Кладбищенская тусовка

Просыпаться не в своей, любимой и родной, постели и смутно помнить причину этого сумбура Руслан не привык, поэтому едва не свалился с дивана, на котором пролежал всю ночь. Он почувствовал, как тело будто левитировало отдельно от головы, которая разрывалась в разные стороны и вообще молила о пощаде. Так больно давненько не бывало. Руслан тихонько застонал, наученный годами жизни рядом с вечно агрессивной матерью, и принялся оглядываться, силясь понять, наконец, где находится его опухшая от спирта тушка. Ни один предмет мебели воспоминаний не наводил, и Тушенцов заволновался, но быстро наткнулся взглядом на небольшую фотографию, с которой улыбался рыжий мальчик. И вопросы отвалились как-то сами собой. Руслан натянул футболку и джинсы, заботливо сложенные в квадратик на краю дивана, и поплёлся наугад, ванная, однако, быстро нашлась. Тогда внимание привлекла ещё одна деталь – кажется, Данила стёр весь его макияж. Слегка закололо в носу. Он быстро умылся, почистил зубы пальцем и отправился на поиски – вряд ли Кашин оставил его в квартире одного. И Даня не подвёл: нашёлся на кухне. Он пил чай с белеющим молоком и невидящим взглядом смотрел телевизор, а рядом стояла тарелка, накрытая крышкой и полотенцем. - О, Руслан, доброе утро. Ты поешь, – следом за, как оказалось, яичницей в него впихнули аспирин и целый стакан воды. – Позвони бабушке, она просила. - Блять, а она вообще знает, что я здесь? – Руслан вдруг почувствовал обрушивающуюся на него волну стыда: он ведь даже не вспомнил о ней, должно быть, переживающей за внука. Он помчался в комнату и вернулся, только схватив телефон, зарытый в ворох из одеяла, пледа и простыни. - Она тебе звонила вчера, мы поговорили и решили, что лучше тебе остаться у меня на ночь, – Данила попивает чай с очаровательно домашним видом и уже этим заставляет расслабиться. Руслан верит его словам настолько безукоризненно, что едва не уходит в самобичевание. - Спасибо тебе большое, – давно он не благодарил искренне и от всего сердца, давно не был так признателен кому-то, что ощущал непрошенную влажность в уголках глаз. – Алё, ба, я в порядке, да, проснулся, да, у Дани, всё хорошо, да. Из динамика мелодично лился мягкий старушечий голос, наполненный нежными молочными нотками, которые приятным теплом отдают куда-то в душу. Он возвращает к не таким уж далёким воспоминаниям, в которых мама читает на ночь сказку, а бабушка готовит простывшему внучку горячее и маслянистое молоко. Данила отпивает ещё немного чая и обрывает поток мыслей, чтобы не уйти в совсем уж древние дебри. - Дань, ты обворожил мою бабушку, и я намерен узнать каким образом, – Руслан шутливо стукнул его по плечу и отложил телефон, чтобы наконец-то закончить с завтраком и восстановлением собственного организма. - Я старался. Знаешь, думаю, она не согласилась бы оставить единственного внука с каким-то неприятным типом, – Данила залпом прикончил чай и принялся за мытьё посуды, силясь хоть чем-то занять трясущиеся руки. Почему-то это утро казалось ему немного неловким, будто в нём не было места такой лощёной идеальности и простоте. Хотелось убежать и спрятаться, но при этом никогда не оставлять Руслана одного. И Кашин метался от желания его порывисто и крепко обнять до тяги отшатнуться и сбросить себя, как несчастный балласт. - Твоя правда, спасибо за завтрак, – он отставил тарелку и замялся, не понимая, как лучше поступить. В возникшем неуютном молчании хотелось брыкаться и драться, чтобы ненавистная плева тишины лопнула и испарилась. Руслан попрыгал бы на её могиле рядом с Даней. Но