my pretty darling

cold — aqualung, lucy schwartz

Под глазами залегли глубокие тёмные круги, лицо перестал украшать макияж, сердце перестало радоваться, душа рыдала. Хуа Чэн засыпает прямо на ходу. Пока готовит поесть, пока принимает душ, пока просто идёт может врезаться в преграду в виде мебели и получить новый синяк на легко повреждаемой коже. Сон покинул её так же, как он покинул Се Лянь. Ночью они больше не спят. Хуа Чэн пытается приложить усилия, но раз за разом вскакивает, стоит краем уха уловить тревожные вздохи старшей в полудрёме, а после тихий плач. Она плачет каждую ночь уже целую неделю. Днём ещё как-то пытается себя отвлечь, но не находит покоя ни тогда, ни тем более во сне. Кошмары стали её лучшими друзьями, заменив компанию в лице девушки, оберегающей её беспокойный сон. Решение переехать вместе со старшей не обдумывалось и было принято сразу же, как она предложила. Хуа Чэн собрала вещи, и уже на следующий день они обе были в своём новом доме. Обстоятельства, при которых они съехались, оказались не такими, как она себе представляла. Вместо уютного гнёздышка, в которое идёшь за руку с дорогим тебе человеком с надеждой на счастливую жизнь, они попали в обскрёбанную тревогой двухэтажную тюрьму страданий. Сам дом выглядел хорошо, Се Лянь постаралась выбрать пригодное для себя место, однако выдохнуть с облегчением так и не смогла. Наоборот, грудь сдавило только больше, а в горле застрял комок таящегося внутри страха. Она почти не ест. От еды воротит, как и от воды. Хуа Чэн с трудом заставляет её хотя бы перекусить, но всегда ответ был один: «Спасибо, А-Чэн, я поем немного позже, хорошо?» Но Хуа Чэн знает, что к еде она так и не притрагивалась. У Се Лянь сильно осунулось лицо, пропала припухлость с щёк, забрав с собой жизнерадостность и тепло в глазах. Сейчас в них страшно заглянуть. Хуа Чэн всегда любила искорку в глубине карих омутов, утопая без конца в нежности и трепете, теперь же, если старшая смотрела на неё, от пустоты и боли в них по спине бежал холодок. Она пыталась улыбаться, делая вид, что всё хорошо, но было видно, что это не так. Се Лянь пыталась уйти с головой в работу, но и это не выходило. Все обязанности легли на плечи заместителя. Хуа Чэн потеряла ориентир, свет, что так манил её, как мотылька, потух. Вместе с ним начала угасать и она. Стараясь проводить с Се Лянь как можно больше времени, чтобы показать, что она рядом и не оставит, девушка видела, как её водят за нос ложными надеждами. — Спасибо, А-Чэн, мне уже правда лучше. — Та паста, которую ты приготовила, очень вкусная, я чуть язык не проглотила. — Всё хорошо, А-Чэн, с тобой я чувствую себя хорошо. Всё это ложь. Ей не становилось лучше, на еду она даже не смотрела, а о внутреннем состоянии и говорить было нечего. Бесконечные водопады слёз по ночам — тому подтверждение. Хотелось бы, чтобы любовь как в фильмах исцеляла от всех болезней, избавляла от невзгод и делала сильней. Но в жизни всё гораздо сложнее. — Прости, А-Чэн, — спрятав лицо в притянутых к груди коленях во время очередной неудачной попытки поработать. — Мне очень жаль, — заставляя снова слушать свой несдерживаемый плач ночью. Хуа Чэн всегда рядом. Но беда в том, что она не знает, как помочь старшей избавить себя от страданий. Се Лянь задыхается от истерики, закрыв лицо руками, и сжимается до невероятно маленького комочка тянущей в груди боли. Её тошнит от нервов, она не может спокойно передвигаться, норовясь вот-вот шлёпнуться в голодный обморок. Любая попытка поспать оборачивается пробуждением из-за кошмара. Стоит остаться одной — впадает в панику. Хуа Чэн страшно. Ей страшно наблюдать за тем, как Се Лянь убивает себя, но она совсем не знает, что делать. Она не справляется сама. Сейчас старшая снова задремала в спальне на первом этаже — они перебрались туда после того, как от нехватка сил ноги подкосились, а в глазах потемнело, и она чуть не полетела вниз. Благодаря Хуа Чэн этого удалось избежать. У неё не осталось сил, она чувствует, что не выдерживает этого, и в скором порядке пишет в личные сообщения человеку, на которого остаётся надеяться. Она не заставляет себя долго ждать. Уже через час Цинсюань стоит на пороге вместе с Хэ Сюань. Судя по запоздалой реакции из-за ступора, та точно не ожидала увидеть девушку в таком разбитом состоянии. — Привет, — мягко здоровается она, робко улыбнувшись. — Я сразу выехала, когда ты написала. Как она? Хуа Чэн не может ничего сказать. Просто не может. Состояние Се Лянь не описать словами. Удаётся только покачать головой и закрыть половину лица ладонью из-за побежавших, оставляющих блестящие дорожки на щеках слёз. Несколько прерывистых всхлипов подавливаются трясущимися пальцами, накрывшими губы. Выражение Цинсюань меняется, на лице отражается печаль от понимая того, что всё куда серьёзней, чем она думала. Оставив босоножки в прихожей, девушка уходит вглубь дома, чтобы найти в одной из комнат подругу. В холодных глазах Хэ Сюань мелькает проблеск сострадания. Недолго думая, она подходит к Хуа Чэн и прижимает трепетно к себе, позволяя уткнуться лицом в плечо и снова всхлипнуть. Сердце сжимается от скрежета осколков разбитой души. Уж лучше бы язвила и бесила, чем так горько плакала. Больше всего Хэ Сюань не любит быть свидетелем чужих слёз — это всегда тяжело, каждый раз так же больно. Она знает Хуа Чэн, знает как облупленную, но никогда прежде не видела, чтобы что-то заставляло её рыдать навзрыд. Когда-то она хотела сломать её, подавить морально, унизить и заставить страдать в отместку за измены с её молодым человеком, но и представить не могла, что с ней это сделает позже любовь. — Пойдём присядем, — негромко предлагает Хэ Сюань, не вечно же им на пороге стоять. Ноги наугад заводят на кухню, совмещённую со столовой, где она усаживает за обеденный стол на шесть персон Хуа Чэн, старающуюся убрать влагу с лица мокрыми от слёз руками. Набрав воды в стакан, Хэ Сюань ставит его перед ней и садится напротив, неотрывно следя за чужими попытками успокоиться. — Если хочешь плакать — плачь. Чем больше ты сдерживаешься, тем сильней накроет. — Я не хочу, чтобы она подумала, что из-за неё мне