Всё, что мир может предложить

Рыжеволосый доходяга за стойкой регистрации в центре помощи попаданцам Глубоководья состоял из подбородка, кадыка, длинных волос и прыщей. Последние минут десять Астарион смотрел на то, как кадык дёргался вверх-вниз, топорща торчащую во все стороны клочковатую рыжую щетину, и терпеливо ждал. Поначалу он ждал снисходительно, думая, что просто зайдёт и за пару минут получит так необходимый Убийце магический переводчик. Устройство в своё время произвело фурор — оно воздействовало на речевые мышцы носителя, трансформируя его родную речь в слова чужого для него языка. Для того же, чтобы иноземец понимал, что говорят ему, устройство трансформировало то, что слышало, и транслировало перевод в разум — безо всякого вмешательства в его собственные мысли, поэтому было абсолютно легально и соответствовало всем статьям закона о ментальной приватности. Вещь была так проста и при этом необходима людям, что мгновенно завоевала рынок. Стройки и доки, купеческие ряды и таверны Глубоководья внезапно стали слегка напоминать оргии в закрытых клубах — теперь население щеголяло в переводчиках, больше всего напоминавших ошейники. Подороже и подешевле, покачественней и поплоше, из строгой чёрной кожи и из незаметной, телесного цвета ткани — незаменимый аксессуар можно было подобрать на любой вкус и кошелёк. Спустя добрых сорок минут Астарион уже от всей души жалел, что решил посетить центр помощи попаданцам Глубоководья, хоть там и должны были выдавать особенно качественные переводчики, сделанные по спецзаказу Совета Лордов и адаптированные под экзотические для Фаэруна языки. Последние десять минут он стоял за стойкой, с по-прежнему доброжелательным выражением лица, но внутри ощущал себя коршуном, готовым вцепиться в поганый подростковый кадык. Доходяга говорил «ээээ» и говорил «нууу», он копался в бумагах и рассыпал их, три раза ходил к копировальной машине, чтобы вернуть Астариону документы на имя Август Эпидиус Пульхер — и дважды эти документы забывал. Говорить «ну же, я не могу здесь торчать весь день» смысла не было — тогда рыжий пугался и начинал путаться ещё сильнее. Время от времени доблестный работник подходил к светловолосой, напоминающей лучезарный пирожок дворфке, что носилась между стойками, явно выполняя работу за троих, но каждый раз не успевал спросить, прежде, чем она уносилась дальше. — Ээээ, господин Пульмер? — прогнусавил юнец. — Пульхер, — со вздохом отозвался Астарион, — неужели у вас есть подвижки? — Ээээ нууу… В общем, а вы и есть попаданец? Астариону хотелось причинять боль.Ему очень хотелось причинять боль, но причинять боль рыжему юнцу он не мог, поэтому в этот момент он страстно, искренне возжелал удариться головой об стойку регистрации, прямо об острый угол, и ещё приложить сверху цветком в жизнерадостном жёлтеньком горшке. — Нет, Ларри, — к бейджику с именем Астарион пригляделся ещё в первые десять минут, — я не попаданец. — Вот и я думаю, — обрадовался Ларри, — а то странно, что вы сюда пришли, и у вас есть документы, и вы просите дать вам переводчик. А кто тогда попаданец? Господи, его правда зовут Ларри или это изощрённая пытка? Нет, Астарион, нужно быть терпеливым. Нужно сохранять спокойствие. Эти мысли тебе не помогают. — Попаданец — мой друг. Он сейчас спит в гостиничном номере. — А, нуууу, надо, чтобы он, типа, пришёл сюда. — Господи, Ларри, что тут у тебя? На лице рыжего отразилась паника, как у контуженной овцы, которой показали раскалённое тавро. Очень медленная паника. Потому что Ларри, нуу, эээ, в целом был медленным. Светловолосая дворфка просмотрела бумаги, что кропотливо заполнял последние полчаса Ларри, быстро вернула Астариону оригиналы документов, ещё раз пробежала бумаги взглядом и нахмурилась. Затем посмотрела на Астариона. — Чем вам помочь, господин? — Около часа назад я пришёл, чтобы получить переводчик для моего друга попаданца и, может, немного информации о том, как я могу ему помочь. Но признаюсь, общение с Ларри изменило меня до глубины души и, боюсь, всем нам не поможет уже ничто. — На кой чёрт ты заполнял на него свидетельство о поручительстве за недееспособного? — дворфка обрушилась на юнца, — А это что…ты попросил у господина банковский билет? Что это, магокопия банковского билета? — Ну, он сказал, что