он растерялся и не двигался, будто вчерашняя искренность, так невесомо толкнувшая их друг к другу, выветрилась, заливисто смеясь. Руслан не проклинал её, но понуро разглядывал плитку на полу и дёргал губой. Будто руки опустились сами собой и не желали подниматься. - Расскажи что-нибудь, Русь, экзамены, там, одноклассники, друзья, а то что-то неуютно сидим, а мама, между прочим, выгонять тебя даже вечером не планирует, – Данила не обернулся, чтобы не показать собственную неуверенность. Он даже не понял, откуда всё это взялось и почему так тяжело открывать рот рядом с ним сегодня. - Экзамены… ну, в химии я уверен, с биологией, вот, – Руслан будто вошёл во вкус и за полтора часа провёл параллельно две лекции – про грибы и медуз. Он почти не замечал чужой взгляд, но, кажется, чувствовал, как Даня неотрывно пялит прямо на него и словно сканирует лицо раз за разом. Наверное, он просто оставил на щеке мазок зубной пасты… но почему-то это ужасно смущало. – Чё ты смотришь? У меня на лице что-то или ты меня заткнуть пытаешься? Неинтересно, да? - Ты так поглощён этими гидрами, я сейчас влюблюсь, – Данила злостно шутил, но позорно не мог спрятать горящий взгляд и уголки губ, дёргающиеся в полуулыбке. Он не ожидал от себя такой реакции на простой монолог, удивляться, однако, было совсем глупо – Руслан ему и без этой биологии до умопомрачения нравится. - Понял, молчу, – он откровенно издевается и даже радуется чужому смятению, но снова подхватывает почти улизнувшую тему. – Так вот, Дань, ты вот знаешь, что пища нужна только для получения энергии, большая часть – вообще для синтеза кислоты, из которой уже митохондрии наделают молекул АТФ. Так Данила едва не расплакался и несколько раз вспомнил ночные посиделки с мамой, когда она тщетно пыталась вдолбить сыночку стишок.

***

Предновогодняя суета в этот раз не удавалась. Кашин рубил уже третий салат и подпевал песне про непогоду, поглядывая фильм по старенькому телевизору. Он проснулся с утра с деланным воодушевлением, даже намотал мишуру на шею, но к полудню сдулся и теперь механически следовал указаниям матери. Новый год раньше казался одним из лучших дней из трёхсот шестидесяти пяти, и Данила кровь из носу бился за эти двадцать четыре часа, когда можно было и погулять, и выпить, и посмеяться, и с мамой посидеть. Это был день мимолётного возвращения к детству, такой акт таинства с самим собой и перед желаниями и мыслями, которые сидят внутри. Только после курантов получалось расслабиться и провести время за внутренним монологом– и психолог не нужен. Но теперь Даня пытался от себя убежать. Он напевал, готовил, намывал тарелки и приборы, протирал стол – за ним и любую осязаемую поверхность – поправлял скатерть и переключал ровно два телевизионных канала. Что-то неистово чесалось в нём и не давало спокойно, выступало в ролях и шила в жопе, и назойливого комара под ухом в час ночи. Данила бегал из стороны в сторону по средних размеров квартире и упорно не мог найти себе устойчивого места. Друзья с упоением чатились в аське и обсуждали грядущие ночные приключения, готовились раздаривать подарки и много пить. Максим писал лично и старался выяснить причину чужой молчаливости. Но Даня и сам её не знал. Он даже схватился перестраивать гитару от скуки, чем довёл бедную до лопнувшей первой струны, а себя – до нервного срыва. В общем, что-то не давало покоя. Свои подарки он упаковал старательно, но, вероятно, совсем не качественно. Это теперь волновало сильнее. Данила распихал их по пакетам и постарался забыть, а потом вспомнил, что и с Русланом будет