плохо, — судорожно вдыхает девушка, прерывисто всхлипывая перед тем, как приложиться губами к стакану. — Но это так и есть. Се Лянь не глупая, сразу поймёт. Мне кажется, она уже это поняла, просто не сказала тебе. Поверь, когда человеку плохо, его близкие в попытке как-то это исправить, подвергаются не меньшей апатии, которая видна. Такое не скроешь. Сейчас Се Лянь не просто самоуничтожается, она как бомба с разрывными снарядами — убивает всё, что находится рядом. — На что ты намекаешь? — хмурится девушка, отставляя стакан. То, к чему клонит Хэ Сюань, ей не нравится. — На то, что от вас обеих ничего не останется, если продолжите в том же духе. Ты не справляешься, Хуа Чэн, но это не значит, что ты ужасная девушка. Не всегда человек может повлиять на состояние любимого или любимой. Ты попыталась, и ты молодец, но это тот случай, когда от тебя мало что зависит. Се Лянь не успокоится, пока сама этого не захочет… Говоря о том, что случилось, — меняет тему девушка, доставая свой телефон и протягивая Хуа Чэн, — ты просила список гостей на вечеринке Стью. Хуа Чэн много размышляла о том, кто мог их с Се Лянь так жёстко подставить. Подозрения сразу пали на организатора вечеринки, Стью, но ему было бы незачем это делать, к тому же, он был занят своими делами, и они его почти не видели, кроме как когда он отводил от них какого-то пьяного зеваку. Если вспомнить снимки, которые показал Се Ян, на одном из них они со старшей как раз совсем недавно спровадили парней от себя, поэтому быть фотографом Стью точно не мог. Была ещё идея, что он мог кого-то попросить, но опять же, зачем ему это? Хэ Сюань и Цинсюань сразу отметаются, остаётся только искать разоблачителя среди других гостей. На дисплее чёрным по белому выведены имена, незнакомые Хуа Чэн, кроме одного, на котором при пролистывании замирает палец. Среди приглашённых был «Эрик «+1», не нужно быть достаточно эрудированной, чтобы понять, кто скрывается под этим загадочным дополнением. — Какая же мразь… — ненавистно выплёвывает девушка, неосознанно сжав телефон. — Какая, сука, мразь, — отложив ни в чём не повинный гаджет, она протяжно вздыхает, спрятав лицо в ладонях. И в мыслях не было, что по истечении столького времени Лин Янь решит так поднасрать ей своей выходкой. А ведь прикидывалась такой дружелюбной на выпускном, даже создалось впечатление, что остыла и отпустила их конфликт. Нет. Не отпустила. И решила оставить о себе память, надавив на то, что и разожгло пламя ненависти и обиды, — на Се Лянь, причину их с Хуа Чэн разногласий. Пусть бы говорила гадости ей лично в лицо, поливала грязью с ног до головы, устраивала подлянки. Но за что её?! — Я убью её нахуй, — мрачно изрекает девушка, открыв взору покрасневшие от слёз глаза, но не оторвав руки от губ. — Допей, — кивает на стакан Хэ Сюань. По красноречию брюнетки она поняла, что та нашла что искала. — Какой толк будет от твоей мести? Думаешь у неё проснётся совесть? — не зная, о ком конкретно говорит, всё равно попыталась унять чужой гнев. — Я не хочу, чтобы она жила припеваючи, пока цзэцзэ мучается. — И что потом? Вы будете так всю жизнь пакостить друг другу через Се Лянь? — Я больше не позволю ей втягивать её в это. — Не выйдет. Она — рычаг давления на тебя, — отрезает Хэ Сюань. Хуа Чэн не хочет признавать её правоту, а потому раздражённо фыркает и допивает воду. — Это не поможет ни тебе, ни Се Лянь. Лучше забыть это и жить себе спокойно подальше от ваших интриг. — Молча проглотить то дерьмо, которое она сделала?! — Убавь тон, я не глухая, — преспокойно парирует. — Сама подумай: будет ли тебе и Се Лянь проще, если вы с кем бы то ни было продолжите холодную войну? Чего будет больше — побед или убытков после поражения? И что будет подразумеваться под этим поражением? — Странно слышать такое от тебя, — ядовито хмыкает девушка. — А ты меня и не приплетай — мне нечего было терять, кроме собственного достоинства. Наши с тобой отношения не касались никого, кроме нас двоих. Вспомни, я хоть чего-то добилась тем, что говорила или делала тебе? Как думаешь, мне сейчас легко от того, что ты плачешь, как я тогда хотела? — Прошло много времени, ты уже не ненавидишь меня. — Но ты так же раздражаешь, Хуа Чэн, уж поверь. Не трать время впустую на то, что его стоит. Лучше удели той, кто в нём нуждается больше всего. Глаза автоматически смотрят в сторону комнаты, куда ушла Цинсюань. Одна только мысль о Се Лянь разрывает Хуа Чэн на мелкие части. — Мне так больно видеть её слёзы, — говорит она приглушённо, поджимая губы в попытке не дать себе расклеиться снова. — У неё сейчас непростой период, у всех такое бывает. Это сложно, я понимаю, но со временем будет проще. — Это понятно. Но мне не нужно потом, когда ей плохо сейчас, в эту секунду. Хэ Сюань шумно выдыхает через нос, смотря снисходительней на девушку. Из-за такого резкого всплеска негатива она перестала думать головой, предоставив власть над собой эмоциям. Но она не может винить её в этом. Когда плохо нашим близким, мы сами поддаёмся их влиянию на наше состояние. — Тебе нужно быть сильной. Эффекта от тебя и твоего внимания не будет, пока она не отпустит ситуацию. Говорю же, для этого нужно время. Ничего не бывает здесь и сейчас… — Хуа Чэн качает отрицательно головой, отворачивая искривившееся от новой волны слёз лицо в сторону окна. Хэ Сюань без лишних слов встаёт и подходит к ней, чтобы бережно прижать к себе. — Это будет часть вашей клятвы, — непривычно мягко звучит её голос сверху. — Что? — не понимает Хуа Чэн, чувствуя, как на щеках образовалось несколько влажных дорожек. — И в горе… И в радости, — поясняет девушка. — Ты так пытаешься подбодрить? — невесело усмехается брюнетка. — Заглядываю в будущее. Вы с Се Лянь хорошая пара, не каждому везёт обрести такого человека, как вы обе. Береги её, я уверена, она будет так же беречь тебя… Ты знаешь, какой жизнь бывает хуёвой шутницей. Её оплеухи просто нужно принимать и делать вопреки. Идти дальше. Это ломает нас, но вместе с тем делает сильней… Ты сильная, Се Лянь тоже сильная. Она справится. Ей нужно пережить эти эмоции. Ссора с семьёй — это тяжело. Зае тоже пришлось нелегко, но наше с вами отличие