этот попаданец будет жить у него дома… — блеял Ларри, пытаясь оправдаться. — Мистра, дай ему ума! — дворфка закатила глаза, — иди отсюда, с глаз моих! Простите великодушно, господин… Пульхер. Ларри сразу должен был вам сказать, что мы не выдаём переводчики никому, кроме непосредственно попаданцев. Не потому, что мы вам не доверяем, а потому что попаданцы бывают…дезориентированы. Наверное, он очень дезориентирован, поэтому вы пришли без него? Всего боится, шарахается от лошадей, думает, что магическая реклама читает его мысли? Астарион улыбнулся. Дворфка была невероятно симпатична и, похоже, действительно любила свою работу. — Думаю, он явно не худший случай из тех, что вам доводилось видеть. Просто он очень устал и очень, очень сильно напился. Видите ли, вчера он пытался покончить с собой, и я…я до сих пор под впечатлением. Очень боялся оставлять его одного, но и идти сюда с ним тоже, вы понимаете. Дворфка сочувственно улыбнулась, автоматическим движением выдернула из подставки напротив Астариона разноцветные брошюры и протянула ему же. Он впечатлился тем, как ей хватило длины рук и сноровки достать верную комбинацию из подставки, что стояла к ней спиной. — Конечно, это частая история, — сказала она, — возьмите. Нам нужно будет зарегистрировать вашего друга и поговорить с ним. Он, я так понимаю, гуманоид? — Эльф. Или полуэльф. Не уверен. У дворфки явно отлегло. — О, ну это упрощает дело. Я вижу, Ларри записал ваш адрес, так… Посмотрите, правильно? Астарион посмотрел на адрес и, цокая языком, переправил его на тот, по которому они с Убийцей точно не проживали. Дворфка вздохнула — похоже, Ларри достал её просто смертельно. — Наши работники смогут прийти к вам на неделе. Сейчас я посмотрю расписание, подождите… Она отошла в сторону, чтобы свериться с пухлой амбарной книгой. Астарион забрал копии своих документов и неслышно, по-вампирски, вышел из залитой вечерним солнцем приёмной. Да, час жизни был определённо потрачен зря.

***

— Просыпайся, радость моя, — пропел Астарион обманчиво жизнерадостным, но не оставляющим иных вариантов голосом, — солнышко село, ночка началась. А, ты уже не спишь? Ну, чудненько, ну что за моя радость! Убийца, сидевший на кровати с закрытыми глазами, мучительно их открыл и посмотрел на Астариона осуждающе. На столе стояла наполовину выпитая банка рассола, в которой плавал одинокий огурец. Последние лучи солнца догорали за окном, и синие чародейские башни Глубоководья всё глубже и глубже опускались в сумерки. Первая попавшаяся комната, что Астарион снял, была откровенно паршива — две койки друг напротив друга, как в казарме, обшарпанный занозистый пол, грязное оконце. С утра ему было всё равно — в таком он был бешенстве. Убийце тоже было всё равно — от дьявольской выпивки он едва стоял на ногах. Астарион поджёг масляные лампы — большую под потолком и маленькую на столе. Убийца что-то недовольно пробормотал. — Давай-давай, скотина похмельная! Он достал из брошенной на пол сумки переводчик и протянул Убийце. Тот осторожно взял его и осмотрел — прямоугольник чёрной кожи с аккуратной серебряной застёжкой. В глазах Убийцы тут же возник вопрос. Очень глумливый вопрос. В подтверждение, он усмехнулся и картинно облизнул губы, затем пожал плечами. Астарион вырвал ошейник, резко застегнул на своей шее и закатил глаза. — Не дождёшься, — сказал он, — в конце концов, у меня есть стандарты, ты бы хоть побрился и дыхание освежил, а то тут воздух сейчас поджигать можно. Ну что, проверка связи, понимаешь меня? — Понимаю, — Убийца потёр лоб. — Чудненько. Покрепче затягивай. Астарион снял ошейник и во второй раз протянул Убийце. Получилось почти торжественно. Тот взял и медленно застегнул его на шее. — Тебе идёт просто безумно, — приложив ладонь к сердцу, известил Астарион. Убийца недовольно покрутил шеей, пытаясь пристроить переводчик поудобнее — трудно было сказать, неприятны ему конкретные ощущения чего-то, застегнутого на горле, или вся окружающая действительность. — Очень рады, — переводчик подстраивался, сиплый поначалу голос быстро выправился, но оставался пока по-неживому ровным, — что сумели. Артефакт? — Переводчик, — Астарион коротко взмахнул ладонью, — потому что пора бы уже, наконец, поговорить. Убийца устало и непонимающе сощурил глаза — то ли сражаясь