my pretty darling

Новая страница их жизни началась непросто. Период адаптации к новым условиям и реабилитация после случившегося — процесс не быстрый, подразумевающий определённое количество времени для того, чтобы всё устаканилось и вернулось в прежнее русло. Се Лянь не стала вмиг жизнерадостной и улыбчивой, кошмары по ночам её не оставили, но теперь она хотя бы перестала плакать, если не учитывать сеансов с психологом, на которых она изливала абсолютно всё, что копилось, и это выливалось в долгий, беспрерывный поток слёз. Работа потихоньку шла, через силу девушка пыталась исполнять свои обязанности и постепенно вливалась в рабочий ритм, что вызывало слабое облегчение — так есть возможность перефокусировать внимание. Хуа Чэн не вышла на свою старую работу, а пошла на стажировку в компанию, о которой говорила старшей незадолго до их отъезда в Китай. Прошло уже довольно много времени, но и для неё там нашлось место, где можно попробовать себя. В любом случае, решила она, можно будет вернуться в салон, она и там зарабатывала неплохо, да и примут назад с радушным объятиями. На крайний вариант Се Лянь сказала, что у себя в салоне введёт новую услугу, и девушка не останется без работы точно. Новое место работы, новый график, новые обязанности — к этому нужно было привыкнуть, но пару недель спустя Хуа Чэн, более-менее разобравшись в том, что от неё требуется, уже не чувствовала себя так тревожно насчёт этого. У неё была наставница, помогающая поначалу с реабилитацией, из коллег она подружилась с одной девушкой, работающей на соседнем месте, так что было с кем попить кофе на обеде и немного поболтать. В целом, ей нравились условия, офис, куда она переместилась, но из-за графика они с Се Лянь виделись снова только утром и вечером, не считая выходных. Это напоминало о первых свиданиях, когда они пытались подстроить графики под себя, а встречи были всё так же редки, но не менее желательны. Сейчас было лучше тем, что отныне они живут вместе, делят одну кровать не потому, что это ночёвка, а потому что пустой дом обрёл двух жильцов. Хуа Чэн возвращалась туда, где старшая делала работу, пока не решаясь выйти в салон для полного контроля и возвращения полноценно, и видела её в домашней одежде, ненакрашенную, без подготовки как прежде перед их встречами, источающую аромат домашней еды и уюта. Раньше о таком она и мечтать не могла, портил всё вид покрасневших от слёз глаз после психолога и лёгкая усталость, через которую она выдавливала улыбку, встречая с объятиями девушку. Се Лянь пыталась готовить. Дома это выходило неплохо, но сейчас при дегустации было то пересолено, то сухо, то наоборот слишком жижесто. Возлагать эту обязанность на Хуа Чэн казалось неправильным — ей не приходилось раньше работать пять дней с утра до вечера, а потом ещё оставлять силы на приготовление пищи, да и поначалу, возвращаясь из офиса, она выглядела не лучше тряпичной куклы от большого количества новой информации. Поэтому Се Лянь и решила попытаться улучшить свои навыки в кулинарии, чтобы чем-то радовать её. Испортив первое блюдо, второе, третье, она старалась делать всё осторожней, понимая, что может завитать мыслях и прозевать кипящую воду или переваренные макароны, а специй добавляла не так много, предоставляя потом выбор девушке, если чего-то не доставало. Вот только часто было и такое, что Хуа Чэн, показавшись на пороге, улыбалась и с закрывающимися на ходу глазами говорила: «Спасибо, цзэцзэ, я пока не хочу есть». Они отдалились друг от друга, погружённые в свои дела и проблемы, но принимали это и не напирали, взяв небольшой перерыв. Но не в отношениях, ни в коем случае. Просто не было сил и ресурса на то, чтобы наполнять друг друга энергией. Единственное, на что их хватало — это на небольшой диалог перед сном, держась за руки, потом обе быстро засыпали, утомлённые за день. Се Лянь дала себе поблажку на время и просыпалась не по будильнику, а когда захочет, но неизменно через сон с утра чувствовала, как её щеки или лба касаются едва заметно губами перед уходом. Хуа Чэн невольно узнала, что во время, когда идёт домой с работы, выходит прогуляться с Зэлдриксом Мэтт. Сначала она их встретила у магазина, потом немного дальше, и это в какой-то степени стало обыденностью — видеться вечером и здороваться. Парень, бывало, провожал её до дома, завязывая незамысловатый диалог о том, что сегодня было. Хуа Чэн, превозмогая усталость, вяло плелась рядом и рассказывала, после слушая позитивные слова от Мэтта и рассказы о его четвероногом друге. — Не хочешь как-нибудь прогуляться вместе? На выходных или, скажем, после твоей работы, если силы будут? — предложил он как-то раз. — Если получится, дам знать, — расплывчато ответила девушка. Сил не было ни на то, чтобы гулять, ни на то, чтобы разговаривать и пытаться как-то мягко отказать Мэтту в его предложении, внятно аргументируя свою позицию. — Тогда напишешь мне, хорошо? — У меня нет твоего номера, — усмехается, — как ты хочешь, чтобы я это сделала? — Я не предлагаю тебе обмениваться контактами, если нет желания. Не хочу, чтобы ты подумала, что я ненормальный сталкер или маньяк. Это не прикольно, типа… мне бы хотелось, чтобы у нас с тобой было доверие. Поэтому, давай я просто дам тебе свой номер, а писать на него или нет — уже будешь решать сама, идёт? Хуа Чэн тогда непроизвольно рассмеялась, стрельнув озорной улыбкой в парня. — А не боишься, что солью его на какой-нибудь сайт с проститутками, и тебе начнут названивать? — Я тоже хочу тебе доверять, Хуа Чэн, — в ответ на это заявляет Мэтт. — Ладно, посмотрим. С того дня у девушки в контактах был ещё и номер Мэтта, помимо новых других с работы, но писать ему она пока не планировала. Так прошло ещё дне недели, почти закончился сентябрь, а с роковой ссоры Се Лянь с братом прошло немногим меньше месяца. У Хуа Чэн выходной. Проснулась она поздно, не без успокоения обнаружив старшую перед собой, раскинувшую по сторонам руки — ещё спала. И это был единственный плюс среди череды минусов — разрешение себе отдыхать столько, сколько требуется. Се Лянь также решила работать по тому же графику, что и её девушка, чтобы как-то регулировать всё и иметь время на совместные занятия чем-то. Любя понежиться с утра, Хуа Чэн двигается ближе к старшей и снова закрывает глаза, думая, что сможет ещё недолго подремать. Сейчас ту реже преследуют плохие сны и бессонница почти отступила, что не могло не радовать, ведь это значило постепенное исцеление, будто иссохшему растению дали живительной влаги и оно вновь начало медленно расцветать. — А-Чэн, спишь? — чуть позже раздался хриплый шёпот ещё не открывшей глаза девушки и даже не поменявшей положения, в котором спала. — Нет, — мягко отзываются совсем рядом. — И я нет. Эти слова зарождают тихую смешинку в груди Хуа Чэн. — Получается, обе не спим, — резюмирует она. — Получается, что так. — Как спалось? — Как снотворного выпила, — всё же глаза