Святая Вильгельмина

      В начале 845 года мне исполнилось семнадцать лет. Тяжелый период в жизни любой девушки.       Третий муж матери, командор Джеффри Роган, умер две зимы назад, и с тех пор мы окончательно осели в дворцовых покоях. Точнее, осела мама — ни я, ни Миккель, ни, конечно же, Леонард оттуда не переезжали. Я и Мик, бывало, заглядывали в гости в загородный дом Джеффа, который тот с полицейских окладов отстроил на юго-востоке Сины. Там было уютно — три этажа, миниатюрные фонтанчики, шикарный сад с десятками разных цветочных культур. Тот сад не шел ни в какое сравнение с королевским, но мне он нравился куда больше. Я обожала приезжать в гости к Джеффу, с ногами забираться на заросшую плющом беседку и любоваться видом, открывающимся на бескрайние покатые холмы.       Но все осталось в прошлом. Теперь я любовалась разве что высокими смотровыми башнями дворца по ту сторону оконного стекла и поднадоевшими за десять лет историческими гобеленами. Скукота смертная.       Я еще спала, когда двери моей комнаты отворились. Обычно будить меня приходила моя служанка, Чарис. Она была старше меня на пять лет и, честно говоря, красивее на целую вечность. Несмотря на то, что ей пришлось пройти огонь, воду и медные трубы, чтобы получить работу в королевском дворце, выглядела Чарис просто великолепно. Невысокая и стройная, как цветочный стебелек. Мечта как какого-нибудь конюха, так и семиюродного племянника короля.       Еще одного моего невменяемого родственника в общем-то.       Но Чарис обычно сначала стучалась, потом тихо, как мышка, пробиралась внутрь и начинала робко меня тормошить. В этот же раз ко мне ворвались без предупреждения, но громко стуча каблуками.       И без какого-либо намека на скромность.       — Подъем, Вильгельмина! — командирским голосом приказал кто-то знакомый и, судя по звукам, распахнул шторы.       Пребывая где-то на границе сна и яви, я недовольно поморщилась и постаралась натянуть пуховое одеяло на голову.       — Я сплю, позже…       — Вильгельмина!       Мое имя так стремительно разрезало дрему, что я резко села, широко распахнув глаза.       — Матушка?.. — испуганно проблеяла я, все еще сжимая край одеяла в руках.       Мама стояла у резного изголовья кровати, деловито упирая руки в бока. Я бросила непонимающий взгляд на небо за окном и удивилась еще сильнее: едва-едва рассветало. Матушка у нас любитель засиживаться допоздна, поэтому она очень редко выбиралась из покоев до обеда. Мы почти никогда не встречались за завтраками.       А тут пришла будить меня. Без сна хоть в одном глазу.       — Поднимайся, — назидательно повторила она. — Я уже дала указания Чарис, сейчас она принесет твое платье. У тебя есть два часа на сборы, потом нас ждет экипаж.       Я продолжала таращиться на мать, не понимая, что ей от меня понадобилось.       — Какое платье? — наконец получилось спросить у меня севшим после сна голосом. — Экипаж? Что за спешка?       Мама сморщила нос. Она всегда так делала, когда ее заставляли тратить время на лишние разговоры.       — Объясню потом. Живее! Сколько можно спать, Вильгельмина?!       Спорить с ней было бесполезно. Пасовало даже мое упрямство, которым часто грозились сносить с петель двери. И, сонно поразмышляв, что раз мать выбрала утру боевой подход, то мне противиться будет себе же дороже.       А когда в комнату зашла Чарис с тем-самым-платьем, я окончательно убедилась: день обещал быть знаменательным.       — Мы едем на похороны? — касаясь расшитого блестящими нитками рукава, спросила я. — На похороны кого-то очень богатого?       Потому что это было очень дорогое платье. Даже по меркам нашей семьи дорогое. На деньги, которые были за него уплачены, какая-нибудь семейка простолюдинов с семью голодными ртами могла жить припеваючи не меньше года. Мне пошили его на заказ два месяца назад, но носить строго запретили.       «Это на особенный день», — строго наказала матушка.       — Ну же, Чарис, я уверена, что ты знаешь.       Чарис была белобрысой. Даже не так: самой белобрысой из всех знакомых мне белобрысых. На фоне ее волос даже молоко казалось темными, а когда свет падал на лицо, то светлые ресницы вспыхивали блеском драгоценных камней.       Вот и сейчас, поправляя складки на юбке у моих колен, Чарис подняла лицо и сразу стала в десять крат краше. Быть такой хорошенькой просто незаконно.       — Экипаж поедет за Сину. На земли лорда Райсса.       