my pretty darling

love cycle — enisa

Хуа Чэн последние дни ведёт себя странно. Возможно, Се Лянь это только кажется, но как-то будто что-то случилось. Девушка молчаливей обычного, если они не говорят, то может задуматься с мрачным видом, уткнувшись глазами в какой-то объект напротив. Так было, например, когда они утром завтракали перед работой: Се Лянь сидела за столом, неспешно запивая чаем бутерброд, а вот Хуа Чэн минут пять мешала что-то в кружке ложкой, хотя пьёт чай без сахара и мешать там нечего. При этом взгляд её был хмуро направлен куда-то в сторону прихожей, выглядывающей из кухни и столовой. Се Лянь тогда не придала этому значение, продолжив завтракать, решила, что брюнетка просто вспоминала что-то важное. Но вот когда такие случаи стали повторяться, начала постепенно тревожиться. Может, что-то действительно случилось? Но если бы это было так, она наверняка рассказала бы, верно? Они же условились, что будут помогать друг другу. Старшая рвалась помочь, но почему-то каждый раз, стоило решиться задать волнующий вопрос, горло будто что-то сдавливало, не позволяя издать ни звука. Странность в поведении Хуа Чэн была ещё и в том, что она стала реже шутить, была сверх тактильной и практически не отлипала от Се Лянь, словно безмолвно искала поддержку в её объятиях. Есть предложение, что она просто устала после всех эмоциональных качелей, на которых они прокатились за почти два месяца. Возможно, ей просто стоит отдохнуть, и тогда всё встанет на свои места. Но какой бы поникшей девушка ни ходила, Се Лянь всё равно сделает то, что задумала, хочет она того или нет. Не зря же её мама дала наводку как никогда кстати. Перед началом реализации плана было решено сделать кое-что весьма трудное в эмоциональном плане. Собираясь с мыслями в спальне, сидя на кровати с упертыми в колени локтями, она немного потряхивает телефоном со светящимся на дисплее контактом, полученным полгода назад. Писать или тем более звонить этому человеку неловко, пришлось собирать всю волю по кусочкам, чтобы в итоге набрать короткое сообщение с просьбой, не желая ходить вокруг да около. Ответ приходит спустя десять минут, и девушка незамедлительно встаёт с места, чтобы в ускоренном темпе направиться на улицу, а там и к нужному дому. Сюрприз для Хуа Чэн подразумевал наличие определённого инвентаря, который находился дома, где самым главным препятствием являлся родной брат. А потому идея подговорить Джо немного задержать его, чтобы иметь возможность поискать в комнате всё необходимое, показалась ей весьма действенной. Сейчас как раз был подходящий момент, пока он и Се Ян ушли гулять. Параллельно в пути девушка строчила как полоумная сообщения Цинсюань, помня, что та очень вовремя взяла пару выходных на работе после полученной премии, чтобы та пришла и помогла с подготовкой. Цинсюань: Есть, босс. Куда идти? Се Лянь: До моего дома ехать ближе, давай сюда, пока я вещи ищу. Открыв своим ключом дом, Се Лянь облегчённо выдыхает, что брат не додумался с психу поменять замки, и проходит внутрь. Минуя гостиную, она бежит на второй этаж, перескакивая сразу через несколько ступенек, и молится, чтобы Се Ян не исполнил обещанное и не выбросил её немногие оставшиеся вещи. К своему счастью девушка отмечает, что комната нетронута и была в таком же виде, в котором она её оставила. Ну, то есть, в срачу, образовавшемуся в ходе скорых сборов. Невольно в голове проскакивает недовольная мысль: «Хоть бы раз зашёл и прибрался». Смотря на сотворённое собой же мракобесие, девушка вздыхает, зачесав волосы одной рукой назад, и думает, сможет ли успеть хотя бы чуть-чуть тут прибрать. Глупо, конечно, но ничего с собой поделать не может. От мысли, что это её комната находится в таком беспорядке, по коже зябкие мурашки бегут и аж саму тянет скривиться от омерзения. Дабы немного дать себе фору, она пишет Джо снова, спрашивая — насколько долго они задержатся, и убирает телефон в задний карман джинсов, принимаясь собирать разбросанные по полу и кровати предметы гардероба, которые решила с собой не брать. Убирая какие-то вещи на вешалки в шкаф, а какие-то на полки, она, распределяя плечики на турнике равномерно, ходит туда-сюда, и в моменте глаз цепляется за что-то длинное и белое. Отодвинув мешающие вещи, пальцы снимают вешалку с лёгким платьем, в котором Се Лянь ходила на первое свидание с Хуа Чэн. На устах взыграла тут же ностальгическая тёплая улыбка. Начало их отношений было таким спонтанным и милым. Вспоминать о том времени порой забавляет, особенно о сеансах эпиляции. Они с Хуа Чэн тогда были такими беззаботными, только узнающими друг друга, неловкими, робкими. И это было уже полгода назад… Как же быстро время летит. За этот период произошло так много, но вместе с тем ничтожно мало… Поймав себя на том, что может удариться в размышления о жизни, Се Лянь вешает платье обратно и возвращается к уборке. В идеале было бы, конечно, прогенералить тут всё, но, к сожалению, таким количеством времени она не располагает. Телефон вибрирует в кармане, оповещая о входящем сообщении. Джо: Ян сегодня у меня останется. Можешь не торопиться. Или располагает. Цинсюань приезжает к тому моменту, когда комната блестит от чистоты, окно открыто на проветривание, а подруга вовсю обходит дом, смотря на качество чистоты, поддерживаемой братом. — О, боже, она неисправима, — закатывает глаза Цинсюань, закрывая за собой дверь. По ней так и не скажешь, что никуда — по её словам — потом не собиралась: при макияже, с высоким кудрявым хвостом, серьгами кольцами в ушах, топе и юбке в пол с разрезом сбоку, пригодных как раз для вечерней прогулки. Возможно, они с Хэ Сюань потом куда-то собираются? Или Цинсюань просто решила повыделываться. «Кто бы говорил» — думает Се Лянь, осматривая вид «приду как бомж, не обращай внимания» подруги. — Ты ещё не искала костюм? — При уборке в комнате его не было, куда-то глубоко щас полезу. Если не будет в спальне, останется проверить вещи на чердаке. — Тогда пошли искать. Уборку оставь на Яна. Обшаривая все коробки, шкаф, и тумбы в спальне вместе с Се Лянь, Цинсюань в какой-то момент нарушает тишину, спрашивая: — А что ты подаришь Хуа Чэн? Се Лянь, ползая в эту секунду под кроватью, в попытке дотянуться до очередного ящика Пандоры, скрытого от глаз уже долгие годы, под нос кряхтя, отвечает: — Надо. Девушка, презрительно цокнув, закатила глаза. — Тебе так трудно сказать? Или это какая-то фигня, которой ты стесняешься, думая, что купила какую-то дрочь вместо нормального подарка? — Нормальный подарок, — дотянувшись-таки до ящичка, Се Лянь вытянула его, вылезла из-под кровати, сразу же вздыхая и давая себе минутку передышки, и в итоге ответила подруге: — Я купила зеркалку. И набор объективов. — Да ну нахуй, — отложив перебирание чужих вещей, повернулась с круглыми глазами Цинсюань. — Дорого вышло? — Какая разница, главное, чтобы ей понравилось. Тем более, я могу себе позволить сделать ей такой подарок. Почему бы нет? — дёргает плечами непринуждённо. — А когда ты мне на день рождения подаришь путёвку в Дубай, а не набор чая? — сложила недовольно руки на груди девушка. — Я дарила тебе чай, ещё когда мы вместе учились, — слабо хмыкает Се Лянь. — Сейчас же всё по-другому. — Смотри мне, — угрожает с притворно доброй улыбкой Цинсюань, — мой день рождения через месяц, двадцать пятое ноября, если помнишь, жду адекватный подарок. — Хорошо, — кивает, подняв уголки губ, девушка. — Набор для пилинга и бомбочки для ванны подойдут? — Да ты!.. На вспыльчивую реакцию подруги Се Лянь снова улыбается, коротко посмеявшись с ней. Вернувшись к поискам, она осматривает найденный ящичек, пытаясь нащупать несколько клапанов — ох уж эти меры безопасности во избежание пыли, — чтобы открыть его, и поднимает крышку. — Нашла. Цинсюань бросает поиски и подходит к ней, становясь рядом. Се Лянь достаёт несколько пакетов из чемоданчика, в одном из которых что-то очень громко звенело, и бросает их на кровать. Встав с колен, она заглядывает в каждый и в итоге останавливает выбор на одном из них, что пока не вызывало никаких вопросов. Но вот когда содержимое оказалось безжалостно выпотрошено на кровать… — Не говори, что ты правда хочешь это сделать. — Да, я именно это и хочу сделать, — смотря на полупрозрачные кусочки ткани, перекликающиеся с шёлком и серебряной вышивкой из множества страз. — Ничего не хочу сказать, но ты уверена, что влезешь в него? — с явным сомнением зыркает на подругу Цинсюань. — Не попробую — не узнаю, — на протяжном выдохе говорит Се Лянь и принимается раскладывать один из своих любимых костюмов для восточного танца, который нередко использовала раньше на выступлениях. — Я у тебя такой не помню. Помню белый и изумрудный. Ты… — начинает и прерывается на то, чтобы мельком глянуть на разложенное подобие костюма, по-другому это язык не повернётся назвать, и замолкает с раскрытым на полуслове ртом. Се Лянь, поставив руки в боки, оценивающе окидывает взглядом костюм, не видя ничего сверхъестественного. — Ё-ё-ёб твою… — накрыв губы пальцами, поражённо ахнула Цинсюань. — Се Лянь, у твоих костюмов такая же проблема, как у твоего белья — от них у тебя одно название. Где ткань?! — Тут рукавов нет, я их не нашла, когда складывала пять лет назад, — неовзмутимо говорит девушка, думая, как же быть в этой ситуации и что придумать. — Тебя только это смутило?! — глаза Цинсюань с каждым словом становились всё круглее. — Это костюм для танца живота, у него по умолчанию мало