Служанка

      Ханыль много плакала, практически всю ночь, пока не уснула. Встав утром, она умылась, привела себя в порядок и пошла к Минхо с завтраком. Войдя к нему в комнату и поставив перед ним поднос, она уселась на его кровати.       — Я рад, что ты пришла, — улыбался ей Ли, а потом, увидев её помятый вид, забеспокоился. — Ты хочешь спать? Да? Или что-то случилось?       — Ничего. Вернее, случилось. Только с такой дурой, как я, могло такое случиться. Не хочу об этом говорить.       Пробежав по комнате взглядом, она увидела на мольберте картину, которую никогда раньше не видела. На ней был изображён силуэт обнажённой девушки. Картина явно ещё не закончена.       — Кто она? — полюбопытствовала Ханыль.       — Джемин.       — Твоя невеста?       — Женщина моей судьбы, — вздохнул Минхо.       Эту картину он начал рисовать, когда девушка была ещё жива. Писал с натуры. Потом забросил. Хотел даже порвать, но вовремя остановился. Он бы себе этого потом не простил. Картина долго была спрятана в шкафу, а теперь Минхо подумывал о том, чтобы закончить её.       — Бабуся рассказала мне про аварию, — грустно сказала Ханыль.       — Давай договоримся: не будем говорить о том, что случилось по глупости с тобой, и о том, что случилось по глупости со мной.       — Ты не виноват в том, что с тобой случилось, — пыталась поддержать его Со.       — Виноват. Отец был пьян, и я разрешил ему сесть за руль. Что может быть глупее? — а потом резко поменял тему: — Ты очень похожа на Джемин, особенно улыбкой.       — Когда ты закончишь картину?       — Не знаю... Никогда, наверное.       Они одновременно вздохнули. Минхо немного помолчал, а затем протянул девушке закрытую ладонь:       — Возьми.       — Что это?       — Ключ.       — Я не слепая, вижу, что это ключ. Для чего?       — Чтобы открывать дверь.       — Вы надо мной издеваетесь?       — «Ты» надо мной издеваешься.       — Нет, вы надо мной издеваетесь.       — Я тебя поправляю.       — Почему? Так разве не говорят?       — Я хочу, чтобы ты обращалась ко мне на «ты».       — Хорошо, хорошо. Я со всеми на «ты».       — Возьми этот ключ от этой двери. Ты сможешь приходить, когда захочешь. Надеюсь, будешь приходить почаще.       — Со мной никакой проблемы, но дело в том, что я не могу надолго оставлять бабусю.       — Что с ней? — заволновался Хо. — Она больна?       — На самом деле, это не болезнь... Кстати, ты такой же, если добровольно решил запереть себя в четырёх стенах. Наверное... — снова куда-то не туда, надо переводить тему. — Рисовать-то приятно? Однажды я тоже рисовала.       — Ты рисовала? — приподнял от удивления брови Ли.       — Я рисовала кролика с разными лицами, — как маленькая девочка, сложив руки на коленках, рассказывала Ханыль.       — Рисовала карикатуры? Тебе нравится?       — Нет, это были просто рисунки. Не очень хорошие. Однажды он получился с лицом Хынмина.       — Хынмин — это актёр?       — Какой актёр? — возмутилась девушка. — Ты не знаешь Сон Хынмина?       — Нет...       — Ты ни разу не видел, как он играет? — теперь её очередь удивляться.       — В кого ты пошёл? Неужели ты не любишь футбол?       — Я не увлекаюсь футболом.       — Как ты можешь говорить, что любишь рисовать, если ты не восхищаешься артистизмом и красотой футболистов?       — Ну, как-то так...       — Ну, ладно, мне пора. Я засиделась. Позже зайду.

***

      Сегодня должен быть показ, поэтому Йеджи встретилась в кафе с двумя девушками-моделями, с которыми подружилась, пока готовилась к показу:       — Я так нервничаю. Так переживаю, — она места себе не находила, и даже кусок её любимого чизкейка не лез в горло.       — Да что ты переживаешь, Йеджи? Тебя хорошо поднатаскали. Ты хорошо дефилируешь, — сказала одна из девушек — Суён.       — Да? Как не переживать, когда мой отец меня убьёт.       — Да ладно, Хван Минхёк — современный мужчина, — сказала вторая — Суджин.       — Ага, пока мне не нужно идти по подиуму в нижнем белье...       — Погоди, слушай... — прервала её Суён, потому что в кафе вместо песни вдруг послышался голос диктора на радио:       — «Эта девушка похитила моё сердце, от неё у меня перехватывает дыхание». Это послание SPEARB для Хван Йеджи. Самое прекрасное, что молодой человек, который скрывается под этим псевдонимом, сейчас находится передо мной и хочет посвятить свою песню Хван Йеджи. Давайте послушаем. Для тебя, Йеджи, от тайного возлюбленного.       Заиграла мелодия, и красивый голос исполнил лирическую песню.       *Changbin, Felix — 'Cause I Love You (좋으니까)*       — Я в восторге, Джи, — восхищалась Суджин. — Скажи, кто он?       — Не смейтесь, — Йеджи тоже была в восторге от того, что кто-то посвятил ей песню, но ей казалось, что подруги насмехаются над ней.       — Лично я умираю от зависти, нисколько не смеюсь, — возразила Суён.       — Не будь эгоисткой. Признайся, кто он? — требовала Суджин.       — Перестаньте, девочки. Я не знаю, кто он.       — Видишь, какая ты. Ты не хочешь поделиться с подругами, — чуть не хором сказали девушки.       — Я не знаю, кто он. Может, кто-то решил подшутить надо мной, — предположила Хван.       — Мне бы хотелось, чтобы так надо мной подшутили, — вздохнула Суён.       — Ой, смотри, кто там! — Суджин кивнула за спину Йеджи.       Хван оглянулась и тут же, морщась, отвернулась, увидев идущего к ним широко улыбающегося Чанбина.       — Привет, девочки, — поприветствовал он, обняв каждую. Только Йеджи не дала себя обнять. — Как вы? Йеджи, по дороге сюда в машине я слышал, как кто-то пел для тебя. Ты слышала? Тебе понравилось?       — Это не твоё дело, — буркнула Хван.       — Конечно, ей понравилось, она в восторге и с ума сходит по этому певцу, — воскликнула Суён.       — Суён, — осекла её Йеджи, — помолчи.       — Что? — возмутилась девушка.       — Чанбин, иди, куда шёл... — фыркнула на парня Йеджи.       Как же раздражает её этот зануда! Накачал мышц, а мозгов, видимо, убавилось!

