На прицеле

      Найтмеру снился все тот же повторяющийся кошмар. Как бы мафиозник ни старался, избавиться от этого навязчивого сна не получалось. Воображение рисовало мрачный заплесневелый подвал, в котором его продержали когда-то столь долгое время. Он помнил все трещинки на потолке, все вмятины и выбоины в стенах. Плесень покрывает большую часть камеры. Крошечное окно, размером с вынутый из стены кирпич под самым потолком, гнилая солома и ветхие тряпки в качестве кровати - вот и всё, чем его любезно одарил якудза Чже Кхан. Посреди камеры вбит железный стул. У него очень толстые и крепкие болты, руками не раскрутить. Когда в камере никого нет, Найтмер обходит его вдоль стены, чувствуя, как первобытный ужас прокрадывается ему в душу и пожирает ее. Сначала, когда он слышал приближающиеся по лестнице шаги, то храбрился, гордо стоял посреди камеры, грудь колесом, готовый оказывать сопротивление, даже зная, что не сдюжит против всех. Ему было важно показать свою несгибаемую силу воли. Но после пары месяцев беспросветного ужаса он стал забиваться в угол и ждать, пока его достанут оттуда.       Двое угрюмых громил, огромных и тупых как тролли, хватают его и несут к железному стулу. Он кричит, пересекая границу, по которой старался его избегать. Его сковывают цепями, связывают веревками, а потом в камеру заходит Палач. По тому, что у него в руках, можно понять, какие пытки ждут тебя сегодня. На этот раз - раскаленные щипцы и дымящийся в ведре уголь. Будут выжигать клеймо. Найтмер дрожит как самый последний трус. Палач знает, что сейчас он заплачет. А вскоре начнет молить о пощаде. Ужаснее лишь то, что его будут пытать без каких-либо корыстных намерений. Якудзам не нужна от Найтмера какая-нибудь важная информация, богатства или люди, которых он мог бы знать. Его пытают только лишь для того, чтобы Чже Кхан улыбнулся, сидя в своем кабинете и наблюдая за происходящим по камерам наблюдения. И для того, чтобы Найта сломить. Сделать полным психом, заставить слететь с катушек, а потом пристрелить как бешеную собаку, ну или возможно сделать своим оружием. Найтмер не знает наверняка. Никто из его тюремщиков не удосуживается объяснять ему что-либо. Целый год страданий, целый год агонии и страха. Просто для чьего-то развлечения. Во сне снова и снова повторяется сцена его освобождения. Найтмер чувствует все те же эмоции непроглядного ужаса, всеподавляющего страха, боли и отчаяния, он кричит и молит своего Палача перестать вырывать из него куски мяса щипцами. И именно в тот момент, когда Палач нацеливается на его покрытую коркой крови грудь, случается оглушительный взрыв. Стены не выдерживают и рушатся, куски камня выбивают из двери решетку, которая тут же убивает Палача, размозжив ему голову, а потом прямо в камеру врезается ракета и втыкается в развороченный каменный пол. Связанный и измождённый Найтмер зажмуривается в ожидании взрыва, который сотрёт его с лица земли вместе со всем зданием, и когда мир озаряется ослепительной вспышкой, выжигающей веки, кричит, чувствуя, как его тело уничтожается и превращается в пыль.       С криком ужаса Найтмер вскочил на кровати, бессмысленно уставившись в стену, но сразу же рядом с ним воздвиглась ещё одна фигура, выставив пистолет и ошалело оглядываясь по сторонам. Это был Кэп. Постепенно выныривая из пучин кошмара, Найтмер вспоминал, что сегодня Кэп остался с ним после очередной бурной ночи. Медленно, очень медленно дыхание мафиозника стало выравниваться. Фантомная боль выдранной плоти стала отступать, оставив зуд в шрамах.       — Так. Здесь никого нет.       Кэп попытался взять верх над неосознанными рефлексами. Сонному разуму это давалось сложно, но пистолет все же исчез под матрасом.       — Тебе приснился кошмар?       