Служанка

      — У меня был роман до женитьбы... со служанкой. Она работала в нашем доме, забеременела... Это было много лет назад. Моя мать очень жалела эту девушку, особенно её ребёнка. Должен признаться, мне бы хотелось найти это дитя.       Эти слова обрадовали Сону, поэтому он поспешил сказать:       — Вы его нашли. Вернее, я должен сказать, вы её нашли, — сделав ударение на последнем местоимении.       — Что вы имеете в виду? — не понял Минхёк, но ответ чуть не лишил его дара речи:       — Что эта служанка родила девочку и что вы приютили в своём доме собственную дочь...       Минхёк вскочил с места, стал ходить по кабинету, размахивая руками:       — Вы сошли с ума! Этого не может быть...       — Может... Сама судьба привела дочь к отцу...       Гнев и раздражение Хвана не имели границ. Да, он хотел бы найти своего ребёнка. Когда-нибудь... Но не сейчас, когда ему предлагают баллотироваться в мэры. Ему нужно показать себя в роли примерного семьянина, чтобы никто не прознал о его связях с женщинами. Если всплывёт, что у него есть незаконорожденный ребёнок, да ещё и работающий у него в доме прислугой, то не видать ему мандата...       — Перестаньте, Сону, я не знаю, о чём вы говорите, — Минхёк даже слушать не хотел доводы Ча.       — Зато я знаю. Об этом знает только директор Ким и я, остальные работники детского дома, которые были при этом, давно сменили работу или ушли на пенсию.       Минхёк, наконец, сел в кресло, внимательно слушая, а Сону продолжил:       — Нянечки нашли девушку без сознания возле ворот нашего детского дома. Мы её выходили. Она была беременна и умерла во время родов. У нас не было возможности определить её в больницу, финансовое положение детского дома на тот момент было плачевным, у этой девушки тоже не было денег. Родилась девочка, которая выросла в «Хэтсаль» и эта девочка — Со Ханыль — служанка, которая работает в вашем доме.       — Служанка... — словно в бреду проговорил Минхёк.       — Да, господин Хван, Ханыль — ваша дочь.       — Боже мой, Боже мой, — Минхёк схватился за голову, закрывая глаза в надежде, что ему это снится, но открыв, увидел, что это не сон, — нет, нет. Я не могу иметь эту дочь... Не могу, не могу иметь эту дочь! Понимаете? Я не могу её иметь!       — Почему? — не понимал Ча, — вы же хотели найти своего ребёнка...       — Потому что она незаконная! — переходя на шёпот, словно его кто-то может услышать, сказал Хван.       — «Незаконная» — неприятное слово.       — Ситуация сама неприятная. Я не могу её признать...       — Дети не могут быть незаконными, они могут быть сиротами, но это не случай Ханыль, ведь она нашла отца...       Минхёк посмотрел на Сону, словно тот несёт какую-то чушь:       — Что значит «нашла отца»? Как нашла? Она знает?       — Нет, я ничего ей не говорил, ведь ей отец должен сказать правду.       — Кто ещё знает?       — Что я здесь?       — Что она моя дочь...       — Директор Ким, я и вы... Я уже говорил об этом.       — Об этом никто не должен знать. Обещайте, поклянитесь, что никто не узнает эту тайну!       — Но, господин...       — Никаких «но».       — Она ваша дочь...       — Она не может быть моей дочерью. Это погубило бы меня и мою семью! Это стало бы концом моей политической карьеры.       — Я понимаю...       — Я дам ей денег. Она сможет вести достойную жизнь. Я не хочу видеть её в моём доме. Ей не место в моей жизни. Даже говорить об этом больше не хочу. Прошу вас, Сону, оставьте меня.       — Хорошо, господин, всего хорошего...       Как только разочарованный Ча покинул кабинет, Минхёк схватился за телефон:       — Алло, Донсок? Эта служанка там?.. — кричал он всё громче, когда дворецкий его не понимал, — Ханыль, служанка мамы!.. А... хорошо, что ушла... Послушай, я сейчас приеду домой, а ты сделай всё, что я скажу, слушай внимательно. Не пускай её домой... Да, что слышал... Собери её вещи... не дай ей войти в дом! Понятно?