ткани, — пожимает плечами Се Лянь в ответ и, пока забив на рукава, тянется к пакету с украшениями. — Ахренеть, — качает головой девушка. Разбросав по кровати все звенящие, спутавшиеся побрякушки, что имелись, взор вылавливает и недостающие элементы костюма. — О, а вот и рукава, — выпутав их из сценической бижутерии, Се Лянь разложила и их, пока её арсеналу продолжали поражаться. — А цацок сколько, бо-о-о-оже… Находка для сороки. Ты цыган ограбила? Прозвучавшим словам достаются только закатанные глаза и недовольное цоканье. — Слушай, с появлением Хуа Чэн в твоей жизни я всё больше и больше ахуеваю на наших встречах. — Померить, что ли, щас?.. — задумчиво бормочет девушка. — Да померяй, хули, — пожимает плечами Цинсюань. — Заодно посмотрим, как будет выглядеть. — Щас помогать будешь, — вытаскивая футболку из джинс, чтобы потянуть за край и снять через верх, говорит Се Лянь. Потратив почти десять минут на то, чтобы правильно надеть костюм и все украшения к нему, Цинсюань пропустила через себя все матерные слова, которые только знала, промучившись с миллионом застёжек к каждой побрякушке, и отошла в сторону, чтобы Се Лянь могла оценить себя в зеркале, а сама она её — с боку. Вертясь и так, и эдак, девушка убирает волосы назад, поправляет рукава, натягивая ремешок немого выше к плечу, а затем изрекает: — Ну хотя бы живот на стрессе немного ушёл, — и растягивает губы прямой линией. — У тебя его почти не было, — резко пресекает попытку самоунижения Цинсюань, и потом вздыхает, всё ещё не отойдя от шока. — Пиздец, на выступлениях в универе твои костюмы были скромней, — однако она не может не признать, что ей это только больше нравится. На учёбе сценические образы Се Лянь представляли собой объёмные шаровары из тонкой ткани, одни из которых были с продольным разрезом с внешней стороны бедра, а верх был в виде топа, скрывающего почти полностью грудь, и также рукавов. Но эта пленяющая порочной красотой богиня восточных земель выглядела иначе. Первым, что бросается в глаза, конечно же, цвет — кроваво-красный, будто вылитый из лучшего сорта дорогостоящего вина. Следом внимание привлекает сам фасон костюма: верх представляет из себя усыпанный стразами и камнями лиф, затягивающий грудную клетку так, чтобы приподнять грудь, и она выглядела выгодней, привлекая взгляды; серебряное украшение в виде нескольких тонких цепочек тянулось с него вдоль тела, доходя до пупка; шею обрамляло колье под стиль костюма — широкое, с множеством камней. Чуть ниже плеча фиксировались на тонких ремешках телесного цвета рукава, выглядящие как простые лоскуты ткани, свисающие вдоль рук, доходя до запястий по длине; на самих запястьях расположились широкие браслеты, тоже выглядящие достаточно ярко и завораживающе, от них тянулись отрывки ткани, но уже достаточно длинные, поскольку крепились к юбке и были её частью. Сама же юбка была… очень впечатляющей. Закреплённая на один только пояс из такой же россыпи камней, как и лиф, оголяющая бёдра за счёт того, что одна часть крепилась большим лоскутом от одной тазобедренной кости к другой, прикрывая зад, оставляя спереди небольшой кусочек такого же лоскута ткани, тем самым не стесняя движений в танце. Самая длинная часть юбки и была прикреплена к запястьям, что при выступлении создавало завораживающее зрелище пляшущего по пространству шёлка. Были ещё шорты телесного цвета, прикрывающие срам, который мог мелькнуть при выступлении, и несколько булавок, не позволяющие юбке гулять слишком развязно. Но это же танец для Хуа Чэн, о каких булавках может идти речь? Смотря на себя в этом образе сейчас, Се Лянь не может не придраться к своему внешнему виду, а конкретно — фигуре, но понимает, что ничего не сделаешь, и эти здоровые бёдра никуда не уберёшь за несколько часов. Остаётся только пока смириться с этим и повернуться с немым вопросом к подруге. — Хочешь знать моё мнение? — уточняет Цинсюань, сканируя её с ног до головы. Се Лянь кивает. — Я б тебе тут же дала, — и тоже кивает сама себе несколько раз, будто убеждается в своих словах, поджав губы. Вот она — высшая степень похвалы от Ши Цинсюань — «я б тебе дала». Но она решает не останавливаться только на словах и для наглядности показывает — садится на край кровати, берёт ноги за лодыжки, наплевав на то, что в юбке, и раскрывает прямые ноги, подняв их. — Вот прям вот так ждала бы. Се Лянь прыскает, будучи не в силах оставаться серьёзной в компании этого ходячего прикола. Дальше переходят к репетиции, решив отработать танец здесь, а не дома, раз возможность есть и Се Ян вернётся ещё нескоро. Девушка уже знала, что будет танцевать, а потому, недолго думая, нашла нужную мелодию и подключилась к музыкальной установке в гостиной. Для удобства и большей манёвренности было принято решение переместиться туда. — Так у вас в спальне ни вздохнуть, ни пукнуть, как ты собралась там свои пируэты делать? — подмечает достаточно разумно Цинсюань, разместившись удобней на диване. — Поможешь значит сделать перестановку, — не всерьёз говорит Се Лянь как само собой разумеющееся, параллельно разминаясь, вот только её юмора не понимают и почти орут на весь дом, всплеснув руками: — Ну ахуеть, блять! — Да придумаю что-нибудь, — утешает её девушка. — Может, перестрою маршрут, чтобы она как-то обошла гостиную. Или движения заменю. Я ж профи, — хмыкает под конец и смеётся вместе с отзеркалившей её смешок Цинсюань. — Ну ты и вспомнила, — улыбается широко та. В своё время у них был прикол, что Се Лянь за что бы ни взялась, всё выходило если не на высшем уровне, то достаточно хорошо уж точно, и они говорили, что девушка профи, просто не рассказывала об этом. — «Да как ты так красиво выкладываешь эту ебучую мозаику? — возмутилась один раз Цинсюань, когда им поручили выложить какую-то картину в виде витражных стёклышек в подарок одному из преподавателей. — Так я ж профи, ты не знала? — парировала Се Лянь, не отвлекаясь.» — «Какая-то херня вышла… — в совместную ночёвку смотря на корявые, немного косые кружочки на пергаменте, что должны были в будущем стать аккуратными макарунами. Взглянув на те, что делала Се Лянь, девушка возмутилась, ведь они были почти идеальны. — Да как же ты, блять, это делаешь? — Я профи, sis, — хмыкнула та в ответ.» В другой же случай, когда упражнение на паре по физкультуре вышло у Се Лянь лучше, чем у Цинсюань, последняя просто поймала её выражение лица, где буквально было написано «если посмотрю на тебя ещё секунды три, заржу в голос весь Лос-Анджелес». — Ты ж профи, я помню, — сама говорит Цинсюань, выглядя обиженной, но на деле только прикалывалась, а сбоку следом после сказанного послышался тихий смех подруги, после подошедшей к ней и утешающе обнявшей. — Как будто это было в другой жизни, — говорит с теплом в голове девушка. Се Лянь, поймав ту же нотку приятной тоски по годам ученичества, тоже улыбается. — У меня до сих пор есть те твои фотки с вечеринки у Марка в галерее, — посмеивается она. — Блять, удали, — со стыда Цинсюань накрывает лицо ладонью, чуть склонившись к коленям. — Щас прям! — хмыкает. — Радуйся, что я их Хэ Сюань не показала. Цинсюань всплеснула руками, хлопнув себя по ляжкам. — Вот только ей не хватало видеть меня валяющейся с луже посреди тротуара с гнездом на голове и в порванных колготках. Зачем ты вообще меня тогда сфоткала? — Я жалею, что на видео не сняла, как ты в ту лужу навернулась, пока мы шли домой! — положа руку на сердце, говорит Се Лянь, и напоследок успокаивает: — Я ж такая же на выпускной была, забей. — Да, но с того вечера ни у кого нет фотографий убуханной тебя в таком виде, будто побывала в кювете. — У Се Яна есть. Я ж как домой пришла, сначала родители офигели, и он же тут как тут с телефоном, давай фонариком мне в лицо светить — компромат собирать. Вот там видео имеется. Так, ладно. Я вроде готова. После первого же прогона танца, размашистые элементы в котором Се Лянь старалась на ходу заменять на другие, произошло несколько конфузов, о которых она позабыла. Например, что ткань юбки у края может зацепиться за украшение, или то, что за время отказа от танцев растеряется сноровка, и в самом конце танца на изящном прогибе в спине девушку поведёт дальше по наклонной, побудив испуганно крикнуть: «Лови!» Цинсюань подорвалась с места так быстро, что скорость света нервно покурила бы в сторонке, чтобы не дать подруге встретиться затылком с полом, и осторожно села на него вместе с ней. — Ну как? — спросила Се Лянь, ссутулившись и скривив скептически губы. — Ну, если не считать падения, то я залипла на то, как ты двигаешься, — даёт свою оценку Цинсюань. — Я не танцевала эту композицию лет пять уже, — звучит, как оправдание, конечно, но на самом деле это оно и было. Ударить в грязь лицом перед подругой — это ладно, но не хотелось, чтобы так же вышло и с Хуа Чэн. — Видимо, не пропила навык! — оптимистично подметили, подняв брови вместе с уголками губ. — Ну, я была лучшей в классе, в принципе, можно было и не волноваться, — снова сводит к шутке о своём профессионализме Се Лянь, нарочно сказав всё уж слишком беспечно. — Господи, блять, — закатила беззлобно глаза Цинсюань, — не урони корону, королева востока… Может, обойдемся без прогибов?.. — Нет! — решительно отрезают, сразив режущим как лезвие взглядом. — Без них не будет такого «вау» эффекта. Обессиленно вздохнув и понимая, что Се Лянь не переспорить в этом вопросе, девушка только изрекла: — Давай тогда тебя растягивать и работать над равновесием.