***

      Ханыль, как и обещала, в свободную минутку прибежала к Минхо. Как хорошо, что теперь есть ключ и не нужно просить Донсока открыть дверь. Девушка, улыбаясь, вошла... Но комната оказалась пуста:       — Ты где? — разочарованно проговорила Ханыль.       Вдруг неожиданно послышался стук в дверь. Что же делать? Если вскроется, что Минхо нет в комнате, то у парня будут проблемы.       — Хён, открой дверь, — послышался голос Хёнджина. — Скажи ей, чтобы она открыла дверь.       И когда только он успел увидеть, как она входила? Ханыль, секунду подумав, выскользнула в дверь.       — Я так и знала, что это ты, — сказала она первое, что пошло в голову.       — Дай войти, — Хёнджин пытался отстранить девушку от двери.       — Нет, нельзя, — быстро заперла дверь, пряча ключ. — Дверь закрыта. Господин отдыхает.       — А ты что, убаюкиваешь его?       — Может, вы перестанете докучать мне? — Ханыль собиралась уйти, но Хёнджин перегородил дорогу, хватая за локоть:       — Я говорю с тобой.       — Если вы будете так дёргать меня за руку, вы её оторвёте.       — Значит, у тебя есть ключ от его комнаты? Какая ты быстрая! Не теряешь времени: ни один, так другой, главное, чтобы это был кто-то из семьи?       — Я не понимаю, о чём вы говорите, — у Ханыль будто земля уходит из-под ног. Да что такое говорит этот тип?       — Я говорю, что ты авантюристка. Тебе не терпится снять униформу служанки, в которой тебе тесно. И ради этого ты готова на всё, да?       — Ты говоришь серьёзно? — у неё уже слёзы от обиды на глаза наворачивались. — Ты серьёзно? Со мной так не говорят, так что проси прощения. Слышишь?       — Нет, — нагло сказал парень, видя состояние девушки.       Сейчас он получал удовольствие от зрелища.       — Сейчас же извинись, или я клянусь...       — Нет.       — Клянешься в чём? — в коридоре нарисовалась Джихё. Хёнджин тут же отпрянул от девушки.       — Мама, — Хван попытался остановить надвигающуюся, как туча, мать.       — Клянешься в чём? — повторила та и, не дождавшись ответа, приказала: — Уйди с глаз моих и благодари мою свекровь, что ты всё ещё здесь.       Ханыль приняла твёрдое решение, что не оставит это просто так. Как он может так с ней разговаривать? Может быть, она и вульгарная, и невоспитанная, но у неё есть честь, которую она никому не дарит и уж тем более не продаёт!       Сходив в комнату прислуги и сняв с вешалки сменную униформу, она поднялась на второй этаж. Постучав в комнату Хёнджина, она услышала:       — Войдите.       Пройдя в комнату и гордо вытянув платье вперёд, спросила:       — Видите эту униформу? Посмотрите внимательно, видите?       — Да. И что? — Хёнджин, до этого сидевший на кровати и отстукивающий что-то в телефоне, встал, подойдя ближе к девушке.       — А то, что на ней не висит бирка, что это дерьмо. Эта униформа — не дерьмо, как и человек, который её надевает. Мне не стыдно, что я её ношу.       — Послушай... — Хван попытался вставить хоть слово, но Ханыль продолжала свою тираду:       — Это моя работа, и мне не стыдно работать. И если я когда-то сниму эту униформу, то лишь потому, что найду другую работу. Я буду всю жизнь работать. Я не авантюристка. Я дура.       — Почему?       — Потому что не смогла себя защитить, когда ты меня оскорбил.       — Ханыль... — Хёнджин попытался успокоить девушку, которая, казалось, кипела от гнева, но лучше бы он к ней не приближался, потому что она со всей дури ударила ему по лицу кулаком, что аж парень повалился с ног скорее от неожиданности, чем от силы удара, но всё же...       — Теперь мы в расчёте, — гордо произнесла девушка, выходя из спальни.       — Ничего себе, — Хван оторопело гладил щёку.       Но на этом сегодняшние приключения Ханыль не закончились.       Ёнджун обжимался с Юной возле входа в кабинет. Услышав пошлые звуки, Ханыль уже собиралась пристыдить их, но, подходя ближе, невольно стала свидетелем разговора:       — Эти деньги я взяла у сестры.       — Спасибо, любовь моя. Завтра к полудню я всё верну.       — Я так боюсь. Надеюсь, она не успеет заметить пропажу.       — Как вам не стыдно? — Ёнджун тут же скрылся за дверью кабинета, а Ханыль продолжила отчитывать уже только Юну: — Как ты можешь обворовывать собственную сестру? Разве ты не видишь, что он обещает тебе жениться, а ты для него только легкодоступная игрушка, ещё и деньги можно с тебя поиметь.       — Ой, отвали! Не твоё дело вообще! Джуни меня любит, — Юна ушла, одарив Со презрительным взглядом.       Из коридора возле хозяйского кабинета была видна входная дверь, которая вдруг открылась, и Ханыль увидела, что вошёл Хару. Что он здесь делает? Как он вообще прошёл через охрану? Бродяга прошёл в гостиную, а Ханыль на цыпочках следом, шёпотом зовя его:       — Хару! — тот испуганно оглянулся. — Какого ты тут делаешь в такое время?! Ты вор, Хару, да? Вор?       — Чш-ш-ш, — он приложил палец к губам. — Э-э...       — Ты вор? — Ханыль наоборот стала переходить с шёпота на тихий голос.       — Ханыль, говори потише. Я не вор. Я всё тебе объясню.       — И что ты здесь делаешь? — уже обычным, но с нотками возмущения спросила девушка.       — Ну, успокойся, не говори так громко! Я скажу тебе правду. Я...       — Он мой друг, — откуда ни возьмись появился в гостиной Донсок.       — Что? — удивилась Со.       — Да, мой друг, — продолжил дворецкий. — Этот человек пришёл за едой, которую я для него храню. В этом доме остаётся много еды. Зачем её выбрасывать? Вы согласны со мной?       — Да-да, — закивал головой Хару. — Он даёт мне еду, чтобы не выбрасывать, понимаешь? Вот и всё.       — Ты очень ловкий. Надо же, — Ханыль потрепала мужчину по плечу. — Хорошо, спокойной ночи.       Ханыль пошла спать, оставив Донсока разбираться с гостем. Хару тут же скрылся на втором этаже.

***

      — Спасибо, Донсок, — проговорил Минхо, когда Кан принёс ему завтрак. — Ты спас меня вчера вечером.       — Простите, господин, но я не помню, чтобы видел вас вчера вечером.       — Хах, ты прав. Вчера вечером мы не встречались.       Послышался стук в дверь, а затем вошла Ханыль.       — С вашего позволения, господин, — откланялся дворецкий.       — Ты очень красивая, — проговорил Минхо, как только дверь за мужчиной закрылась.       — Почему вы обманываете? — Ханыль с недоверием смотрела на парня.       — Я тебя не обманываю...       — Обманываешь. Потому что говоришь, что я сегодня красивая. Ты пьян? Или даже хуже — ты слепой?       — Да, я слепой, — согласился Минхо, спорить с девушкой абсолютно бесполезно. — Но я рад, что ты меня навестила. Я проснулся очень рано. Плохо спал сегодня.       — Представляю. Наверное, тебе до смерти надоела эта коляска.       — Да. Ты странная. Почему ты так на меня смотришь? — Девушка будто хочет что-то спросить, но не решается, а взгляд, будто подозревает его в чём-то.       — Ничего. Я просто думала о тебе. Нет такого лечения, чтобы ты снова начал ходить, нет?       — Нет.       — Ты уверен? — Увидев его утвердительный грустный кивок, Ханыль продолжила: — Ладно, не расстраивайся. Всё будет хорошо... Ладно, мне пора к бабке. Пока, не скучай.

***

      Посидев со старушкой, «окультуриваясь» в рассуждениях о вечной любви, Ханыль была удивлена рассуждением госпожи Чон о том, что вечной любви не существует:       — Посмотри. Ромео и Джульетта. Их любовь называют вечной, потому что они умерли. Если бы он на ней женился, то быстро бы разлюбил, увидев утром растрепанной и нечёсанной...       — А она бы почувствовала его несвежее дыхание? — продолжила Ханыль мысль Гымсун. — Знаете, бабуся? Вы такая «романтичная». Если бы все люди думали как вы, то никто бы даже не женился.       — Не переживай, пройдет ещё много времени, пока люди это поймут, поэтому люди все ещё женятся.       — Какая вы, а... — ухмыльнулась девушка. — Так ладно, вы пока завтракайте, я тоже пойду, а то скоро желудок сведёт.       Подходя к кухне, Ханыль услышала плач Рюджин, что её обокрали. Рядом стоящая Юна успокаивала её, Чан обмахивал полотенцем, Джисон подал воды.       Со, тут же схватив Юну за локоть, отвела её в сторону, призывая честно признаться в воровстве, но та ни в какую не соглашалась. Все заметили бурные жесты девушек. Чан спросил:       — О чём это вы так спорите?       — Онни, я должна признаться, — начала Юна. — Я знаю, кто украл твои деньги. Я видела своими глазами, что это была Ханыль, но она угрожает мне, чтобы я не говорила.       — Как ты могла, Ханыль? — Рюджин разрыдалась ещё больше. — Если тебе нужны были деньги, ты могла просто попросить.       — Это не я, я не крала! — оправдывалась Ханыль.       — Ага, конечно. Ты украла раньше драгоценность старухи, а теперь и деньги моей сестры, воровка! — воскликнула Юна.       Не выдержав осуждающих взглядов, в очередной раз сказав, что она ничего не крала, Ханыль вернулась к госпоже Чон. Как только у Юны язык повернулся? Какая же она подлая!       Увидев удручённый вид своей горничной, Гымсун стала допытываться, что случилось, и Ханыль ей всё рассказала.       — Говоришь, что кто-то украл деньги и снова обвиняют тебя? — допрашивала старушка. — Но ты же знаешь, кто это сделал? Знаешь ведь? Говори...       Ханыль не выдержала требовательный тон бабки и еле слышно произнесла:       — Юна...       — Ха-ха, я так и знала. Она профессиональная воровка.       — Нет. Она украла их для Ёнджуна. Я это видела.       — Беру свои слова обратно. Значит, она профессиональная идиотка.       — Правда в том, что она обвинила в этом меня, и ей все поверили.       — Очевидно, что здесь все шишки валятся на тебя.       — Как их убедить, чтобы они мне поверили?       Возможно, госпожа Чон даст совет, но Ханыль услышала:       — Да никак. Чем больше ты будешь пытаться доказать свою невиновность, тем меньше тебе будут верить.       — Но я не могу сидеть сложа руки.       — Уйди куда-нибудь в обеденный перерыв, ты же всегда куда-то уходишь, — единственный совет, который она получила.       — Но сегодня не хочу...       — Всё же уйди. Иначе на какие деньги ты поможешь бедным детям детского дома?       — Вы правы, бабуся, — у девушки даже есть идея, как их заработать.       — Не называй меня...       — Я знаю, не называть вас бабусей. Пока, старушка! — чмокнув в щёку, Ханыль ушла.       ЙНемного поразмышляв, госпожа Гымсун направилась в кухню.       — Рюджин, — позвала та повариху, впервые за многие годы заходя сюда.       — Госпожа Гымсун, — радостно всплеснула руками Шин. — Как я рада вас видеть!       — Я пришла поговорить с тобой. Я хочу сказать тебе то, что ты должна знать.       — Что случилось? — улыбка с лица Рю спала, видя серьёзное лицо старухи.       — Я не стала делать этого публично, чтобы избавить тебя от лишних переживаний, но думаю...       — Пожалуйста, скажите, что случилось?       — Успокойся и спокойно выслушай меня. Когда Ханыль обвинили в краже семейной эмблемы, я выяснила, что истинная воровка — твоя сестра. Ёнджун попросил её украсть для него. Когда пропажа обнаружилась, Юна подложила вещицу в постель Ханыль. Судя по всему, сейчас произошло то же самое. Я пришла сказать...       — Не может быть... — догадка резала сердце Рюджин.       — Онни, ты не видела?.. — Юна зашла на кухню, но осеклась при виде старухи. — Госпожа Чон, не думала увидеть вас здесь.       — Я пришла сказать твоей сестре, что знаю, кто украл её сбережения. Это сделал тот же человек, который украл и у меня. Ты так не думаешь, Юна?       — Почему, сестрёнка?       Рюджин плакала, не веря в происходящее. Собственная сестра, в которую она вложила всю себя, так поступила с ней и даже не пытается оправдаться.