***

      Ханыль, не знающая о том, что где-то снова вершится её судьба, спокойно гуляла в перерыв по набережной реки Хан. Неожиданно она встретила одного из мальчишек-воспитанников «Хэтсаль». Он был из тех, кто в последнем матче против соседнего детского дома хорошо отличился.       — О, а ты что здесь делаешь, великий футболист Ёнсу? — улыбнулась она, потрепав мальчика по голове.       — Гуляю... Мне было скучно.       Ёнсу был лет двенадцати, полненьким, ростом еле доставал Ханыль по плечо, но очень шустрым и весёлым.       Вдруг откуда-то взялся Хёнджин:       — Ханыль, давай поговорим.       — Эй, ты меня преследуешь? — возмутилась она, — ты, кажется, утром дал мне всё ясно понять.       — Нуна, кто это такой? Он тебя обижает? — вступился Ёнсу, — эй, шпала, не приближайся к моей нуне, понял?       Мальчик со всего размаха вдарил Хёнджину в плечо. Хван от удивления опешил, даже не смог ничего сказать, глядя в след удаляющейся с этим пацанёнком Ханыль. Придя в себя, Хёнджин побежал за ними:       — Ханыль, подожди, не убегай от меня, пожалуйста.       — Тебе что, не хватило? — Ёнсу встал в воинственную позу, готовый снова ударить.       — Нет, нет... Мне хватило, не продолжай, а то ты меня убьешь, — полушутливым тоном сказал Хенджин. — Мне больно. Я больше не выдержу. Ударишь меня — и я окажусь в больнице. Я всего лишь хочу поговорить.       — Всё хорошо, Ёнсу, можешь идти, — сказала Ханыль мальчику, снова сдаваясь перед напором Хёнджина.       — Ладно, я пойду, только имей в виду: тронешь нуне — я тебя просто убью, — Ёнсу демонстративно провёл ребром ладони по собственной шее, не сводя глаз с Хёнджина. — Так что будь осторожен, ясно? Ты понял или нет?       — Да, Ёнсу, — выдохнул Хван.       — Для тебя — господин Ёнсу, ясно? — тремя пальцами перед носом Хёнджина, своим маленьким пухлым пальцем, сказал Ёнсу, а затем ушёл.       — Ясно? — повторила Ханыль, смеясь. — Ну, что с тобой происходит?       — Прошу тебя, сядь в машину, — умоляюще просил Хван.       Вообще, Хван рассказал Чанбину, что вроде как любит Черён, и ему с ней хорошо, но его словно магнитом тянет к Ханыль. На это Бин, не долго думая, посоветовал другу переспать с Ханыль, предполагая, что его интерес к девушке связан с её недоступностью. «Переспи с ней, и ты через пару часов захочешь от неё сбежать, потеряв интерес», — сказал Чанбин. Посчитав версию друга достаточно правдоподобной, Хёнджин приступил к действию.       — Ни за что не сяду в твою машину, — возразила Ханыль.       — Боишься? Там же тепло...       Как Хёнджин ни старался установить с ней зрительный контакт, она уворачивалась. Он пытался, приперев её к перилам моста, удержать в кольце своих рук, но и тут она ускользала.       — Боюсь? Не-а. Просто у меня нет желания, — сказала она, снова отворачиваясь.       — Посмотри на меня. Ну, посмотри на меня... — сказал он, схватив её за руку. Наконец, она заглянула в его гипнотизирующие глаза.       — Смотрю...       — Я тебе нравлюсь?       От этого вопроса у Ханыль перехватило дыхание. Не выдержав взгляда парня, она как можно равнодушнее, стараясь не выдать волнение, сказала, отведя взгляд:       — Что? Так себе...       — Что это значит?       — Ни да, ни нет, вот что это значит, понял?       Избегая его взгляд, она повернулась к реке, делая вид, что заинтересовалась тем, что происходит на другом берегу.       — Хорошо. Давай всё проясним, — сказал Хёнджин, воспользовавшись моментом и зажав её между собой и перилами. Лёгкий цветочно-ванильный аромат проник глубоко в его лёгкие — так пахли её волосы, вызывая в нём желание прикоснуться к ним.       — И что тебе от меня нужно? — спросила она, чувствуя, что сердце бьётся где-то в горле, и Хёнджин может это услышать.       — Будь моей подругой...       — Твоей подругой? — в её тоне было столько иронии и цинизма. — Ты что?       — Ничего плохого, если мы будем друзьями...       — Ничего плохого, но... Я не могу быть твоей подругой, — сказала она, повернувшись к нему лицом, сразу заметив немой вопрос в его глазах. — На то есть много причин...       — Назови хоть одну...       — Что скажет твоя мать? «Мама, представляю тебе мою новую подругу служанку», ты так ей скажешь? А что скажет твоя тощая невеста?       — Ей незачем об этом знать...       — Вот видишь? Мы разные. Ты собираешься скрывать, что у тебя есть подруга, а я ненавижу обман. Знаешь что, езжай-ка домой. Я тоже поеду домой.       Ханыль спокойно отодвинула руку Хёнджина и зашагала прочь.       — Но ты живёшь в моём доме... — крикнул он ей, но она сделала вид, что не слышит. — Давай, довезу...