***

Анализируя график, пришедший на почту, Хуа Чэн посматривает в угол экрана компьютера, подмечая, что уже меньше чем через пятнадцать минут каторга в виде цифр закончится и можно будет идти домой. Притянув стоящий на столе стаканчик с давно остывшим рафом, она отпивает самую малость, поджимая прямой линией губы от отвратного вкуса остывшего напитка, и бросает короткий взгляд на загоревшийся экран телефона. В шторке уведомлений первым было сообщение от Мэтта. Мэтт: Работаешь ещё? Проигнорировав его, вернее отсрочив ответ, она возвращается к работе, ускоренно промаргиваясь несколько раз. Глаза устали ужасно, ещё немного и можно будет смело покупать себе очки. Для работы, конечно, полезно, но не хотелось бы сажать себе зрение и в повседневной жизни. Заполнив отчёт и отправив его руководителю ровно по времени, девушка выключает компьютер и откидывается на спинку кресла, наконец опуская веки и давая глазам отдохнуть. Слева слышно стук чьих-то каблуков, а после на плечи ложатся чьи-то руки. Хуа Чэн уже знает, кто это — девушка тридцати пяти лет с длинными блондинистыми волосами, зачастую убранными в высокий хвост, Виктория. Она была первым человеком, с кем предстояло познакомиться, когда только устроилась в эту компанию, именно Виктория помогала и помогает с адаптацией, а после стала кем-то вроде подружки по работе, с которой можно о чём-нибудь поболтать на перерыве или покритиковать других сотрудников. — А ты чего молчала целый день о празднике? — спрашивает она, нависнув над ней. Хуа Чэн, открыв глаза и смотря на неё вверх тормашками, очень надеется, что по одному её виду станет понятно, что она просто заебалась и не хотела лишних хлопот, суеты и всего в этом духе. — В этом году не праздную, — и даже не соврала. Родители уговаривали сходить куда-нибудь с подружками, развеяться, отдохнуть, хотя бы просто символически собраться посидеть, но сил было ровно на то, чтобы прийти домой, разбросать по разным углам прихожей туфли на низком каблуке и завалиться спать. Как же хорошо, что завтра выходной. Можно спать до полудня и никто ничего не скажет. Разве что цзэцзэ приклеится во сне и этим может разбудить, но так просыпаться хотя бы приятно. — А я и не предлагала праздновать. Я предлагала хотя бы просто поздравить. — Обойдусь без поздравлений. — Уф, какая ты сегодня душная, — куксится, надув губы женщина, иронизируя, чем заставляет ухмыльнуться собеседницу. — Ладно, фиг с тобой, но в понедельник жди от меня подарок. — Ви-и-и, — тянет, сведя страдальчески брови, Хуа Чэн. — Ничего не знаю. Чисто символически, без всяких помпезностей. — Говоришь как моя мать. — Умные вещи? Хуа Чэн снова усмехается и слабо отмахивается от новоиспечённой подруги, лениво отогнав её от себя ладонью, после чего встаёт и вместе с ней идёт к холлу, ведущему в сторону лифтов. Там они доезжают до первого этажа, отвлечённо беседуя. Хотя как беседуя, говорила в основном Виктория, сетуя на сегодняшний день, как на один из трудных, и говоря, что Хуа больно «везучая», раз пришла к ним в компанию тогда, когда грядёт пиздец, а Хуа Чэн только кивала, соглашаясь, не находя силы отвечать — почти спала на ходу. О каком праздновании дня рождения вообще может идти речь? Разойдясь с Викторией на улице и вызвав такси, девушка достаёт телефон, планируя ответить на сообщения, которые пропустила, и вступает в недолгий диалог с Мэттом, прежде чем сверху не всплывает иконка входящего звонка. Тогда же подъезжает и заказанный автомобиль, в который она садится, чтобы отправиться домой. — Да, мам? — прикладывает телефон к уху она после нажатия зелёной иконки на дисплее. — Ещё не передумала? — спрашивает, пытаясь настоять на своём миссис Хуа. Хуа Чэн устало вздыхает, опустив плечи на заднем сидении. — Нет, не передумала, — преспокойно отвечает. — Даже с Се Лянь не заглянете к нам? — Нет. — А с ней посидите? — Не думаю. Я очень устала, хочу только прийти и лечь спать. К тому же, я не говорила ей о дне рождения. Она не знает о нём. — Ну ты даёшь, — осуждающе говорит женщина по ту сторону трубки, не выдавая то, что Се Лянь ещё как знает, благодаря ей. — Разве можно так? — Как «так»? Я не хочу праздновать, какая разница? — Цветочек, ну ё-моё, а как же провести время с близкими, получить подарки в конце-то концов? — Мне не нужны… — прерывается на то, чтобы зевнуть, прикрыв ладонью рот, — подарки. — Ну раз в год же праздник, Хуа Чэн, — продолжает канючить мама, что смешит девушку. — Чего смеёшься? — Тебе мой день рождения нужен больше, чем мне, походу. — Конечно. Потому что в этот день появился мой любимый цветочек, как это день может быть для нас с папой обычным? — Хорошо, я тебя поняла. — Приедете? — с надеждой спрашивает снова. — Нет, — улыбается широко Хуа Чэн, откровенно потешаясь над матерью. — Да вот те раз! — Потом приедем, мам. Может, на этих выходных. Я поговорю с цзэцзэ и скажу точно, хорошо? — Смотри мне, жду сегодня до двенадцати ноль-ноль сообщение. Если не дождусь — буду звонить. — Так вот от кого у меня этот ген настойчивости, — хмыкает девушка, прозрев, и смеётся уже вместе с мамой.

never be the same — camila cabello

Поболтав с ней еще какое-то время, она доезжает до дома, расплачивается с таксистом, и выходит из машины, на ходу пытаясь отрыть в сумке ключи, зажав между плечом и ухом телефон. Добравшись до входной двери, она открывает её и проходит в дом. Включив в прихожей свет и наклонившись, чтобы отставить обувь в сторону, Хуа Чэн встречается лицом к лицу с лепестками роз, которые поначалу не заметила из-за темноты в помещении. Медленно выпрямившись и проследив за ведущими в разные комнаты дорожками, не замечает, как сердце в предвкушении начинает биться быстрей, заглушая голос мамы в динамике. — Мам, я перезвоню, хорошо? — говорит как можно ровней, пытаясь совладать с собой и медленно накатывающими эмоциями, но голос выдаёт то, насколько она опешила от этого вида. Положив трубку и оставив сумку с ветровкой в прихожей, Хуа Чэн, оставшись в одной белой рубашке, расстёгнутой на несколько пуговиц, и брюках с завышенной талией, напоминающей корсет, неспешно начинает идти по следу из лепестков, на первом разветвлении замечая, что самая плотно усыпанная тропинка ведёт на второй этаж, а другие три, чуть пореже, наверное были, как побочные задания в видеоигре. Да и идут они по очереди, ошибиться с выбором направления было сложно. Свернув по первой тропинке, девушка попадает в гостиную, где видит на диване выпуклую папку и записку рядом. Присев на край, она разворачивает её.

«Прежде чем заглянуть, включи телевизор.»