Не дожидаясь ответа, Кэп обхватил Найта за талию и прижал к себе. Мафиозника до сих пор удивляла эта способность Кэпа без долгих размышлений проявлять тактильный контакт, без настороженности, без напряжения или смущения. Как будто он заранее знал, что с ним ничего за это не случится. Откуда он мог об этом догадываться? Неужели он настолько стал доверять Найтмеру, что больше не испытывал к нему страха? Откуда он мог знать, что за то, что он сейчас сделал, не последует жестокого наказания? Хотя... чувствуя, как бьётся сердце Кэпа, как едва заметно вздымается его грудь, Найтмер понимал, что понемногу успокаивается. У него определенно не было желания прерывать этот момент.       — Да. Кошмар. Старый. Он преследует меня всё время, так что привыкай просыпаться от моих криков.       — Мммммм... И про что он? — Адреналин стал постепенно покидать тело бандита, и он снова чувствовал себя сонно, поэтому широко зевнул.       — Не думаю, что тебе будет интересно или познавательно. Он про мою молодость.       — Может, и не будет. А может, мне удастся чем-то помочь,       — Кэп стал лениво поглаживать мафиозника по плечам и груди. Тот немного поморщился, когда пальцы бандита скользнули по старым шрамам, но решил Кэпа не прерывать.       — И чем ты мне поможешь?       — Буду знать, куда идти во сне, чтобы выдернуть тебя из этой мерзости. Я читал всякие высокофилософские книжки, знаю немного про осознанные сновидения. Рассказывай, а я постараюсь не заснуть.       Найтмер хмыкнул. Высокофилософские книжки значит? Хотя... почему бы и нет? Кэп уже поведал ему о своей мрачной биографии, пора и Найтмеру отдавать долг. Вздохнув, мафиозник начал свой рассказ. Он несильно отличался от начала сна. Найтмер рассказал про якудз, как попал к ним в плен по глупому и невероятному стечению обстоятельств, когда был еще мелкой сошкой в бандитских кругах, а его лицо не украшал такой букет всеразличных шрамов. Год пыток и истязательств он урезал до пары фраз, ему все ещё становилось плохо от воспоминаний. В реальности ракета так и не взорвалась. Она стояла посреди камеры, белая и блестящая, раскалённая и источающая жар, а Найтмер всё ждал и ждал своего конца. Отчаяние и страх плескались в нем бескрайним бушующим океаном, пока наконец не полились через край.       — Ну же! Почему ты не делаешь этого?! Почему ты не делаешь этого?! Убей меня! Убей меня наконец!       Найтмер рыдал и не мог остановиться, дергаясь в своих путах и с ненавистью глядя на ракету. Ракета безмолвствовала. Тут Найтмер услышал крики и выстрелы. Бомбардировкой все не закончилось, те, кто ее устроил, решили дойти до конца и перебить тех, кто ещё остался жив, и Найт не знал, врагами они окажутся для него или друзьями. Он с трудом заставил себя перестать истерить и восстановил дыхание. Нужно было сматываться отсюда, а сперва — выбраться из цепей и веревок, которыми его сковали. Поначалу якудза вязали его как самого опасного на свете преступника, без шансов выбраться, но чем беспомощнее становился Найт, чем сильнее укоренялась в нем уверенность, что он не выйдет отсюда, тем беспечнее обращались с ним его тюремщики. Найтмер сам построил в своей голове эту тюрьму без выхода и надежды, он понял это, когда запросто выпутал руки из веревок. Если бы он это сделал перед живым Палачом, то вряд ли чего-нибудь добился. Один из надзирателей вызвал бы подкрепление, и его быстро связали бы обратно, дополнительно наказав, но теперь Палач был мертв, как и надзиратели, и у Найтмера было время подумать, что делать дальше. Раны горели адской болью, затмевавшей рассудок, но надежда на избавление, на свободу, перебивала эту боль и отрезвляла, как ледяная вода. Вздрагивая от каждого звука, дрожа всем телом, израненный и голый Найтмер рискнул покинуть свою камеру, решив для себя, что как только увидит живого человека — сразу притворится мертвым. Его внешний облик идеально соответствовал мертвецу, а ещё одно окровавленное тело среди кучи таких же не привлечет к себе внимания. На пороге камеры он остановился. Как будто невидимая стена не давала ему пройти дальше. Он не выходил из этой клетки целый год. Не видел солнечного света. Не знал, что ждет его за порогом. Когда он попытался пересечь воображаемую границу, его разум охватила агония, он сполз по стене и обхватил голову руками, дрожа