открываются, а голова опускается, вызывая шуршание волос по подушке, чтобы увидеть такую же сонную мордашку, в этот раз переместившуюся на грудь старшей без страха разбудить её. — А тебе? Отдохнула? — Угу, — мычит девушка, улыбаясь. С утра раньше всегда хотелось улыбаться своей цзэцзэ, после на это не было сил, но теперь, когда всё потихоньку налаживается, улыбка сама появилась на лице. — Хочешь сходить куда-нибудь? — Ой, нет, — сразу меняется в лице Хуа Чэн, нахмурившись, — на прогулки я пока не настроена. Сегодня только день тюленя. — Как скажешь, — обнимает её Се Лянь, помогая устроиться на себе удобней. — Значит, в другой раз. — А ты хотела погулять? — Была такая мысль. Я очень давно не выходила куда-то кроме двора и магазина. Но прогуляться можно и в другой день. — Завтра пойдём, — говорит Хуа Чэн непреклонно. Не хватало ей ещё ограничивать в желаниях свою цзэцзэ. Вот поваляется немного, и пойдут обязательно. — Хорошо. Я тут думала вчера над идеей позвать твоих родителей и Хэ Сюань с Цинсюань к нам. — На запоздалое новоселье? — припоминая идею, мелькнувшую когда-то в разговоре, уточняет девушка. — Угу. Как думаешь, когда можно будет организовать? Я соскучилась по ним. — По моей маме тоже? — усмехается. — И по своим позорам перед ней, — дополняет Се Лянь не без улыбки. — Завтра мы пойдём гулять, так что можно будет на следующей неделе. — Или можно совместить. Днём посидеть всем вместе, а потом пройтись с девочками, если захотят. — Тоже как вариант, — говорит Хуа Чэн и на зевке спрашивает: — Но ты думаешь, Хэ Сюань захочет идти куда-то на ночь глядя перед работой? — Цинсюань захочет, так что у неё не останется выбора, — пожимает плечами старшая и тоже зевает, заразившись. — Тоже верно. Чем тогда займёмся сегодня? — Если завтра к нам придут гости, то надо прибрать. Я займусь этим, а ты отдыхай. — Если нужна будет помощь, говори. — Я привыкла убирать сама, — Се Ян ведь никогда не беспокоился на этот счёт, однако если и делал что-то, то так, что за ним приходилось убирать снова. — Не утруждайся. — Как скажешь, — даже не пытается переубедить её Хуа Чэн. Сил нет настолько, что она даже готова уступить в этом нелёгком деле и, как предложили, поваляться подольше, деградируя в интернете. Если уж Се Лянь сказала, что сама, то пусть, но если попросит о помощи, девушка обязательно её окажет. А так, зачем напрягаться, если можно не напрягаться? Ещё недолго повалявшись в кровати, Се Лянь, взглянув на время, решает, что чем быстрее начнёт, тем быстрее закончит, и удаляется в ванную для принятия водных процедур, а после, надев наушники, начинает уборку. Хуа Чэн, как и хотела, проводит день тюленя в кровати, переписываясь с девочками в чате и сообщая о завтрашнем мероприятии им и родителям, а потом, заскучав в тиктоке, вспоминает о Мэтте и всё же решает написать ему, спросить как дела и как собака. Так они беседуют несколько часов, течение которых девушка совсем не замечает за незамысловатым диалогом, то глубоко удаляясь в свои мысли, то посмеиваясь. Ближе к вечеру в чате активизируется Хэ Сюань, что было прекрасным моментом немного над ней поиздеваться и поподкалывать почти за каждое сообщение. Просто её речь иногда была настолько… Уникальной, что создавалось впечатление, будто девушке не двадцать семь, а гораздо больше, и она как-то случайно затерялась в чате с молодежью. Се Лянь, краем глаза увидев, как переместившаяся в гостиную девушка, смеётся, вскидывает брови, мол «что случилось?». Хуа Чэн, состроив максимально недовольное лицо, пытается тем самым показать, что общается с их общей подругой. Старшая понятливо кивает, а потом происходит нечто странное. Се Лянь всё ещё в наушниках, Хуа Чэн это понимает, но каким-то образом между ними завязывается бессловесный разговор, в котором, на удивление, все друг друга поняли, пока в какой-то момент объяснения жестами не становятся уж слишком смешными, и не побуждают старшую, смеясь, снять наушники и переспросить, что Хуа Чэн имела в виду, показывая довольно странную пантомиму. Два дебила это сила, как говорится. Нет бы сразу снять их и поговорить нормально — объяснить всё на жестах веселее же! Главное, что они обе друг друга поняли, остальное уже детали. После уборки Се Лянь ложится на диван к девушке, расположившись головой у неё на ногах, устало вздохнув, а Хуа Чэн спрашивает: — Что хочешь на ужин? — Хм… Не знаю. Давай вместе что-нибудь приготовим? Несмотря на то, что уборка немного вымотала её, Се Лянь всё равно ищет возможность побыть с девушкой подольше. Да и готовка не так много сил отнимает, если делать всё вместе. — Давай, но нужно понять, что. — Хочется чего-то… Сладкого? Пройдёмся по мучному? — давненько не балуя себя чем-то таким, предлагает старшая. — Окей. В магазин лень идти, закажем доставку продуктов? — а у Хуа Чэн всё ещё день тюленя. Выходить куда-то сегодня она до сих пор не настроена, даже в супермаркет. — Хорошо, но… Девушка усмехается, слыша знакомую интонацию, предвещающую нечто интересное. — Снова это «но». Я помню, что было в прошлый раз после него, — опустив взгляд на растянувшиеся в загадочной улыбке губы, она предположила, протянув с иронией: — Просто приготовить вдвоём будет скучно? — Именно. Предлагаю игру, — на этих словах обеих пробирает на кратковременный смех от сильного чувства дежавю, затем старшая продолжила: — Кто-то из нас будет с завязанными глазами, а кто-то в наушниках. Мне понравилось, как мы сегодня пытались друг другу что-то донести без слов, это было весело. — Хорошо, а кто готовит? — На камень-ножницы-бумага, — выставив перед собой кулак, говорит старшая. По итогу спора готовить выпала честь Се Лянь с наушниками в ушах, а Хуа Чэн с завязанными глазами должна была ей диктовать рецепт и пытаться как-то объяснить его. Начиналось всё безобидно — с изучения рецепта брюнеткой и подготовки ингредиентов старшей. Но когда начался процесс готовки… — Нужны яйца, — говорит Хуа Чэн. Се Лянь, состроив непонимающее лицо, ни слова не услышала и не поняла. — Что? — неосознанно повышая голос из-за орущей музыки. — Яйца, — повторяют ей и для наглядности делают это ещё раз, показывая руками две окружности, а после показав то же самое, но при этом разместив ладони между ног. — Яйца. — Яйца? — сквозь смешок переспрашивает Се Лянь. — Да. Два, — показывает пальцами. — Два яйца? — ей в ответ кивают. — Так, хорошо, дальше. — Пол-ложки соли. — Что?! — Половина, — будто разрезая свою ладонь пополам, показывает девушка. — Половина! — как болванчик повторяет Се Лянь. — Не ори, — смеётся Хуа Чэн, и сама неосознанно понижает тон. — Ложки. — Чего половина?! — Ложки. Лож-ки. — Покажи. — Половина, — снова «режет» руку, — ложки, — и делает вид, будто отправляет ложку в рот. Старшая, немного потупив, в итоге понимает, что та имеет в виду. — Пол-ложки? — Да! — резко выдаёт девушка, чувствуя победу. — Чего? — Соли. — Холодно? Ты замёрзла или это что-то холодное? — Соль, — и