Ее любили в королевском дворце. Каждый: от прислуги до поваров. Хотя такую, как Чарис, вообще сложно не любить. Казалось бы, она родилась для того, чтобы стать обожаемой всеми.       Поэтому любой болтливый рот сдавался перед ее обаянием и выкладывал любые подслушанные секреты. А она — в свою очередь — передавала все мне.       — А какая цель?       — Этого не узнала, моя госпожа, — со вздохом ответила Чарис. — Но одна из служанок леди Катарины говорит, что ваша матушка поддерживает переписку с родом Райссом уже не первый месяц.       Если бы мама узнала, через кого именно поставлялась деликатная информация, она бы Филлис, свою извечную компаньонку, точно высекла прутьями. Но не сегодня.       Я нахмурилась, разглядывая свое отражение в высоком напольном зеркале. Если мама вела переписку с самим лордом Райссом, а даже не его женой, то дело намечалось серьезное.       Не ради простой игры в крикет же она заставила меня надеть это платье.       — Грядет что-то грандиозное? — уловив настроение моих мыслей, робко спросила Чарис.       — Да, — устало согласилась я. — Осталось понять, что в этом предстоит сыграть мне.              Поместье семьи Райсс располагалось за Стеной Сина. Вообще-то, как и у всех нормальных аристократов, в их распоряжении была скромная недвижимость в столице. Но эта семья даже по меркам высшего общества обладала излишней заносчивостью, поэтому семья Райссов почти круглый год проводила в родовом особняке, обособившись от целого мира своими землями.       К моменту, когда наша карета причалила к их воротам, я успела проклясть весь мир. Долгие дороги были мне жутко противны.       Более того, все время поездки не прекращала ворчать мама. Она сидела напротив меня, без устали отмахиваясь от летней жары изящным веером и костеря каждый встреченный на пути камень.       — Не сутулься, — фыркнула она, когда мы остановились. — Держи грудь колесом. Как-никак, а она у тебя все же есть.       Она первая вышла на улицу, позволив пажу подать себе руку. А уже после скромно выкарабкалась я, щуря глаза от яркого солнечного света. Встречал нас невысокий черноволосый мужчина с явным лишним весом.       Лицо Рода Райсса в силу воспитания и круга общения было мне знакомо. Хотя лично мы встречались нечасто. Райссы были интеллигентами, которые старались держаться в стороне от остальных.       — Катарина, выглядишь просто прекрасно, — скупо, но почтительно поприветствовал маму Райсс.       Выглядели они рядом до забавного нелепо: небольшой ростом лорд Род едва ли доставал матушке до уровня груди. Я умело сдержала рвущуюся наружу улыбку, неосознанно подчиняясь всем нормам этикета. А затем Райсс перевел равнодушный взгляд на меня.       — Вильгельмина, — медленно произнес он мое имя, пока я приседала в реверансе. — Ты сильно изменилась с нашей последней встречи.       — Большая радость видеть вас снова, — скромно ответила я, поднимая глаза. И увидела таинственного спутника, сопровождающего лорда Райсса.       Молодой человек — приблизительно моего роста и возраста — внешне чем-то походил на Рода, но был во много раз симпатичнее. Смазливая мордашка, ясные голубые глаза. Он напомнил мне Чарис — наверняка за ним тоже бегали толпы прислуг.       — А это наш дорогой Урклин, верно? — подала голос мама, прерывая затянувшееся молчание. — Пожалуй, время и правда слишком быстротечно, раз наши дети так быстро выросли.       Урклин Райсс натянул на лицо еще более широкую улыбку и учтиво склонил перед мамой голову.       — Леди Катарина, — фамилию маму при дворе старались во избежание острых тем не использовать, — добро пожаловать в наше поместье. Леди Вильгельмина, — поцеловав руку более старшей гостьи, Урклин мазнул взглядом и по мне, — вы еще краше, чем о вас говорят.       Вранье, конечно же. Кожа у меня без должного ухода сразу покрывалась сыпью и шелушилась, ростом я равнялась со многими мужчинами в высшем обществе, а улыбаться с открытым ртом для меня было сродни безумию. Личные врачи делали все от них зависящее, чтобы привести меня в божеский вид, но и они не были кудесниками.       Материнскую кровь не заменишь. Хотя Урклину, кажется, удалось обмануть наследственность и перерасти отца на целую голову.       — Наши гости устали с дороги, — сдержанно произнес Род Райсс. — Прошу, пройдемте в дом. Моя жена как раз ожидает нас за чашкой чая.              