в том, что нам изначально было похуй на то, что скажут другие. В том числе родители. Думаешь, мои отреагировали тепло на новость о наших отношениях? Нет, совсем нет, — голос становится в конце совсем тихим. Слушать откровения о личной жизни Хэ Сюань для Хуа Чэн в новинку. Темы о семье и отношениях никогда не затрагивалась ими, поскольку они никогда не были так близки. Если так подумать, то и дружбы между ними особо не было. Теперь всё изменилось? Хэ Сюань, оставив прошлое в прошлом, решила пойти на мировую? Или на неё так повлияла чужая трагедия? Хуа Чэн не знает, но внимает каждому слову, нуждаясь в поддержке сейчас не меньше своей девушки. — Я очень рада, что у вас есть твои родители, которые принимают вас и помогают. Очень, Хуа Чэн. Я никогда не говорила тебе этого и не жди, что повторю когда-то ещё раз, но в этом мне немного завидно. Тебе повезло с такими хорошими родителями. И в её словах нет лицемерия или хотя бы намёка на яд, которым они обычно делились друг с другом, они абсолютно искренни. Подумать, что Хэ Сюань будет ей завидовать когда-то, звучит как дикость, провоцирующая на мурашки. — Мне страшно за то, что будет дальше, — но уже не так боязно делиться чем-то личным. — Се Лянь поругалась с Се Яном, но мы ещё ничего не знаем про её родителей, а они могли уже приехать. — Пока не звонили? — Я отключила её телефон. Это не хорошо и не плохо. С одной стороны, она огородила Се Лянь от большей травмы, а с другой — это всё ещё не было решением проблемы, когда-нибудь этот разговор у них всё равно состоится, и кто знает, что тогда будет? — Се Лянь знает? — Она попросила это сделать. — Вам нужно отвлечься от случившегося. Она ходит на работу? — Даже дома перестала работать. Всё скинула на заместителя. Я продлила отпуск — не хочу её оставлять. У меня все мысли будут о том, как она тут одна. — Может, ей нужно немного побыть одной? — Ты сама себе противоречишь. Сначала говоришь, что надо быть рядом, потом… — Я не отрекаюсь от сказанного. Но это не значит, что ты должна быть с ней двадцать четыре на семь. Выйди на работу, дай ей возможность всё обдумать, побеситься, попсиховать, поплакать. У Се Лянь была и есть манера бежать от проблем. По рассказам Цинсюань она об этом узнала, а позже и сама убедилась. Хуа Чэн не даёт ей остаться наедине с собой, выступая в роли купола, отгораживающего от того, что копится в голове. И он слабеет ночью, когда сил сдерживать себя в её присутствии уже не остаётся. — А лучше, — сказав это, Хэ Сюань отстраняется и уходит в прихожую, где до этого оставила свою сумочку Цинсюань, и возвращается, протягивая визитку психолога. — Дай ей вот это. Сеансы можно проводить дистанционно. Ей это необходимо. Тебе тоже. — Спасибо, — благодарит Хуа Чэн, принимая маленькую карточку с номером. — Считай это небольшим подгоном за запись без очереди, — непринуждённо вздохнув, говорит Хэ Сюань. — Не люблю оставаться должной. Это вызывает на заплаканном лице улыбку, а девушка, вызвавшая её, скромно поднимает уголки губ в ответ, потеплев.

***

Цинсюань заходит в комнату тихо, чтобы ненароком не потревожить чужой покой. Улыбка, обращённая при приходе Хуа Чэн, растворилась, стоило ей заплакать при них с Хэ Сюань, и так и не появлялась. Она видит Се Лянь. В серости комнаты, куда не проникает дневной свет из-за закрытых плотными шторами окон, её сжавшаяся под одеялом фигура выглядит ещё миниатюрней, чем обычно. Она спит, но каждая мышца напряжена, будто девушка боится выйти из панциря, где заточила себя собственноручно. Цинсюань не видела её в период разрыва с Лиамом, только по словам знает, как это было невыносимо тяжко, а после Се Лянь и вовсе уехала в другой город, возможности встретиться и оказать поддержку не было. Она такого больше не допустит — будет рядом с подругой в непростой период. Тогда были близкие люди, помогающие оправиться после случившегося, но сейчас они отвернулись, что и разбило её. Легонько подхватив край одеяла, девушка забирается под него и ложится рядом, сложив ладони у лица, и с грустью осматривает подругу. Се Лянь даже на лицо заметно похудела, по словам Хуа Чэн, она почти не ест, что и сказалось на ней усталостью, недомоганием и сбросом веса. Цинсюань не видела Се Лянь в моменты личных проблем, ведь та никогда не показывала, что её что-то тяготит, и справлялась с ними сама, либо с помощью семьи. Хотелось бы, конечно, чтобы всё и дальше было хорошо, но жизнь не стоит на месте, случается как хорошее, так и плохое. Чем бездействовать и стоять в стороне с мыслью «ну, всё же наладится потом», Цинсюань предпочтёт действовать, чтобы хоть как-то облегчить чужие страдания. Се Лянь сейчас в настолько уязвлённом состоянии, что страшно сделать лишний вздох — вдруг растворится в воздухе, рассыплется. Хмурится во сне и рвано дышит — ей явно снится что-то тревожное. Уж лучше бы тогда не было сновидений совсем, чем вот так — мучиться не только в реальности, но ещё и там. Проходит не так много времени, как она просыпается, открыв красные от недосыпа и слёз глаза. В них столько слабости и молитв всё прекратить, что девушка поначалу не находит, что сказать. Каково же было Хуа Чэн видеть эти ранее ясные, полные миловидного озорства глаза, всё это время такими? — Хэй, — слабо улыбается Цинсюань, заговорив негромко, почти шёпотом. — А я шла мимо вас, дай, думаю, загляну. Хотела застать свою любимую дурашку, а нашла спящую красавицу. — Привет, — выдавливает сипло Се Лянь, несколько раз быстро моргнув, чтобы убрать сонную пелену с глаз, и тут же хмурится, сдавленно прокряхтев — больно двигать веками. — Который час? — Почти пять, — отвечает и двигается ближе, оставляя между лицами расстояние не более двадцати сантиметров. — Самое время, чтобы поспать, да? — Пожалуй. Решила присоединиться? Я не была готова к твоему визиту. — Почему бы и нет? Спать полезно, а у меня как раз выходной в самом разгаре. Хотела предложить сходить куда-нибудь, а тебя в сети нет и нет. Ну-у-у, — тянет улыбчиво, хотя улыбаться не хочется совсем, — к чему эти слёзы? Так расстроилась, что мы никуда не пошли? А это вышло совсем случайно. Произвольно. Только проснулась и сразу глаза влажными