для наглядности проводит несколько раз пальцем под носом, имея в виду немного другие соли, а после откидывает голову, — соль. — Блин, А-Чэн, соли? — смеётся Се Лянь, а с ней то же самое делает и она. — Показала бы вот так, — сложив кончики пальцев, сымитировала момент, когда добавляют щепотку. — Как «вот так»?! Я не вижу! — показывая на глаза, улыбается Хуа Чэн, а старшая начинает хохотать в голос, пытаясь найти опору в столе, чтобы не упасть, потому что забыла об этом, даже находясь перед девушкой. Когда черёд дошёл до молока, Се Лянь решает немного воспользоваться этим фактом и подшутить, коснувшись бутылкой оголённого участка на талии Хуа Чэн, нескрытого топом и шортами плюшевого домашнего костюма. — Ай! — взвизгивает та, отскочив. — Что это?! — Всего лишь молоко, А-Чэн, почему ты так пугаешься? — полным ехидства тоном заявляет девушка и делает попытку прислонить снова, но от неё, предсказуемо отскакивают, двигаясь наугад, — Се Лянь бы точно не отдалилась одним разом подшутить, — и почти врезаются в плиту, так что пришлось резво схватить за руку, уберегая от столкновения. — Оно холодное! — закрыв открытые части тела, верещит Хуа Чэн, улыбаясь. — Что? — хмурится, не распознав слов. — Холодное, — повторяют. — Соль?! Хуа Чэн смеётся, надёжней ухватившись за чужую руку, всё ещё держащую её, и опускает голову от этой нелепости. — Холодное? — делает новую попытку угадать Се Лянь и получает резко поднятую голову со звонким: — Да! — Конечно, оно же только из холодильника! — говорит, как самую очевидную вещь, и они обе не могут устоять на ногах, не в силах успокоиться: старшая полуложится на стол, а Хуа Чэн всё же садится на корточки, ухватившись за стул, чтобы не теряться в пространстве. Процесс приготовления занимает намного больше времени, чем мог бы изначально, не предложи Се Лянь немного разбавить скучное приготовление пирога игрой, однако это не вызвало раздражения от ожидания, когда можно будет его наконец отведать, скорее вышло даже лучше, чем она предполагала. Девушки получили куда больше удовольствия в ходе готовки, чем после, когда пирог был готов и они сели есть его с чаем. Хуа Чэн периодами и вовсе замирала, забывая про рецепт и наслаждаясь заливистым смехом старшей. Весь оставшийся вечер и на следующий день она только и делала, что любовалась своей девушкой, словно перенесясь назад, в то время, когда они ещё не вернулись из Китая, и Се Лянь одаривала её улыбкой каждый миг, проведённый вместе. Даже стоило гостям прийти, им внимание не уделялось от слова совсем, его всецело захватила неземная богиня рядом, наконец выглядящая так, как сердцу хотелось. Истосковавшаяся по искренней, широкой улыбке Хуа Чэн была не в силах обращать внимание на что-то другое, как подруги или родители, и только прикладывалась время от времени к вину, принесённому мамой и папой, чтобы смочить горло, а затем возвращалась к своему занятию. В какой-то момент миссис Хуа даже указала на это, сказав, что по правилам этикета её залипания выглядит уже неприлично. — Извини, — с улыбкой до ушей сказала девушка, так и продолжив смотреть на старшую как на произведение искусства. Се Лянь изредка бросала улыбчивые взгляды на неё, отмечая не без удовольствия, что не одной ей сейчас хорошо в кругу семьи и друзей. Поначалу у неё были сомнения насчёт того, как пройдёт знакомство родителей Хуа Чэн с их экстра-подругами, но всё оказалось не так плохо. Цинсюань и Хэ Сюань тоже ведь не глупые и понимают, что некоторые приколы придётся сдерживать, первая даже оделась более сдержано — в рубашку и юбку, что всё ещё была мини, но определённо длинней, чем другие, что у неё были. Мама Хуа Чэн предпочитала общаться по большей части с ней, поскольку Цинсюань всегда была готова поддержать любой диалог и умела это делать, а мистер Хуа редко мог переброситься парой фраз с Се Лянь и молчаливой Хэ Сюань, иногда дополняющую своими репликами что-то, о чём говорили её девушка с миссис Хуа. Об истории знакомства Хуа Чэн и Хэ Сюань умолчали, сказав, что они познакомились как раз тогда в кафе, на общей прогулке. Стоило старшей вновь пересечься с глазами-сердечками Хуа Чэн, как сразу не получилось сдержать усмешку от её захмелевшего вида. Она ещё и сидела, картинно расквасив щёку, подпёртую рукой, стоящей на столе, что добавляло забавности. И ладно бы она провела в таком виде минут пять, но это положение было на протяжении всего вечера. — А-Чэн, ты не устала? Может, пойдёшь приляжешь? — мягко, тихо, чтобы не прерывать оживлённого разговора по поводу экономики страны за столом. — Цзэцзэ, я так люблю тебя, — в тон ей ответила Хуа Чэн, как и не слышала того, что ей сказали. — Ты такая красивая, когда улыбаешься. Старшая сдержано поднимает уголки губ, испытывая невероятную потребность прямо здесь и сейчас поцеловать её, но присутствие других людей останавливает, да и за столом это будет неуместно. Состояние брюнетки заметили не только её мать и девушка. Как только миссис Хуа удаляется в уборную, а мистер Хуа отлучается ответить на звонок, Хэ Сюань прикладывается губами к своему бокалу, а Цинсюань, наклонившись к подруге, рядом с которой сидела и всё слышала, с усмешкой протянула: — Кажется, кто-то перебрал, — будто подтверждая сказанное, Хуа Чэн приглушённо икнула, вздрогнув. — Не кажется, — говорит Хэ Сюань, не упуская момента отчитать брюнетку, — хоть бы ради приличия слово вставила, а не сидела весь вечер, калдыря и пялясь на Се Лянь. Гостеприимство так себе. — Я отдыхаю, — по слогам чеканит Хуа Чэн. — Цзэцзэ, ты же обычно пьянеешь раньше меня, так почему я уже весёлая, а ты нет? — с замешательством на лице вздыхает. «Весёлая», на самом деле, это ещё мягко сказано. По состоянию девушки на первый взгляд можно сказать, что она чуточку больше, чем в зю-зю. — Это всё ещё первый бокал, — указывая на вино рядом с собой, отпитое меньше чем наполовину, отвечает Се Лянь. — А у меня… третий, — выходит больше как вопрос, приправленный приступом икоты. — Просто это вино такое сладкое и крепкое, вот меня и развезло, наверное. И я не пила очень долго, — с важно поднятым пальцем заявляет в своё оправдание. — Видишь, как она сидит? — поворачивается к своей девушке Цинсюань. — Это как при просмотре сериала: нужно что-то есть или пить, а там раз-раз и не замечаешь как наклюкалась. Хуа Чэн щёлкает пальцами, указывая одним из них на неё. — Вот. Она меня понимает. Се Лянь топит смешок в бокале, отпив самую малость, а Хэ Сюань только раздражённо вздыхает. — Кто-нибудь заберите у неё вино или мы гулять сегодня точно не пойдем. — Нет! — строго отрезает Хуа Чэн, пробравшись и даже чуть выпрямившись. — Мы пойдём. Цзэцзэ хотела погулять, значит мы пойдём гулять, — в речи между словами образовывались паузы вперемешку с иканием, чтобы как можно чётче выговорить. — Можно пойти и в другой день, — мягко говорит Се Лянь, но её едва не перебивают. — Нет! Никаких других дней. Только сегодня, — и для убедительности