***

      — Джису, мы заработали кучу денег. Посмотри! — Ханыль пересчитывала выручку.       — Да, ты хорошо придумала, — радовалась Чхве.       — Ладно, давай закончим с этим. — Ханыль пошла дальше. — Розы, благоухающие розы, цветы с выставки роз!       — Я покупаю все розы, которые у тебя есть, — возле Ханыль остановилась машина Хёнджина. — Мне нужен красивый букет.       Ханыль согласно кивнула и подозвала к себе подругу, забрав у неё все оставшиеся розы и отдав Хёнджину:       — Ты заплатишь наличными?       — Да-да, давай.       — Дай ему сдачу, — обратилась Ханыль к Джису, но парень уже уехал.       — Везёт же некоторым женщинам. Черён повезло, что у неё такой парень, — вздохнула Су.       — Да. Есть счастливые женщины. Зато, подруга, теперь у меня есть деньги на подарки детям. Пошли. Перерыв закончился.       Вернувшись в особняк, девушки увидели Джисона, который сказал, что Рюджин зовёт Ханыль. Джису пошла в комнату переодеваться в форму, а Ханыль, думая, как выбелить себя перед поварихой, пошла на кухню.       — Я не понимаю, Рю, зачем ты меня позвала? — спросила она, видя, что её не ругают, а взгляд Шин заискивающий.       — Я думала, что ты хочешь попить что-нибудь холодненькое, — Рюджин поставила перед девушкой графин с лимонадом.       — Да, не откажусь, очень хочется пить, — сказала Ханыль, налив себе немного. — Мне кажется, или ты пытаешься что-то мне сказать?       — Да. Я хочу извиниться перед тобой.       — За что?       — Я прошу прощения, но не задавай мне вопросов.       — Рю... — Ханыль, ничего не понимая, смотрела на плачущую повариху.       — Воды, срочно воды! — на кухню влетел дворецкий.       — Донсок, вот... — Ханыль подала ему свой стакан, который тот залпом осушил. — Что случилось?       — Катастрофа!       — Что случилось? Я не понимаю...       — Украли все розы госпожи Джихё! Розы для выставки! У госпожи нервный срыв.       — Э-э... — кажется, Ханыль влипла.       — Что? — не понял Кан.       — Я сейчас вернусь, пойду поищу Джису, — надо пока исчезнуть с глаз хоть под таким предлогом.

***

      Йеджи и Донсок, напичкав Джихё успокоительным и уложив её спать, разошлись каждый по своим делам.       — Толпа идиотов, — возмущался Минхёк, которого вызвали из компании, проверив сад. — Вы заставляете меня терять время. Скажи моей жене, чтобы пришла сюда. Её розы на месте.       — Как на месте? — удивился Кан.       — На месте. На своём обычном месте.       — Не может быть. Я сам видел...       — Никто не просил тебя смотреть. Скажи моей жене, чтобы пришла и посмотрела.       Несмотря на действие лекарств, Джихё подорвалась с постели, тут же направившись в сад, когда услышала от Донсока, что её цветы на месте. Но как? Она сама видела, что её цветы, выращенные для ежегодной выставки, на которой она надеялась занять первое место, срезаны под корень.       — Ты слепая? — Минхёк стоял перед клумбами. — Перед твоими глазами розы. Вот они. Когда ты перестанешь устраивать скандалы?       — Я ничего не понимаю. Не может быть! Я не понимаю... — розы были на месте.       — Зато я всё прекрасно понимаю.       — Что ты хочешь сказать?       — Это очевидно. Ты снова осушила бутылку?       — Клянусь, я ничего не пила.       Только покачав головой, Минхёк ушёл. У него в компании ещё куча дел. А Джихё, уже сомневаясь в собственном разуме, приблизилась к цветам, чтобы понюхать:       — Что это? — Она потрогала бутон, и он оказался в её руке сорванным.       Она стала рассматривать и перебирать лепестки, в итоге воскликнув, хватаясь за голову:       — Искусственные розы, не настоящие.

