к бумаге. Это место пахло вовсе не тайнами, а пылью и затхлостью, какими-то химикатами, чтобы сохранить мёртвым то, что когда-то было живым и волшебным. И на самом верху висел дракон — как величайшее преступление против мира. — Это ужасно, Эвард, — сказала Нелла, — никто не должен никого заставлять и запирать. Никогда. Он грустно улыбнулся, избегая встречаться с ней взглядом, будто застенчивый зверь. Затем что-то в стороне будто бы привлекло его внимание и бледное лицо незаметно изменилось, стало снова безмятежным и чуть-чуть хитрым, острым, лисьим. — Пойдём, тут ещё много интересного, — Эвард двинулся вперёд и поманил её следом.