с головной болью, то ли силясь сориентироваться в пространстве. — Что? — переспросил он. — Да-да, поговорить, — продолжил было настаивать Астарион, но тут Убийца выдал какую-то абсолютную галиматью, в которой чондатарские слова нескольких диалектов смешались со словами его родного языка, и потянул застёжку переводчика. — О боги, нет, — Астарион воздел очи к потолку и едва не зарыдал. Тоже мне, переводчик от Оранж, сертификат академии Чёрного Посоха и Гильдии Магической Инженерии! Убийца протянул ему негодное устройство и постучал себе по уху, затем показал пальцем на ухо Астариона. Сильно пахнуло перегаром; Астарион скривился, резко взял из его рук переводчик, и замахал в сторону двери незатейливой уборной, где располагался старый рукомойник, клозет и лохань для мытья с искрящим магией водогреем, который, вероятно, был возрастом едва ли не старше Астариона. Убийца, похоже, всё понял, и исчез за дверью. Астарион застегнул ошейник на своей шее и достал инструкцию из элегантной белой коробочки, на которой был изображён одинокий золотой апельсин, узнаваемый в каждом уголке Фаэруна — или, по меньшей мере, Побережья Мечей. «Для того, чтобы продолжить пользоваться О’Войс 15 добавьте его в список разрешённых устройств вашей сети, ” — сообщил приятный женский голос в голове Астариона. Ну конечно же. Только этого ему ещё не хватало. Из-за двери послышался шум текущей воды. Астарион запоздало подумал, что, наверное, не следовало оставлять без надзора сумасшедшего попаданца, по заверениям пёстрых брошюрок, «столкнувшегося с невероятной эмоциональной, экономической и культурной встряской», особенно учитывая, что это «принадлежащее к группе повышенного социального риска» существо уже пыталось покончить с собой на его глазах. Впрочем, к чёрту — не наблюдать же ему за тем, как он там бреется и моет свои муде, и не решил ли ненароком утопиться в рукомойнике или повеситься на шнурке от клозета? «Для того, чтобы продолжить пользоваться О’Войс 15…» — повторил приятный женский голос. — Да сейчас, сейчас, только заткнись, — отмахнулся Астарион и открыл инструкцию. Спустя четверть часа Астарион, никогда раньше не имевший дела ни с ограничителями информационного потока, ни с настройкой техники Оранж, существенно продвинулся в постижении техномагических дисциплин. Зачем-то он узнал, что «каменная стена» существует не только у домов, что у любого пользующегося информационной сетью устройства имеется ИТ-адрес, а номер внутренней информационной волны гостиницы «Черёмушка» имеет устаревший формат, который нужно было сообщить его и Убийцы новому О’Войс 15 вслух, до этого получив доступ в меню продвинутых настроек и воспользовавшись функцией «оверрайд доверия». Также Астарион припомнил с десяток всем известных и изобрёл пару абсолютно новых ругательств, которые вовсе не показались ему смешными. «Устройство О’Войс 15 успешно подключено», — пропел ненавистный женский голос. — Алилуйя, — прошипел Астарион, сполз по стене и ненадолго закрыл глаза. — Как тебе такое, Энвер Горташ? В последний раз он спал еще в Эльтуреле, в последний раз ел — во время разговора с Рафаилом, и этого было чертовски недостаточно. В промежутке между приятным пробуждением в милейшей комнате в Эльтуреле и этим всеми богами проклятым моментом в ими же проклятой дрянной гостинице «Черёмушка», с её занозистыми полами, засиженными мухами линялыми занавесками, протёртыми зелёными ковровыми дорожками на лестнице и загадочным деревянным стулом в углу уборной, он успел провалиться в Ад, выслушать нетрезвую отповедь, увидеть Дьявола, послушать лекцию о мерзких существах, которые похитили его из Врат, доволочь шатающегося Убийцу до этой комнаты и обойти полгорода. Ещё час он бездарно растратил в центре помощи попаданцам, чтобы в итоге просто купить переводчик от Оранж, потому что Оранж это, конечно, лучшее, бес бы его побрал, качество, несовместимое с гостиницей «Черёмушка», как левретка с кудлатым деревенским кабыздохом. Больше всего на свете ему хотелось загасить лампу, лечь, отвернувшись к стене, чтобы не видеть это лицо, этот ошейник и эту комнату, и проспать в тишине часов десять. «Нет, дорогуша, — сказала бы мадам Гвоздичка, — праздность это не для нас. Праздность — это для них, тех, у кого есть власть. А нам с тобой, дорогуша, нужно