***

      Ханыль вернулась, наконец, на кухню, посчитав, что буря улеглась. Пора бы перекусить. Джису радостно забежала на кухню с цветами в руках:       — Ханыль, ты только посмотри на это, — верещала Чхве.       — Что это? Где ты достала эти розы?       — Здесь. Это розы, которые купил тот воображала. Они лежали на твоей кровати.       — Как на моей кровати? Я ничего не понимаю.       — Прочти записку и всё поймёшь, — Джису протянула сложенный листочек.       — "Прости" — прочитала та. — Теперь я понимаю ещё меньше.       — Что ты не понимаешь, глупая? Эти розы для тебя. Он купил их для тебя.       — Для меня? Посмотрите, ребята, они мои, эти розы мои, — Ханыль засияла от счастья, хвастаясь перед присутствующими садовником и водителем.       — Мои розы, — Джихё вздыхала, заходя на кухню, чтобы взять воды и запить очередную порцию успокоительных, но увидела цветы в руках Ханыль, тут же закричав: — Это мои выставочные розы. Ты украла мои цветы! Боже мой! Как ты могла?       — Нет-нет, госпожа, их подарил мой парень, — тут же нашлась Со.       — Твой парень? Значит твой парень — вор!       — Или грабитель, — вставил своё Джисон.       — Что происходит, мама? — Хенджина тоже вызвали, пришлось отменить важную встречу.       — Пожалуйста, Джинни, выясни, кто парень этой служанки и заяви на него в полицию, — умоляла мать.       — Парень Ханыль? — недоумевал он, а затем обратился к девушке: — Кто твой парень?       — Вы.. — нерешительно произнесла она.       — Ты ещё бегаешь за этой пигалицей? — Джихё не выдержала ещё одного удара. Она опиралась на руку сына, при этом не чувствуя, что в состоянии стоять.       — Пожалуйста, без оскорблений. Я-то к вам со всем уважением, — возмутилась Ханыль.       — Подождите. Ханыль, с чего ты взяла, что я твой парень?       — А разве нет? А кто же тогда подарил мне эти цветы?       — Ну, я, да...       — Только не ври, я почитала записку, там твоя подпись, — она ткнула ему бумажкой.       — Это ещё ничего не значит. Я видел это в кино, — как же без Джисона, — что это ещё не доказательство, так что это тоже ничего не доказывает.       — Ты подарил ей мои розы... Как ты мог?       — Хорошо. Подарил. Но она не моя девушка.       — Прекрасно.. единственный, от кого я могу принять цветы — это мой парень, — возмутилась Ханыль, передавая цветы Хёнджину в руки, — А то вам только дай повод — начнёте потом приставать.       — Что она сказала? — До Джихё в таком состоянии трудно доходит информация.       — Хан, подожди...       — Какая я тебе Хан? Вот твои цветы. Засунь их себе в...       — Это ты сорвал мои розы! — плакала Джихё, глядя на сына.       — Нет, мама, не я! Это ты сорвала розы, Ханыль?       — Нет, не я, — пожала плечами та, а затем обратилась к подруге, которая тоже пожала плечами, — Су, ты сорвала? Нет.       Девушки ушли из кухни, а Ханыль, вспомнив, что не видела сегодня Хару, вышла из дома с контейнером еды для него. Он не заставил себя долго ждать. Отойдя подальше от посторонних глаз, они сели на скамейку. Пока Хару с аппетитом опустошал контейнер, Ханыль поведала о своих приключениях. Бродяга чуть не подавился от смеха.       — Ты себе не представляешь, что было. Госпожа Джихё плакала и кричала: "Кто сорвал мои розы?!"       — Ха-ха-ха! Давно я уже так не смеялся.       — Это я сейчас смеюсь, а в тот момент готова была провалиться сквозь землю, а всё из-за этого брюнета.       — Какого брюнета?       — Это я его так называю, не бери в голову... Скажи, а Донсок всегда приносит тебе поесть?       — Да. Украдкой.       — Как я испугалась, когда увидела тебя в гостиной.       — Да, могу себе представить.. Между прочим, как тебе тот парень, который не встаёт с кресла?       — Он врун.       — Врун? А что он тебе сказал?       — Он всем врёт. Не только мне. Никакой он не паралитик. Таких врунов я ещё не видела.       — А откуда ты знаешь, что он не парализован?       — Потому что я зашла к нему в комнату, а его там нет.       — Ну, может быть, он был в туалете?       — Как? Ползком? Кресло-то было пусто.       — И ты ему ничего не сказала?       — Нет. Больше я к нему не пойду.       — Ну, не надо так.       — Почему это не надо?       — Потому что ты ему нравишься.       — Тем более не хочу видеть этого обманщика.       — Если он, как ты говоришь, здоров, то почему он тогда не встаёт с кресла? Наверное, он очень страдает?       — Страдает, обманывая людей. По-моему, это все остальные страдают.       — Но у него могут быть свои причины. Не знаю.. я бы ему помог.       — Если человек не хочет, чтобы ему помогли, то как ему помочь? Не знаешь? Вот и я не знаю. Ты доел?       Ханыль забрала пустой контейнер и вернулась в особняк, к своим делам. Идя по коридору второго этажа, её вдруг схватили:       — Иди сюда.       Конечно же, это был младший Хван, который подкараулил девушку возле своей комнаты.       — Убери свои руки. Товар не продаётся, — отбрыкивалась Ханыль.       — Как ты могла подложить мне такую свинью?       — Ничего я не подкладывала. Влип в историю — значит сам выкручивайся.       — Значит сам?       — Не знаю таких ребят, у которых есть невеста, а они дарят цветы другим девушкам... — Ханыль вновь почувствовала руки на своей талии. Он затащил её в спальню. — Что ты делаешь? Пусти меня, дурак, пусти.       — Нет, — он закрыл дверь на ключ, не давая выйти.       — Открой дверь, — требовала Ханыль. — Открой, а то я буду кричать.       — Кричи. Посмотрим, кто кричит громче. Я всем скажу, что ты сама пришла, чтобы соблазнить меня. Да, могу сказать, что выходил из ванной голый, а ты меня здесь ждала.       — Это неправда. Никто тебе не поверит, потому что ты одет.       — Правда? А кто сказал, что я одет? — Хёнджин начал быстро снимать с себя рубашку, затем брюки. — Смотри, одет я?       — Что ты... Что ты делаешь?       — Ну, что, одет или нет?       — Не знаю, — она закрыла лицо ладонями. — И смотреть не хочу.       — А вот ключ, — он дразнил её, не давая дотянуться, потому что глаза она зажмурила.       — Дай сюда.       — Бери, что ты не берёшь? — Ханыль уже и уши заткнула.       — Я тебя не вижу и не слышу.       — Тогда я совсем разденусь, — Хёнджин уже схватился за резинку боксеров. — Разденусь совсем, слышишь?       — Ну хорошо, я слушаю. Только оденься, пожалуйста.       — Многие девчонки хотели бы увидеть меня в таком виде, — Хёнджин стал позировать, будто для обложки мужского белья.       — Только не я, — запротестовала Ханыль, не зная, куда девать глаза, ведь ей пришлось открыть.       Ладно, будет стараться смотреть ему в лицо, ведь его фигура очень соблазнительна, и взгляд так и хочется направить ниже, к кромке его трусов...       — Ты не женщина?       — Нет.. то есть женщина. Но ты не в моем вкусе. Не собираюсь я на тебя смотреть. Даже глаза закрыла, — глаза-предатели действительно всё-таки зажмурила снова.       — Ладно. Я раздеваюсь, раз ты глаза закрыла, — Хёнджин снова схватился за боксеры, держа ключ ртом.       Ханыль воспользовалась заминкой, выхватила ключ из его рта и, толкнув Хвана, выбежала из комнаты.       — Вернись. Вернись, — кричал он ей вслед, выбегая тоже.       Она залетела в комнату Минхо, который сильно удивился виду своего кузена, забежавшего следом.       — Что случилось? — возмутился Ли. — Ты что, спятил?       — Ещё как спятил, — ответила Ханыль. — Бегает за мной в одних трусах.       — Хён, я тебе всё объясню...       — Нет, Минхо, это я объясню. Иду я по коридору, а этот выходит из своей комнаты раздетый, почти голый, и говорит...       — Что я тебе сказал?       — «Иди ко мне, детка, сейчас я тебя...» А дальше можно не продолжать.       — Это неправда, — хотел оправдаться Хёнджин.       — Джинни, ты в трусах, как же мне ей не верить?       Хван, смерив обоих взглядом, всё же ушёл к себе. Такого позора он ещё ни разу не испытывал.       — Спасибо, Минхо, — облегчённо прошептала девушка, когда они остались вдвоём.       — Никогда не видел у моего брата такого взгляда, — смеялся он. — Хорошо, что ты ко мне пришла. Я как раз о тебе думал. Донсок просил меня быть осторожнее с тобой.       — Со мной?       — Да, он боится, вдруг у тебя корыстные интересы.       — Корыстные интересы?       — Ну да, у меня же есть деньги.       Вот так поворот! Она тут к нему со всей душой, а он тоже решил обвинить её?       — Ты что, издеваешься? Засунь свои деньги, знаешь куда? Понял?       — Хватит, хватит. Я с ним не согласен. Это Донсок так думает.       — А ты как думаешь?       — Ты видела "Титаник"? — резко перевёл тему Минхо.       — У-у-у, это такой древний фильм! Нет, я его не видела. Думаешь, стоит посмотреть?       — Ты девственница?       — Тебе какое дело? — смутилась она. — Я спрашивала о тебе хоть раз?       — Ну, спроси всё что хочешь.       — И спрашивать не буду, и отвечать не собираюсь.       — Ты девственница...       — Тебе-то какое дело? Да и откуда тебе знать?       — Ты покраснела и не хочешь об этом говорить, значит, ты девственница.       — Хорошо. Да. Ладно, я девственница. Это что, грех?       — Нет, никто так не считает.       — Я с тобой не согласна... Ладно. Оставим эту тему и поговорим лучше о чём-то другом.       — Ты так и не ответила, видела ли ты "Титаник"?       — Я же сказала — не видела.       — В фильме Леонардо Ди Каприо делает портрет главной героини. Она ему позирует. Мне бы хотелось написать твой портрет, чтобы ты позировала, как героиня фильма.       — Я? Ты шутишь? Правда? Меня ещё никто не рисовал. Правда, нарисуешь?       — Правда.       — Как ту девушку из "Титаника"?       — Да.       — Ну ладно, дай мне тогда пожать твою руку.       Счастливая Ханыль покинула комнату парня. Вот почему так несправедливо? Один ей нравится, но издевается над ней, а второй готов весь мир положить к ногам, но она знает, что не полюбит его.