обмен. Вспотели ладони, но не так уж это страшно. После недолгих посиделок на кухне вчера Тушенцов ушёл, он оставил за порогом квартиры и лёгкие покалывания в области желудка, и шлейф совместного умалчивания проблемы. Данила уверял себя, что не расклеился, как девчонка, пока не получил от Руслана предложение сыграть вместе. Они разговаривали всю ночь, а покалывания не исчезали, к ним добавлялся дрожащий голос, но он успешно поддавался контролю. И утро вышло совсем не таким, потому что Даня не выспался, надел ужасный колючий свитер, в котором неприятно потел, и был отправлен на кухню с двумя банками огурцов в охапку. Солнце совсем не светило и издевалось, прячась то в общей черноте неба, то за пухлыми облаками. Нож не резал, а лук бил по глазам. После первого салата Данила был готов в самом деле разрыдаться и забить, но сам факт приближения нового года его поддерживал. Тогда он включил телевизор и вдохновился одним из классических фильмов. Энтузиазм выветрился после банки горошка, которой не было ровным счётом нигде. Какая-то невысказанная обида заклокотала в груди, и он почти расплакался маме в плечо. Пришлось собираться и идти в магазин. Даня скользил по натоптанным следам и угрюмо пинал снег. Его раздражало и злило абсолютно всё, оставалось только избавить мир от настолько плохого настроения. Из магазина торчал отросток очереди. Люди выглядели такими же недовольными, и это почти успокоило. Только вот Данила не желал так быстро взрослеть и черстветь душой. Он примостился к толпе и приготовился к длительному и нудному ожиданию, а женщина, стоящая перед ним, видимо, решила развеселить паренька и присесть на свободные уши. Она поделилась почти всей историей своей жизни и рассказала, что пошла в магазин за сладостями, которые забыла купить своим и соседским детям. И Даня, возможно, был ей за небольшую помощь благодарен. Женщина угадала его хандру и поставила на путь истинный, так ещё и блеснула своей большой норковой шубой и шапкой, смахивающей размерами на шляпу гриба. В раннем детстве мама называла таких жёнами бандитов, но девяностые рухнули, оставив за собой только кризисы и отчаяние, а дама окунула неброскую улицу в свою, вероятно, выдуманную, судьбу. Данила слушал и поддакивал, наминая снег в просвете между ботинок, и напитывался этой атмосферой. И улыбался. - Так, молодой человек, мы с вами совсем разговорились, – она, вторя, слепила своей белоснежной улыбкой и сияла сама. Очередь давно привела их к прилавку, но парочка почему-то не расходилась. – Мне, пожалуйста, пять сладких подарков. Сколько с меня? Хорошо. Данила купил горошек и следом вывалился на холодную улицу. Температура, впрочем, отличалась несильно из-за открытой двери, но нос и щёки снова закололо, а кожа рук сочно налилась. Женщина встретила его на выходе и почему-то обняла. Она душила сладостью духов и густотой меха, но, кажется, именно в этом Кашин и нуждался сейчас. - Ты очень милый, только грустный, держи к чаю, – она впихнула в его руки сладкий подарок и унеслась в сторону остановки, хихикая над лицом подростка. А Данила обомлело прижимал коробочку к груди и грелся от такого простого проявления доброты ко всему живому. Что-то теперь жарко пузырилось в нём и желало расплескать эту глубинную лаву, рвущуюся изнутри. Нужно выпить, тогда, может быть, всё прояснится. Он вернулся в квартиру неспешным шагом и принялся доготавливать салаты с удивительным энтузиазмом, немногословно поясняя маме, откуда у него это чудо. Она назвала сына маленьким ребёнком и ушла в комнату, а Даня понял, насколько хотел им сейчас стать.