***

      Донсок, собирая вещи Ханыль, нашел в ее книге фотографии Минхёка и Хёнджина:       — Бедная девочка, — вздохнул он, глядя на снимки, она очень напоминает его сестру.       — Донсок, что вы делаете? — спросила Джису, войдя в комнату и застав ней дворецкого ковыряющегося в вещах Ханыль.       — Тебя это не касается, — возразил он, продолжая свое занятие.       — Как это не касается? — возмутилась она, подойдя ближе. — Вы приходите в нашу комнату, роетесь в вещах моей подруги...       — Я проверяю. Это моя обязанность, — застегнув сумку девушки, он вышел из комнаты, направившись на выход из дома.       Он знал, что перерыв закончился и Ханыль должна появиться с минуты на минуту. Как только он завидел её, подходящую к дому, то преградил ей путь:       — Подожди...       — В чем дело, Донсок? — непонимающим взглядом посмотрела на него. — У вас такое лицо, будто им вытирали ботинки. Угощайтесь, очень вкусно, — протянула пакетик с орешками, которые решила пожевать по пути.       — Нет. С тобой должен поговорить господин Минхёк.       — Со мной? — сказала она, пытаясь обойти дворецкого, но безуспешно. — Хорошо, я подожду его в доме, дай пройти.       — Подождать нужно здесь.       Ханыль только что заметила в руках Донсока сумку:       — Но... Что вы делаете с моей сумкой?       — Тебе все объяснит, господин Хван, хотя я не уверен, что ты сможешь понять это, — с этими словами он показал ей фото Хёнджина, за которым она сразу потянулась, как за самой дорогой вещью на свете:       — Донсок, отдайте мне её...       — Оставь. Я хочу кое-что сказать тебе для твоего же блага, — стал говорить управляющий, не позволяя девушке дотянуться до снимка. — Я не знаю, зачем я это говорю, но выслушай. Ты служанка...       — Донсок, ради Бога, это не новость...       Но дворецкий продолжил:       — Моя сестра тоже была служанкой. Она работала в доме и влюбилась в сына хозяина. Для нее все закончилось очень плохо, ты слышишь? Плохо. Ей сломали жизнь. Не мечтай о невозможном. Мы всегда должны оглядываться. Должны смотреть не вверх, а вниз, понимаешь? Так было всегда.       — Я не понимаю, в чем дело, — возмущалась она, пытаясь пройти в дом.       — Пожалуйста, Ханыль, не устраивай скандал...       Во двор заехала машина Минхёка. Выйдя из машины, он сказал:       — Ханыль! Иди сюда. Садись в машину...       Он забрал у Донсока сумку девушки, закинув в багажник, а Ханыль усадил на переднее сиденье. Всю дорогу он молчал. Она тоже. Ханыль не могла понять, что происходит и куда ее везут. Но, увидев ворота родного детского дома, наконец, спросила:       — За всю дорогу вы не сказали ни слова, а я очень любопытная и хочу знать, что я сделала на этот раз?       — Ничего... — сказал Минхёк, выйдя из машины и достав сумку Ханыль, направляясь к зданию.       — Тогда почему вы не говорите со мной? — настаивала Ханыль, следуя за ним по пятам.       — Мне нечего тебе сказать. Я тебя просто привез...       — Причем с вещами. Так в чем дело? Я уволена?       — Да...       — Но почему?       Он ей не ответил. Поставив её сумку в холле, Минхёк отправился на поиски Ча Сону. Застав его в кабинете директора Ким, сказал обоим:       — Прошу вас не разрушать мою семью и мою политическую карьеру. Оставьте в тайне всю эту историю. Я дам достаточное количество денег на содержание Ханыль здесь.       Оба директора только вздохнули:       — Хорошо, господин.