стали — это уже стало обыденным. — Или, может, причина кроется в другом, чего я не знаю? — мягко спросила девушка, находя ладонь подруги и кладя между ними, переплетя пальцы. — Цинсюань… Я… Прости, я… — единственное, на что хватило сил, в следующую секунду горло снова сдавило, вызывая тихие, задушенные всхлипы. — Я рядом, Се Лянь, — отпуская её руку лишь для того, чтобы лечь вплотную и обнять. — Давно у тебя ужин в виде слёз? Настолько больно? — Очень, — шепчет девушка. — Тогда не сдерживай их. — У меня уже глаза болят плакать. — Тогда не нужно, — изрекает, сделав голос немного тоньше, что вызвало печальный смешок. Се Лянь бы и рада так поступить, но получается с трудом, а если быть точнее, не получается совсем. — Цинсюань, — зовёт девушку и делает паузу, чтобы проглотить назойливое желание от души разрыдаться в эту же секунду. Получив мелодичное «м?» в ответ, она продолжила: — Как твоя семья отреагировала на вас с Хэ Сюань? — Не лучше твоей, — мягко отзывается та, разглядывая невидимую точку в пространстве. — Как ты справилась с этим? — Не без труда, но это удалось пережить… Мы не всегда можем повлиять на людей. Особенно на близких. Ты должна это понимать не хуже меня. Можно услышать эту историю из первых уст? — Я не хочу нагружать тебя своими проблемами, — подавленное состояние не позволяет сообразить, что Цинсюань обо всём в курсе даже после прямого намёка об этом. — Тогда давай немного помечтаем? — услышанное шмыганье воспринялось за положительный ответ, и девушка неторопливо заговорила: — Закрой глаза. Закрыла? — слабый кивок побудил продолжить. — Представь что-то, что вызывает у тебя радость… Или кого-то, — сделав паузу, она предположила: — Уверена, ты представила Хуа Чэн. Так? — Слишком очевидно, — всё так же уныло говорит Се Лянь. — Хорошо, значит, угадала. О чём бы ты хотела помечтать, представляя её? — Не знаю. Я никогда не ударялась в мечты. Жила моментом. — Ничего страшного, я помогу. Знаешь, я очень люблю разлечься в ванной, с пеной, свечами… Закрыть глаза и пофантазировать… Как мы с заей едем куда-то в сторону заката… Слышно рёв мотора кабриолета, на котором мы едем, играющую музыку. Она ведёт, а я пою рядом, — сразу после слов следует смешок. — Представляешь себе такое? И это несложно реализовать, только нужно подгадать время и выбрать подходящее место. Вроде простая картинка в голове, а хорошо становится по-настоящему. Как будто ты уже там. Это вызывает предвкушение и поднимает настроение. Когда-то же это случится. У меня таких картинок в голове много, ну а что насчёт тебя? Чего бы ты хотела вместе с Хуа Чэн? Попробуй представить. Се Лянь молчит какое-то время и всхлипывает реже, задумавшись. До сих пор напряжена, это чувствуется по тому, как она держится за Цинсюань, сминая ткань футболки пальцами, и сгорбленным плечам, будто она хочет целиком обхватить её. Девушка терпеливо ожидает ответа, начав неспешно поглаживать чужой затылок со спутавшимися после недолгого сна волосами, немного массируя кожи головы и пытаясь дать понять, что ей ничего не угрожает, она в безопасности и может расслабиться. — Я не знаю, — обречённо шепчет Се Лянь, разрезая тишину слабым, усталым голосом. — Ничего не могу представить. — Никогда бы не подумала, что моя романтичная подруга ни разу не представляла что-то со своей второй половинкой. А кто-то, кажется, не раз упоминал о своих грязных мыслишках, в которых не раз фигурировал кое-кто. — Но ведь это не мечты. — Но это фантазия — то, чего бы тебе хотелось. Это тоже своего рода мечты. Знаешь… Мечтают ведь обычно о том, чего не хватает. Может быть, тебе просто было достаточно того, что есть сейчас? Как думаешь? — Не знаю, — пригревшись в объятиях подруги, она совсем закрылась, перестав желать хоть что-то делать и чём-то думать. — Мне кажется, это стимул двигаться вперёд. Достигать лучшего, испытывать больше. — Я не хочу испытывать больше. Хочу просто жить спокойно. — Может, это и есть твоя маленькая мечта? — предполагает Цинсюань и опускает голову, чтобы взглянуть на не шелохнувшийся беззащитный комочек в своих руках. — М? — Не знаю, — звучит настолько тихо, что Цинсюань наверняка не услышала бы, не будь в комнате идеальной тишины. — Расскажи ещё о своих мечтах, пожалуйста, — не просьбой, мольбой исходит, чтобы хоть как-то заглушить противные мысли в голове. — Готова ли ты будешь выслушать все, не уснув? — усмехается девушка. Се Лянь несколько раз кивает, не находя сил для ведения диалога. — Хорошо. Ты когда-нибудь видела дома у моря? Хочу себе такой. Чтобы просыпаться не от шума автомобилей, а от ненавязчиво бьющих о берег волн. А вечером выходить к нему и любоваться закатом, перебирая в руках песок. Представляешь, как красиво солнце отражается в воде, когда скрывается за горизонтом? Наверное, да, помню, ты часто упоминала, что шла с работы через набережную. Тебе тоже нравится смотреть на закат там? — Это успокаивает, — отвечает Се Лянь, но в голове всплывает картинкой воспоминаний не вечер после трудового дня, а их первое с Хуа Чэн свидание. Они тогда тоже гуляли по берегу на закате, а после сидели на скамейке на набережной, фотографируясь. На телефоне девушки ещё остались те снимки и небольшое видео, они пересматривали их в Китае. Се Лянь тогда чувствовала себя поистине счастливой, набравшись смелости и поцеловав её, в животе трепетали крылышками множество бабочек, а на губах ещё какое-то время чувствовался вкус чужой помады. Но тёплые воспоминания вновь омрачает событие минувших дней, отзываясь слабым импульсом в груди, сподвигшим снова закрыться, едва удалось немного расслабиться. — Что такое? Ты что-то представила? — перемены не укрылись от Цинсюань. — Поделишься? После небольшой паузы, Се Лянь подаёт безжизненный голос: — Тебе знакомо это чувство?.. Когда думаешь, что внутри ничего не осталось кроме боли? — Знакомо… — серьёзней, чем до этого, заявляет девушка. — Но ты забыла, что боль — это не твоё чувство, а чьё-то, переданное тебе. У тебя её нет. У тебя есть только твои чувства, которые испытываешь ты, а не кто-то другой. Философствования подруги воспринялись Се Лянь как что-то несуразное. Даже глаза в непонимании