***

Руслан растирал глаза до красноты, кажется, в пятый за утро раз. Он срывался на плачь снова и снова, до боли закусывал губу, пряча всхлипы, и сдирал тоненькую кожицу. После второго раза солёность слёз разъедала щёки, и их вновь приходилось вытирать. Руслан упорно не понимал, чем такой подарок заслужил, но паршивость его состояния это не меняло. С самого утра в его комнате разгорался скандал. Мама кричала и кричала, кидалась подушками и оскорблениями, трясла его и толкала, обвиняла в порче жизни и судьбы, в смерти отца, в болезни бабушки. Руслан молчал и мёртвым взглядом разглядывал стену за её спиной. Эта женщина настолько давно стала для него чужой, что игнорирование её болезненного тельца удавалось с поразительной лёгкостью. Но она орала и старалась сына покалечить, правда, редко в этом преуспевала, а сегодня Руслан такой вольности позволить не мог – ему ещё с Даней встречаться. Он выставлял женщину за дверь три раза, на четвёртый она взбесилась и оттолкнула сына. На этом, кажется, её пыл поутих, и мама вышла из комнаты, хлопнув дверью посильнее. А Руслан подобрал пятки под себя, уткнулся лицом в колени и расплакался. Он, впрочем, не мог понять, откуда такая реакция на обычное поведение этого человека. Может, виноват был Данила с его заботой и «Русь, спать надо, тебе ж ещё со мной идти завтра. Не выспишься, устанешь, тики ёбнут». Может, волшебство дня, испорченное неудавшейся родительницей, заставило его глотать слёзы. Итог один – расстройство не получалось купировать. К полудню Тушенцов очнулся и решил помочь бабушке, чьи копошения и растормошили его сознание. Он медленно втёк на кухню и улыбнулся печальной старушке, которая по-доброму подозвала его к себе и заставила конструировать селёдку под шубой. Один из любимых салатов приятно радовал, даже натягивал улыбку на протёртые малиновые щёки. Руслан укладывал слой за слоем и посвящал бабушку в личность его нового друга. Старушка волновалась и интересовалась, а внук с видимым удовольствием про Данилу говорил, ведь этот настоящий, искренний трепет в груди делал из него что-то сопливое и обязательно ярко-розовое. Может быть, поэтому по ночам совершенно не хотелось сбрасывать его звонки, и не получалось расстраиваться из-за собственных проигрышей – он ведь победил. Когда стол был готов, Руслан усадил бабушку рядом на диван и принялся искать что-то подходящее на телевизоре. Так они смеялись и смеялись, пока не подала признаки жизни мама. И старушка впервые позволила себе кинуть её на произвол судьбы. Судьбу дочери уже не спасти, а вот внука важно не упустить.

***

Данила готовит лучшую свою футболку и надевает глаженную рубашку, чтобы соответствовать представлению мамы и родственников об идеальных мальчиках. Конкретно в этой вещи, застёгнутой до самой последней пуговицы, он выглядел, как позорный задрот и радовался тому, что скоро законно свалит с этого праздника живота и траура печени. Кажется, переедание желудку тоже не нравится, но это нужно уточнить у Руслана. Даня вытер вспотевшие ладони о ткань штанов и улыбнулся дяде, которого видел исключительно в новогоднюю ночь. Тот всегда впихивал ему купюры и под шумок спаивал, наверное, вымещал отеческий инстинкт. Впрочем, он не раздражал, даже нравился своей непосредственностью и любовью к жене. Его тётя, женщина весьма современная, хохотала громко и заливисто, красила губы только красной помадой, а ресницы так мазюкала тушью, что выглядела способной на них улететь – этакая бабочка. Она любила племянника и щипала его за щёки нежными пальцами, а собственным мужем вертела в разные стороны, чем тоже восхищала. Стол под завязку наполнился гостями, и Данила гордо уселся на последний стул – как раз возле тёти. Мама, впрочем, тут же отправила его за нарезкой и салатами, а дядю – за телевизором и антенной. До курантов оставался час. И после значимых проводов старого года все принялись разговаривать, обсуждать фильм на фоне и танцевать. Даню поставили оператором этого вечера, и он, к своему стыду, успел наснимать только улицу и тётю, которая на камеру рассказывала историю из кабаре. Мама за подобное расточительство дала ему нагоняй и вернула за стол, а Данила только рад лишней возможности взять из рук дяди стеклянный бокал. Шампанское легло гладко и вкусно, а от пузырьков закружило голову. Мозг запросил плейлиста погрустнее, и Данила почти затребовал включить комбинацию, когда часы показали, что осталось всего десять минут. Тётя начистила ему мандаринов и натёрла щёки обручальным кольцом, получалось только улыбаться и кивать её словам. - Данюш, а ты пойдёшь к