Урклину Райссу в том году исполнилось семнадцать, он превосходно фехтовал, читал поэзию и помогал отцу в управленческих делах на родовых землях. Он пересказывал мне истории о громких судебных делах, пока я в нерешительности мяла свою накидку, и показывал картинную галерею в своем доме.       Родители остались в приемной зале, принявшись распивать после чая что-то более горячительное и играть в шахматы.       Только ближе к вечеру я поняла, зачем они предоставили нас друг другу. Но Урклин, видимо, сообразил раньше. Потому что даже через его напускную уверенность просачивалась неловкость, какая бывает между двумя незнакомыми людьми, которым волей судьбы пришлось общаться.       — Хороший мальчик, — сказала мне мама на обратном пути. — Образованный, прилежный, по девкам не бегает, в отличие от нашего обалдуя…       Когда она вспомнила Миккеля, на моем лице впервые за день скользнула улыбка. Мысли о брате развеяли смуту на беспокойном сердце.       — Идеальная оправа для такого алмаза, как ты, Гела.       Мама долго искала мне жениха. У нее были грандиозные планы на сыновей, так что где-то на подсознательном уровне я понимала, что нечто подобное ждет и меня. Но встреча с Урклином Райссом смешала карты на моем игральном столе. Я уже и забыла, что девушке моего круга обязательно надо выйти замуж.       Я знала, что сватались многие. За годы недолгого брака мамы с Джеффом, моей руки просили высокопоставленные офицеры Полиции. Но леди Катарина отказывала высокородным аристократам и не собиралась размениваться на мелочь.       «Почему он?» — думала я по ночам, борясь с бессонницей. Я была плохо сведущей в делах управления государства и знала только общеизвестные, само собой разумеющиеся факты. Что Род Райсс входил в ближний королевский совет, куда была вхожа и мама. Что семья Райссов уходит корнями в такой же слой исторической пыли, что и династия Фрицов.       Что именно побудило маму согласиться на этот союз?       — Ужасные синяки, — неодобрительно цокала языком она в утро моей официальной помолвки. — Ты сегодня вообще спала?       Я ответила не сразу. Поэтому нетерпеливая от рождения Катарина Фриц-Мэнсфилд-Роган и немного де Хаас обратила на себя мое внимание так, как умела. Схватила за подбородок, как часто делала со служанками, и заставила посмотреть ей прямо в глаза.       — Душно, — прошипела я, чувствуя запах папирос от ее пальцев. — Уснуть тяжело.       Первые несколько минут она смотрела на меня так, словно хотела оттаскать за волосы. А потом ее заостренные, подсушенные возрастом черты смягчились, и мама отпустила меня.       — Я понимаю твое волнение, дорогая. Все-таки почти тридцать лет назад это пришлось пережить и мне самой.       Она резко развернулась и подошла к окну. Подол ее шикарного, карминово-красного платья с помпезностью прошелся за ней следом. Светлые волосы по давней привычке убраны наверх, на шее — крупное ожерелье с красивыми драгоценными камнями.       Я никогда не считала маму писаной красавицей, но та картина запомнилась мне надолго. Ее образ, пышущий властью и могуществом, сбивал несмелое дыхание.       — Тебе страшно, и я это понимаю. Но поверь, это — лучший вариант, который тебя мог только ожидать. Я приложила к такому исхожу все свои усилия.       — Райссы — чудики… — пробормотала я себе под нос, но мама меня все равно услышала.       — Глупая девчонка, — она коротко усмехнулась. — Ты даже не представляешь…       Мама наполнила пустующий стакан бордовой жидкостью вина, которое ей принесли служанки в хрустальном графине, и подошла обратно ко мне.       — Пройдет лет пятнадцать, — вкрадчиво промолвила Катарина Роган. — Все старики, которые сейчас заправляют нашей страной, слягут в гробы. Твой брат сядет на трон Карла, — намерений, относительно будущего Леонарда, уже никто не скрывал, — а Элиас станет наследником его графского титула. Миккель ветреный, но очень смышленый, поэтому его мы тоже пристроим. Надеюсь, он успешно закончит университет и займется медициной. А ты… Выйдя замуж за Урклина, ты добьешься таких высот, о каких не могла мечтать даже я.       Она сделала глоток, и я под влиянием нервов отшатнулась.       — Я слишком мало его знаю. Не думаю, что вообще хочу выходить за него замуж. Может быть, мы торопимся?       Раздраженно дернув плечом, мама выпалила:       — Не заставляй меня пороть тебя прямо перед церемонией… Любовь — дело наживное, Гела. Сейчас не хочешь, потом захочешь. Да и знаешь… Одно дело не хотеть жениться на ком-то, и совсем другое — слышать, что выходить не хотят за тебя. Мой первый муж, знаешь ли, прямо перед алтарем заявил, что лучше бы взял в жены овцу, чем меня.       