открываются, уставившись перед собой на нежно-розовую ткань футболки. — Но я испытываю боль. — Ты не испытываешь боль, — стоит на своём Цинсюань. — Просто кто-то захотел, чтобы ты так думала. Боль скрывает то, что у тебя есть. Всё хорошее, что ты испытала. Разве ты раньше чувствовала её каждый день? Девушка вновь слабо качает головой. — Нет, — комментирует на грани шёпота. — Потому что это не твоя боль. Разве то, что испытываешь ты, может заглушить всё остальное? Се Лянь молчит. Совсем не знает, что можно ответить на подобные слова, и Цинсюань делает это за неё: — Не может, Се Лянь. Я знаю, что ты почти не ешь, глюкозы не достаёт, оттого мозг плохо работает, поэтому помогу понять, о чём говорю, — попытка пошутить встречается с непробиваемостью тихой задумчивости. — Помимо того, что было больно, ты чувствовала что-то ещё? Подумай. Но ответ, увы, не воодушевляет. — Не помню… — потерянно говорит Се Лянь. У неё последние семь дней как в тумане. — А как же Хуа Чэн? — вопрос врезается в голову стрелой так же стремительно, как по новой закрутившиеся мысли. — Она же занимает не последнее место в твоём сердце, да? Разве она меркла на фоне того, что творилось в тот момент в голове? — Она всегда была рядом. — Заботилась наверное? — помогает Цинсюань. — Угу… Мне так стыдно перед ней. — За что? — снова мягко, как с ребёнком. — За то, что заставляла её переживать. — Вот мы и выяснили, что помимо боли испытывали чувство стыда. Как думаешь, чем оно было вызвано? Не причина, а больше… В плане эмоций, чувств, ощущений. — Тоже забота?.. Я не хотела, чтобы она волновалась за меня. — А забота вызвана чем? — У нас началась какая-то викторина? — Просто скажи, Се Лянь, это не так сложно, как кажется. Не упрямься. Продолжать диалог всё ещё было тяжело, но он помогал держаться и немного напрягать извилины, чтобы отвечать. Найдя самую очевидную и весомую причину своих чувств по отношению к девушке, Се Лянь с запозданием ответила: — Любовь к ней. — Слава богу, — возводит глаза к изголовью кровати Цинсюань, облегчённо улыбнувшись. Всё было не настолько потеряно. — Давай теперь немножко подытожим: боль точно была самым сильным чувством, которое ты испытывала, или она пыталась перекрыть что-то твоё? — Перекрыть мою любовь к Хуа Чэн?.. — с сомнением переспрашивает Се Лянь. — Но… этого не случится… Это невозможно. — Ты уже начинаешь двигаться в нужном направлении, мне нравится. Продолжай. — О, нет, — тревожно прозвучало снизу. — Что «о, нет»? — насторожилась Цинсюань от резких перемен в настроении. Мозг внезапно начал работать настолько оперативно, что приход подруги перестал казаться случайным визитом в ходе прогулки. Стало страшно. От прокручивания последних дней, — вернее того, что удаётся вспомнить, — становится нехорошо. — Как она? — без уточнений становится понятно, о ком говорят. — До чего я её довела? — Давай только не будем разводить драму, хорошо? — миролюбиво просит Цинсюань. — Ты ни до чего её не довела. Всё хорошо. Се Лянь поднимает голову и отстраняется, оперевшись на локоть. — Ты же врёшь, — утверждает, не спрашивает. Она может понять, как себя вела и к чему это могло привести. Се Лянь настолько ударилась в свои проблемы и ссору с Се Яном, что совсем не подумала о том, как плохо в этот момент может быть её девушке. А она ей ещё и переехать предложила. Наверное, будь она дома с родителями, не пришлось бы видеть старшую в таком ужасном состоянии и оттого поддаваться унынию. — Се Лянь, — Цинсюань принимает сидячее положение, следом за ней это делает и подруга, в чьих глазах плескалось волнение и материализовавшаяся сведёнными к переносице бровями злость за сокрытие правды. — Я знаю, что раньше ты бы не действовала импульсивно, идя на поводу у эмоций, но сейчас не знаю, чего ожидать, и, да, очень стараюсь фильтровать то, что говорю. — Не делай из меня ненормальную, я всё ещё могу трезво мыслить. Ты не можешь винить меня за проявление слабости. — Я и не виню тебя в этом. Давай не будем перевирать сказанное. Просто… Пожалуйста, мы можем поговорить об этом, но не закрывайся больше в себе. Ты же этим делаешь хуже. — Я знаю, но ничего не могу поделать с тем, что постоянно думаю о том, что он мне сказал в тот день, — произнести имя брата язык не поворачивается, будто подсознание его обезличило. — А пытаешься ли ты хоть что-то сделать, чтобы эти мысли не заставали тебя врасплох? — Я пыталась. Я работала, разговаривала с Хуа Чэн, мы вместе смотрели фильмы… — Ты закрылась в четырёх стенах, Се Лянь, прекрати обманывать себя. — Я не обманываю! Я… — «мне страшно выйти на улицу, вдруг увижу там его и снова станет больно». — Возвращайся к нам, — просит Цинсюань, с надеждой в глазах наблюдая за тем, как одинокая слеза стремительно бежит по бледной коже. Ладони находят чужие и бережно прячут в своих. — Вернись к Хуа Чэн. Мы очень любим тебя и хотим, чтобы ты была счастлива, но этого не добиться, пока ты не откроешь нам дверь и не позволишь сделать всё возможное. — Где она? — тихо, требовательно. — С заей где-то в доме. Не переживай. Лучше скажи, чего тебе сейчас хочется? — Хочу увидеть её, — неотступно. Было ощущение, что все эти дни она ни разу не видела Хуа Чэн, только её призрак. — А поесть не хочешь? Я вот проголодалась. Давай сначала поедим? Отговорки по типу «не хочу» не принимаются. — Я буду есть только с Хуа Чэн. Цинсюань вздыхает. — Ведёшь себя как ребёнок. Се Лянь делает то же самое, протяжно вздыхая с поднятыми к потолку глазами, чтобы остановить слёзы, и говорит: — Это тяжело… Но я попытаюсь. Попытаюсь вернуться в прошлое русло и отпустить. Обещаю, — что угодно, только бы Цинсюань пошла на уступки и дала уйти к девушке. — Не мне обещай это. А себе. Мне-то станет немногим лучше, чем тебе. — Мне нужна Хуа Чэн. С этими словами Се Лянь поднимается неторопливо с кровати, стараясь не делать резких движений — ещё помнит, как закружилась голова в последний раз. Свесив ноги, она склоняет голову, чтобы немного переждать, а после медленно встаёт вместе с Цинсюань и идёт к двери. В движениях скованность, неуверенность, хотя слова были пропитаны решимостью в своём стремлении увидеть девушку. После щелчка двери