даже отставила свой бокал подальше, принявшись перекладывать в тарелку побольше еды, чтобы как-то разбавить алкоголь в себе и надеясь немного протрезветь. Цинсюань с Се Лянь с неё только посмеиваются, пока Хэ Сюань придирчиво вскидывает бровь. Посмотрит она как Хуа Чэн потом на своих двух пойдёт гулять, раз так хочет. После того, как девушка оторвалась от вина и перешла на еду и гостей, Се Лянь не знает: было лучше раньше, когда та тихонько спивалась, или сейчас, когда начала вставлять свои пять копеек в общие беседы. Особенно в эту мысль старшая ударилась, когда после слов о том, что случилось, миссис Хуа сказала: «Не переживай по этому поводу, милая, твой брат ещё образумится и поймёт, что был не прав. Родители, я уверена, тоже» и тут у её дочери значительно подгорело. — Да пошёл он, — с набитым ртом отозвалась она, а Цинсюань, подавляя смешок, издала кряхтящий звук. — Индюк напыщенный, всегда как скажет какой-то хрень, так хоть стой, хоть падай, — при родителях речь очень сильно фильтровалась, это было слышно по недовольному шипению и паузам, которые делались в момент, когда брани стоило вот-вот вырваться наружу. Если бы родственников не было, в комнате уже стоял бы поток десятиэтажного мата. — Цветочек, не стоит так говорить, он всё ещё брат Се Лянь. — И что? — поднимает невозмутимый, поплывший взгляд на женщину Хуа Чэн. — Это даёт ему право говорить то, чего не должен никто? Он какой-то особенный? — Не заводись, это уже прошло, — осаживает её Цинсюань, откашлявшись. — Меньше думай о таких как он, и жизнь станет лучше. Ну или считай, что он просто немного больной на голову, и проникнись жалостью. Как говорится, грех смеяться над убогими. — Цинсюань, — осуждающе тянет миссис Хуа, — ну ты-то куда? — Простите, я просто разделяю позицию Хуа Чэн в этом вопросе, — с неугасающей улыбкой отвечает та, закусывая долькой апельсина сказанное. — Я тоже, — дополняет Хэ Сюань, сложив ладони в замок на столе. — Се Ян поступил не лучшим образом, но как бы то ни было, это только наше мнение, а у Се Лянь есть своё. — Спасибо, что об этом ещё помнят, — отшучивается упомянутая девушка. Понаблюдав с несколько секунд за своей дочерью, угрюмо потрошащей филе курицы вилкой, миссис Хуа предложила: — Цветочек, не хочешь прилечь? — Да что ж вы меня все гоните спать? — едва не отбросила столовые приборы от негодования Хуа Чэн и с щенячьими глазами повернулась к Се Лянь. — Я неадекватно себя веду? — Нет, просто выглядишь так, будто вот-вот упадёшь моськой в салат, — почти перейдя на шёпот ответила ей та. — Может, всё-таки вздремнёшь? Я разбужу, когда пойдём гулять. Хуа Чэн на это предложение задумчиво мычит и, надув капризно губу, спрашивает: — А рядом полежишь? Се Лянь чувствует, как к щекам приливает кровь, и они начинают гореть от её слов. Всё бы ничего, но тут всё ещё сидят родители, которых она жуть как стесняется. — Пойдё-ё-ёт, — тянет вместо неё Цинсюань, встав с места, и подходит к стулу Хуа Чэн, чтобы положить ладони ей на плечи, — и сказку даже расскажет. Сказала это девушка, разумеется, в шутку, однако не знала, что у пьяной подруги есть свой пунктик по поводу сказок на ночь, и случайно сделала этим ещё хуже, чем могло быть. — Правда? — блестящими глазами смотрит брюнетка на старшую, будто маленькая девочка. — Конечно правда! — снова отвечает Цинсюань, пока Се Лянь всё больше хочет закрыться чем-то, а мистер и миссис Хуа, умиляясь, посмеиваются. — Когда я тебе врала, Хуа Чэн? Се Лянь в итоге берёт свою девушку за руку, чтобы не продолжать это представление, встаёт и говорит всем, что скоро вернётся, неловко улыбаясь и получая вдогонку от мамы Хуа Чэн: «Можешь не торопиться, милая». — Они всегда такие? — интересуется она, когда девушки уходят. Больно интересно узнать, какая их дочь с Се Лянь, когда не с ними, родителями, а с друзьями. — Такое, честно, впервые, — говорит Цинсюань. — Хуа Чэн не пьёт так много. Рядом с ней подавляет смешок Хэ Сюань, едва не подавившись вином от воспоминаний в каком состоянии у ней заявлялась Хуа Чэн, и получает пинок под столом от своей заи, чтобы помалкивала. Добравшись вместе до спальни, старшая пропускает Хуа Чэн первой и заходит следом, закрыв дверь, как тут же оказывается утянута на кровать. Брюнетка падает, а Се Лянь заваливается сверху, стараясь упасть так, чтобы не причинить боль. Довольная проказница шкодливо улыбается, вцепившись в тонкую талию, и говорит без капли той капризности, что была минутой ранее: — Как ловко я тебя заманила в спальню, — и посмеялась пьяно, обнажив в улыбке ровные ряды зубов. — А кто-то так смутился. — Так ты специально разыграла этот спектакль? — подняла брови старшая, немного меняя позу, чтобы удобней разместиться сверху. — Как бы ещё я смогла украсть тебя, чтобы никто нам не мешал? — Не мешал чему? — улыбается, наслаждаясь тем, что Хуа Чэн такая — как сама выразилась — «весёлая». — Не мешал мне любоваться тобой, такой красивой… — одной ладонью убирая свисающую прядь волос старшей ей за ухо, а другой уже мягче обнимая её за поясницу и чуть надавливая, чтобы она легла и прижалась, оперевшись на локти, к ней. — Такой… Тобой… — побегав глазами от одной прекрасной черты лица к другой, уголки губ Хуа Чэн опускаются. — Я так скучала, цзэцзэ, — перейдя на шёпот. — Так скучала по тому, как ты радуешься, а не плачешь. — Вместо меня сейчас заплачешь ты? — уже видя, как влага в чужих глазах начинает скапливаться, спрашивает Се Лянь. Хуа Чэн безмолвно кивает, поджав губы, и получает своё исцеление, которого хотела, через почти невесомое касание чужих. Старшая немного углубляет поцелуй, целуя настойчивей, но всё так же неторопливо. Это длится около минуты, после чего Се Лянь плавно отстраняется и вытирает потекшие слёзы из глаз напротив, протянув тихонько «о-о-оу, А-Чэн». — Я так рада, цзэцзэ… Я… Я постоянно, когда видела как ты плачешь, думала что в виновата в этом. — Что? Не-е-ет, — отрицает та рьяно. — Что ты такое говоришь? — Это из-за меня Лин Янь поступила так, из-за меня и моих чувств ты поругалась с Се Яном. Я выгляжу корнем всех твоих бед. — Не смей думать о таком, — строго и в то же время мягко говорит Се Лянь. — В этом нет твоей вины. О, боже, А-Чэн, как ты только можешь… Лин Янь поступила так, потому что ей завидно, что ты счастлива, а Се Ян отреагировал на наши отношения гневно, потому что сам ничего не понимает. Ты связала себя с этим, но это не делает тебя виновницей. В любом случае, выбрать тебя было моим решением, от начала и до конца, — возвращает когда-то сказанные в трудное время слова, понимая, что они обе правы, и обе несут ответственность за свой выбор. От него не должен кто-то страдать, думая, что это из-за него — это неправильно. — Я могла и дальше относиться к тебе, как к подруге, или прекратить общение, но не сделала этого, потому что захотела так и никак иначе. Я не хочу, чтобы ты думала, будто из-за тебя мне было плохо — это не так. Гнусная