Проследовав инструкции, Хуа Чэн включает плазму на стене и видит открытое наготове видео с Се Лянь на заставке. От одного вида на неё губы расплываются в улыбке. — А-Чэн, привет, — машет ей девушка из экрана. — С днём рождения. Вуху-у-у-у, — хлопая в пустой комнате, тянет та, сияя и заражая своим позитивом. — Надеюсь, ты не слишком устала, чтобы немного поиграть и по квесту собрать несколько подарков, которые я для тебя подготовила. Хотя знаешь, — то, как эмоционально говорила Се Лянь, сложив руки на груди и картинно обиженно вскинув подбородок, выглядело забавно, — следовало оставить тебя совсем без подарков. Но о том, почему ты скрыла от меня новость о своём дне рождения мы ещё поговорим. Жди час расплаты, — пальцем угрожает на камеру, отчего Хуа Чэн коротко смеётся, не ощущая страха, а только умиляясь. — Ну а пока, перейдём, собственно, к подаркам, — улыбнулась тепло. — Тот, который у тебя в руках мне помогали собирать Цинсюань и Хэ Сюань, так что не удивляйся содержимому. По ходу того, как ты будешь листать, я буду пояснять, идёт? Хуа Чэн несколько раз кивает, как будто старшая сможет это увидеть, и перекладывает папку на колени для удобства. — Окей, тогда начнём. Открывай. Следуя указаниям, девушка открывает папку, натыкаясь на мелкие подарки в файликах. По всей видимости к ним и будут пояснения. Первым оказался набор из чупа-чупсов, приклеенных в виде солнышка на лист бумаги. — Если честно, я приписки к их подаркам впервые вижу, так что удивляться будем вместе. И первое у нас — «чтобы не растеряла навык», — наигранно радостно объявляет Се Лянь, что очень сильно выдало её недовольство пожеланием. Хуа Чэн вместе с ней начинает смеяться и видит, как на экране закрывают ладонями лицо. — Цинсюань, убила бы… Окей, дальше. Следом в файлике лежало несколько центовых монеток, пояснение которым сразу озвучили: — «Двадцать семь — это немного, а двадцать два — ещё меньше. Работай усердно, чтобы не бомжевать на двадцать два цента». Ещё на первом предложении было понятно, что это было посланием от Хэ Сюань, над которым Хуа Чэн от души рассмеялась, ведь буквально каждый раз шутила над её возрастом. Следующим подарком была её любимая шоколадка с орехами с примечанием уже от самой цзэцзэ. — «Чтобы жизнь была в шоколаде». Дальше была ещё череда из шоколадок, но от подруг. Баунти от Цинсюань и сникерс от Хэ Сюань. — «Пусть каждый секс будет как райское наслаждение», — по тому, как Се Лянь посмотрела сначала в камеру, а потом за кадр, проморгавшись с изумлённой улыбкой, было понятно, что с подружками она больше подарки собирать не будет. — «Чтобы меньше тормозила», — примечание ко второй шоколадке. Тут девушка в откровенном ахуе взрывается от истерического смеха. — Почему это выглядит не как пожелания, а как оскорбления?! — Потому что это злюка, — находится с ответом Хуа Чэн. Очередная пролистанная страница с конфетками тик-так. — «Не оглядывайся на прошлое, время идёт своим чередом, смотри только вперёд и не считай часы. Ведь счастливые их не должны наблюдать. Сделаю всё, чтобы ты была счастлива». Хуа Чэн на этой секунде чувствует, как от улыбки до ушей начинают болеть щёки. Казалось, что в какой-то момент она пустит слезу, но подарок от Цинсюань не дал это сделать и заставил Се Лянь раздражённо вздохнуть. — «Пусть это будет единственный гондон в твоей жизни», — с натянутой, милой улыбкой говорит она, а девушка хохочет на весь дом. — «Не грусти, а то сиськи не будут расти»! — читает Се Лянь и сама смеётся во весь голос. Хуа Чэн вместе с ней — ведь в файле был тонкий сборник анекдотов. Подведя итог подарка, в котором было свыше пятнадцати пожеланий от подруг и её девушки, брюнетка утёрла покатившиеся от смеха по щекам слёзы, поняв, что пожелания от Хэ Сюань были полезными, от Цинсюань — юмористическими, а от Се Лянь — милыми и глубокими. Закончилось видео на том, что старшая пожелала имениннице удачи и отправила двигаться дальше по квесту. Следующей на очереди была кухня, где на столе стояли зажжённые заранее свечи, горящие, оказывается, всё это время, так же разбросанные по полу лепестки роз, стоящий на столе большой букет из них же, а рядом — роскошный шоколадный торт со вставленной в него шпажкой в виде таблички «шоколадной жизни много не бывает». Дальше розовая тропинка завела в спальню на первом этаже, где стояла куча шариков со смешными пожеланиями, в центре комнаты был стул с упакованными подарками. Рядом была неизменная записка.

«Мне нравится, как ты можешь видеть в простых вещах что-то по-настоящему красивое. Надеюсь, ты продолжишь радовать новыми снимками и давать посмотреть на мир своими глазами»

По мере прочтения улыбка медленно уходила с лица Хуа Чэн, а осознание того, что именно старшая ей подарила, подкосило ноги. Закрыв от шока рот ладонью, она опустилась на колени, чтобы разорвать обёрточную бумагу и почти завизжать на весь дом, ведь внутри и правда был фотоаппарат, а в других коробках — объективы к нему. — Ты сумасшедшая! — кричит всё-таки Хуа Чэн, не веря своим глазам. Она не знала, дома Се Лянь или нет, но крик души, рвущийся наружу достигает нужных ушей, крайне внимательно подслушивающих у двери в спальню на втором этаже. Понимая, что последней станцией будет их спальня, старшая скрывается в ней, бесшумно закрыв за собой дверь. Хуа Чэн тем временем собирает коробки с подарками и папку в гостиной и идёт наверх, чтобы всё распаковать и убрать. Но стоит остановиться у двери, как она натыкается на очередную записку, уже приклеенную возле входа в комнату.

«Ещё не устала бегать?) Ладно, больше не буду мучить. Я пригласила одну дальнюю подругу, она ждёт за дверью с последним на сегодня сюрпризом. Она не сильно разговорчивая, так что оставлю небольшую инструкцию: как зайдёшь на столе будет лежать телефон с подготовленной песней — включи её; трогать гостью нельзя, а вот ей тебя — можно; если попробуешь заговорить с ней, когда войдёшь, велика вероятность, что она тебя не поймёт. Удачи, А-Чэн!»

«Цзэцзэ ушла и оставила меня наедине с каким-то незнакомым человеком?» — подумалось Хуа Чэн. Се Лянь ведь она так и не нашла. Могло ли быть такое, что она должна была прийти с работы в тот момент, когда та должна быть дома, и так не совпало? Хотя зачем тогда были то видео и квест? Ладно, с пропажей старшей разберётся позже, а то новость о незваных гостях уже заставила неслабо так напрячься. Открывая дверь, Хуа Чэн придерживает коробки с подарками одной рукой и заходит в спальню, да так и застывает на пороге. Здесь стало ощутимо просторней, но не это привлекло внимание, а повёрнутая к ней спиной фигура, изящно выгнувшаяся, уведя в сторону бедро и подняв вверх руки, едва касающиеся кончиками пальцев друг друга, так же чуть согнутые, словно тонкие веточки вишни. Комнату заполонил рыжеватый свет лампы с освещением на подобие заката, залив большую часть пространства и попадая на девушку в центре комнаты. Хоть гора с плеч и падает — эту спину и бёдра Хуа Чэн узнает из тысячи, — но по коже всё равно бегут мурашки от вида замершего силуэта восточной танцовщицы. Вспомнив про музыку, брюнетка отставляет коробки в сторону и находит на комоде для вещей возле колонки телефон Се Лянь с уже готовой песней, и неизменно — записку.

«Справа от двери стул, можешь присесть для удобства, но, если не хочешь, настаивать не буду)»

Уж лучше она присядет, чем продолжит стоять на ватных ногах. Придвинув стул ближе к выходу, чтобы не мешать, девушка садится на него, включив песню Бейонсе и Шакиры «Beautiful Liar», и обнимает коленку закинутой одна на другую ноги замком из пальцев, расслабленно откинувшись на спинку в полной готовности смотреть представление. Фигура в красном начинает двигаться, ладони волнами разрезают воздух, бёдра приходят в движения с ними, привлекая внимание, сначала плавно, неспеша, словно завлекая, затем девушка чуть поворачивается, выставив ногу перед собой, и Хуа Чэн чуть не давится слюной от увиденного — ноги, покрытые от бедра и до щиколоток серебряными украшениями, были абсолютно полностью лишены ткани, а те лоскуты, что имелись, были соединены с руками и от каждого совместного движения кроваво-красный шёлк струился по комнате, разнося ненавязчивый аромат парфюма старшей. Стоящая в профиль «незнакомка» с востока, заигрывая прерывистыми скачками бедра, стреляет в неё взглядом густо накрашенных чуть сощуренных хитро глаз. Нижняя половина лица скрыта полупрозрачной вуалью в цвет костюма, расшитый серебряными стразами у скул и глаз. Кожа снова покрывается мурашками, а глаза будто приклеиваются к тем, что напротив. До боли знакомая песня звучит где-то на периферии, Хуа Чэн не различает слов, пропускает мимо ушей основную мелодию, а подмечает только те биты, под которые оголённые ноги двигаются в такт. Тело Се Лянь пластичное, как лианы на ветру, но бёдра каждый раз при резком спуске и подъёме будто ударяют по груди, не позволяя свободно дышать. Ладони подхватывают за спиной волосы, поднимая их выше, чтобы внимание было приковано только к заигрывающему со смотрящей бедру, звенящему множеством украшений, блестящих в искусственном свете. Дыхание спирает, когда девушка резко прогибается назад перед новым куплетом, откинув волосы эффектно назад и прикрыв глаза. Волны длинных локонов то и дело перебираются вперёд, но их убирают, дразняще водя ладонью вдоль тела. Се Лянь плевать, что в танце так не делают. Она делает всё, что захочет сейчас, вырастая аккурат перед Хуа Чэн, в издёвке маняще делая волну всем телом, призывая, мол, «давай, коснись», и девушка, поддавшись соблазну, забывает про запрет о касаниях, протянув ладонь к пластичному телу, чем и спугивает танцовщицу, вернувшуюся в центр комнаты и резко развернувшуюся к ней на короткой паузе в песне. От провокации старшая всё же не удерживается и снова ведёт ладонями вдоль тела, поднимаясь снизу вверх, совершая движения то грудью после поворота, то снова делая змейку бёдрами. Хуа Чэн вся пробирается, стискивая ноги плотней, дыхание сбивается уже который раз за эти несчастные три минуты. А Се Лянь добивает, в самом конце отыгрывая её любимым движением, состоящим из резких качков её — такими шикарными, господи-боже — бёдрами, на проигрыше перед последним припевом. Пленительный взгляд чарующих глаз, блестящих от сияющих теней на веках, прикован к Хуа Чэн, а когда встречается с ответным, сощуривается от ликующей улыбки. В освещении лампы не было видно, но брюнетка почувствовала, как покалывает наверняка покрасневшие щёки. Сердце замирает одновременно с музыкой и застывшей после медленного наклона назад, стоящей к ней спиной Се Лянь, опустившей закрывшей глаза. Ладони на рабочих брюках влажные, дыхание перешло в ручной режим, ведь в моменте Хуа Чэн заметила, что просто-напросто забывает, как дышать. Се Лянь открывает глаза, стреляет взглядом аккурат в другие — сердце снова пропускает удар. Грудь от глубокого дыхания поднимается и опускается, только сейчас на ней становится видно мелкие блёстки. Хуа Чэн чувствует себя словно под прицелом, боясь пошевелиться. Что дальше? Что будет? Что ей сделать, чтобы вновь не спугнуть этот дивный цветок востока?.. Се Лянь выпрямляется, снова представая спиной перед девушкой, поворачивает голову в сторону, волнуя длинные волосы сзади, затем неспешно разворачивается и лёгкой поступью от бедра направляется к ней, смотря сверху вниз. Тихий звон украшений нарушает тишину комнаты. Хуа Чэн боится даже вдох сделать слишком громко. Но в то же время её безумно хочется коснуться. В этот раз ей позволяют, даже потворствуют в этом — берут ладонь и кладут себе на место чуть ниже ключиц, чтобы провести медленно ниже, при этом снова дразнясь слабой волной корпусом. Добравшись до низа живота, усыпанного блёстками, Се Лянь свободной рукой откидывает край юбки и садится на колени Хуа Чэн. Держа спину ровной, не уведя ни на секунду взгляда, она цепляет противоположный край вуали на лице и открывает вид на томно распахнутые губы. Брюнетка, честно, еле себя удерживала, чтобы не сидеть с раскрытым ртом на протяжении всего танца, а сейчас это было бы очень даже кстати, ведь к ней сразу склоняются для поцелуя. Внизу сразу всё тугим узлом скручивается. Её сведут с ума в этот день рождения — это точно.