Хуа Чэн пробирается, перестав рассматривать ароматный чай в кружке перед собой, который заварила для них с Хэ Сюань, и тут же повернула голову в сторону звука и замерла на месте. Вместо Цинсюань на кухне первой показывается Се Лянь. Её лицо блестит от недавно выплаканных слёз, но взгляд будто просветлел, стал ясней. — Цзэцзэ? Старшая смотрит на неё так, будто впервые видит, в этот раз подмечая мелкие детали в чужой внешности, как пигментные потемнения под глазами, их слабую красноту, в целом, слабость девушки на первый взгляд. Хуа Чэн была изнемождена. Се Лянь высосала из неё всю энергию за время своих страданий. — А-Чэн, — неверяще произносит её имя она так, будто потеряла память и это первое, что вышло сказать машинально, неосознанно. — Всё хорошо? — на всякий случай уточняет Хуа Чэн, подметив странные изменения в поведении девушки. Что ей наговорила Цинсюань, что у старшей в эту секунду на лице отражается столько замешательства от какого-то осознания? Се Лянь, подойдя к ней, вдруг падает на колени, звонко ударившись коленками о пол, чем пугает всех присутствующих и побуждает брюнетку незамедлительно в испуге отодвинуть стул и сесть рядом, Цинсюань рвануть к ней, а Хэ Сюань подскочить на месте, чтобы иметь возможность видеть, что происходит. Но это не попытка обморока от слабости, не слабость в ногах от нехватки сил, а жест раскаяния, пронизанный сочувствием за всё, что заставила пережить. — Цзэцзэ! — тревожно отзывается Хуа Чэн, взяв старшую за плечи. — А-Чэн, прости, — дрожь прокатывается по слогам. — Умоляю, прости меня за то, что было эти дни. Я не должна была так бессовестно отвергать твою помощь. Прости, что поступила как эгоистка и потащила с собой на дно. Я не думала, что тебе тоже может быть больно от того, что мне плохо. Мне так стыдно, А-Чэн, прости, что я так ужасно поступала. Пожалуйста, — выходит уже немного истерическим тарахтением. — Всё в порядке, правда, не волнуйся, — ответила Хуа Чэн, настойчиво перебив её. — Со мной всё хорошо. — Вы обе повели себя глупо, — прокомментировала Хэ Сюань. — Теперь поумнеете, надеюсь? — Зай, — осуждающе пресекла её Цинсюань. — Я говорю только то, что думаю, не нужно меня затыкать. Вы даже сейчас разыгрываете сценку вместо того, чтобы всё исправить. Не хочу даже думать, что было здесь всю неделю. Мы все страдаем, нам всем хочется порой выпустить эмоции и побыть слабыми, но пребывание в состоянии жертвы постоянно уже может развить диагноз, который не даст вам жить спокойно. Это разрушит вас обеих. Запомните на будущее мой мудрый старческий совет: если обе понимаете, что не справляетесь, не играйте в жертву и спасателя. Вы не в сериале, вам это не поможет. Лучше сразу обращайтесь к специалисту, не доводите всё до крайности. Слова Хэ Сюань звучали как череда отрезвляющих пощёчин, могли задеть глубоко, вызывая толику обиды на столь небрежный тон, но они были правдивы и служили пинком к тому, чтобы начать действовать, исправлять ошибки. Цинсюань предпочитала действовать мягче и спокойней, постепенно, а не бить правдой наотмашь в первую же секунду. — А теперь ноги в руки и пошли собираться на оздоровительную прогулку. Уже забыли как улица выглядит. — Хочешь, чтобы мы пошли все вместе? — уточняет Цинсюань. — За ними же постоянно нужен глаз да глаз, — поясняет Хэ Сюань, задрав подбородок в привычной для себя манере. Обычно ей нет дела до чужих проблем, но она хочет поставить точку здесь и сейчас, чтобы потом её не заёбывали сопливыми драмами и не отвлекали Цинсюань от дел. В этом отношении она всё же преследует по большей части собственную выгоду, связанную со своей девушкой. Вообще, было желание как следует напиздеть и на Се Лянь, и на Хуа Чэн за их ребячество и игры на чужих нервах и друг друга, но в таком случае она бы точно нарвалась на гнев Цинсюань. — Чего застыли? Марш одеваться, — скомандовала девушка, сложив руки на груди. Несмотря на осуждаемость во взгляде, Хуа Чэн понимала, что это будет неплохой идеей, прогуляться и подышать свежим воздухом. Как бы она не хотела пособачиться с Хэ Сюань за командование, состояние Се Лянь и личные принципы не позволяли этого сделать сейчас. При беседе с Кианг девушка упоминала, что в Америке не важны правила о возрасте и тому подобное, но выросшая на них, она не могла не проникаться к Хэ Сюань уважением и почитанием именно из-за возраста. Она была для неё примером, на который хотелось ровняться, а потому внимала её советам, и продолжает это делать сейчас. Хэ Сюань, как самая старшая и опытная среди них, безусловно пользовалась авторитетом и не уставала время от времени указывать подругам, как нашкодившим котятам, что лучше, а что хуже, при этом не всегда задумываясь о подборе формулировок, говоря зачастую именно то, что думает. Против её слов не шли, а исполняли сказанное, если понимали, что в них есть доля правды. Иногда хватало лишь маленького аргумента для осознания того, что это имеет смысл. Се Лянь, не теряя времени, поднялась первой и за руку потянула Хуа Чэн на второй этаж, где были оставлены их вещи. — Не перегнула? — глянув им в след, повернулась к своей девушке Цинсюань. — В самый раз. Если продолжать сюсюкаться с ними, толку от этого не будет. — И что ты хочешь делать дальше, позволь поинтересоваться? — Ничего. Надеюсь, они поняли всё, что я хотела им сказать. — А говорила, что тебе плевать на Хуа Чэн, — пожурила Цинсюань. Хэ Сюань вздыхает. Конечно, ей не плевать на эту ненормальную. Если бы это действительно было так, она бы не тратила силы на то, чтобы успокаивать её тут, и вместо этого осталась дома. Вслух этого, разумеется, никогда не скажет, но Цинсюань и без слов всё понимает, тепло улыбаясь. Она слишком хорошо успела узнать Хэ Сюань за время их отношений. Какой бы холодной и равнодушной к чужим делам она бы ни хотела казаться, внутри всё равно будет тлеть уголёк слабости к близким людям. — Не порть мой образ бесчувственной скотины, а то присядут на шею. Цинсюань издаёт короткий смешок. Это она и ожидала от своей Хэ Сюань. Пусть другие думают, то хотят. Пока она лично знает нрав этой девушки, её никто не переубедит в том, что она куда лучше, чем хочет казаться.