ложь. Пожалуйста, не говори больше таких вещей и знай, что ты никогда не доставишь мне проблем ни своим присутствием в моей жизни, ни чем-либо ещё. Ну? Не нужно плакать из-за этого. — Я плачу уже не из-за этого, — шмыгнув, говорит Хуа Чэн. — А из-за того какая ты хорошая. Как можно оставаться такой хорошей после всего, что было? Закрыв лицо ладонями, она зарыдала, высказав то, что так долго сжирало её изнутри, и не встретив осуждения или подтверждения своих слов. Се Лянь слезла с неё и легла рядом, чтобы прижать к себе и дать выплакаться, как это делала раньше с ней и сама Хуа Чэн. Возможно, поэтому, когда всё стало возвращаться на круги своя, она и не торопилась сближаться со старшей вновь, ссылаясь на усталость после работы. Причина могла крыться в том, что она боялась этого, ведь могла притянуть новые проблемы. И каждое «я так люблю тебя, цзэцзэ» уже играет по-другому в голове, словно девушка боится, что когда-то это прекратится, что Се Лянь всё переосмыслит и бросит её, сделав выбор в сторону семьи и спокойной жизни, вместо неё и их любви. Но этого не будет. Никогда. Се Лянь ни за что не поступит так. Хуа Чэн не показывает тревог касательно них, но это не значит, что их нет вовсе. Сейчас старшая в этом убеждается, успокаивающе целуя её в лоб и приговаривая, что тоже очень сильно её любит и ни за что не бросит. Несколько минут спустя, когда девушка немного успокаивается, она уточняет: — Всё же поспишь? — Угу, немного, — совсем тихо отвечает Хуа Чэн. — Иди к гостям, я и так тебя задержала. — Если понадобится, останусь пока не уснёшь. Гости подождут. — Ты самая лучшая, цзэцзэ, знаешь это? — целует её в шею девушка. — Знаю, ты не устаёшь напоминать мне об этом и делать мою жизнь лучше, А-Чэн, — улыбаясь, отвечает, поглаживая шелковистые волосы. И даже уходить не хочется, так бы и лежала дальше. — И не устану. Всё, иди, а то не отпущу. — Не отпускай, — опуская веки, говорит Се Лянь. — Не шути так, а то гости реально пойдут нафиг, — серьёзно звучит снизу, побуждая усмехнуться. — Давай, люблю тебя. — Я люблю тебя больше, — назло парирует старшая, чтобы раззадорить девушку больше. — Фу, цзэцзэ, звучим как сладкая парочка из мелодрам, — смеётся та. — Это так плохо? — вторит ей Се Лянь. — Нет. От тебя это звучит потрясающе. — Тогда почему ты так реагируешь? — Ты оттягиваешь время, чтобы не идти вниз, я не пойму, или что? — поднимает заплаканное лицо Хуа Чэн, а старшая сильней забавляется. — Да. — Всё, не говори больше ничего. Иди. — Прогоняешь, — констатирует в шутку, принимая сидячее положение и сразу же поднимаясь на ноги, чтобы направиться в сторону двери. — Только сейчас, — размещаясь на кровати по-человечески, отмечает Хуа Чэн. — Я запомнила, — щурится Се Лянь и закрывает дверь, пообещав зайти позже. Вернувшись к гостям, где с чего-то уже смеялись Цинсюань, завалившись на Хэ Сюань, и миссис Хуа, старшая присаживается на своё место и невольно бросает короткий взгляд на пустующее место рядом, где остался лежать на столе телефон Хуа Чэн. Решив, что будет лучше отнести его ей, она вновь удаляется на второй этаж. На лестнице, заметив, как из-под чехла гаджета торчит какой-то листок, рука потянулась поправить его. Любопытство пробуждается в тот момент, когда на нём слабо показались очертания какого-то рисунка. Творчество Хуа Чэн всегда цепляло и интересовало, а потому Се Лянь сразу же расправила лист и застыла, почувствовав, как по рукам побежали мурашки — на рисунке была изображена она. Шаг замедлился, ноги остановились у двери в спальню. Было похоже на набросок, не такой детальный, как другие работы девушки, но в нём чётко узнавалась старшая в костюме из шорт и кроп-топа, в котором она ходила летом, а снизу дата — начало апреля, поездка к озеру Тахо. Похоже, тогда этот рисунок и был создан. Сложив всё как было и аккуратно вернув его под чехол, Се Лянь бесшумно заходит в комнату, услышав усмешку с кровати: «Что, гости успели разбежаться?», оставляет телефон на тумбочке, сообщает об этом и говорит, что если понадобиться, она их прогонит лично. — Ну моя-я-я, — тянет Хуа Чэн перед тем, как дверь закрывается, и она всё же опускает веки.

***

sos album version — rihanna

— Проснись и пой, детка-а-а-а, — тянет нараспев Цинсюань, распахнув дверь в спальню. Се Лянь и Хэ Сюань за её спиной не успели даже помыслить, что возбуждённая предстоящей прогулкой девушка вдруг обгонит их и ворвётся в покой мирно спящей Хуа Чэн. Та неохотно отрывает тяжёлую голову от подушки, приоткрыв один глаз, и как будто не чувствует протрезвления ни на каплю. Её скорее больше развезло по истечении времени. — Сколько… время? — пока что ориентироваться насчёт её состояния по голосу было проблематично, ведь не понятно: она пьяна или просто сонная. — Почти двенадцать, — миролюбиво оповещает Се Лянь, всё же проходя в комнату и присаживаясь на край кровати, в то время как Цинсюань с разбегу прыгает туда, едва не улетев на пол — чутка не рассчитала. — У тебя шило в заднице? — а вот теперь невнятность голоска проявилась, стоило недовольно повернуться на девушку. — А-Чэн, как ты себя чувствуешь? — уловив нетрезвые нотки и заметив характерную опухлость на лице, спросила Се Лянь, стараясь не улыбаться. — Я… пьяная? — снова больше вопрос, чем утверждение. — Ты у меня спрашиваешь? — усмехается. — Ну, видимо, да. Ты слишком сложные вопросы задаёшь, цзэцзэ, — надув губы, вздыхает Хуа Чэн. — Я в шоке, — констатирует Хэ Сюань, наблюдая за воцарившимся пиздецом, а Цинсюань наваливается на младшую со спины, обнимая руками и ногами. — Трезвей, Хуа Чэн, мы идём гулять. — А, а, а, — скривила лицо девушка, приняв сидячее положение. — Цинсюань, не тряси меня, и так тошнит. — Тошнит? — спросила обеспокоенно Се Лянь. — Тогда, может, в другой раз? — Никаких других разов, цзэцзэ хочет гулять — значит мы пойдём гулять, — поставила мысленно точку на своих словах, а потом вдруг с сомнением изрекла: — Или нет… — и резко накренилась вперёд, закрыв ладонью рот, побудив девушек в испуге ринуться к ней (всех, кроме Хэ Сюань, она так и осталась наблюдать за выездным цирком со стороны), однако ничего не случилось. Выпрямившись, Хуа Чэн пьяно усмехнулась, посмотрев сначала на свою девушку, а затем на её перекосившую испуганно лицо подругу возле себя. — Что, испугались? Не очкуйте, я так прикалываюсь. Встав с кровати, немного пошатывающейся походкой она двинулась к двери. Хэ Сюань, мимо которой ей довелось пройти, подумала, что, если это опухшее нечто случайно тронуть пальцем, желейка из Хуа Чэн сразу же завалится на бок. — Дайте только пописить сходить, и можем идти, — оповещает та и уходит. Не найдя решения лучше, кроме как пойти кому за ней, а кому на первый этаж, девушки выходят из комнаты, а проходя мимо туалета слышат, как Хуа Чэн всё-таки нагло напиздела, что шутит. Хэ Сюань в осуждении качает головой, Цинсюань прикрывает рот ладошкой, прыснув, и они спускаются на первый этаж, в то