flowers — kazaku

Тормоза срывает к чертям. Вся усталость, что была до этого, уходит на второй план. Се Лянь обнаруживает себя вмиг плотно прижатой за талию к горячему телу и углубляет поцелуй, трепетно обняв лицо напротив ладонями. Хуа Чэн пылает, по её сбитым движениям это ощущается, по рваному темпу поцелуя, становящегося нетерпеливым и скорым в считанные мгновения. Старшая коротко стонет ей в губы, когда одну из ягодиц сжимают, и на автомате начинает плавно ими ёрзать вперёд-назад. Поцелуй разрывается. Хуа Чэн почти с рыком влажно мажет губами по выгнувшейся шее, вырывая из груди горячие вздохи. От такого напора Се Лянь отклоняется назад, прогибаясь в спине, скрещивает ноги на ножках стула, чтобы не упасть, и этим намертво приковывает себя к девушке. Та поцелуями перешла на нескрытые лифом участки на груди, оголённые плечи. Ладонь скользнула вдоль по бедру, увешанному звенящими браслетами. От старшей ещё так приятно пахнет, сладкие духи не перекрывают естественного аромата мягкой кожи. Хуа Чэн хочет съесть её прямо сейчас. — Вот это мы тут акробатикой занимаемся, — комментирует Се Лянь сбито и усмехается. Хуа Чэн поднимает голову на неё, тоже запыхавшись после нахлынувших чувств. Тёмная помада размазалась, оставшись россыпью таких же алых, как розы на полу, следов на коже. — А-Чэн. — Что? — всё ещё держа старшую практически на весу, будучи лицом на уровне её груди, спрашивает Хуа Чэн, продолжив оставлять влажные следы. — Тебе понравилось? — почти перейдя на шёпот, оглаживает впалую скулу. Девушка разворачивает лицо к ласковой ладони, оставляет череду коротких поцелуев на внутренней стороне. А Се Лянь засматривается, зависает, погрязнув с головой в море восхищения и желания, разлившемся в тёмных радужках. — Мне не могло не понравиться то, что сделано моей цзэцзэ, — голос становится ниже от лавы, что текла по венам вместо крови. — Ты сделала этот день поистине счастливым, — томно проговорила, вновь мажа губами по груди. Се Лянь от приятной, будоражащей щекотки снова откидывает голову, протяжно выдыхая и приглаживая шелковистые смоляные волосы. — Ах, А-Чэн, — полустоном вырывается. — Цзэцзэ хочет меня так же, как хочу её я? —растеряв остатки усталости, бархатно мурчит в мягкую кожу, ухмыляясь. — Да, — улыбается на выдохе Се Лянь. — Я бы с радостью сейчас разложила тебя прямо на ковре, не доходя до кровати, — от прозвучавших слов старшая едва не задохнулась, почувствовав, как внизу ощутимым спазмом отозвалось возбуждение, — но мне нужно сначала сходить в душ и смыть с себя остатки офиса, — с этими словами она принимает исходное положение, выпрямляясь и смотря на Се Лянь снизу вверх. — А после я буду вся твоя. — Тогда я буду ждать тебя здесь, — прямо в губы, что подаются вперёд в нетерпении первыми. Другой вопрос: дотянут ли они до момента встречи? Не психанёт ли Се Лянь, прямо в костюме ворвавшись к девушке в душевую кабину? Не пошлёт ли всё к чёрту Хуа Чэн, так и не приняв душ, а набросившись на цзэцзэ здесь и сейчас, как и обещала? — Но знаешь что? — говорит Се Лянь, прервав их. — Мне так похер на то, что ты не примешь душ. — Тогда прошу цзэцзэ меня извинить, — говорит Хуа Чэн и плотней хватает старшую за талию. Та сразу же опускает скрещенные ноги на пол и поднимается. Брюнетка встаёт за ней следом и набрасывается с новым поцелуем. Хуа Чэн в шутку упоминала о ковре, но из-за того, что всё произошло слишком быстро и суматошно, они в итоге на нём и оказались. Нависнув над Се Лянь, она остервенело впилась в её губы, найдя себя незамедлительно прижатой всеми конечностями к отзывчивому телу. То, что старшая всё ещё была в этом невероятном образе, подпалило фитиль внутри девушки. До ужаса красивая, невероятно возбуждающая, сладко стонущая под ней. Такая идеальная, боже. Такая податливая, вместе с тем настойчивая и неудержимая, касающаяся в чувствительных местах, обнажающая кожу на плечах, распахнув рубашку. Хуа Чэн почти рвёт её на себе, пока пытается ускоренно снять до конца, выпрямившись на коленях для удобства. Резинка, покоящаяся на запястье, перемещается на затылок, чтобы удерживать копну длинных волос. Чёлка, не достигшая достаточной длины, обрамляет небрежно лицо, растрепавшись. Се Лянь тянет руки, чтобы помочь расправиться с брюками, не замечая, как сверху замирают, зависнув на ней. — Фа-а-ак. Хуа Чэн дуреет от открывающегося ей вида. В какой бы позиции ни была Се Лянь в постели, это всегда произведение искусства. Сейчас её разбросанные по пушистому ворсу волосы, полуприкрытые веки ярко накрашенных, поблескивающих в свете лампы закатного солнца глаз, испачканные помадой Хуа Чэн грудь и шея, её же следы возле губ — делают из неё кого-то дикого. Се Лянь хочется на месте и растерзать, и занежить, и подчиниться ей, оставшись целиком и полностью, и залюбить до потери пульса. Это невозможно контролировать. Она делает из неё сумасшедшую. Как же она сводит её с ума. Заставляет кровь кипеть в жилах, сердце разгоняться до запредельной скорости, возбуждение расти в геометрической прогрессии раз за разом, когда они остаются одни. — Я-я кое-что забыла упомянуть, — прерывает девушку Се Лянь, неловко заикнувшись, когда перед ней остаются в одном белье. — Да? — шумно дыша, спрашивает брюнетка, отстранившись, но не отдаляясь от лица дальше пятнадцати сантиметров. — У тебя эти дни? — Нет. Мы быстро не снимем этот костюм. — Это юбка-шорты или просто юбка? — Просто юбка, я шорты не надевала. Хуа Чэн широко улыбается, подняв воодушевлённо брови и слабо дёрнув головой, говоря тем самым, что в таком случае это не станет для них проблемой. — Что ж, секса с восточной принцессой у меня ещё не было. — Я не учла этот нюанс, — усмехается Се Лянь её реплике. — Неважно, мы его обойдём, — отмахивается Хуа Чэн и затыкает девушку новым поцелуем. Се Лянь не планировала, чтобы её подарок в итоге привёл к сплетению их тел на ковре. По первоначальному сценарию она должна была просто станцевать, поздравить, и они бы пошли есть тортик с чаем. Однако смене обстоятельств послужили несколько факторов. Первый случился ещё на этапе макияжа, когда Цинсюань, сделав яркий смоки подруге, приправив всё сияющими тенями, отошла оценить результат и сказала: — Бля, я б тебе дала. Причём сначала трахнула бы тебя, потом дала трахнуть себя, желательно с уклоном в БДСМ. — О, господи… Вторым же фактором послужила Хуа Чэн. То, как она заметалась, стоило начать с ней заигрывать во время танца, пробудило внутри столько влечения и желания поиграть на её эмоциях, что подготовленная хореография наполовину точно состояла из импровизации, похожей на приватный танец. А там уже и до обоюдного влечения недалеко было. Се Лянь даже не думала, что сможет сама так легко возбудиться, увидев, как заёрзала от её танца на месте Хуа Чэн. Возможно, всё потому, что они давно не делили вместе постель не только ради сна, а для чего-то иного. И это послужило моментальным всполохом чувств, будто спичку подожгли. И Хуа Чэн, что понятно по рваным, торопливым движениям, тоже воспылала ярким пламенем страсти от долгой тоски по ней. Она открывается от шеи старшей лишь за тем, чтобы выпрямиться и переместиться на коленях выше, к комоду, в котором разместила их любимый чёрный ящик после переезда, пока не зная, куда его лучше определить. В ходе открывания коробки, выглядящей как матовая шкатулка с золотым замком, и выбора игрушки, Хуа Чэн вздрагивает, когда промежности дразняще касаются через ткань белья. Се Лянь, пока она замешкалась, сползла ниже и намеренно провела напряжённым кончиком языка между половых губ. Мышцы на бёдрах брюнетки дёргаются, а сверху слышится судорожный вдох. Опустив голову, она видит направленный на неё прямой взгляд Се Лянь, пытливый, говорящий, такой же голодный, как собственный. — Сними, — подцепив края белья с двух сторон, требует девушка. — И вернись сюда. С губ Хуа Чэн срывается несколько нервный смешок. — Цзэцзэ хочет, чтобы я села ей на лицо? У Се Лянь язык не повернулся сказать это так прямо, а от реплики девушки щёки сразу сводит от смущения. Но она его сейчас не покажет. Сейчас только сделает несколько медленных кивков, а немногим позже стиснет в пальцах упругие ягодицы, когда губ коснётся тёплая, влажная плоть. Хуа Чэн кажется, что у неё плавится мозг в эту секунду, когда она упирается рукой в тумбочку перед собой, блаженно улыбаясь. — Да-а-а, цзэцзэ, умница. Старшая сгибает ноги в коленях, упираясь стопами в пол, а на донёсшихся приятным бархатом словах сводит их вместе, что-то сдавленно промычав. Всё тело горит и источает желание сблизиться, просит, чтобы его потрогали, погладили, приласкали. На коже Хуа Чэн наверняка останутся следы от того, как сильно пальцы Се Лянь сжали ягодицы, но эта приятная боль затмевает разум вместе с удовольствием, порождая вместо слов уже стоны. На лице мокро, губы мажут по скользкой коже, язык плавно проходится вдоль промежности, оставляя больше влажных следов, растягивая естественную смазку, перемешанную со слюной. Симфония пошлых звуков ублажения и вздохов Хуа Чэн довела бы до тихого скулежа, если бы рот не был занят. На деле видно только жалобно сведённые к переносице брови. В волосы на макушке зарывается веер длинных пальцев, поощряюще массажируя и немного сжимая корни с приближением оргазма. — Боже, да, цзэцзэ, — не сдерживая себя, почти восклицает брюнетка, обездвиженная сильными руками, не позволяющими сдвинуться ни на сантиметр. Се Лянь упивается процессом, входит во вкус. Ей так нравится слушать голос Хуа Чэн. Когда она кончает от неё — вдвойне приятней. Когда