друзьям? – её голос всегда метался в промежутке от девочки-подростка до взрослой статной женщины. - Да, сначала с Русланом встречусь, – её глаза зажглись огоньком интереса. Она впервые за несколько лет услышала от него новое имя. - Ой, кто это, расскажи про него. - Мы случайно познакомились, он эмо, короче, красивый такой. Я…ну я не то имею ввиду. Мы подружились быстро совсем, а он даже не в моей школе учится. Классный, короче, да, – Даня быстро потушил свой энтузиазм, поняв, насколько странно выглядит со стороны. Только тётя не осуждала, она улыбнулась шире и будто поняла все его мысли разом. Она наклонилась к его заалевшему уху и зашептала. - Когда я познакомилась с твоим дядей, говорила точно также, мальчик, – она и правда прочитала его, как книгу, как собственное отражение. И это обескуражило. – Я не буду никому ничего говорить, хорошо? Повеселись сегодня с ним. Запомни, если ты говоришь с таким пылом, значит, это надолго. Через минуту неистово забили куранты, и Данила почти прозевал момент с желанием и шампанским. Сокровенность разговора бурлила в нём и только разжигалась пузырьками алкоголя. Пять минут, и его отпускают в путь, а тётя тепло обнимает и желает удачи. Что ж, не так уж это плохо. Данила летит по заснеженным улицам с реактивной скоростью и весельем. Он как-то странно воодушевлён и почти счастлив, даже не обращает внимания на руки, обветривающиеся на холоде. В подъезд его пускает какой-то мужчина, и Руслану он звонит уже возле нужной двери. Тушенцов пускает его погреться и обнимает, забывшись, тыкается носом в шею, ему так просто иррационально спокойнее. Из залы выходит уже собранная старушка. Она крадёт внимание Дани и посвящает его во все свои планы: дойти до Томы, отдать ей салат, посмотреть на её внучка. В жизни её голос такой же родной. - Ой, Русенька про тебя столько рассказывал. У него, знаешь, давно друзей не появлялось, кроме компании этой неформальной, только переживаю я за него, понимаешь. Схватят какие-нибудь, побьют, а у меня никого ведь нет больше, Данюш, – Кашин кивал вполне понятливо, сам ведь об этом иногда задумывался. Он понимал, что Руслан на нежную ванильку не смахивает даже с мейком, но боязно за него было всё равно, особенно, если рядом с ним нет друзей. – Что ж ты так долго. Заставляешь мальчика ждать. Старушка пожурила внука ещё с минуту и ушла, с мамой оставаться никто не хотел. Вскоре возник и Руслан. Он не изменял себе, наоборот, сделал стрелки более яркими и громкими. Это восхитило. Даня снова поймал себя на горячащей мысли о чужих губах и отвернулся, боясь покраснеть. - Ты чего? – Тушенцов захлопнул дверь и принялся её закрывать. - Ты очень красивый, – Данила не признает вину, это всё два бокала шампанского. - Спасибо, ты тоже ничего, – Кашин поплыл и растёкся до стадии полного игнорирования сарказма и иронии, поэтому даже не заметил, только сунул Руслану в руки пакетик с подарком. И сердце болезненно заколотилось о грудную клетку. – Спасибо, Дань. Руслану, вроде бы, понравилась палетка и диск с игрой, о которой он вскользь упоминал когда-то, по крайней мере, он улыбнулся и раскрыл руки для объятий. - Потом я ещё игрушку принесу, купить не успел, извини. - Игрушку? - Извини, ты просто…ты просто обнимал подушку всю ночь у меня. Я подумал, это будет уместно, – за собственную идею стало до жара стыдно. «Придурок, блин». Но Руслан успокаивающе прижался ближе и рассмеялся почти в ухо. Приятно. - Это мило. На этом калейдоскоп неловкости было решено отложить, и Данила повёл Тушенцова в сторону площадки, на которой их ждали друзья. Прохлада освежала и остужала пыл, успокаивала в какой-то мере, а снег радовал и красиво переливался цветами салютов. Хотелось тоже хлопнуть какую-нибудь маленькую хлопушку и разбросать кружочки конфетти по всей округе. Руслан энтузиазма не разделял совершенно, его будто что-то тяготило, забирало всё веселье и улыбку, не оставив Кашину ничего. Никакого уважения. - Руслан, какой твой любимый новогодний фильм? - Не знаю, все советские мне нравятся, но они не любимые. Я не нашёл ещё своего. У тебя? – они дружно закурили, и это обманчиво расслабило. Даня вспомнил, что сегодня отложил сигареты почти на сутки. - Ирония судьбы, я по стандарту. Знаешь, было время, когда я мог дословно его цитировать, честно. - Хочешь в Москву поедем на следующий Новый год? – шутка, обычная шутка, но Даня ужасно хотел ответить, будто от этого что-то зависело. - Хочу. - Едем, значит, – и эти мысли о совместном будущем его окончательно расплавили. Он едва не прошёл мимо друзей, а Максим ведь размахивал руками широко и заметно.