***

      — Питер, через пять минут мы выезжаем на показ, — Йеджи нарисовалась на кухне.       — Молодая госпожа, — обратился к ней Чан, — поймите меня правильно, но на этот раз водителем буду я, а Джисон посидит в зале зрителем.       — Ты что, спятил? Прежде всего, его зовут Питер, а во-вторых, водителю место в машине, а не среди зрителей, — а затем повернулась к Хану, — Жду тебя.       — По крайней мере, у тебя есть место, — вздохнул Чан.       Йеджи вернулась в гостиную, где ее ждали подруги.       — Неужели ты не хотела бы познакомиться с этим таинственным певцом? — спросила Суджин.       — Конечно бы хотела. Очень бы хотела, — Суён ответила вместо Хван.       — Прекратите, — Йеджи уже порядком надоели эти разговоры, тем более при чанбине, который сидел здесь же, ожидая Хёнджина.       — Разве ты не хочешь узнать, кто такой этот SPEARB? Кажется, он тебя знает.       — Откуда ты знаешь?       — Разве ты не слышала по радио? — удивилась Суён.       — Он пожелал тебе успешного показа и посвятил тебе новую песню, — продолжила Суджин.       — Ещё одну? — Йеджи мечтательно приложила пальцы к губам.       — Да, ещё одну, — вмешался в разговор Бир. — Прекрасная песня!       — А ты откуда знаешь?       — Ну-у... я слышал по радио.       — Госпожа Йеджи, ваш автомобиль и ваш водитель в вашем распоряжении, — появился Джисон. — Прошу!       — Отлично, поехали, — сказала Йеджи, поднимаясь с места. Подруги последовали за ней...

***

      — А! Знаешь? Один художник сказал, что сделает мой портрет, — Ханыль выбежала в комнату к Джису. — Не какую-нибудь там татуировку, а на бумаге.       — Подожди, хочешь сказать, что будешь позировать художнику?       — Да. Стану его натурщицей!       — Вы что, думаете, какой-то художник посмотрит в ее сторону? — Юне умереть бы от собственного яда.       — Говори, что хочешь, но он меня нарисует.       — А можно узнать, кто этот художник? — поинтересовалась Шин.       — Нет, это тайна.       — Ну конечно, я так и знала, что ты всё врешь.       — Вот покажу вам картину. Он нарисует меня, как девушку из "Титаника", понятно?       — Я видела этот фильм, — сказала Юна.       — Я тоже видела, Ханыль. Но ту девушку нарисовали совсем голой. Абсолютно голой. Ханыль, ты подумай, — проговорила Джису.       — Да. Полностью обнажена, — насмехалась Юна.       — Подлец. Он снова меня надул...       Ханыль вылетела пулей из комнаты. Добежав до комнаты Минхо, она увидела дворецкого:       — Донсок! Донсок! Глухой? — тот явно игнорировал девушку.       — Я не глухой. Я господин Донсок!       — Ладно, господин Донсок, имей в виду, что плевать я хотела на деньги. Ты меня слышал?       — Слышал, но не понял.       — Ничего. Я потом тебе объясню. А теперь давай сюда. Я сама... — она забрала у него поднос. — Открой дверь. Быстрее. Спасибо.       Ханыль занесла поднос, поставив его на стол, а не как обычно на колени парня, и встала, сложив руки в боки:       — Знаешь кто ты?       — Кто?       — Ты ещё хуже, чем твой брат. Он, по крайней мере, говорил открыто — сразу разделся.       — А что я сделал? — Минхо ничего не понял.       — Скрыл, что девушка из фильма позировала голой.       — Какой фильм? А, "Титаник"! Я думал, ты его видела...       — Я же сказала, что не видела. Всё. Больше ты меня не увидишь.       — Как не увидишь?       — Никогда, обманыватель.       — Так не говорят.       — Значит, придурок, врун. Врун!       — Я тебя не обманывал...       — Нет?       — Нет.       — Не обманывал, значит? Дай мне свою руку, — она подошла ближе, протягивая руку.       — Зачем?       — Дай мне свою руку. Ну давай, — он дал ей руку, потом попросила вторую и резко потянула его на себя.       — Что ты делаешь? — спросил Минхо, оказавшись ногами на полу, а туловищем на кровати.       — Давай. Вставай, — требовала Ханыль. — Шоу закончено. Поднимайся. Хватит валяться. Давай-давай! Молодец, молодец!       Она увидела, что Ли поднялся на ноги.       — Хорошо. Надеюсь, по крайней мере, ты никому не скажешь?       — Правильно. Я не трепло. Но больше ты меня не увидишь. Никогда.       — Почему?       — Всё кончено. Я ненавижу врунов. И ты ещё хотел меня раздеть. Забудь обо мне.       Ну и семейка! Одни обманщики, высокомерные выскочки! Как их мир терпит!?

***

Групповой чат S.Y.S

Sooyun Показ вчера был что надо.

Yeji

Правда? Вам понравилось?

Soojin Все смотрели только на нас. Мы произвели впечатление.

Yeji

Я так волновалась! Все зрители не могли от нас глаз отвести. Я не знала, куда мне деться.

Sooyun Зрелище было действительно фантастическое.

Soojin

Эй, включите радио, наше любимое. Срочно!

      Йеджи тут же рванула к настройкам телефона.       — Милая Хван Йеджи, — донеслись до ушей Хван слова диктора, — тот, кто скрывается под псевдонимом SPEARB, находится здесь за синтезатором. И он снова хочет спеть для своей несравненной Хван Йеджи. Эта песня для тебя, Йеджи, от твоего тайного поклонника. Soojin Ты должна обязательно выяснить, кто этот тайный поклонник, Йеджи.       Пока песня продолжала длиться из динамиков, Йеджи мечтательно вслушивалась в красивые слова любви. Ей очень хотелось узнать, кто же это, но она даже не представляла, как это сделать. Она пыталась нарисовать в воображении образ этого человека. Не так уж и много мужчин в ее окружении. Она перебрала всех, но никто не подходил под её представление о нем.

***

      Ханыль делала уборку в гостиной, когда к ней снова подошёл управляющий, всё с теми же словами.       — Господин Минхо просит тебя зайти к нему. Неужели будешь настаивать, чтобы он сам к тебе пришёл?       — А почему бы и нет? — хихикнула Ханыль, продолжая вытирать пыль с камина.       — Потому что господин Минхо не встаёт с кресла.       — Не выводи меня из себя, Донсок.       — Ну, пойди к нему, пожалуйста, — умолял мужчина. — Не нужно на него давить. Раз он не хочет ходить, значит, у него есть на то основания.       — Значит, ты знал? — она нахмурившись, посмотрела на него. — Проговорился.       — Нет, я к тому, что капризами ничего не добиться, Ханыль.       — Вот скажи мне, ты знал, что он пытался меня раздеть? — возмущённый голос Ханыль привёл Кана в замешательство.       — Но вообще-то это не моё дело, — попытался оправдаться тот.       — Зато моё! — она стучала кулаком по собственной груди. — Это моё тело.       — Слушай, будь хорошей девочкой, доставь ему удовольствие...       — Почему бы тебе не попросить нарисовать тебя со всем твоим хозяйством наружу?       Донсок опешил и несколько секунд, как рыба, выброшенная на берег, не мог выговорить ни слова. В итоге махнув рукой, просто сказал:       — Я прошу пойти к нему, не прошу тебя раздеваться...       — Хорошо, — буркнула Ханыль. — Я пойду.