дрожат её ноги, поджимаются пальцы, а хватка на волосах становится крепче — всё это так нравится ей, так любящей свою А-Чэн цзэцзэ. — Ты планируешь продолжить? — спрашивает у неё Хуа Чэн, достигнув пика наслаждения, в моменте заминки, когда ей дают отстраниться, чтобы немного дать себе отдохнуть. У старшей весь подбородок, губы блестят от влаги, грудь тяжело вздымается от животного голода, разделённого на двоих. И она в ответ ещё раз кивает, словно не утолила жажду в девушке. — Да. Хуа Чэн снова усмехается, зачесывая прядь чёлки за ухо, и слышит такую же опьянённую усмешку в ответ. Они обе соскучились по этому. Обе хотят одного и того же. — А вместе не хочешь? — Вместе? — повторяет девушка. — Я покажу как. Се Лянь, ничего не говоря и не отрывая взгляда, высовывает язык и растянуто проводит вдоль чувствительного места, вызывая игривый смех сверху, переплетённый с довольным мычанием. И саму тянет коротко посмеяться от происходящего, ведь эта жажда друг друга выглядит зависимостью, от которой не хочешь отказываться. Ладони отпускают чуть покрасневшую кожу, дают девушке оказаться лицом на уровне блестящего пояса юбки. Убрав мешающую ткань и сняв до жути вульгарное, полупрозрачное бельё с Се Лянь, ткани на котором было ровно столько же, сколько на её костюме — почти нисколько, — Хуа Чэн провокационно тянет: — Цзэцзэ такая мокрая, — а затем так же бесстыже собирает натёкшую влагу языком, — и такая вкусная. Того гляди и съем её. — Есть не надо, — не удерживается от смешка Се Лянь, наблюдая за ней, и находит странным то, что эту нежную улыбку Хуа Чэн сейчас она так давно не видела, и так по ней скучала. — А если откушу? — низким голосом, целуя внутреннюю сторону бедра. — Совсем чуть-чуть, — и все приличные мысли разом покидают голову, когда язык скользит протяжно снизу вверх. — Можно? — снова чередой влажных поцелуев по чувствительным участкам, в опасной близости к пылающему возбуждением органу. — Если только совсем чуть-чуть, — даёт разрешение Се Лянь и плавно прогибается в спине, откинув голову. Губы раскрываются в немом стоне по мере того, как между ног до дрожи приятной щекоткой проносится удовольствие, распространяясь по каждой клеточке тела вместе с мурашками. Поток сбитых, как и дыхание, стонов разносится по комнате в унисон с действиями Хуа Чэн. То, с какой наигранностью говорила старшая в видео, не идёт ни в какое сравнение с тем, как чувственно она стонет сейчас, когда ей отлизывают. — А-Чэн, я… Меня не хватит надолго. Девушка в ответ как будто делает всё, чтобы так и случилось, чтобы Се Лянь кончила как можно скорее. Её тело изучено Хуа Чэн вдоль и поперёк, она знает, что нужно сделать, чтобы довести ту до точки наслаждения в считанные минуты. По протяжному стону девушка понимает, что добилась своего, но, чёрт, как же она понимает свою девушку — этого очень, слишком мало, чтобы насытиться. И она не поступит так же, как Се Лянь, не отступится так просто, и вместо этого непринуждённо перейдёт губами с размазанной хуже некуда помадой снова к ноге, спустившись на гладкий лобок, а после обнимет пухлые бёдра надёжней, чтобы вновь напасть на не отошедший от нагрянувшего удовольствия клитор, провоцируя на короткий вскрик, граничащий с писком и смехом. — Так нечестно, — говорит между вырывающимися произвольно стонами старшая, чередуя их со смешками. Но становится не до смеха, когда движения языка ускоряются, заставляя задёргаться на месте. И ведь сильно не извернёшься — можешь либо ударить ногой, либо самой угодить конечностью в стоящую неподалёку мебель. Остаётся впиться в ворс ковра пальцами, выстанывая одно короткое обращение с разной степенью придыхания. А Хуа Чэн и рада — входит в раж, от души вылизывая свою цзэцзэ так, будто никогда не видела женского тела, а только грезила о нём во влажных фантазиях. — Господи, ещё, — вместо мольбы остановиться уже требовала девушка. — Прошу, ещё. Желание цзэцзэ для А-Чэн — закон. Проходит не слишком много времени, прежде чем Се Лянь кончает снова. В этот раз брюнетка отстраняется, опираясь на локти, зачесывает чуть влажные волосы назад, творя беспорядок на и так хлипкой причёске, и не удивляется тому, что их тут же меняют позициями, стоит старшей резко податься вперёд и повалить её на пол, прижав запястья к ковру. Шёлк наряда Се Лянь заводяще скользит между ног, отчего возникает желание свести их. Словно ненасытные, они снова сплетают языки в страстном танце поцелуя. Нервирующие тряпки начинают бесить, поэтому девушка предпринимает попытки всё-таки снять несчастную юбку, борясь с кучей заклёпок на поясе, прежде чем добраться до молнии. — Помоги мне снять её, — просит Се Лянь. Хуа Чэн не раздумывая, принимает сидячее положение, пока старшая разворачивается, затем парой лёгких движений расстёгивает украшения на поясе и тянет собачку на молнии вниз. Глаза Се Лянь в недоумении округляются. — Как ты это сделала? — А ты застёжку лифчика так же по одному крючку снимаешь? — ухмыляются ей в ответ. — Не обещаю, что ты распутаешь их потом, — отбрасывая в сторону звенящие побрякушки, продолжает Хуа Чэн. — Похер на это, — впопыхах стягивая юбку и наконец убирая ту подальше, говорит Се Лянь, притягивая за лицо девушку к себе и глубоко целуя. Хуа Чэн прижимает её за талию к себе, смыкая плотные объятия, и находит неплохой идеей попробовать так же снять и верх со старшей. Что неудивительно — получается почти с такой же лёгкостью. На ней остаются только лоскуты ткани рукавов, прицепленные к предплечьям, колье и тонкая цепочка на талии, крепящаяся на карабин. Обнажённую восточную принцессу снова укладывают на пол, в то время как она, заведя руки за чужую спину, находит застёжку бюстгальтера, и снимает его. Хуа Чэн разрывает поцелуй с усмешкой. — Что, правда по одной? — у неё их было не много не мало четыре штуки. — У меня не было опыта быстрого съема лифчиков, — вскидывает с иронией брови Се Лянь, растягивая уголки губ в улыбке. — Подъёб засчитан, — кивает одобряюще Хуа Чэн, отзеркалив её эмоции, и на увеселительной нотке накрывает губы старшей своими, неспешно их сминая, смакуя этот сладкий вкус поцелуя подольше. Когда новая волна возбуждения даёт о себе знать по неоднократному желанию Се Лянь потереться об неё, девушка находит отложенный вибратор, что уже использовался ими ранее. Вот только сейчас был план применить его немного иначе. — Держи его вот так, — говорит Хуа Чэн, прикладывая активную часть игрушки к набухшему клитору старшей, а часть с кнопкой включения вручая ей в руку, расположившуюся на лобке. — Я так пробовала пару раз, если не получится, скажи, поменяем позу, поняла? — Да, — отвечает Се Лянь, хоть пока и смутно понимает, что та хочет сделать. Даже от ненавязчивого прикосновения розового силикона после включения тело слабо содрогается. Напор становится сильней, когда Хуа Чэн пристраивается сверху, стискивая игрушку между их телами, и начинает медленно раскачиваться. От каждого её финта во время секса Се Лянь готова отдать богу душу, и этот случай не исключение, ведь так они обе получают удовольствие, при этом имея возможность не отказывать себе в поцелуях, от которых пьянеешь сильней, чем от алкоголя. Вожделение в глазах Хуа Чэн встречается с ураганом похоти во взгляде старшей. Губы ловят неровное дыхание друг друга, каждый судорожный вздох, каждый стон, но намеренно не касаются других, играя на слабом раздражении от поддразниваний. — Ах, цзэцзэ, — на придыхании срывается, а поцелуи растягиваются по вытянутой шее. Слабый укус на нежной коже побуждает в очередной раз взъерошить копну собранных в хвост волос, подцепить пальцами резинку и стянуть, заставив те водопадом рассыпаться по плечам. Се Лянь тонет в ощущениях, впитывая всё: голос, запах, дыхание Хуа Чэн, её касания на себе; сходит с ума от слияния их тел. Она чувствует, что на грани, но внезапно, снизу всё стихает, как и прекращает движения бёдрами девушка над ней. В замешательстве они обе опускают головы на игрушку. Се Лянь, думая, что могла пережать кнопку и выключить вибратор, зажимает её, чтобы включить снова, но безуспешно — разрядился. — Вот же сука, — в возмущении выдаёт Хуа Чэн ровным тоном. И старшей становится от этого так смешно, что она не сдерживается и хохочет в голос, забыв обо всём. Хуа Чэн со скулежом опускает голову и утыкается лицом в грудь Се Лянь. — Я забыла его зарядить, — сочувствующе тянет, пока сверху не прекращая смеются, обнимая её. — Мой косяк. — Сегодня всё идёт не по плану, — дополняет девушка. Это становится последней точкой перед тем, как они всё-таки не засмеются вместе от нелепости. То костюм, то шутки про лифчик, то вибратор. Отложив последний за ненадобностью, Хуа Чэн поднимает голову, встречаясь с яркой улыбкой старшей, и понимает, что даже такой прокол не испортил всё. — Принести другой или уже не нужно? — Прости, это слишком смешно, — качает отрицательно головой Се Лянь. — Я теперь не смогу ни о чём думать, кроме как об этом «косяке». Хуа Чэн снова скулит, опуская голову. Мягкие волосы ласково пригладили, успокаивая. Но на самом деле она тоже не смогла бы после такого продолжить. Больно нелепо проходило всё. — Меня просили прислать отчёт о том, как прошло поздравление, — говорит Се Лянь мимоходом. — Мама или Цинсюань? — уточняет Хуа Чэн, поднимая голову и устраиваясь удобней, чуть привстав на локтях. — Мама и Цинсюань. — Окей. С лёгким выдохом девушка поднимается на коленях, чтобы добраться до комода, где был оставлен чужой телефон, и возвращается, размещаясь на том же месте — полулёжа на своей цзэцзэ. Без проблем разблокировав