***

      — Ты правда вернулась? — счастливая Нари забежала в комнату, где увидела Ханыль, раскладывающую вещи.       — Ага, — грустно вздохнула та, отчего подруга тоже поникла.       — Ты не рада? Ты не скучала?       — Скучала... И рада я, Нари, — со слезами сказала Ханыль. — Мне вас не хватало. Но видишь ли, меня уволили. Мне никто ничего не сказал, просто вышвырнули и всё. Знаешь, что, я догадываюсь, почему меня уволили — я всех их раздражала, пока была там. А может, Донсок прогнал меня из-за фотографии?       — Какой?       — Не важно...       — Для меня главное, что ты вернулась, — Нари попыталась приободрить подругу, обнимая её.       — Мне даже не дали проститься с остальными: бабусей, Джису, Джисоном Рюджин, Чаном... Они такие добрые. Раньше я скучала по тебе и няне-толстушке, а теперь буду скучать по ним. И почему мы должны всегда по кому-то скучать?

***

      Хёнджин, не добившись от родителей никаких подробностей, а вернее, не добившись ровным счётом никаких объяснений по поводу брата, пошёл к бабушке:       — Бабушка, у меня есть брат. Я хочу всё о нём знать.       Она сделала удивлённое лицо:       — Брат?       — Да. Я знаю историю мамы и папы...       А вот это уже интересно. Гымсун заволновалась, её руки еле заметно затряслись:       — И что же ты знаешь?       — Что они поженились после моего рождения, — равнодушно ответил тот.       Старушка выдохнула — Хёнджин ничего не знает — поэтому, немного успокоившись и по-доброму улыбнувшись, сказала:       — Всё же поженились, и это главное.       — Я согласен, но до этого папа изменил маме, правда? Ответь, бабушка.       — Что я могу сказать?       — Правду...       — Думаешь, это тебе поможет? — спросила она, но продолжила, не дождавшись ответа: — Хорошо. Ты должен это узнать. У твоего отца есть ещё ребёнок. Пожалуйста, никому не говори, что я тебе это сказала.       — Не беспокойся. Я хочу знать, где мой брат?       — Не знаю. За двадцать лет больше десятка сыщиков не нашли и следа, — на глаза госпожи Чон навернулись слёзы.       — Не переживай, бабушка, мы найдём его, — пообещал Хёнджин и поспешил удалиться, чтобы сообщить подробности Йеджи, ведь она сидела в своей комнате в ожидании новостей.       Услышав от Хёнджина подробности и его стремление найти брата, Йеджи возразила, что не хочет никакого брата, ведь у неё уже есть брат, и ей достаточно его, и никакой оборванец с улицы ей не нужен.