***

      После того, как Ханыль ушла, Минхо долго думал над тем, как вернуть девушку. Она такая упрямая, что действительно не придёт. Даже, когда Донсок передал ей просьбу Ли пойти к нему, она ответила:       — Если хочет меня видеть, пусть сам встанет с кресла и придёт ко мне!       Минхо часто выходил из дома в образе бродяги, но он не мог заставить себя выйти из комнаты в образе самого себя. Он ненавидел не столько отца, сколько себя... Обвиняя отца в аварии, на самом деле он винил себя.       Годы самобичевания и самокопания сделали из него неуверенного в себе человека, а в образе Хару он был самим собой, таким, каким был Минхо до.       Ли попросил дворецкого позвать Хёнджина. Нужно выяснить, что творится в голове этого избалованного ребёнка. Именно таким и считал его Хо. Ребёнок, который поменял игрушки из детского магазина на живых кукол в виде невинных и не очень девушек. Но Ханыль он ему не отдаст. Ни в коем случае!       — Я пришёл с тобой поговорить, — с этими словами зашёл Хван, которому Донсок открыл дверь.       — Я знаю. Именно для этого я и попросил Донсока пригласить тебя.       — Скажи, у тебя что-то было с бабушкиной горничной? — без каких-либо предисловий спросил Хёнджин.       — Какое совпадение, как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.       — О чём?       — Был бы тебе очень признателен, если бы ты оставил Ханыль в покое.       — Почему я должен оставить её в покое? Это же смешно, хён!       — Просто она мне не безразлична...       Минхо с трудом держал себя в руках, чтобы не вскочить и не надавать Хёнджину, чтобы стереть с его лица наглую ухмылку.       — Мне тоже, — Хёнджин лишь пожал плечами.       — Что значит «тебе тоже»? — Минхо смотрел на брата не читаемым взглядом.       — Я тоже... Тоже... — Хёнджин не мог подобрать слов. — Что ты на меня так смотришь?       — Я тебя слушаю...       — Хорошо. Нельзя отрицать, что у неё есть за что подержаться, с ней есть о чём поговорить разок в тёмной комнате. Так что главное не упустить шанс.       Вот что кроется под этим «тоже». Минхо всё труднее сдерживать себя. Какой же его брат идиот!       — Забудь про свой разок! Она может осчастливить кого угодно!       — Она? Да ну! — насмехался Хван. — Перестань.       — Да. Да! Я люблю Ханыль!       — Ты хочешь сказать, что ты...       — Да. Я люблю её!       — Нет, ты не можешь!       — Почему?       Но вошедшая Ханыль не дала им закончить этот разговор:       — Ой, простите. Вы болтали...       — Да, — ответил Минхо, обрадовавшись, что она всё же пришла.       — О чём? — тихо спросила та.       — О тебе. — Глаза Минхо засияли, что не скрылось от Хёнджина. — Я сказал брату, что люблю тебя...       — Меня? — она вытаращила глаза, словно её невозможно любить.       — Да. Он мой брат и нет смысла его обманывать...       — Слушай, не верь ему, — наконец нашёлся, что сказать Хёнджин, который был сильно удивлён поведением всегда спокойного и благоразумного хёна. — Это такая же ловушка, как у тебя была со мной. — Затем обратился к Минхо: — Ты не можешь говорить это серьёзно.       — Почему нет?       — Потому что он мой кузен, мы одна семья, ты... — Хёнджин не всякую чушь, даже не отдавая себе отчёта в этом. — То есть... Не заставляй меня говорить неприятные вещи... Ты служанка...       — Не может меня любить, потому что я служанка? Это ты хотел сказать? — набросилась на него Ханыль.       — Нет. Я...       — Хочу тебе кое-что сказать, парень, ты так высоко залетел, что даже не хочешь посмотреть, что там внизу. Опустись на землю, пока не упал и не разбил себе нос.       — Я совсем не это хотел сказать... — начал мямлить Хёнджин.       — Не нужно делать глупости, хён, вот что я хотел сказать.       — Почему? Любить меня — глупости? — не унималась Ханыль.       — Я не это хотел сказать...       — Шёл бы ты отсюда, — Ханыль указала ему на дверь.       — Хён, прошу тебя...       — Ты слышал, что она сказала, — развёл руками Хо, — Лучше иди.       Минхо рассмеялся, когда Хёнджин вышел. У него зародилась надежда, что Ханыль обратит на него своё внимание.       — Не смейся. Я пришла сказать, что на тебя обиделась.       — Хорошо, — еле смог принять серьёзный вид. — Только ответь, что ты об этом думаешь?       — О чём?       — О том, что я сказал.       — А что ты сказал?       Она издевается? Как же Минхо надеялся хоть на какую-то взаимность! Такого трепета в сердце и бабочек в животе он не помнит! Даже, когда Джемин была жива, в самом начале их отношений такого не было.       — Что я люблю тебя.       — Опять враньё, — Ханыль лишь фыркнула, скривив губы. — Ты не можешь меня любить.       — Ханыль, я серьёзно.       — Я тоже. Твой брат прав. Это глупо. Глупо.       — Ханыль, я...       — Минуточку, господин, встаньте, если хотите со мной говорить. Хватит... Вставайте.       — Хорошо... Я не вру. Я люблю тебя. Я тебя очень люблю.       Минхо подходил всё ближе, протягивая руки к девушке.       — Ладно. Отлично. Ручки прочь. Вот так и стойте, а мне пора на работу.       Облегчённо вздохнув, Ханыль закрыла за собой дверь. Да что за день сегодня такой? То хватают её, то нарисовать хотят, то...       Хёнджин выскочил из своей комнаты, схватив Ханыль за запястье.       — Меня ждёт твоя бабушка, — вырвалась она, продолжая свой путь.       — Мне всё равно.       — А мне нет. Не хочу оказаться на улице.       — Иди сюда, — он втащил её в свою спальню, как мешок муки.       — Что? Опять? Хватит, парень, я тебе не игрушка, чтобы меня тискать!       — Не принимай всерьёз то, что сказал Минхо.       — К твоему сведению, его слова я всегда воспринимаю всерьёз. К тому же, если ты ещё этого не знаешь, то я буду ему позировать.       — Это не моё дело.       — Позировать голой.       Что? Он ослышался? Не может этого быть! Что это за чувство всколыхнулось в его груди?       — Нет. Ни за что!       — Почему?       — Потому...       — Раз ты можешь гулять голым по коридору, я могу позировать так, как хочу. Зато это искусство, — Ханыль, воспользовавшись моментом, вынырнула в коридор.       — Подожди, — он рванул за ней, опять хватая.       — Опять руки, господин, хватайте лучше свою невесту, только оставьте меня в покое!       — То, что я сказал брату, не имело никакого отношения к тому, что ты служанка.       — Почему?       — Потому что... Потому что... Э-э... Ты не будешь счастлива с человеком, который прикован к креслу, инвалид.       — Есть женщины, которые выходят замуж за заключённых и всё равно счастливы.       Минхо, услышав спор в коридоре, всё-таки решился выглянуть. Он стоял в дверном проёме, смотря на этих двух. Как же обидно звучали слова брата!       — Это разные вещи. Я же сказал, он — инвалид.       — Возможно, Минхо и прикован к креслу, но все равно он мужчина.       — Это я знаю. Но я о другом.       — Может, некоторые и ходят на своих двух ногах, только они не мужчины, а просто дети. Так что на счёт Минхо можешь не волноваться.       — Я о тебе волнуюсь.       — Обо мне?       Ох уж эти манящие губы Ханыль! Как от них отказаться, когда она с таким возмущением смотрит в глаза, словно заглядывая в душу! Хёнджин не смог сдержаться и поцеловал девушку. Он бы зашёл дальше, если бы знал, что Минхо это видит. Ханыль сначала на мгновение поддалась этим обжигающим губам Хвана, но через мгновение совладала с собой, оттолкнув:       — Чтобы больше никогда... — не могла никак отдышаться.       — Почему? — Хёнджин жаждал продолжения. Эта девушка неимоверно его заводит. В штанах давно уже тесно.       — Чтобы больше никаких этих поцелуев. У меня есть парень. — она рванула по коридору, скорее скрываясь в комнате старухи.

***

      Закончив все дела, Ханыль и Джису отправились в клуб. Администратор «Хондэ Пулькот» звонил Ханыль, предлагая поработать сегодня, так как ожидается наплыв народа. Но Сон Кибом рвал и метал, когда девушки подошли к нему:       — Эй, что за настроение, господин Сон? Мало посетителей?       — Да по мне, лучше бы никто не пришел, — хватался за голову мужчина.       — Как так никто? — удивилась Джису.       — Да так. Большинство пришли ради дебюта новой группы. А никакого дебюта не будет. Они перессорились и не придут. Заменить их некем. Посетители разнесут заведение.       — Спокойно, господин Бом, обязательно что-то придумаем.