гаджет, она включает камеру и отдает его в распоряжение Се Лянь. — Я так полагаю, нужен видео отчёт, — поясняют ей. — Для Цинсюань можно сделать ещё проще — отчёт в виде звонка. — Звони. — Сейчас? — Ну да, — ведёт непринуждённо плечом. Пока Се Лянь набирала нужного абонента, Хуа Чэн взяла со стороны юбку старшей, расположив ткань между их голыми телами, чтобы ничего не засветить (хотя её грудь, накрывшая грудь Се Лянь, и без неё справилась бы превосходно), показалось что лучше будет перестраховаться. — Алло-алло, — отвечает Цинсюань, тут же появившись на дисплее где-то не дома, как и предполагала днём Се Лянь, а на улице, по всей видимости на скамье. Приветливое выражение лица тут же сменяется недоумением, стоило внимательней присмотреться к подруге. — А ты чего на полу валяешься? И что с лицом? Маской стёрла что ли? — А вы что, гулять в итоге пошли? — вопросом на вопрос отвечает Се Лянь, показывая в кадре только себя, держа телефон сверху перед собой. — Так, не переводи тему. Хуа Чэн вот-вот придёт, а ты в таком виде! — Да она небось её уже дождалась, — слышно за кадром ворчливый комментарий Хэ Сюань. — Налицо результат. Тут камеру перехватывает примкнувшая вновь к старшей именинница, снимая их сбоку. — Да-а-а, — довольно протянула она. — Вот это нихуя себе! — с улыбкой до ушей воскликнула Цинсюань. — С днём рождения! — Спасибо, — в той же манере продолжает Хуа Чэн. — Ты как её раздела? — Фокусники не выдают своих секретов. — Встань с Се Лянь, а то она под тобой задохнётся и не станцует больше, — снова говорит вечно недовольный голос за кадром. — А поздравления я от тебя не дождусь сегодня, да? — С др. — Зая, блять, — смеётся Цинсюань, осуждающе смотря на неё и в этот раз захватывая в кадр их обеих. С ней прыскают со смеху и Се Лянь с Хуа Чэн. — Се Лянь, щас сиська убежит, — предупреждает Цинсюань, видя, как ещё немного и ткань перестанет помогать. — Я поймаю, — сказала Хуа Чэн. — Ртом, я надеюсь. — О, боже, — накрыв глаза ладонью, мямлит смущённо Се Лянь, но не может перестать подрагивать под девушкой. — Да чё я там не видела, собственно, — отмахивается рукой Цинсюань. Все замирают тогда, когда Хэ Сюань зависает с рожком мороженного, с немым вопросом уставившись на неё. От этого недовольного с ноткой ахуя лица щёки снимающей надуваются, а сквозь губы прорывается череда кряхтящих от смеха звуков. Чего никто не ожидает, так этого того, что Хэ Сюань вдруг измажет нос и губы Цинсюань мороженным, с трудом подавляя улыбку от её поражённого аханья. Но это не было ссорой на фоне ревности, скорее потребность подурачиться, ведь после этого нападки последовали и со стороны пострадавшей. Закончилось, правда всё плачевней. — Твою мать, зай, костюм! — негодует Хэ Сюань, когда один из шариков мороженного падает ей на рабочие брюки. — Ладно, ещё спишемся. Ещё раз с днём рождения! — тараторит Цинсюань и отключается. Последнее, что удаётся увидеть, это многообещающую зловещую ухмылку девушки и на редкость улыбчивую Хэ Сюань, не орущую, что есть мочи, а забавляющуюся. Положив телефон на пол, Хуа Чэн говорит: — Маме, думаю, позвоним попозже. — Да. Определённо, — кивает Се Лянь, веселя этим брюнетку. После быстренького душа, переодевшись в домашние вещи и смыв с себя остатки поплывшего к чертям макияжа, девушки перемещаются на кухню. Там Се Лянь достаёт из холодильника купленную бутылку сладкого шампанского, которое любит Хуа Чэн, и, пританцовывая, ставит его на стол. Девушка, наблюдая за ней, не может не улыбаться. Такого веселья в день рождения у неё точно не было. Отрезав по кусочку торта, разлив по бокалам шампанское, они созвонились с родителями Хуа Чэн, показав, что у них всё хорошо и вопреки чужим словам, они всё-таки немного посидят, чтобы отметить вдвоём. — Милая, как придёшь к нам, расцелую в обе щёки, — говорит миссис Хуа, вгоняя девушку в краску и побуждая закрыть лицо руками, спрятавшись в объятиях находящейся рядом Хуа Чэн. — Хватит смущать мою цзэцзэ! — в наигранном возмущении восклицает та. — Хватит смущать её цзэцзэ! — поддерживает дочь мистер Хуа. — Только я могу её целовать в обе щёки. В губы тоже! — Во все, — на грани слышимости бормочет Се Лянь, чтобы только Хуа Чэн услышала. — Боже, цзэцзэ, — в ужасе округляет глаза девушка и смеётся. После недолгой беседы с мамой, она отключается, а старшая, зря времени не теряя, приносит колонку со второго этажа и без раздумий включает плейлист с Рианной. — Я так кончу ещё раз, цзэцзэ, ты что творишь! — выглядя до ужаса довольной, восклицает Хуа Чэн и даже ногой топает. А Се Лянь её уже не слышит. Подпевая одними губами «Russian roulette», она подходит к ней с бокалом и завлекает в расслабленный танец, предвидя, что ей в нём ни за что не откажут. Так и происходит. Могла ли Хуа Чэн, помешанная на Рианне и цзэцзэ поступить иначе? Увлёкшись друг другом, они (вернее, испуганная до поседения Се Лянь) запоздало замечают активно подающую знаки внимания за окном Цинсюань. Из-за музыки-то их звонок в дверь могли не услышать, пришлось изворачиваться любыми способами. Девушка сразу налетела на Хуа Чэн с удушающими объятиями, вопя поздравления, пока Се Лянь с улыбкой закатывает глаза, еле переведя дыхание после испуга. Сложив руки на груди и в ожидании вскинув бровь, Хуа Чэн пилила стоящую столбом Хэ Сюань, пребывающую в точно такой же позе, но с каменным лицом, а не ухмыляющимся. — Торт будет? — единственное, что спрашивает Хэ Сюань. — Торт надо заслужить, — отвечает именинница. — Конкурсов по типу «карандаша в бутылку» не будет? — Ничего не обещаю. — Ну ради тортика, зай. Девушка глубоко вздыхает. — Только ради тортика. — Алкоголь можно заказать доставкой? — а вот это — то, что интересовало Цинсюань, чьи загоревшиеся глазёнки заозирались на девушек. За распитием спиртного, закусываемого — цитата Хэ Сюань — «сладким до жопы» тортом, Се Лянь, захмелев и расслабившись, потянула Хуа Чэн танцевать. Там сразу же паровозиком прицепилась и Цинсюань, бессовестно стянув пиджак со своей пассии, чтобы не мешал, и проделав с ней то же, что и подруга с именинницей. Хуа Чэн с Се Лянь, решив, что они — Том Холланд и Зендея из шоу талантов, устроили разнос под песню «Umbrella», да такой, что Цинсюань полезла в кошелёк за деньгами, чтобы покидать им, вот только ужаснувшаяся Хэ Сюань его сразу отобрала, сказав, что хватит с именинницы и шоколадок с презервативами в качестве подарков. Но это не убило позитива Цинсюань, ведь её внимание с подруг переключилось на свою девушку, на руки которой она в отрыве прыгает, зная, что ей не дадут упасть, ещё и подыграют, если будут в хорошем настроении. А настроение, что удивительно, было. Хэ Сюань души не чая в кудрявом бедствии с наслаждением принимает её широкую улыбку и мокрый поцелуй, позабыв где они, с кем и для чего вообще пришли. Но пришли веселиться, собственно, так что всё было хорошо. Нарушает идиллию момента парочки подскочившая, чтобы смачно шлёпнуть девушку по заднице Хуа Чэн, и зловещим хохотом скрывается где-то на кухне. Поставив Цинсюань на пол, Хэ Сюань ринулась за ней. После череды озорных пугливых вскриков и игр в догонялки, смеющуюся брюнетку заносят в гостиную так же в гостиную. — Нападай, — даёт сигнал Хэ Сюань, выглядя уже не такой безэмоциональной, а скорее раззадоренной. Цинсюань под надзором сжавшейся на диване Се Лянь, с улыбчиво-изумлённым лицом, закрытым ладонями, подбегает и без зазрения совести начинает лапать Хуа Чэн, не забывая при этом пританцовывать в такт играющей музыке. Довести до смущения ту было тяжело, но сейчас она утыкается лицом в шею Хэ Сюань, смеясь и жмуря глаза от этой вакханалии. — Цзэцзэ, спаси! — молит сквозь смешки, Хуа Чэн. — Хрен тебе! — восклицает воодушевлённо оптимистично Цинсюань, от души шлёпнув её по округлой ягодице. Се Лянь, чувствуя только то, что голова от алкоголя с каждой минутой тяжелеет только больше, не может ничем помочь, скручиваясь калачиком на диване от смущения. Выходит из своего купола только тогда, когда подруга вытягивает её на «танцпол», оставив потрясённую именинницу в шоке хлопать глазами посреди комнаты. — Тортик надо заслужить, — пожимает плечами Хэ Сюань. Хуа Чэн с усмешкой поворачивается к ней и натыкается на до ужаса довольную мину. Эта непредсказуемая девушка как выкинет что-то, так не знаешь как реагировать. Но лицо надо держать, а потому она ухмыляется в ответ, кивая в сторону кухни, чтобы наградить участницу конкурса «попробуй заставить ахуеть неприступную Хуа Чэн». Цинсюань, повысив градус ещё одним бокалом шампанского, возвращается к Се Лянь, продолжив танцевать вдвоём, и заводит недлинный диалог с ней: — Кого-то поимели в восточном костюме. — Кого-то поимели в восточном костюме, — кивает девушка, не опровергая, а напротив, выглядя очень удовлетворённой результатом. Се Лянь, когда пьянеет, становится куда раскрепощённей и в словах, и в желаниях, и даже не смущается своих слов, без стеснения болтая с подругой о постельных делах. — Ну знаешь, я бы тоже не удержалась, — хмыкает Цинсюань. — Я в курсе. Такой ответ вызывает искреннее недоумение, смешанное с приятным удивлением. А Се Лянь, похоже, постепенно отключая мозг, продолжает как ни в чём не бывало веселиться, отмечая день рождения своей девушки. — Кого-то не дотрахали, походу, — потешается над развязностью языка подруги Цинсюань. — Иди в пизду-у-у, — тянет на распев Се Лянь, не горя желанием задумываться об аморальности сказанных собой слов, а вспомнив то, что случилось сегодня с ней, Хуа Чэн и вибратором, взрывается потоком смеха. Реально же не дотрахали!