хорошенько работать головой и задницей для того, чтобы вцепиться им в горло и не отпускать.» Он понял, что вода в уборной уже давно не лилась. Аккуратно снял с шеи многострадальный переводчик — на чёрной коже предупредительно замигал маленький золотой апельсин, — и улыбнулся. Оранж О’Войс 15 и допотопная шумодавилка гостиницы «Черёмушка» были связаны узами жуткого и противоестественного техномагического кровосмешения. Из связь была настолько отвратительной, что восхищала. Если сейчас, спустя почти двое суток без сна, Астарион смог сделать это, то неужели он не справится с тем, чтобы убедить Убийцу? Ха! В конце концов, Убийца не был механизмом, он был человеком — а уж людей Астарион знал. Дверь уборной с душераздирающим скрипом открылась. Убийца вышел, в своих неизменных кожаных штанах и расстёгнутой белоснежной рубахе. Вода стекала с коротких волос на влажную, свежевыбритую и от этого слегка раскрасневшуюся шею; от него пахло дешёвым гостиничным мылом и всё ещё немножко перегаром, но в целом Убийца стал гораздо, гораздо терпимее. Астарион отвесил себе крепкую мысленную оплеуху. «Ты оставил самоубийцу с бритвой, — подумал он, — вот что с тобой делать, а, радость моя?» Скоро переводчик снова был застёгнут на чужой шее; долго мигнув золотым апельсином он успокоился и работал теперь, как надо. Астарион стоял спиной к окну, небрежно прислонившись к маленькому письменному столику, будто и не было этих двух бессонных дней и ночи, полной безумия, будто бы он не проваливался в инферно, будто бы его морально не возили мордой по полу, как грязную тряпку. Сейчас, в полумраке дрянной гостиничной комнате, они стояли друг перед другом — полумёртвый от похмелья Убийца в расстёгнутой рубашке с глупо и небрежно болтающимися рукавами без запонок, и Астарион, образец изящества и стиля в своём щёгольском сером костюме с лиловым шейным платком. Убийца недовольно качнул рыжей головой вбок, дергая севший, видимо, слишком плотно ошейник-переводчик. Картина приносила некоторое моральное удовлетворение. Астарион подозревал, что продлится это приятное чувство ровно до того момента, пока Убийца не решит сказать что-нибудь ещё. Следовательно, необходимо было атаковать. — Ну что, лицо, принадлежащее к группе повышенного социального риска, — едко начал он, — я вижу, самоубийство откладывается? Убийца сосредоточенно смотрел на него — нужно было какое-то время для того, чтобы переводчик откалибровался и переварил только что изречённую Астарионом конструкцию. — С чего бы это? — голос, обработанный устройством, получался пока несколько механическим, но даже в нём уже проступала ирония. Астарион снисходительно фыркнул и вскинул голову, остановив взгляд на бритве, всё ещё лежащей на столике рядом с Убийцей. — Ты только что провёл четверть часа в уборной, сбривая себе щетину, а не вскрывая горло. Убийца пожал плечами и качнул головой, всё так же иронично. — Ну, ты же явно хотел мне что-то сказать, — он подёргал кожаный ремешок переводчика, то ли от лёгкого неудобства, то ли издеваясь, — вон даже это замечательное устройство приволок. Вдруг появилась какая-то новая информация? — Я считаю, что той информации, которая уже есть, достаточно, на мой взгляд, чтобы о ней подумать. — И своё мнение на этот счет я уже озвучил, — Убийца криво улыбнулся, приподняв разорванный когда-то край губы, — даже план вчера изложил. Правда, он тебе почему-то не понравился. Астарион прикрыл глаза. Спокойствие, только спокойствие. Он напомнил себе, что уже пережил вчера один проигрыш, и что этот эльф, сидящий перед ним, вчера в состоянии, в котором не смог бы и на месте стоять ровно, тем не менее, сделал выводы, к которым сам Астарион пришёл бы не сразу. Рыжее чудовище, недовольно поправляющее новый ошейник-переводчик, явно знало правила этой игры и так же явно хотело из неё выйти одним из самых, на взгляд Астариона, неизящных способов. В брошюрах, которые ему выдала милая дворфка в центре помощи попаданцам, были некоторые пояснения, которые Астарион внимательно прочел. Риск суицидов был действительно высок — существа, в разных обстоятельствах попавшие в Фаэрун, напуганные, потерянные и дезориентированные, не могли с кем-то поговорить на своем языке, не могли найти ничего знакомого, разом теряли связь со своей предыдущей