время как Се Лянь партизаном остаётся у двери ждать возвращения своей врушки из уборной. Проходит не больше десяти минут, как та всё же появляется в проёме, прочистив желудок и умывшись, с широченной улыбкой от уха до уха, мол, «всё пучком, цзэцзэ». — Я всё. Можем идти. — Может, в другой раз? — повторяет в очередной раз Се Лянь, взглянув немного исподлобья, но с поднятым уголком губ. — Цзэцзэ, — говорит Хуа Чэн куда трезвей, чем до этого, да и на вид выглядя чуть лучше, и делает небольшую паузу, прежде чем продолжить, — всё нормально будет. Я хорошо себя чувствую, видишь? — Вижу, поэтому и спрашиваю, — подрагивая от беззвучного смеха, отвечает. Видеть настолько, прямо говоря, убуханную Хуа Чэн, при этом будучи самой в трезвом уме, приходится впервые, оттого до ужаса смешно. — Да я в порядке, — продолжает доказывать Хуа Чэн и, обойдя Се Лянь, идёт в сторону лестницы. — Ты что, не веришь мне? Планируя поднять руку, чтобы откинуть волосы назад, она забывает о существовании комода в коридоре, на котором стояла старая настольная лампа и цветок в горшке, и бьётся ладонью, да с таким звуком, что у старшей сложилось впечатление, что несчастный предмет мебели отлетит куда-то в неизвестном направлении от силы удара. — Ай, бля-я-ять, — сразу куксится девушка, с шипением притянув ушибленную конечность к себе. — Я его сожгу к хуям, когда вернёмся. Хули он тут вообще стоит? Се Лянь не в силах наблюдать за этим со спокойным лицом, тихо смеётся, чуть наклонившись от сводящей живот судороги, и приобнимает Хуа Чэн за плечи, чтобы довести в целости и сохранности до низа, а то она в таком уверенном состоянии точно улетит на первой же ступеньке. Цинсюань и Хэ Сюань тоже слышали этот грохот и последующий тихий диалог вместе с приглушённой тирадой Хуа Чэн. Жующая кусок сыра Хэ Сюань в немом ахуе покосилась в сторону лестницы, а сделавшая то же самое Цинсюань, засмеявшись, надула щёки с плотно сомкнутыми губами. — Мы идём? — только-только показавшись им, крикнула с лестницы Хуа Чэн, побуждая ведущую её Се Лянь и остающуюся наблюдающей Цинсюань снова засмеяться. Учитывая не только кривую походку Хуа Чэн, но и то, что старшая еле-еле держалась на ногах от хохота, риск упасть возрос раз в пять. — Мы — идём, — сказала Хэ Сюань с невозмутимым видом дожёвывая сыр, — а ты, видимо, ползёшь. — Хуй ты угадала, — заявляет девушка, удобней обнимая Се Лянь и уже присвоив ей место у себя под боком. Цзэцзэ сегодня ходит только так — прилипнув к ней. — Я щас как щеману, будешь глотать пыль из-под моих кроссовок, — добравшись-таки до подруг, продолжает выделываться Хуа Чэн, а встав почти вплотную к Хэ Сюань, практически выплёвывает едко ей в лицо: — Или ещё лучше — шпильки нацеплю. Подавишься ядом, смотря как я мастерски на них хожу. — Не надо шпильки, я тебя потом после них не унесу, — качает головой, взмолившись и не прекращая смеяться, Се Лянь. Поразмыслив, Хуа Чэн бросает короткий взгляд на неё, а затем возвращает его, немного сощуренным, на Хэ Сюань. — Тебе повезло. Цинсюань, вторя подруге, уже не выдерживая представления пьяной «малолетней язвы», как её любезно называет Хэ Сюань, машет рукой, пытаясь это остановить, и призывает уже наконец отправиться в путь-дорогу. — Такси вызовем? — спрашивает Се Лянь, утирая в уголках глаз проступившие слёзы. — Какое такси? — округляет глаза Хэ Сюань, оперевшись одной рукой на праздничный стол и качнув подбородком. — Вот этой щас только свежий воздух прописан, — кивнув в сторону Хуа Чэн. — В такси может стать душно или укачать. Я потом с таксистом расплачиваться за беспорядок не собираюсь. — Сдались таксисту твои несчастные пару долларов. Сама если чё расплачусь, можешь не беспокоиться, — снова едко бросает, подавшись вперёд. Цинсюань, встретившись взглядом с Се Лянь, снова качает головой, и обходит их, чтобы подхватить Хуа Чэн с другой стороны и помочь выйти на улицу, но та только поджимает к груди руку, отворачиваясь от неё с надутыми губами и только больше прижимаясь к своей девушке. — Не трогай меня, я пойду с цзэцзэ. — Боже, дай мне пережить этот вечер, — ворчит Хэ Сюань, закатив глаза и, взяв Цинсюань за руку, тянет её к выходу из дома. — Тебе чё-то не нравится, я не пойму?! — бросает ей вслед Хуа Чэн. — Цзэцзэ, курс на Хэ Сюань — я хочу наступить ей на пятки, чтобы она ещё полжизни свои оксфорды протирала и столько же перешнуровывала. — Я тебе их потом в задницу затолкаю, — оборачивается та, натурально угрожая. — Попробуй! — Зай, не кипятись, — улыбаясь, просит приглушённо Цинсюань. — Она сейчас пьяная, всё в штыки воспринимает, не подливай масла в огонь. — Я поэтому и провоцирую, — отвечает в тон ей Хэ Сюань. — А?.. Хитрый план девушки состоял в том, чтобы вывести брюнетку из себя, и она пошевелилась в своих передвижениях, побуждаемая возможностью побесить Хэ Сюань. И это ведь сработало. Хуа Чэн, вырвавшись из рук опешившей Се Лянь, оказалась в считанные секунды на улице, обувшись так шустро, что другие и понять ничего не успели, и вылетев из дома, чтобы как можно быстрей подойти к ожидавшей её с невозмутимым видом брюнетке и замереть перед ней, вскинув подбородок со сложенными на груди руками. И что, спрашивается, дальше? А дальше Хуа Чэн сказала: — Извинись. С этого Се Лянь вообще упала, пока закрывала дом, и в действительности опустилась на корточки, засмеявшись с новой силой. В их ссоре, конечно, сложно понять, кто прав, а кто виноват, и кто вообще всё начал, но Хуа Чэн, то и дело провоцирующая и задевающая словесно Хэ Сюань, как будто не должна была требовать с неё извинения первой. — А куда идём? — спросила после воцарившегося молчания по истечении пяти минут пути Хуа Чэн, которую еле оттянули, злую, от Хэ Сюань, выманившую её на улицу. — Мы идё-ё-о-о-ом, — тянет Цинсюань в предвкушении и после вскрикивает, подпрыгнув на месте: — в караоке! — Петь будешь сама, — наводит указательный палец на подругу Се Лянь, найдя в сумочке залежавшуюся электронку, чтобы со вкусом сделать затяжку. Хуа Чэн рядом склоняет голову, прося тем самым и ей дать возможность покурить, и с нескрываемым блаженством прогоняет сладкий дым по лёгким, после выдыхая его в воздух. — И Хуа Чэн, да? — пихает ту локтем слегка несколько раз. — Мне кажется, у неё настроение как раз для караоке. — При условии, если не отключится на месте, — дополнила Хэ Сюань. Обсуждаемая личность моментально насупилась, стоило услышать этот насмешливый высокомерный голос, и назло сказала: — Если ссышь проиграть мне в батле, так и скажи. — Я не буду петь. — Нет, сучка, теперь ты просто обязана это сделать, — жестикулируя и направляя раз за разом указательный палец на Хэ Сюань, твердила Хуа Чэн. — Господи, дай мне пережить этот вечер, — взмолилась тихонько Цинсюань, находя его достаточно весёлым. Но как бы не умереть со смеху по дороге в таких обстоятельствах? «И мне» добавляет про себя Се Лянь, придерживая свою дражайшую девушку за свободную от жестов