can't remember to forget you — 40. shakira feat. rihanna

Появившаяся в гостиной в компании повода их внепланового сбора с бокалом в руке Хэ Сюань, могла только присвистнуть тому, что творят Цинсюань и Се Лянь, пока танцуют. От своей девушки видеть развязный стиль танца, перекликающийся с тем, что зовут «разъёб», было привычным делом, но застать за таким их тихоню удаётся редко. — А хорёк пошёл в разнос. — Хорёк хорош, — покачивая в такт битам головой, улыбается Хуа Чэн. Секундой позже она обращается к Хэ Сюань: — Это что, мы теперь подруги что ли? На неё поворачиваются с привычным взглядом свысока и вопросом: «Ты ебанько?». — Пора бы уже привыкнуть, что да. Чокнувшись своим наполовину наполненным бокалом с чужим, Хуа Чэн, залпом выпивая содержимое, со словами: «Следи, чтобы у подружки трусы остались на месте» возвращается к веселью. Хэ Сюань остаётся стоять в стороне, хмыкнув себе под нос: «Ничего не обещаю», и отпивает шампанское. Се Лянь отлучается на перекур, развалившись на диване и вооружившись электронкой. К переполненной энергией Цинсюань присоединяется Хуа Чэн, словно притянув её невидимым канатом к себе, чтобы оторваться вместе. Им уже доводилось зависать на вечеринке всем, но отдельно Цинсюань она пока не до конца успела узнать, особенно, когда вместе с градусом в теле повышается желание пофлиртовать. В этом брюнетка ей не отказывает, игриво стреляя глазами и получая такие же ответные заигрывания. В Хуа Чэн просыпается азарт — она будто встретила достойного соперника в своих играх на чужой выдержке. Цинсюань пьяно улыбается, сблизившись с ней почти максимально, и резко притягивает одной рукой за талию, приковывая к себе. Ей в таком подлом ходе не уступают — хватают за подбородок и приближают настолько близко к лицу, что между губами остаются считанные сантиметры.

You're part of me now, you`re part of me!

«Теперь ты — часть меня, ты — моя половинка!»

So where you go I follow, follow, follow

«И куда бы ты ни пошел, я пойду следом, следом, следом…»

Се Лянь замирает, позволяя дыму произвольно выходить из распахнутого рта, когда её девушка и её подруга начинают двигаться вместе, слившись в пошлом танце, и фактически потираясь друг о друга. Ладони Хуа Чэн ведущие по стройным ногам Цинсюань, соблазнительное покачивание бёдрами последней и совместная волна телами, прижавшись спиной к пышной груди брюнетки — у девушки ступор от того, насколько это завораживающе и красиво. Но мысли и взгляд всё ещё прикованы только к ней — Хуа Чэн. Её шикарным волосам, которые она зачёсывает назад, идеальному телу без изъянов, пленительному взгляду, брошенному между строк на неё, после которого она пальцем манит к себе. Оставаться в стороне действительно сложно. Гипнотизируемая Хуа Чэн, Се Лянь оказывается перед ней, делая новую затяжку и вливаясь в неспешный танец, наслаждаясь прикосновениями уже не на ком-то стороннем, а на себе. Её обнимают за талию, сокращая расстояние, и этот момент так сладок, что у старшей не остаётся сил на какие-либо размышления. На бёдра ложатся две ладони, ненавязчивым поглаживание то приподнимая, то опуская край домашних шорт в танце, со спины прижимается ещё одно разгорячённое тело, чьё дыхание она чувствует у уха. Се Лянь пробирает до мурашек, когда с двух сторон ей нашёптывают текст песни. Хуа Чэн, виляя бёдрами спускается вниз и поднимается, ведя ладонями вдоль ног старшей, пока Цинсюань обнимает подругу сзади. Правое ухо опаляет прозвучавший томным тоном голос: — I can't remember to forget you. Левое настигает та же участь до дрожи в коленях любимым и пленительным бархатом: — I keep forgetting I should let you go. Слияние голосов исполнительниц, двух демонов искусителей, заговоривших одновременно, едва не подкашивают ноги. И Се Лянь вторит им, едва не касаясь своими губами губ Хуа Чэн. — But when you look at me, the only memory is us kissing in the moonlight. Сзади становится холодней — Цинсюань закружила в танце подключившаяся Хэ Сюань, уставшая в стороне наблюдать за этим безобразием. Девушка в её руках смеётся, когда оказывается вовлечённой в отрезвляющий поцелуй. — Таких надругательств над чужой психикой я ещё не видела, — комментирует она увиденное. — Даже жаль её. — У неё есть Хуа Чэн, она даст надругаться только ей одной. А я и не претендую. У меня есть ты. — Чтобы ебать мне мозг? — И не только мозг, — улыбается Цинсюань. Хуа Чэн, подметив немногим позже, что хорёк растерял энергию, которая была, и уже едва что-то различает, кое-как держа глаза открытыми, отводит старшую в спальню, укладывая на кровать, где та почти сразу вырубается, лепеча нежное «с днём рождения». — Спасибо за лучший день рождения, цзэцзэ, — шепчет Хуа Чэн, целуя девушку в лоб. И кажется, что это действительно лучший день рождения в её жизни, начавшийся со скуки и нежелания праздновать, продолжившийся безграничным счастьем от подарков, сделанных друзьями и любимой девушкой, и закончившийся домашней внеплановой вечеринкой с близкими людьми под песни любимой исполнительницы. Спустившись на первый этаж, Хуа Чэн, привлекая внимание гостей, с улыбкой выпаливает: — Чай с тортиком? — Жопа слипнется, — отвечает Хэ Сюань. — Я помогу разлепить! — поднимает руку Цинсюань. — Иди домой, пьянь, — журит свою девушку брюнетка, тоже захмелев и значительно подобрев, сжав её щёки ладонями и смеясь. — Что ты тут разлеплять собралась? Да, это поистине самый лучший и безумный день рождения за всю жизнь Хуа Чэн. Но это определённо стоило того, чтобы стать отныне одним из любимых праздников.