жизнью и всем, что ее наполняло, сталкивались с чуждым им миром. Центр был создан, чтобы у них был шанс получить помощь, понять, как и зачем им теперь жить, почувствовать, что им не желают зла. Убийца не выглядел ни напуганным, ни потерянным, ни дезориентированным, а в их сложившемся сложном положении разобрался, кажется, даже лучше Астариона. Тем не менее, перспектив он явно не видел — по крайней мере, не для себя. Или не хотел их видеть. Он был таким…скучающим, будто бы древний дед, что видел уже в этом мире всё и не хотел больше ничего ни видеть, ни слышать. При этом Убийца вовсе не был древним дедом. Сколько ему было? Сотня лет? Полторы? Нет, он не прожил ещё и половины своей жизни, просто от него прямо-таки несло тоской, горечью и разочарованием. Вот оно. — Да потому, что у меня есть план получше, — просто сказал Астарион, — я-то точно не собираюсь помирать старым, больным и разочарованным в жизни. И у меня есть для тебя предложение. Ты можешь начать новую жизнь, заново. Только теперь — без боли. Убийца пожал плечами и потянулся, хрустнув позвонками. — О, сколько их было, этих жизней, — сказал он мечтательно, будто бы мыслями унёсся куда-то очень, очень далеко, — которые мне приходилось начинать заново. Знаешь, приятно было вчера поговорить с умным человеком. Который не держит меня за идиота. Астарион достал из своей сумки лист настолько белоснежной бумаги, что она отливала голубизной, и продемонстрировал Убийце. — Это подтверждение из Высшего Круга Исцеления в городке Холодные Ручьи тут неподалёку. Через три месяца и две недели состоится ритуал Истинного Воскрешения эльфа по имени Астарион Анкунин, двадцать пять тысяч золотых на расходные материалы для проведения ритуала оплачены, ещё десять тысяч на сопутствующие расходы будут оплачены по прибытии в клинику. То есть, вот в этот день я должен явиться в клинику, где меня умертвят определённым образом, после чего я буду возрождён — навсегда избавившись от вампиризма и власти Касадора. — Безмерно за тебя рад. Но… Астарион перебил его на полуслове — …но ты-то тут при чём, уже спрашиваешь ты? О, я не держу тебя за идиота. Начинать какую-то там новую жизнь — ну право слово, я тебя понимаю, что там начинать? Удалиться на покой и растить кабачки в глухом селе? Скучно и бессмысленно. Снова пробиваться к власти через моря отморозков? Ещё скучнее и ещё бессмысленнее. Но видишь, в чём дело, от тебя же ещё и за версту воняет безнадёжностью. Прямо-таки несёт тоской и отчаянием. Помирать в таком состоянии, знаешь ли, моветон. Я предлагаю тебе пробный период. Убийца вскинул бровь. — Пробный период? — Три с половиной месяца. Помоги мне дожить до ритуала, не превратившись в мозгоеда, а я покажу тебе всё, что этот мир может предложить. Может, и подберёшь что-нибудь по себе. Астариона потряхивало от напряжения. Комната буквально плыла, будто бы он был пьян, в глазах двоилось. Убийца, сидевший на кровати, прислонившись спиной к стене, закинул голову — кадык, накрытый строгой чёрной кожей теперь смотрел в потолок, — и полубезумно рассмеялся — устало, но без обычной горечи. — Ах ты, старая змея, — он покачал головой, — а ты и правда хорош, Астарион Анкунин. — Я лучше всех, — автоматически, едва ощутимо дрогнувшим голосом сыронизировал Астарион и, наконец, выдохнул. И тут Убийца медленно достал откуда-то из шва брюк длинный, тонкий стилет, больше похожий на остро заточенную спицу. А может быть, он и достал остро наточенную спицу. Это было абсолютно безразлично. — Слушай, я больше не могу, — сказал Астарион и сел на стул, обхватив руками спинку. Стул жалобно скрипнул. Астарион его понимал до глубины души. Он не имел над этим ни малейшего контроля, но уже знакомая ниточка ментальной связи протянулась между ним и Убийцей. «Ты хочешь умереть, да, конечно, — говорило всё его существо, — а я хочу жить, я хочу жить бешено, неудержимо, я хочу взять от жизни всё, что она может предложить и всё то, чего не может, я хочу смотреть на солнце, и я ещё не видел моря при свете дня, и я сделаю всё, чтобы жить, чтобы выдрать эту жизнь из чужих когтей. А ты давай, унеси с собой в могилу все те знания, что могли бы помочь выжить тем, кто ещё не закончил с этим миром, давай, погаси вместе со своим и мой огонь! ” Убийца отложил свою спицу и повернулся к нему. В