***

the sweeplings — losing you

Держать вечно холодную ладонь в своей ощущается как никогда правильным. Се Лянь, смотря на море перед собой, медленно чувствует, как по груди разливается долгожданное спокойствие. Оно совсем слабенькое, будто мнимое, но оно есть. Стоило им в ходе прогулки добраться до набережной, она без раздумий потянула Хуа Чэн к морю, садясь на берегу прямо на песок и побуждая девушку разместиться рядом, оставив Хэ Сюань и Цинсюань позади. Морской бриз легонько треплет волосы, ненавязчиво полизывая прохладой голую шею. К вечеру похолодало, но риск заболеть сейчас был на самом последнем месте, померкнув на фоне необходимой потребности побыть с Хуа Чэн. Если последняя переживала персональный ад на протяжении всего времени нахождения со старшей в подавленном состоянии, то сама Се Лянь словно пребывала в вакууме, потерявшись в себе настолько, что не видела и не чувствовала Хуа Чэн. На берегу моря она наконец её чувствует, слышит её тихое дыхание, ощущает её запах, видит человека, а не фантом, грозящий исчезнуть. — Я виновата перед тобой, — говорит уныло девушка. — Поступала как эгоистка. Стала как Цуй из твоей сказки. Прости меня. Се Лянь не открывалась Хуа Чэн дома, не давала себе помочь, хотела справиться сама, и из-за этого довела их обеих до того, что есть сейчас. А девушка, без конца встречая серую стену при попытках поддержать, всё больше уставала, размякая. — Тебе далеко до него, поверь, — отвечает Хуа Чэн, всматриваясь в даль. — Не извиняйся за то, что не могла контролировать. Это было не в твоих силах. Для неё цзэцзэ навсегда будет права во всём, даже если это будет намеренно причинённая боль, а не по случайности. — Как раз наоборот. Я уже не подросток, чтобы вести себя как истеричка. — Люди независимо от возраста могут подвергаться унынию и депрессии, ты не виновата. Моим выбором было остаться с тобой, а не уйти. Так что не вини себя. — Со временем перестану это делать. — Вини во всём Лин Янь, — внезапно заявляет Хуа Чэн. — Это она была автором тех фотографий. — Вот как… Что ж, надеюсь, ей не придётся в жизни испытать нечто такое же. Слова Се Лянь поражают до глубины души. Даже при том, что было, она не перестаёт относиться к другим с состраданием и миролюбием, не прибегая к проклятьям. Из-за этого становится ещё гаже на душе. Почему такие хорошие люди, как она, всегда отхватывают больше всех? — Она бы не смогла пережить такое, — холодно отзывается Хуа Чэн. — Слишком… — Не будем о ней, — прерывает поток ненависти Се Лянь. — Не думай об этом. Это не стоит твоих нервов. — Моих? — нервным смешком срывается с губ. — И моих тоже, — дополняет. — Не понимаю, как ты можешь быть так снисходительна. — Ненависть порождает ненависть в ответ. В этом мире нужно быть немножко добрей, чтобы жить хорошо. «Ты уже отнеслась к Лин Янь хорошо, а как она с тобой поступила?» подумала Хуа Чэн, но не сказала. — Давай начнём всё начала? — нарушает повисшее молчание Се Лянь. — Представим, что съехались сразу после возвращения из Китая, и ничего этого не было? Устроим новоселье, пригласим твоих родителей и девочек, повеселимся как следует. — Обязательно, — выходит сипло, закусив в конце губу, побуждая старшую оторваться от подставленного плеча и перевести взгляд с уходящего солнца на поникший профиль девушки, на чьём лице отражалась в бликах грусть от несправедливости. Она не хочет признавать, что Се Лянь пришлось пройти через муки только чтобы после сжалиться над обидчиком и пожелать ей всего лучшего. Пальцы цепляют точёный подбородок, чтобы развернуть лицо к себе. В глазах застыли слёзы. Се Лянь подаётся вперёд и примыкает искусанными губами сначала к одному, затем к другому, чувствуя щекотку от дрожащих ресниц, и спускается ниже, медленно накрывая чужие губы своими. Горечь непролитых слёз разделяется на двоих. Поцелуй выходит поверхностным, робким, приправленным тяжестью минувших дней, но ощущается таким необходимым, что оторваться получается с превеликим трудом. Хуа Чэн открывает глаза — на неё смотрит расколотая пополам маска, где скорбь скрывает мягкая улыбка её любимой цзэцзэ. На губах застывает грустная усмешка. Красоту Се Лянь не портит даже её сломленный вид. Она всё так же прекрасна в лучах уходящего солнца. — У нас впереди ещё целая жизнь, — говорит неземное создание прекрасные небылицы. — Обещаю, что постараюсь сделать каждый день самым лучшим в ней. Веришь мне? Хуа Чэн активно кивает, улыбнувшись в ответ, и льнёт навстречу потянувшимся к ней разведённым рукам, не беспокоясь о песке, забирающемся в карманы джинс. — Я так люблю тебя, цзэцзэ. Прибивающие волны почти заглушают её шёпот. Но даже если бы он не добрался до ушей старшей, она бы всё равно всё поняла, почувствовав лишь по тому, с какой нежностью к ней прижимаются. Тихие слова не нуждаются в том, чтобы быть услышанными, когда каждый знает, о чём думает партнёр. — Мне надо выпить, — говорит непринуждённо Хэ Сюань, вытянув перед собой руки, чтобы потянуться, сидя на лавочке на набережной рядом с Цинсюань. Та смеётся и говорит: — По пивку? — По пивку, — кивает. — Ищи свои плюсы в сегодняшнем дне, — кладёт на её плечо голову девушка. — Мы вышли прогуляться, а так сидели бы дома, смотря очередную второсортную туфту от нетфликса. И так на работе засерают мозг, а тут ещё и это. — Значит, больше не будем его смотреть. — Эй, а кого тогда осуждать за тупость, как не главных героев? — смотрит с недоумением на Хэ Сюань, сев ровно. — Обернись и ответь на свой вопрос, — Цинсюань снова ласкает слух своим смехом. — Они потратили мои нервы и силы и забрали часть моего выходного. — Но ты, попрошу заметить, добровольно вызвалась побыть для них психологом на дому. — Да, — не отрицает девушка. — Так кого нужно осуждать за тупость? — Их, — недовольством и невозмутимостью пронизана каждая буква. Цинсюань, усмехнувшись, снова примыкает к ней, широко улыбаясь. Хэ Сюань заставляет её улыбаться. На работе все сторонятся и боятся грозного секретаря мистера Свона, но девушка знает характер и внутренний мир этой мегеры, и каждый раз пытается сдержать улыбку, когда слышит новые боязные обсуждения, что придётся снова через неё решать какие-то вопросы. Бывает, даже подливает масла в огонь, запугивая сотрудников