***

      — Невероятно, значит, твой двоюродный брат... — говорил Чанбин, заходя с Хёнджином в клуб.       — Дада, увлекся Комени. Понятно, он живёт в четырёх стенах, сто лет не видел девушек и попался на эту поганку.       — Никогда бы не подумал, потому что Комени нравится дурачиться, она всегда ходит в клуб. Послушай, у меня есть идея.       — Что ты придумал? — спросил Хён, подходя к барной стойке.       — Пригласи её в уютное местечко...       — Я могу с тобой поговорить минутку? — Хёнджин оглянулся на ту, что постучала по его плечу, и увидел Ханыль.       — Говори.       — Один на один.       Хёнджин лениво поднялся с места и направился за девушкой в приватную комнату. Ох, как же разгорелась его фантазия, что он будет делать сейчас с ней. Только Чанбин проговорил об уютном местечке, как Ханыль сама его потащила.       — Я слышала, что твой друг поёт, — сказала она, закрывая дверь.       — Бинни? — кажется, он зря размечтался...       — Да, Бинни, а кто же ещё. Так, поёт он или нет?       — Поёт... — он всё ещё ничего не понимал. Чего она хочет от него?       — А ты знаешь, о чём мечтает каждый певец?       — Ну, может быть... — Хёнджин даже не знал, что предположить.       — Петь на сцене, чтобы публика ему аплодировала. И представь себе, ты сделаешь его мечту действительностью.       — Какую мечту? О чём ты? Что за чушь! — возбуждение всё ещё било ему в голову, что он никак не мог сообразить.       — Не понимаю, как ты не задохнёшься, если дышишь так же медленно, как и думаешь. Сделай то, что я тебе скажу, и твой друг будет счастлив.       Объяснив Хёнджину свой план, Ханыль пошла к администратору.       — Он точно сказал, что придёт? — выслушав девушку, сказал он.       — Да, успокойтесь уже, — Ханыль увидела приближающихся парней, — а вот и он.       — Вот этот? — Кибом показал на Хёнджина.       — Нет, это чей-то менеджер.       — Чей менеджер? — спросил Чанбин.       — Твой, — сказал Хван.       — Хорошо, пойдём, через несколько минут тебе выходить, — Сон обратился к Бину.       — Куда? — Чанбина никто ни о чём не предупредил, а уже тащил куда-то.       — На сцену, — пожал плечами администратор.       — На сцену?       — Иди на сцену, будешь петь, — толкнула его слегка в спину Ханыль. — Это твой звездный час. Иди.       — Ах, Ханыль. Я сейчас умру, — Джису не могла дождаться выступления Чанбина. — Потрогай. Чувствуешь, как у меня кишки пищат?       — Это потому, что ты сегодня выпила много чаю. Да, ладно, всё будет хорошо.       — Я так переживаю из-за дебюта Бинни. Всё благодаря тебе.       — Ну, тебе же нравится этот парень, я должна была что-то сделать для тебя.       — А тебе твой воображала...       — Потанцуем? — какой-то парень подошёл к Ханыль.       — Она занята, — откуда ни возьмись появился Хван.       — Неужели? Кто тебе сказал? — возмутилась Со и протянула незнакомцу руку, соглашаясь на танец, — потанцуем.       Хёнджин наблюдал, как в толпе Ханыль извивается в танце рядом с тем парнем, как он тянет к ней руки, подстраиваясь под её движения. Он выдохнул только тогда, когда музыка стихла, и послышался голос Кибома:       — Обещание нужно выполнять, и сегодня вечер дебюта, сегодня с нами — SPEARB. Встречайте.       Чанбин встал к синтезатору, и полилась мелодия. Все заворожённо слушали этот чудесный голос, прекрасную песню.       — Ну, скажи, как замечательно выглядел, Бинни, — восхищённо проговорила Джису, потягивая коктейль, когда Чанбин уже ушёл со сцены, а работа клуба продолжилась в обычном режиме.       — Ага, — сказала Ханыль, забирая с барной стойки чей-то заказ, чтобы отнести.       — И это всё, что ты скажешь? — возмутилась Су, — по-моему, он был великолепен, неповторим, прекрасен...       — Остановись, подруга, Чанбин нравится тебе, а не мне.       — Пойдём, погуляем, — к Ханыль подошёл тот парень, с которым она танцевала недавно.       — Отпусти. Я не прогуливаюсь. Тем более, я работаю.       — Да иди, мы потанцевали, теперь погуляем. Ты мне нравишься, — он пытался её удержать.       — А ты мне нет. Убери руки. Иди отсюда.       — Ты что, издеваешься? — возмутился парень, хватая её крепче.       — Отпусти! — Хёнджин не всегда появляется не вовремя, — ей пора домой.       — Она не хочет домой, а ты проваливай, — грубил парень.       — Ханыль, иди, — Хёнджин освободил девушку из лап нахала.       Но Ханыль не могла уйти, увидев, что парни вот-вот подерутся:       — Пожалуйста, не надо.       — Ханыль, иди, я сказал, — тон Хёнджина был стальным, что девушка всё-таки подчинилась.       — Ну, что, потанцуем? — Хёнджин сказал это тому парню, это было последнее, что Ханыль услышала.       Донеся всё же заказ до посетителя, Ханыль отпросилась у администратора. Тот был счастлив за выступление Чанбина, поэтому заплатил даже больше, чем обещал, несмотря на то, что она не доработала смену.       Дома, приняв душ, Ханыль никак не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, пока на это не обратила внимание Джису. Рассказав, что переживает, не пострадал ли Хёнджин от того парня, она встала с кровати, направляясь к выходу:       — Пойду, загляну к нему в комнату, посмотрю, дышит или нет. Если дышит, то вернусь спать, — пообещала Ханыль то ли себе, то ли подруге.       Осторожно зайдя в комнату и увидев, что Хёнджин всё равно услышал шум и сел в кровати, раздирая глаза.       — Это я, — сказала она, поняв, что он в полном порядке, — я лучше пойду. Завтра поговорим.       — Нет, подожди. — он вскочил с кровати. — Сначала скажи, зачем пришла.       — Э-э... — Ханыль растерялась. — Я пришла посмотреть, как ты.       — Ну и как я?       — Раздетый, — тихо сказала она, отворачиваясь.       — А что? — он схватил подушку, прикрывая область боксеров. — Я в своей комнате, спал в своей постели.       — Нет, ничего, конечно, я к тому, чтобы ты не простудился. До свидания.       — Постой. Может, поговорим?       — Чтобы разговаривать со мной, надо одеться. Я не разговариваю с парнями в трусах, — а увидев загоревшийся взгляд Хвана, добавила, — я имею в виду не одетыми.       — Потрясающе. Приходишь ко мне в комнату, — бубнел он, натягивая брюки, — будишь меня, а я ещё и одеться должен, чтобы с тобой говорить. Так годится? Зачем пришла? Говори.       — Сказать, что мне приятно, что ты заступился за меня в клубе. Спокойной ночи.       Ханыль вышла, оставив Хёнджина так и стоять, что ему показалось, может, это приснилось?

***

      — Дядя, я ищу тебя. Научи меня танцевать танго? — Йеджи зашла на кухню за соком, увидев завтракающего Ёнджуна.       — Танго? О нет, я не умею танцевать танго. Я человек старой закалки времён H.O.T, S.E.S и Shinhwa. А для чего тебе танго?       — Дело в том, что Суён устраивает вечеринку, и гвоздем программы будет танго. По-моему, интересная идея.       — Простите, госпожа Йеджи, — обратилась к ней Рюджин, — у нас в доме есть учитель танго.       — Кто?       — Джисон.       — Питер танцует танго?       — Ещё как!       — Чан, Питер умеет танцевать танго?       — У него природный дар. Питер танцует танго, как никто! — ответил садовник.       — И где сейчас Питер?       — Питер уехал рано с госпожой Гымсун, — ответил Чан.       — Боже мой, как раз когда он мне нужен. Пожалуйста, как только он приедет, пусть придёт ко мне.       — Хорошо, молодая госпожа. Госпожа, я хотел сказать вам, что Сони...       — Питер.       — Хорошо, Питер. В общем, Питер хороший парень, работящий, добрый, красавец... Ну, ладно, на счёт красавца уберём...       — Для чего ты мне всё это рассказываешь?       — Чтобы вы знали, если до этого не знали. Питер хороший парень. Хороший, — проговорил Бан, видя, что девушка уходит с кухни, а затем себе под нос сказал: — Если я не женю на ней Питера, то уйду в монахи. Питера... Нет, Джисона...