глазах его было что-то странное и максимально осмысленное, но Астарион даже не до конца осознал, что только что произошло — что уж говорить о том, чтобы прочитать ещё и эту сложную эмоцию. — Успокойся, пожалуйста, — сказал Убийца и легко прикоснулся к его предплечью, — всё, ты победил. Конечно, всем им, имеющим власть, всем им нужно было только одно. Все они хотели увидеть отчаяние, хотели, чтобы их умоляли на коленях, чтобы унижались перед ними и рыдали в голос. Что ж, это были правила игры. Они не менялись никогда. Ему очень нужно было проснуться сейчас, прийти в себя, но он не мог. Сон наваливался, как свинцовое покрывало — чёртова ментальная связь, о которой он не просил, высосала последние крупицы сил. — Эй, — Убийца тряс его за плечо, — эй, проснись. Ещё немного. — А, господи, подавись… Астарион попытался выпрямиться. Встал со стула, тут же пересел на стол, ожесточённо потирая переносицу. — Как только ты уснёшь, к тебе придёт этот, — переводчик забуксовал, — человек. Он придёт к тебе именно в этом состоянии и будет спрашивать, куда ты пропадал. Ты должен ему сказать, что мы знаем, что он лжёт. Кем он тебе представился? — Гильдия, — сонно пробормотал Астарион, — Магическая Гильдия Безопасности. Магический терроризм, шпионаж… Он душераздирающе зевнул. От этого стало чуть полегче. — В общем, спецслужба. Сначала он пытался прикидываться моей лучшей подругой. Я не понимаю, зачем этот маскарад. — Потому что скорее всего, он иллитид, — сказал Убийца. Теперь Убийца придерживал его за плечи и время от времени потряхивал. Никогда в жизни Астариону не хотелось спать настолько сильно. — Сначала он достал у тебя из мозгов картинку того, кому ты доверяешь. У меня это был деловой партнёр, который умер пятьдесят лет назад. Потом он достал картинку того, кто является для тебя авторитетом и от кого бы ты ждал помощи в этой ситуации. Слегка забавно, что ты ждёшь помощи от гильдии чародеев, но… — Они должны заниматься терактами, — пробормотал Астарион, — это их дело. А ещё они занимаются слежкой за всеми. Если кто-то и знает что-то про этих иллитидов — так это они. — Но это не те ребята, к которым ты обратился бы за добрым советом, да? — Мм-хм… — Астарион! Он снова рывком проснулся. — А! — Сейчас к тебе придёт иллитид. Не отвечай ни на какие вопросы, которые он будет тебе задавать. Говори о чём угодно, ни в коем случае не упоминай нашего гостеприимного хозяина, даже не думай о нём, понял? — Убийца, я не могу… — простонал Астарион. — Сконцентрируйся, ты хочешь выжить, или нет? Не отвечай ни на какие вопросы. Скажи одну фразу — мы решили, что оптимальным выходом будет покончить с собой. Скажи, что повторишь эту фразу всего три раза и, если ничего не изменится, на третий попытайся покончить с собой. От этого Астарион снова пришёл в себя и посмотрел на него широко раскрытыми глазами. — Ты с ума сошёл! Я не собираюсь… — Поверь мне, — Убийца смотрел на него максимально осмысленно, — он не даст тебе покончить с собой. Он либо отпустит тебя спать, либо призовёт меня. Мы с тобой нужны ему, как руки, кем бы он ни был. Других у него нет. Я уже, — снова пауза переводчика, — отказал ему. Если ты сделаешь то же самое, то ему придётся изменить стратегию. — Наверное, — Астарион неуверенно почесал в затылке, — наверное, я смог бы это сыграть. — Не сыграть, — отрубил Убийца, — ты должен верить в это. Помнишь, он у нас обоих в голове. Астарион растрепал волосы и вскинул голову в жесте превосходства. — Актёр, что не верит в то, что он играет, вообще не должен этим заниматься. Как можно требовать от зрителей верить в то, во что не веришь ты сам? А теперь простите великодушно, но, если позволите, я отправляюсь спать. На лице Убийцы было выражение… Астарион вдруг понял, что ему глубоко безразлично, какое там у Убийцы выражение, что он думает и что из себя представляет. Его тело и мозг орали от усталости, будто бы кто-то медленно-медленно скрёб по ним ржавой чайной ложкой, а он всё продолжал и продолжал идти. Он почти не думал о том, что раздевается перед Убийцей — мысль просто привычно скользнула мимо, тронула холодным боком, будто рыбина в переполненном пруду. Что эта рыбина была по сравнению с тем, что можно было, наконец, прекратить идти и прекратить думать, хотя бы на короткий промежуток времени?