***

      Госпожа Чон Гымсун почти весь день провела в ожидании. Ханыль так и не пришла к ней после обеденного перерыва. Она думала, что девушка занята, поэтому не беспокоила её, но сейчас готова была её поругать за столь долгое отсутствие. Когда услышала стук в дверь, то с наигранной строгостью в голосе сказала:       — Заходи, Ханыль, уже так поздно...       Но дверь с подносом чая в руках открыла не Ханыль:       — Это я — Юна, госпожа.       — В чем дело? Где Ханыль? — забеспокоилась старушка. — Она заболела?       — Не знаю, — еле скрывая радость, что Ханыль больше не работает в этом доме, ответила Юна.       — Что значит не знаешь? Она дома или ушла?       — Мне ничего не сказали. Донсок приказал отнести вам чай.       — Нет, моя служанка Ханыль, — требовала Гымсун, — и я хочу, чтобы она принесла мне чай.       — Госпожа, я налью вам чай, — словно не слыша, проговорила Шин, наливая чай. — Приятного чаепития.       — Почему она не пришла? — но девушка не слушала, направившись у двери. — Юна!       — Да, госпожа... — развернулась та.       — Найди Ханыль и скажи, чтобы она пришла. Немедленно! Понятно?       — Да, госпожа. Я ей передам, — сказала Юна, закрыв за собой дверь.       Минут через пять в дверь снова постучали, и в дверях снова появилась не Ханыль:       — Вы меня звали, госпожа?       — Не тебя, Донсок. Я звала Ханыль, — у госпожи Чон уже попалось терпение. — Я хочу, чтобы она немедленно пришла.       — Боюсь, что это невозможно, госпожа, — словно робот, механически отвечал тот.       — Что это значит? Я хочу её видеть. Немедленно найди ее и пртащи!       — Вы не понимаете, госпожа. Ханыль нет. Она здесь больше не работает.       — Что? Она моя служанка! Кто её уволил?       — Её никто не увольнял. Она сама ушла. Так меня проинформировал господин Хван, ваш сын. Она решила уйти, и господин любезно отвёз её на машине.       — Ушла? Не попрощавшись со мной? — разочарованию не было предела. — Я её любила, а она ушла? Это очень странно, что она ушла вот так, — словно сама с собой рассуждала вслух. — Что-то точно произошло. Как интересно, Ханыль напоминает мне твою сестру. Скажи Хёнджину, чтобы немедленно пришёл сюда.       Поклонившись, дворецкий удалился, и вскоре появился обеспокоенный Хёнджин: — Что случилось, бабушка?       — Ханыль не могла уйти просто так, — строго сказала она, — я думаю, что ты приложил к этому руку.       — Ханыль ушла? Но как? Я не сделал ничего плохого, бабушка, клянусь, — объяснялся он, при этом прокручивая в голове, чем он мог ее действительно обидеть, но так ничего и не придумал. — Мы пару раз ссорились. Ты сама была свидетелем одной из ссор. Но больше никогда.       — Скажи, между вами что-то было?       — Что ты имеешь в виду?       — Ты прекрасно знаешь, не прикидывайся.       — Нет, ничего не было, — Хёнджин в отрицающие жесте замахал обеими руками. — Иногда мы целовались, но больше ничего. Кроме того она ушла, бабушка, ушла и все закончилось.       — Ты с ней целовался?       — Да.       — Тогда я знаю, почему она ушла, — вздохнула она, — или, оставь меня.       — Я ничего не понимаю, бабушка, при чем здесь поцелуи?       — Иди, я сказала, прошу тебя, уходи.       Воспоминания нахлынули на неё новой волной. Неужели она и эту девушку потеряет так же, как когда-то потеряла Кан Суа...

***

      Хёнджин приготовил для Черён подарок — серебряную цепочку с изящным кулоном. Она была так рада...       Когда Хёнджин застегнул украшение на её шее, она, потрогав его и глядя в зеркало, наслаждаясь видом кулона в ложбинке между ключиц и тем, как Хёнджин осыпает её шею поцелуями, довольная произнесла:       — Теперь я скажу Йеджн, что она была не права.       — В чём же? — промурлыкал он, снимая с неё платье.       — Она сказала, что парни совсем не оригинальны и дарят своим любимым только плюшевых медведей.       На мгновение он задумался, но решил откинуть эти мысли, ведь кое-кому он отправил в подарок плюшевого медведя...