***

      А Джисон был в детском доме, в который повез госпожу Гымсун и Ханыль на футбольный матч между детскими домами. Ханыль не могла пропустить, ведь хотела утереть нос конкурентам. Хоть она больше и не воспитанница «Хэтсаль», все равно всегда переживала, особенно когда футбольный матч проходил с давними конкурентами.       — Господин Ча, вы видели, какую команду вы собрали? — возмущалась Ханыль. — Нас же завалят голами.       — Да что ты, Ходори! — Сону и так собрал, кого смог.       — Тэ всю ночь мыл посуду в ресторане, Сан встал в четыре утра, чтобы разгружать товар, доставленный в супермаркет, а остальные... Ну, посмотрите на них — все не в форме.       — Ты сгущаешь краски, — пытался успокоить девушку директор.       — К тому же неполная команда. Не хватает двоих.       — Все здесь.       — Где же все? Должны играть семеро, а нас только пятеро.       — Семь.       — Пять.       — Семь.       — Пять.       — Я готов, господин Ча, — Джисон, переодетый в форму команды «Хэтсаль», подбежал к спорящим.       — Очень хорошо. Видишь?       — Что видишь? Вы хотите поставить его в ворота? У него же руки дырявые!       — Спокойно, вратарь у нас есть, — спокойно проговорил Ча, надеясь, что и Ханыль успокоится.       — Кто?       — Вот он.       — Я вратарь, — тоже переодетый в форму Хёнджин высокомерно задрал голову. — Не хочешь со мной играть?       — Зачем вы взяли этого парня?       — Нам же нужен вратарь.       — Но он же угробит нам игру!       — Это почему? — влез Хенджин.       — Потому что ты слабак. А слабаки не умеют играть в футбол. У тебя в руках силы не больше, чем у манекена.       Ох, уж эта девчонка! Хёнджин потянул девушку за голову вверх, приподнимая. Сону подумал, что Хван хочет сделать что-то плохое девушке, поэтому попытался его остановить:       — Отпусти её, отпусти.       — Спокойно, господин Ча. Это только чтобы доказать, что у меня сила есть. Пусть не говорит лишнего.       — Отпусти, а то я тебе вставлю, — возмутилась Ханыль, а когда снова почувствовала твердую землю под ногами, отвела директора в сторону, шепча ему:       — Выгоните сейчас же этого проныру!       — У меня нет другого вратаря.       — Поставьте в ворота меня, а Нари в центр. Нельзя же играть с таким слабаком на воротах.       — Прекрати на счёт слабака, — возмутился Хёнджин.       — Хорошо, хиляк, ты видишь вон ту круглую штуку? — показав в сторону, спросила Ханыль. — Она называется мяч. Тебе нужно будет постараться её поймать.       Матч они продули со счётом 1:3. Ханыль грозилась отыграться в следующий раз. Она обязательно покажет им, кто такая Ходори из «Хэтсаль»!

***

      — Госпожа Йеджи, вам доставка, — Донсок протянул девушке запечатанный пакет.       — Но я ничего не заказывала, — возразила она, забирая протянутое, — Спасибо. Ах, да, Донсок, попроси Рюджин принести мне морковный сок. И скажи Питеру, пусть срочно придет.       — Хорошо, госпожа, но он ещё не вернулся.       — Пусть придет, как только приедет.       Йеджи нетерпеливо открыла пакет и увидела в нем перевязанную ленточкой флешку. Не найдя нигде никакой подписи или записки, она поспешила к ноутбуку, чтобы посмотреть, что же там. Она увидела единственную папку, подписанную SPEARB, с двумя файлами. Открыв один, она услышала:       — Я прячусь в тени, чтобы не растаял Сон, где ты рядом, где сердце мечтает. Люблю тебя в дали, в тишине ночной, Исчезает пространство, и время — с тобой.       Я люблю тебя, и без этой любви Не смогу я жить, как без света в ночи. Сон мой не сон, если ты не со мной, Ты — мой свет, моя радость, мой мир за стеной.       Второй файл был 좋으니까 ('couse I love you).       Как же нравился этот голос и эта песня! Кто же это мог быть? Казалось, он знал о ней всё. Она снова перебирала в голове всех знакомых, но так и не пришла к какому-то конкретному выводу.       От размышлений её отвлёк стук в дверь. Джисон после позволения зайти нерешительно переступил порог. Он впервые находился в комнате девушки, которая так запала ему в душу.       — Питер, я ищу тебя. Где ты пропадаешь?       — Я здесь. Странно, что вы меня искали..       — Это правда, что ты танцуешь танго?       — Правда. Я самый выдающийся танцор, — Хан оживился, — У меня даже есть призы. Хотите покажу?       — Нет, я хочу, чтобы ты научил меня танцевать танго.       — С удовольствием!       — Тогда вечером приходи сюда, а сейчас иди.       Джисон вышел, тут же помчавшись к другу. Найдя его в саду, стал прыгать возле него, как ребенок, чуть не хлопая в ладоши:       — Чан-хён! Она положила на меня глаз. Она хочет учиться у меня танцевать танго. Я буду её обнимать, прижимать, буду тискать. Она такая маленькая, такая хрупкая, — но не получил никакой отдачи от друга, — хён, ты болен?       — Да, я страдаю. Я всё время пытаюсь обратить внимание Рюджин на себя, называю её ласковыми словами, даже собственный портрет в рамочке подарил, а она не хочет быть моей девушкой.       — Ну, не расстраивайся ты так. Ах, да, я слышал, как она говорила, что она бедна, поэтому ей не нужен бедный парень.       — Хочешь сказать, что если бы я был богат, то она бы обратила на меня внимание?       — Конечно! Так... У меня идея!       Рассказав Чану, какая мысль его посетила и получив его одобрение, Хан помчался на кухню, застав там, как и хотел, сестер Шин.       — Рюджин и Юна, вы должны поклясться, что никому не расскажете, потому что я случайно узнал и поклялся, что никогда, ни за что никому не скажу...       — Ну ладно, ладно, — согласилась Юна.       — А с чего ради такие клятвы? — спросила Рю.       — Это серьезно, клянись, — попросил Джисон, — потому что Чан-хён не хочет, чтобы кто-то узнал раньше, чем он уедет.       — Как уедет? — удивилась младшая Шин.       — Так уедет. Сядет на самолёт и отчалит.       — Чан уходит из этого дома? — спросила Рюджин.       — Конечно, он же миллионер!       — Как миллионер! — встрепенулась Юна.       — Чш-ш-ш! не галдите. Один его дядя в Австралии, у которого было много денег, умер, а Чан — единственный наследник. И станет теперь супер миллионером. Он теперь будет Бан Кристофер Чан!       — Ах, какая удача. Он это заслужил, — Рюджин искренне радовалась за Чана, — он такой хороший человек!       — Только никому не слова, хорошо? — Джисон приложил палец к сомкнутым губам, — ну, всё я спать. Спокойной ночи.       Рюджин принялась раскладывать посуду по местам.       — Иди спать, онни, — сказала Юна, увидев заходящего в кухню Чана, — я закончу.       — Спасибо, я так устала, — проговорила Рюджин, снимая с себя колпак.       — Ты заслужила отдых. До завтра, милая, — Юна чмокнула сестру в щеку.       — До завтра, — попрощался Бан, он и без Рюджин справится с чашкой чая, которую решил выпить перед сном.       — Чан, могу я задать вопрос? — вдруг спросила Юна.       — Какой?       — Тебе никогда не говорили, что ты похож на актера?       — Нет.       — Да, ну вот на того, который в дораме про Разрушение. Такой красивый мужчина, такой проницательный взгляд, атлетическая фигура... Ну, этот... Ли Сухёк..       — Это я-то? — удивился тот.       — Конечно. И ещё вопрос: ты никогда не был женат?       — Был. Один раз. Она была точь-в-точь, как ты.       — И что случилось?       Юна улыбалась, ожидая услышать красивую историю любви. Она обязательно должна подцепить этого миллионера. Сестра всё равно нос воротит.       — Я её убил, — ледяным низким голосом сказал Чан и, решив, что обойдется всё-таки без чая, ушёл.

***

      Ханыль, поджав под себя ноги, сидела на кровати, пересчитывая свою наличку.       — У меня нет даже денег, чтобы купить детям подарки. Эти искусственные розы меня разорили.       Джису молча слушала, не зная, как поддержать подругу. Совсем скоро Рождество, которое Ханыль собиралась провести в «Хэтсаль», но не хотелось идти с пустыми руками. Вдруг она воскликнула:       — Ха! Я знаю, что сделаю, пойду попрошу у него денег до зарплаты на подарки детям. Я думаю, он даст, в сущности он хороший парень.       Когда Хёнджин открыл девушке дверь, то она сразу огорошила его вопросом:       — Вы могли бы дать мне денег взаймы до зарплаты?       — Что?       — Я хочу купить детям в детдоме подарки.       — А что, у тебя нет никаких запасов?       — У меня было. Я истратила на искусственные розы, что ваша мама не заводилась.       — Ах, это ты стащила цветы у моей старухи? — неужели глаза Хёнджина могут расширяться до таких размеров?       — Цветы для того и существуют, чтобы их дарить, а не мариновать.       — Значит, ты их стащила, чтобы подарить?       — Я их продала, чтобы купить кое-что для детей из «Хэтсаль». Для них это много значит.       — Хорошо.       У Ханыль блеснула надежда:       — Хорошо? Значит, дашь?              — Нет.       — Почему же тогда говоришь «хорошо»? — разочарование наступило быстро.       — Хорошо — я тебя послушал, хорошо — я тебе сказал, хорошо — можешь идти.       — Дай Бог, чтобы вам никогда не пришлось оперировать сердце, — сказала Ханыль, открыв дверь, чтобы уйти.       — Почему?       — Потому что у вас его не найдут!