Ее брак с отцом Леонарда мы обсуждали редко, но почему-то именно этот союз был самым обсуждаемым у придворных. От Чарис я узнала больше пикантных подробностей, чем от своей же матери.       — Ты просто пока не знаешь, сколько всего находится в руках именно этой семьи, — загадочно добавила мама. — Придет день, и ты станешь такой влиятельной, что никто и подумать не посмеет, чтобы обидеть твоих близких. Ни Лео, ни Мика, ни Эли. Ни тебя саму… Черт возьми, Гела, ты станешь буквально королевой!       Тогда я правда ни о чем не догадывалась. Но мама всегда обладала чудовищной харизматичностью, и ее пламенная речь мигом изничтожила мое упадническое настроение. С таким размахом, что я буквально поверила в беспечность своей дальнейшей жизни.       Все-таки это был потрясающий день, который предрекал быть одним из самых счастливых для меня. Мое со вкусом пошитое платье скрывало все недостатки фигуры, несправедливо сильно мне шло, кожа на лице из-за процедурных примочек очистилась, а клятву перед богинями предстояло произносить с довольно красивым парнем.       Беззаботность и относительное счастье продлилось несколько часов.       Во время светского ужина в честь нашей помолвки я отлучилась в уборную. Прием состоялся в столице, в одном из залов дворца. Люди пригласили так много, что их лица мешались в моей голове, и я все боялась всех перепутать. Играла живая музыка, люди танцевали. В какой-то момент в человеческой кутерьме я потеряла маму, братьев и даже Урклина.       Чтобы не подслушать злачные сплетни, которые могли бы испортить мне настроение, я решила сходить на другой этаж. Туда не ходили гости, но для меня, выросшей в этих коридорах, ориентироваться было несложно. К тому же в шуме, поднятом ужином, вряд ли кто-то заметил бы мое отсутствие.       А если бы и хватились, то меня обещала прикрыть Чарис.       В пустых темных коридорах цокот моих каблуков отдавался гулким эхом. Я думала о том, что день действительно прошел отлично. После утреннего разговора с мамой меня отпустили смутные тяготы.       И только вынырнув из своих оптимистичных мыслей, я услышала шум. А вместо с ним и голоса:       — Ты уверен, что…       — Тихо.       — Но ведь…       — Нас никто тут не уви…       Сбросить пелену умиротворения меня заставило две вещи. Первая: шепчущий диалог прервали влажные звуки поцелуев. Вторая: голоса мне были знакомы.       Оба голоса.       Не помня себя, я медленно дошла до поворота, который как раз вел к уборной, куда я изначально направлялась. Звуки стали громче, и я убедилась: голубки притаились именно там.       — Кто-то идет…       — Да успокойся же ты.       — Нет, я проверю.       Я четко ощутила вставший поперек горла комок. Прежде чем мысли обрели разборчивую форму, я поднесла ладонь к губам и затихла. И в следующую секунду на пороге оказался Урклин.       Мой жених, взмыленный и растрепанный, как после долгих скачек верхом, сначала подался вперед. А потом, словно напоровшись на взгляд моих изумленных глаз, остановился. Лицо его перекосило, как будто в предсмертном ужасе.       — Гела… — проблеял он, то бледнея, то краснея. — А как давно ты…       — Гела? — спросил другой голос, и за спиной Урклина появился высокий блондин с буйными кудряшками и красными, распухшими от поцелуев губами.       Я смотрела на сбитый воротник Леонарда и чувствовала, как одновременно в моей душе просыпаются гнев и истерика. На мне все еще было мое шикарное платье, косметика красиво подчеркивала цвет и разрез глаз, а фигура в приглушенном свете свечей казалась даже соблазнительной.       Но мир постепенно уходил из-под ног.       Мы с Леонардом никогда не были по-настоящему близки, как из-за разницы в возрасте, так и из-за разницы в подходах воспитания. Но он был моим братом, а мама с детства внушала нам о крепости семейных уз. Тем не менее в тот момент я вдруг почувствовала, что Лео, всегда серьезный и постоянно недовольный, с размаху всадил мне нож в спину.       И провернул его, ехидно улыбаясь.       — Да будьте вы прокляты… — прошептала я, не отводя взгляда до Леонарда, чей лоб покрыла обильная испарина.       Хоть весь объем правды тогда был от меня укрыт, в день своей помолвки я впервые столкнулась с суровой реальностью.       Студент медицинского университета, наследник престола, сын почившего командора, невеста Урклина Райсса, дочь правящего короля…       Вся наша семья была не более чем искусными лжецами.