руку. По пути к караоке Хуа Чэн на вид становится немного трезвей, по крайней мере так казалось, ведь улыбчивые взгляды и подмигивания были будто бы достаточно осознанными и чёткими, нежели поведение до. Свежий воздух, видать, и впрямь на пользу пошёл. Цинсюань, стоило переступить порог небольшой комнатки, которую они сняли в караоке, незамедлительно рванула к управлению, чтобы с ходу что-то исполнить. Хэ Сюань занялась тем, чтобы заказать что-то попить и перекусить здесь, спросив предпочтения каждого человека, и — естественно — услышала от развалившейся как батька на диванчике Хуа Чэн: — А вы чё, пить больше не будете? Я что, одна как подросток сегодня нажралась?! — Я планировала напиться тут, — сказала Цинсюань, выбирая песню. — Тебе на работу утром, — напомнила Хэ Сюань, которой перспектива ругать свою девушку за мелкие просчёты из-за похмелья не импонировала от слова совсем. А Цинсюань было, откровенно говоря, на это до пизды: — Да я помню, но тут такой повод, не могу оставаться в стороне. — Бля, это мне завтра тоже, что ли, на работу? — состроила страдальческое лицо Хуа Чэн, а разместившаяся рядом полубоком Се Лянь, закинувшая ногу на ногу и подперевшая голову расположенной на спинке дивана рукой, только покивала с улыбкой. Хуа Чэн щас такая смешная, не улыбаться — тот ещё квест. — А как быстро меня уволят, если я скажу, что не приду по причине того, что не хочу? — Моментально, — отвечает Хэ Сюань. — Так я не поняла: кто пьёт, кто нет? — Да бля, зай, похуй, — махнула рукой Цинсюань, — бери на всех и побольше. — Я тебя откачивать утром не буду. Полетишь в офис как миленькая. — Ну значит, не побольше, а в меру. О, погнали, — найдя подходящую песню для разогрева, девушка включила её и схватилась за микрофон. Не дожидаясь Хэ Сюань, Цинсюань начала делать то, ради чего пришла сюда, — веселиться. Исполняя одну песню за другой, а после приправляя свой концерт принесённой выпивкой, девушка создавала настроение, оставаться в котором Се Лянь хотелось бы как можно дольше. В последнее время ей редко удавалось почувствовать такую безмятежность, как сейчас, даже с присутствием Хуа Чэн рядом. Стоило подумать о том, что это реальная жизнь, и любовь, к сожалению, не избавит от всех тревог и невзгод, как она медленно начала переосмыслять всё. Занятия с психологом помогали в этом деле, и, кажется, даже сейчас прогресс был налицо: голова была загружена не чем-то грустным и доставляющем дискомфорт, а проблемами насущными, в виде работы, на которую хочешь-не хочешь, а нужно возвращаться, да и жизни в целом, из которой она выпала в связи с последними событиями. Как бы то ни было, постоянно находиться в заточении своих страхов и мыслей не дело, нужно было из этого состояния апатии выбираться. В эту секунду Се Лянь чувствует, что это получается с каждым днём лучше и лучше, если учитывать тот факт, что раньше одно упоминание о Се Яне и семье могли моментально довести до слёз, а в разговоре с родителями Хуа Чэн сегодня она отнеслась к этому куда проще. Конечно, отпустить до конца трагедию в виде ссоры не получилось, но по крайней мере, она уже не заставляет испытывать столько негатива. Хуа Чэн спустя бокал пинаколады изъявила желанием тоже спеть что-то, как и предполагала ранее Цинсюань, и — что было весьма предсказуемо — балладная песня Рианны тут же полилась из её нетрезвых уст, в виде любовной серенады в адрес своей девушки. Хуа Чэн и без того была достаточно эмоциональна, чтобы частенько задействовать мимику, но под алкоголем прибавлялась капелька драматизма и преувеличения всех её повадок, что были в повседневной жизни. Се Лянь, положив руки на сердце, подыгрывала ей, то кивая, так же эмоционально сведя брови в трогательности от чужих слов, то идя на поводу, когда её вытянули с диванчика за руку для медленного танца, и всё не могла насладиться происходящим. Цинсюань после лирической паузы взяла бразды правления вновь в свои руки и вопросом: «Кто-нибудь здесь знает о g-idle?» распалила огонь веселья в груди Хуа Чэн, подскочившей с восторженным возгласом с бойким «Включай! Я даже станцую!», а после еще и фанчарт с именами участниц вместе с Цинсюань прокричала, запрыгав с ней на месте. Лицо Хэ Сюань в этот момент просто надо было видеть. Эта смесь ахуя, непонимания и ярко выраженного на лице вопроса «что это нахрен было?» бывает заметна очень редко, как и округлившиеся медленно хлопающие ресницами глаза. — А корейский знаешь? — с детским восторгом спросила преисполненная предвкушения Цинсюань. — Нет, — с такими же эмоциями ответила Хуа Чэн, закачав головой. — Так ещё веселей! И с диким визгом они принялись выбирать песню, которую хотят спеть дуэтом. Се Лянь не удержалась и всё-таки включила камеру на телефоне, боясь упустить такое грандиозное шоу. Для удобства в исполнении, было принято решение найти латиницу текста на телефонах, чтобы хотя бы что-то связное выходило вместо невнятных звуков с пародией на другой язык. Выбор пал на песню «Super lady», которую они исполнили коряво, но зато с чувством, чередуясь на партиях и приправляя всё каким-никаким знанием хореографии на припеве и концовке, что сделало их выступление более завораживающим в глазах Се Лянь и более шоковым для Хэ Сюань. Ей, разумеется, понравилось то, как поёт и двигается её девушка, но внезапного фита с Хуа Чэн она не ожидала. План оставаться в стороне, попивая мохито, был провален, когда Цинсюань, привалившись под бок на время передышки, не начала канючить, чтобы она повеселилась с ними. — Зай, нет. — Ну дава-а-ай, одну песню, — тянула девушка, манипулятивно поглаживая её по бедру. — Твою любимую, м? Мы так давно не пели её, — надула губу обиженно и подняла взгляд невинных (да хуй там) глаз, в которых вот-вот и слёзы брызнут — актриса без оскара. — Я так хочу услышать, как ты поёшь, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. — Ладно, — долго Хэ Сюань уговаривать не пришлось. Она и сама уже достаточно расслабилась, чтобы всё-таки дать волю голосу, да и нытьё своей девушки слушать желания особо не было. Хуа Чэн тем временем подметила про себя, что по некоторым выкидонам становится понятно, что Се Лянь и Цинсюань давние подружки. Вот это «пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста» сразу откинуло в один из дней в Китае, когда старшая так же молила показать свой аккаунт в тиктоке. Однако то, что Хэ Сюань собралась петь, заинтересовало. — Я вообще никогда не слышала, как ты поёшь, — подперев щёку кулаком, ухмыльнулась девушка, снова пригревшись возле Се Лянь. — Давай, злюка, покажи класс. Цинсюань, радостно подскочив, сразу принялась искать нужную песню, что оставалось загадкой до момента, пока первые нотки не достигли ушей слушателей. Лицо Се Лянь непроизвольно вытянулось от приятного чувства, пробравшего до костей, — эта песня легендарна и была заслушана ей не один раз в юные годы, даже мурашки по рукам побежали. Хуа Чэн же присвистнула, вскинув