***

— Мы чрезвычайно обеспокоены последним развитием событий, господин Анкунин. Чародей по-прежнему выглядел, как чародей, и действительно натянул на лицо обеспокоенное выражение — будто носок с наполовину протёртой пяткой. На окружающий мир, очевидно, носков не хватило. — Хм? К чему же беспокойство? — Астарион с притворным удивлением вскинул брови, — кстати, где это я нахожусь? Находились они на парящем в воздухе куске скалы. Над головой проносились облака чего-то, что Астарион тут же про себя назвал межзвёздной пылью — сверкающее, как алмазная крошка и, очевидно, магическое. Воздух, если это вообще был воздух, вёл себя странно — то переливался всеми цветами радуги, то застывал в строгих геометрических рисунках, сталкиваясь с предметами; ему показалось, что где-то в стороне он видит оружие и черепа, и, судя по виду, это было очень старое оружие. Про черепа Астарион не мог сказать ничего — все они выглядели, на его вкус, одинаково. Он посмотрел на пятно сиреневого мха под ногами. Тот, по крайней мере, выглядел вполне обычно, за исключением цвета. Это было чем-то, за что можно хоть как-то уцепиться, как за крупицу нормальности. — Другая астральная плоскость, — сообщил чародей, — единственное место, откуда я могу осуществлять вашу защиту от превращения в иллитида. Я рад, что вы с вашим спутником воссоединились, но некоторые обстоятельства нас обеспокоили. — Какие же обстоятельства? — В определённый момент связь между нами прервалась на очень долгий срок. Я не мог восстановить её более пяти часов. Вы вошли в таверну «Преисподняя» в Эльтуреле, связь прервалась, после чего вы вдруг оказались в Глубоководье, в неделе пути от Эльтуреля. Астарион зевнул. — Вы не читаете новостей, милейший? — спросил он абсолютно скучающим голосом, — интересно у нас работает Магическая Гильдия Безопасности, если не в курсе даже того, что город Эльтурель вчера был поглощён Аверно. Не говоря уже о том, что над этим же городом пятьдесят лет висел инфернальный артефакт, а вовсе не Божественная Благодать святого Торма. Чародей замолчал. Астарион позволил себе насладиться сложностями, которые тот испытывал в поисках очередного похожего на ношеный носок выражения, что можно бы было натянуть на лицо. О, стало быть, это снова будет граничащая с жестокостью непоколебимая твёрдость государственного агента? Тот сорт, что обычно подкреплён наличием подвалов со звуконепроницаемыми дверями, в самых обычных с виду домах? — Я надеюсь, вы понимаете, что в моменты, когда наша связь разрывается, вы снова становитесь подвержены воздействию личинки? Что каждую минуту, что между нами нет связи, она жрёт ваш собственный мозг и приближает к цереброморфозу? Глаза Астариона сузились, как у хищного зверя. — А почему вы так уверены, что мне не наплевать на этот ваш цереброморфоз? — Не глупите, господин Анкунин, — фыркнул чародей, — я здесь не для того, чтобы играть в игры. Мы оба прекрасно знаем, что вы не хотите стать иллитидом. Нет, вы этого не хотите. Вы хотите многих вещей — власти, смерти лорда Касадора Зарра, свободы, в конце концов. И я могу дать вам способности, необходимые для того, чтобы осуществить ваш план. — Вот так у нас, значит, выглядит свобода? Астарион горько усмехнулся и двинулся вперёд, к чародею, сходя с пятна сиреневого мха. — Да, я хочу смерти Касадора, — сказал он, — потому что верю, что только так я могу быть действительно свободен. Только вот приходите вы и говорите мне — Астарион, либо вы работаете на меня и живёте с прослушивающей ваш разум личинкой в голове, либо вы умрёте. Но если вы будете вести себя, как хороший мальчик, то так уж и быть, я кину вам кость и помогу убить Касадора. На свободу не особенно похоже, не находите? — Не я подсадил вам в мозг личинку, — выражение лица снова смягчилось, — наоборот, я защищаю вас от неё и прошу помочь защитить мир от этой угрозы. До сих пор я не сделал вам ничего, кроме добра. — Ах, вот что это было? Добро? — Астарион улыбнулся, — вечно, знаете ли, путаю его с разными другими явлениями. Люди так любят прикрывать добром свои истинные цели! Я бы даже сказал, что если в