выдуманными историями по типу некоего безымянного человека, пришедшего к Хэ Сюань для исполнения порученного задания, и слёгшего с инфарктом, стоило едва удосужиться её ледяного взгляда. Это смешит Цинсюань и даёт лёгкости на работе Хэ Сюань — если люди боятся, значит автоматически начинают думать, прежде чем подойти к ней с каким-то косяком. Это в разы облегчает работу и избавляет от лишних отчитываний по мелочам. — По пути домой купим выпить и включим потом музыку, что скажешь? — Голова болит, давай сегодня без неё? — мягко говорит Хэ Сюань. — Хорошо, тогда посидим в тишине или тихонько поставим что-нибудь на фон. — Чего такая послушная вдруг стала? — зыркает на неё искоса девушка. — Что-то задумала? — Ни в коем случае, — улыбается с хитрецой Цинсюань. — На исполнение своих коварных замыслов у меня есть ещё завтрашний день. Сегодня просто захотелось побыть паинькой. М?.. Тебе кто-то звонит, — из её сумки мелодично доносилась трель айфоновского рингтона. — У меня на беззвучном, — опровергает чужие слова Хэ Сюань, пока девушка капается в содержимом своего саквояжа, а после выуживает другой телефон, о котором успела забыть. Хуа Чэн отдала его в начале прогулки по предложению самой Цинсюань, чтобы не мешался в руках. — Се Ян, — вскидывает осуждающе брови девушка, прочитав высветившееся имя. — Идёт нахер, — дополняет и собирается отключить звук, чтобы не отвечать, но Хэ Сюань тянет руку к гаджету. — Дай сюда. — Зачем? — спрашивает, но телефон отдаёт. — Не собираешься же ты отвечать на чужие звонки? — Собираюсь. Сиди тихо, — и снимает трубку, прикладывая к уху. — Хуа Чэн, где Се Лянь, почему она не берёт трубку? — голос парня по ту сторону серьёзен, а требовательная интонация разжигает отвращение и недовольство с первых секунд. — Зачем ты сюда звонишь? — строго спрашивает Хэ Сюань, пуская дрожь по коже от холодности своего тона у внимательно следящей за ней Цинсюань, притихшей, чтобы иметь возможность подслушать. Кратковременное молчание от замешательства нарушается новым вопросом от Се Яна. — Кто это? Можешь дать Хуа Чэн трубку? — Для чего? — каждый новый вопрос вызывает у парня ступор. — Мне нужно поговорить с ней. — Уже достаточно сказал. Это всё? — Мне нужно узнать, где моя сестра. Мы с родителями потеряли её и хотим найти способ связаться с ней. Цинсюань с ярко выраженным вопросом на лице хмуро переглядывается с недобро прищурившейся Хэ Сюань. — Если она не отвечает, вполне логично, что ей не хочется тебя слышать. Не звони больше на этот номер и забудь про телефон сестры. Сейчас ты никак не сможешь с ней связаться. Так и передай родителям, — с этими словами девушка завершает звонок и отдаёт телефон обратно Цинсюань. — Я не одобряю того, что ты сказала, — говорит она, — но Се Лянь правда пока лучше не знать о приезде родителей. — Она узнает в любом случае. Если они до неё не дозвонятся, Се Ян точно знает, где она работает. — Думаешь, придёт к ней? — Думаешь, она захочет видеться с ним? — парирует девушка. — Хуа Чэн бы не захотела, но Се Лянь куда мягче и пойдёт на уступки, потому что это не кто-то левый, а её брат. Может, было бы лучше, если бы они всё-таки поговорили? Неделя прошла, возможно, Се Ян обдумал всё и сделал какие-то выводы? Уверена, что не сделала хуже? — У Се Яна кишка тонка делать что-то не из своих интересов. Не думаю, что он хотел позвать Се Лянь на семейный ужин и за разговором поддержать её выбор перед родителями. Это скорее им надо было удостовериться, что она жива и просто не берёт трубку. Уверена, Се Яна до сих пор передёргивает от одной мысли об их отношениях с Хуа Чэн. — Но это ведь только твои домыслы. Кто знает, как оно есть на самом деле? — Сначала они обе пройдут сеанс психотерапии. Потом пусть делают что хотят. Выдержав небольшую паузу, Цинсюань с ехидцей подмечает: — Ты заботишься о них. Заботишься о Хуа Чэн. «Мы в ответе за тех, кого приручили»? — Просто обеспечиваю себе дальнейшие выходные без приключений. — Как скажешь, — довольно говорит девушка, зная, как всё обстоит на самом деле, и больше не поднимает эту тему. — Я передумала. Не хочу пиво, хочу виски.

***

После короткой прогулки и любования закатом, девушки возвращаются домой, распрощавшись с подругами. Первым делом решают разогреть себе еду, чтобы Се Лянь наконец-то нормально поела, а не накормила в ответ обещаниями, что сделает это позже. Ужин проходит в молчании. Даже в голове стало тише. Старшая выдыхает с облегчением, чувствуя, как после еды начинает клонить в сон, и надеется, что хотя бы в этот раз удастся поспать спокойно. Сходив ванную для принятия вечерних водных процедур, она идёт на второй этаж, в их с Хуа Чэн спальню, где ложится намного раньше, планируя всё-таки с завтрашнего дня постепенно возвращаться в привычный ритм жизни. Девушка присоединяется к ней немногим позже, но к своему удивлению находит Се Лянь уже отключившейся, мирно посапывающей, обняв кусок одеяла. Тем лучше, решает она и располагается рядом, засыпая столь же стремительно. Проснувшись утром, Хуа Чэн замечает, что старшая всё ещё спит, почти с головой зарывшись в одеяле, и верит, что ей снится что-то светлое, что не вырвет из настигшей благодати, как из водной пучины. Умывшись, брюнетка приводит себя в порядок, убирает волосы в низкий хвост и спускается на кухню, чтобы приготовить лёгкий завтрак. До телефона добирается уже во время принятия пищи, сразу видя единственную иконку уведомления с сообщением от Хэ Сюань. Хэ Сюань: Тебе вчера звонил Се Ян. Сказал приехали родители и не могут найти Се Лянь. Я ответила, чтобы он больше не звонил. Говорить Се Лянь об этом или нет — решай сама. Она скажет. Обязательно скажет, потому что вечно утаивать её от этого не получится. Это её семья, ей и решать, как поступать. Услышав за полуденным чаем это после пробуждения, Се Лянь сделала то, что должна, — включила свой телефон, смахнула все пропущенные вызовы от родителей и брата, отправила короткое «со мной всё хорошо, я уехала из ЛА» маме и отложила равнодушно гаджет в сторону, закусив это дело вафлей. — Не хочу пока общаться с ними, — пояснила свой ответ для Хуа Чэн и указала на оставшиеся вафли. — Будешь? Та, расслабив плечи, кивнула со слабой улыбкой. Они справятся. Теперь справятся. Всё будет хорошо.