и сотрясаясь от рыданий. Эти твари... они изуродовали его тело равно как и его сознание. Если он выберется отсюда живым... О-о-о, если он выберется живым! В глазах Найтмера полыхнула ярость. Он выберется. И отомстит им всем. Железные решетки были исковерканы взрывом, стены разрушены, но все же, когда бандит вышел из своей бывшей тюрьмы, он почувствовал чуть ли не физическую боль. Ничего, ничего. Он разберется с этим. А потом с каждым из этих уродов, кто остался в живых. Ему удалось раздобыть одежду, сняв ее с одного из покойников. Ему удалось худо-бедно перевязать свои раны. Ноги еле держали, тело охватывал жар, но Найтмер постепенно вспоминал навыки выживания в окружающем мире. У ещё одного трупа нашелся бумажник с приличным количеством наличных и пистолет. Ещё одна удача. Если ему удастся сбежать, он сможет позаботиться о себе. Несколько раз, заслышав звуки перестрелки, топот ног и крики, Найтмер падал среди развалин и ждал, не шевелясь и стараясь лишний раз не дышать, пока звуки не утихнут. В нем клокотала безумная ярость, но он должен был сдерживать ее. В своем нынешнем состоянии он бы никому ничего не доказал и не отомстил бы. Один раз кто-то пробежал совсем рядом с ним, вопя от ужаса, далее последовала очередь выстрелов, и человек упал напротив Найтмера. Бандит не открывал глаз, пока стрелявший не скрылся за развалинами, а потом увидел прямо перед собой искаженное ужасом лицо с закатившимися глазами, застывшее восковой маской. К горлу подкатил тошнотворный ком. Нужно было выбираться как можно скорее. Найтмер видел мертвые тела якудз и каких-то людей в черных костюмах и с размалеванными неоновыми цветами лицами. Он не знал, кто это такие. Как только бандит оказался за пределами развороченной ракетами базы, он побежал. Было раннее утро, по ощущениям — середина весны. Найт не знал, в каком он городе или штате, но знал, что в первую очередь должен позаботиться о себе, чтобы не откинуть копыта. Ему удалось найти трассу и поймать попутку до ближайшего города. Водитель косо смотрел на своего пассажира всю дорогу, а после пары вопросов, на которые Найт ответил как можно более уклончиво, с неожиданной вежливостью попросил бандита покинуть салон его машины, остановившись спустя десяток километров. Тогда Найтмеру пришлось с не меньшей любезностью направить на водителя пистолет и объяснить ему, что случится, если его не довезут до города. На самом деле, если бы водитель настоял на своем, Найт просто дошел бы до города пешком и, возможно, умер бы по дороге. Тело охватывала лихорадка, а рука с пистолетом дрожала. Хреновый из него получался бандит в его нынешнем состоянии, но водителю хватило, чтобы наделать в штаны и довезти Найтмера до города. Честно расплатившись из украденного бумажника, Найтмер отправился искать ближайший медпункт или аптеку. Ему было жаль водителя, ведь он не был ни в чем виноват, чтобы заслужить такое к себе отношение, но на кону была его, Найтмера, жизнь, а это было чертовски важно, потому что единственной силой, державшей его на ногах была ярость, жажда мести. Ни одна тварь из этих япошек не должна будет остаться в живых. Но сперва, сперва...       Он сумел о себе позаботиться. Купил в аптеке некоторые лекарства, смог нормально поесть. Люди сторонились его, боялись смотреть в его налитые кровью глаза, исступленно горящие яростью. Он принимал лекарства, чтобы убить их всех. Он ел и набирался сил, чтобы убить их всех. Он найдет путь домой, восстановится и соберет своих людей, чтобы убить их всех.       На мгновение прервав свой рассказ, Найтмер невидящим взглядом уставился в стену. Воспоминания, о которых он старался не думать так много лет, снова заставляли его почувствовать те же эмоции. Он искоса глянул на кэпа. Тот не спал и выглядел очень сосредоточенным и задумчивым.       — Думаю, ты в итоге им всем навалял. Потому что за всю мою нечистую карьеру я ни разу не встретил ни одного японца, который бы заправлял хоть чем-то мало-мальски значимым. Но как ты справился? Эта ярость, это безумие... Это же ужасная психологическая травма. После такого люди психопатами становятся. Что-то вытянуло тебя?       — Алифер.       — Кто?       Мафиозник потер глаза и в очередной раз вздохнул.       — Мой младший брат, Алифер. Единственное родное существо, о котором было некому позаботиться кроме меня. Ему тогда было лет восемь вроде, совсем ребенок. Когда я добрался до своих, весь в ранах и едва живой, я увидел его в пижаме с... плюшевым мишкой...       Найтмер глубоко задышал, пытаясь совладать с наплывом эмоций.       — Я понял, что все это время, целый год его окружали малознакомые люди, грубые и равнодушные. Он думал, что все его бросили, даже родной брат, который был единственной поддержкой, и тогда я сломался...       — Тщ-щ-щ, можешь не продолжать.       Кэп подтянул Найтмера ближе к себе и стал укачивать в объятиях как ребенка, пока тот, скрючившись на коленях бандита, вспоминал тот образ маленького испуганного мальчика с большими, полными слез глазами, который сперва спрятался за ногой одного из ребят, но потом узнал Найтмера и с еще большим страхом уставился на него.       — Найт? Это правда ты? Ты очень страшный...       Комкая плюшевого мишку в маленьких руках, Ал вышел из-за ноги бандита и неуверенно подошел к Найтмеру на шаг.       — Я думал, ты больше не придешь...       Найтмер почувствовал, что его целеустремленная ярость куда-то испарилась, что камера, в которой она пылала, затапливается эмоциями. Ох, он еще помнил, что существуют другие эмоции кроме злости и страха. Оказывается, еще помнил. Он медленно опустился на колени. Расставил руки в стороны.       — Прости меня, малыш. Прости, что бросил тебя. Я обещаю, этого больше не повторится.       Сначала Ал боялся идти, но потом еще раз внимательно посмотрел на брата, будто решая для себя что-то, и кинулся ему в объятия со всей детской пылкостью, обхватив Найтмера за шею и прижавшись к нему маленьким субтильным телом.       — Поклянись! Поклянись, что больше так не сделаешь! И обещай, что перестанешь быть таким страшным! Тебя же не превратили в зомби? Я не хочу, чтобы ты был зомби! Только тогда Найтмер позволил себе заплакать еще раз, но совсем не от ужаса и страха. Он вспомнил, что в мире существует не только несправедливость и ненависть.       Конечно, потом он разобрался с теми, кто его пленил. Он искоренил всех якудз везде, где смог до них дотянуться. Это во многом способствовало его продвижению в бандитском мире. Обложки газет пестрели кровавыми заголовками, вся страна прослышала о новой мафиозной группировке, настолько умело и грамотно расправляющейся со своими конкурентами, что не удалось обнаружить ни одного соучастника, ни одной зацепки. Может быть дело было в невнимательности полицейских, а может, в правильных связях. Никто, увы, не мог сказать наверняка.       Погрузившись в воспоминания, Найтмер не заметил, как заснул у Кэпа на коленях не смотря на то, что уже близилось утро и первые хмурые признаки рассвета начали пробиваться через плотные шторы. Кэп осторожно переложил мафиозника на подушки и вышел на балкон выкурить сигарету, накинув на себя халат Найтмера. На улице было влажно и холодно, бандит зябко поежился и запахнул халат поплотней. От рассказа мафиозника сон как рукой сняло.       — Все мы ущербные, недолюбленные, искалеченные миром и отвергнутые матерями котята, которых стоило бы утопить в речке, - сказал Кэп, обращаясь к вселенной в целом и созерцая как сизый дым с кончика сигареты уносит ветром, — так нет же, за каким-то хером мы выживаем, выбираемся на берег и вырастаем в безжалостных ублюдков, решивших отомстить и речкам, и матерям, и миру, или стремящихся доказать, что мы тоже чего-то стоим... Зачем, спрашивается?       Вселенная молчала, утро постепенно из серого становилось пурпурным, Кэп продолжал задумчиво курить, пока окончательно не замерз. Вернувшись в спальню, он залез под одеяло и забылся легкой полудремой, готовый проснуться от любого постороннего шума. Скоро снова нужно будет вставать и доказывать всему миру, что ты чего-то достоин.