уравнении появляется добро, то ни о каком уважении к собеседнику уже не идёт и речи. Зачем мне продолжать этот разговор с вами, если я могу просто покончить с собой? — Вы не покончите с собой, — чародей был сам лёд и презрение, — я вижу это. — Да? Тогда смотрите внимательнее. Астарион медленно достал из ножен кинжал. Он всю жизнь был удобен, всю жизнь играл определённую роль. Годы одиночества, сдобренного лишь общением с собственными жертвами — они всегда умирали в конце, — годы боли и тишины, жизни в клетке, которая могла быть сколько угодно велика, но всегда оставалась клеткой. Он не был согласен просто перелететь из одной клетки в другую — причём на куда худших условиях. С этой личинкой в голове он был свободным человеком со свободной волей, и никто не смел её оспаривать. Да, они могли считать его всё тем же самым осторожным, трусливым Астарионом, Астарионом, который сидел в своём тихом логове и поджидал жертву, Астарионом, который никогда не решался на открытую конфронтацию, потому что та была бессмысленна. Но даже если его свободная жизнь будет коротка, он выйдет из этой игры на своих условиях. Астарион размахнулся и всадил нож себе в грудь — туда, где небьющееся сердце давно стало сгустком энергии, непрерывно циркулирующей по телу. Долю секунды он был уверен в том, что действительно это сделал — и этого вправду оказалось достаточно. В следующую долю секунды на него обрушился ад. Волна животного ужаса пригнула его к земле; эмоции были так сильны, что казалось, будто у них у самих есть плоть. Эмоции разрывали мозг на части когтями — как летящие в тайфуне обломки черепицы могут срезать кусок плоти. Он забыл всё — кто он такой, как его зовут, сколько у него рук и ног, — не осталось ничего, кроме ужаса, который длился бесконечно и раздирал его, как тряпичную куклу. Спустя несколько бесконечностей Астарион ощутил каменную крошку, вжатую в щёку. Колени саднили, будто бы он содрал с них кожу, так же чувствовал себя и бок. Ужаса больше не было, только темнота перед глазами, холод камня на коже, уколы каменной крошки. Рука нащупала что-то мягкое и шершавое, будто меленькая щётка. Сиреневый мох. Он лежал, скрючившись в позе эмбриона, на камне, и под рукой его было то самое пятнышко сиреневого мха. В стороне слышались голоса — далеко-далеко, будто бы сквозь вату, будто вовсе не здесь и не с ним. Астарион повернул голову и попытался приподняться — сил не было, будто он снова вернулся к временам, когда Касадор оставлял его на месяц безо всякой еды и раненого, чтобы он мог только лежать и часами смотреть в стену, не в силах подняться. На скале стояли две фигурки. Одну он узнал — это был долговязый рыжий Убийца, с его идеально отточенными движениями дикой кошки. Вторая фигурка была огромной, выше Убийцы, и совершенно ужасающей — розовато-синюшная плоть, нечеловечески длинные конечности, развевающаяся плащом одежда — одежда ли это была, или просто продолжение плоти жуткого существа? На голове иллитида были щупальца, и Астарион знал, хоть и не видел — глаза его горели жутким огнём, в котором не было ничего, кроме животной злобы. — Бьёшь как девчонка, — захохотал Убийца вдалеке, — давай ещё! У Астариона не было сил даже ужаснуться. Он просто поджал разбитые колени ещё ближе к животу — единственное движение, на которое его тело было сейчас способно, — и прикрыл глаза. Мозг пульсировал от напряжения. Мышцы ломило. Он всё ещё безумно, безумно хотел спать. Касадор научил его — поддаваться панике бессмысленно, и научил этой панике не поддаваться. Астарион просто лежал теперь не на гранитном полу где-то в огромном холодном замке, а на покрытом сиреневым мхом камне чёрт пойми, где, под сумасшедшими звёздами и переливающимся радугой воздухом. Сейчас он не мог никак повлиять на свою судьбу. Убийца был прав — если бы за двести лет Астарион не научился жить в мире с этим и управлять чувствами, как родившийся в седле всадник управляет лошадью, то был бы к этому моменту либо мертвецом, либо безумцем. Поэтому он закрыл глаза и позволил себе единственное, что мог сделать в этой ситуации — провалиться обратно в сон.