***

В квартире было жарко и душно от количества разномастных тел, которые забивали буквально каждый угол. Данила оккупировал балкон почти сразу же: засел там на собственной куртке с сигаретами и коньяком. Хотелось банально накидаться, чтобы проще, понятнее и ярче. И коньяк вливался, подозрительно напоминая воду. Может быть, это было необдуманно, зато от всей души. Даня пил и курил, дышал паром от холода и думал, пока был на это способен. Ему нужно было разложить собственное «я» по полочкам, иначе, оно рассыпется на крупицы из него настоящего, которые придётся снова муторно собирать. К такому жизнь пусть и готовила, делала это с явной ленцой. Из горла доливает последние три глотка и вытирает влажные губы рукавом кофты. Какой-то этот новый год грустный. А ведь с кем встретишь, с тем и проведёшь. Мозг активно ломал системы и выдавал одну ошибку за другой. «Провести надо с Русланом, получается, и встречать с ним». Данила подобрался и приложил оставшиеся силы, чтобы встать и шатко добраться до единственного свободного места на диванчике. Он рухнул и принялся осматриваться, найти нужно просто что-то фиолетовое, яркое на этом глупом фоне, который никогда не заимел бы значения. Кашин чуть не уснул, потеряв мысль всего на секунду, а потом поймал непонятную сцену. Спирт будто исчез из крови, стоило смыслу картинки дойти до бурлящего мозга. Данила вскочил и постарался добежать до угла большой гостиной. Сцена, изначально выглядевшая неоднозначно, приобрела очертания, следом получилось различить бритого парня, сидящего на… кажется, на ком-то знакомом. И секунду спустя он стаскивает неизвестного скина с Руслана, чтобы на голом энтузиазме навалять бритоголовому. Растаскивал их Максим и незнакомый парень, который по силе, вероятно, превышал их обоих. Даня брыкался и старательно размахивал руками, кроваво-красная пелена всё также висела перед глазами. - Сука, он не ахуел?! Я тебя найду, гондона, блять!– Данила кричал и толкался, а Макс держал и пытался успокоить. Только, вероятно, это невозможно. Перед глазами застыл пустой взгляд Руслана. - А вы чё педики, да? Ну по дружочку твоему всё сразу видно, – скин отхаркивался от крови и в оскорблениях не отступал. – Только все внимательнее смотрите, он ведь с вами учится. Вам не противно от петуха этого? Данила не бесился, он был готов благодарить за внимание именно к своей персоне. За Руслана, в последнее время, он волновался сильнее, чем за себя. - Пошёл нахуй, уёбище, – точно. После этих слов Даня смог сесть возле Тушенцова, чтобы убедиться-таки в его общей сохранности. А Руслан смотрел на него почти обречённо и одними губами просил уйти отсюда. Он цеплялся за единственную соломинку лишь глазами и дёргался. Отлично, с тиками его можно было приписать ещё и к наркоманам. - Макс, мы пойдём, – Данила забрал с балкона куртку, с пола – Руслана и нетвёрдым шагом выволокся на улицу.