брови. — Ого… Ты просто не можешь налажать в ней, — хмыкнула, злорадствуя. Было подозрение, что Хэ Сюань не любит петь, потому что не умеет, однако Цинсюань почти перед самым началом слов в песне заставила всех замолчать, подняв указательный палец и при этом не сводя лучащегося искренним обожанием взгляда с брюнетки. — Тш-тш-тш! Насмешки со стороны Хуа Чэн улетучились сразу же, как только Хэ Сюань начала петь. Так же быстро поменялось и её лицо. Она могла предположить что угодно, но только не то, что вокальные данные старой — во всех смыслах — подруги хороши настолько, что она пела эту песню так, будто сама и была её исполнителем, с Цинсюань — с тоже неплохим вокалом — на подпевках. Да и сама песня была достаточно памятной. У каждого есть трек, тесно связанный с каким-то состоянием или воспоминанием. Для Хуа Чэн «Bring me back to life — Evanescence» ассоциировалась с переездом в ЛА и трудностями расставания с Кианг в те времена, так что эту песню она тогда прочувствовала каждой клеточкой своего тела. В нынешних же обстоятельствах она была лишь мощнейшим триггером на то, чтобы, по-человечески изъясняясь, разъебаться от вайба. Что она собственно и сделала. В объектив камеры подпевающей с улыбкой одними губами Се Лянь попало всё: как дуэтом поют её подруги, одна — со своего места на диванчике, вальяжно развалившись, другая — пребывая на ногах и пританцовывая; как Хуа Чэн вскочила на ноги, присоединившись к Цинсюань, а под конец и вовсе рухнула на колени перед Хэ Сюань, как перед божеством, вытягивая получившуюся постановку со стороны чувственности эмоций, которые у неё вызвал чужой вокал. Подняв перед собой ладони, она с горящими глазами воззрилась на Хэ Сюань, пропуская каждую нотку, вытягиваемую её чарующим голосом, через себя. Посмеивающаяся Се Лянь даже подумала, что к концу Хуа Чэн от переизбытка этих самых эмоций потеряет сознание. На последней особенно длинной ноте, завершающей песню, почти так и случилось — брюнетка пала в ноги Хэ Сюань, мотая головой из стороны в сторону, а затем поднялась на колени, схватив ту за икры, и разразилась воплями восхищения: — Какого хера ты не говорила, что так поёшь?! Почему я узнаю об этом только сейчас?! «Как тебя легко удивить» — с усмешкой подумала Се Лянь, ведь она была поражена и тем, что старшая ходила на танцы живота когда-то. Это делает её такой очаровательно милой, как ребёнка, впервые узревшего подобное, словно артистов и более известных танцоров в мире, транслируемых по ТВ и в интернете, не существует. — Тебе эта информация ничего не дала бы, — холодно отозвалась Хэ Сюань, притянув к себе бокал, чтобы отпить после довольно трудной в исполнении песни. Удивительно, что без длительной практики и разогрева голос не дал петуха. Но это к лучшему, в ином случае Хуа Чэн точно не упустила бы возможности посмеяться над ней. — Я хочу ещё, — заявляет твёрдо девушка, слабо стукнув кулаком по чужой коленке. — Обойдешься. — Давай ещё одну, зай, — присоединилась к Хуа Чэн Цинсюань, найдя союзника по уговору на ещё пару песен, и упала на колени так же рядом. Так Хэ Сюань и обзавелась двумя весьма прилипучими фанатками, готовыми на всё, только бы она запела. — Встань с пола, а то колготки порвёшь. — Не встану, пока не споёшь со мной ещё что-нибудь, — поставила условие Цинсюань. — А я буду названивать тебе в выходной, и даже если заблокируешь, я найду способ тебя заебать, — дополнила Хуа Чэн. — Се Ля-я-я-янь, — завыла Хэ Сюань, беспомощно откинувшись на ручку дивана. Одной головной боли ей было мало, теперь их две. — Забери их, умоляю. — Се Лянь тебе не поможет, — по словам отчеканила Цинсюань зловеще. — Я ей помешаю! — подорвалась с места Хуа Чэн и подбежала к девушке, чтобы так же встать перед ней на колени и вцепиться мертвой хваткой в ноги, побуждая ту лишь рассмеяться и погладить озорливую А-Чэн по голове. — Хорошо, — вздохнула тяжело Хэ Сюань, мысленно спрашивая «за что ей всё это?», а после голос её ожидаемо смягчается, обращаясь к Цинсюань, — что ты хочешь спеть? — «APT»? — улыбается ярко та. — Кажется, я слышала, как кто-то дома напевал её под нос утром, ты точно знаешь эту песню. — С таким колоссальным количеством видео в тиктоке под неё было бы странно не выучить. Включай. — Ура, — тихонько провизжала Цинсюань, потянувшись за пультом. — Но это последняя! — важно замечает Хэ Сюань. — Да-да, как скажешь, — не особо слушая, ответили ей. И сразу стало понятно, что не стоило поддаваться на провокацию ещё с «Bring me back to life» — вот теперь от неё точно не отстанут, но, может, это и к лучшему. Возможно, стоит правда дать себе немножко свободы и вспомнить былые времена. — Ты где так вообще петь научилась? — спрашивает очень кстати Хуа Чэн. — Ладно Цинсюань, цзэцзэ рассказывала, что в универе во время праздников они обе участвовали в их проведении, и кто пел, кто танцевал, но ты что скажешь в своё оправдание? — Ещё я не оправдывалась перед тобой, — хмыкнула брюнетка. — Ходила на вокал в юности, вот и всё. — «Вот и всё», — указывая на неё рукой, повторяет Хуа Чэн, повернувшись к Се Лянь, будто для неё искала ответ на интересующий вопрос. От разговора отвлекает голос Цинсюань, зазвучавший в колонках, как только микрофон подносят губам, чтобы начать петь. Се Лянь снова улетает от смеха, когда на первых же секундах её девушка подрывается и начинает в такт битам скакать вместе с подругой, видимо, узнав заевшую после тиктока песню. Но недолго ей было скучать на месте, ведь Хуа Чэн, продолжая исполнять на эмоциях, тянет её за собой, чтобы танцевать вдвоём. Как в ней может быть столько энергии после всего, что уже было этим вечером? Запоздало до Се Лянь доходит, из какого тренда эта песня, и она спрашивает оттуда ли определённые движения. Брюнетка ей активно кивает головой и под конец призывает станцевать его вместе, что выходит очень забавно и выглядит так, будто они — подтанцовка вокалисток. Цинсюань, повернувшаяся на них в этот момент, активней жестикулирует во время пения, призывая продолжать, а как песня заканчивается, и вовсе прыгает на месте от восторга вместе с Хуа Чэн, а затем внезапно сигает на Се Лянь, вовремя успевшей среагировать и поймать её, повисшую как коала. — Твою мать, ты тяжёлая, — перехватывая удобней девушку, кряхтит та и старается выровняться. — Хэ Сюа-а-а-ань! Этот вопль пробирает на смех Цинсюань и Хуа Чэн, и заставляет Хэ Сюань с места таки улыбнуться, пустив смешок под нос. Этот хаос… иногда он ей необходим, да и всем тоже. Всегда нужна такая встряска. Глубокой ночью, а вернее, почти под утро, девушки расходятся по домам. Хуа Чэн сразу же заваливается в кровать, не позволяя отдалиться Се Лянь от себя ни на шаг, и тащит её за собой, не оставляя возможности даже переодеться, да так и засыпает, чтобы несколькими часами позже материть шёпотом будильник в попытке не разбудить свою цзэцзэ перед уходом на работу. Всё-таки надо было выбирать другой день для прогулки.