Самый лучший папа, и не только...

Грелль Чувства переполняли меня. Я не мог сдержаться, и слезы вдруг хлынули, будто прорвавшаяся река. Соленые ручейки потекли по щекам, а вскоре стали настоящими реками, заполнившими глаза. Я не мог остановить их. Не замечая времени, я погрузился в свою боль, не осознавая, сколько часов прошло. Только когда вечер совсем опустил темные тени и воздух стал холоднее, я понял, что пора идти домой. Но даже эта мысль не могла заставить меня встать. Я не мог поднять голову и вытереть слезы с лица. Казалось, что вся моя сила ушла, оставив меня сломленным. Мои мысли были настолько поглощены собой, что я не заметил никого вокруг. Внезапно раздался голос, и я вздрогнул, испуганный, что меня кто-то заметил. Но я не мог собраться, чтобы ответить. Слезы продолжали литься, а голос, что звучал рядом, казался мне слишком далеким. Я не хотел разговаривать. Просто хотел, чтобы все это прекратилось. Первый вопрос прошел мимо меня, а вот на второй я ответил только из желания, чтобы этот человек оставил меня в покое. Он сел рядом, и несколько секунд молчал. Его взгляд ощущался, как тяжесть, как будто он пытался заглянуть в самую душу. Вдруг я услышал свое имя. Я поднял голову и увидел Гробовщика. Это было странно, он был рядом, но все, о чем я мог думать, — это тот поцелуй, тот момент, который продолжал преследовать меня. Боль снова всколыхнулась, и я почувствовал, как она проникает в каждую клеточку тела. Он задавал вопросы, но я не мог ответить. Слишком тяжело было собраться с мыслями. Я знал, что если попытаюсь что-то сказать, мне будет еще хуже. Так и не дождавшись моего ответа, Гробовщик обнял меня. Это было тепло. Но вдруг в голове всплыла мысль: «А она, Анна, тоже так обнимала его?» Мне стало еще больнее. Но я не мог отстраняться. В его объятиях, несмотря на собственную боль, я чувствовал какое-то странное утешение. "Тепло, уютно, спокойно", — думал я, закрывая глаза. Со временем я успокаивался, но мне хотелось, чтобы этот момент длился дольше. Его мокрая одежда не имела значения. Он продолжал обнимать меня. Но я понимал, что мне нужно успокоиться, чтобы не волновать его. Нужно было идти домой. Я отстранился, взглянув ему в лицо. «Все будет хорошо, мы можем идти домой», — хотел сказать я, но взгляд зацепился за его губы. И в этот момент я ощутил странное желание — понять, как это, целовать кого-то. Мне хотелось почувствовать хоть что-то, что связывало бы меня с ней, с Анной. Я приблизился, чувствуя его дыхание. Почувствовал, как мои губы коснулись его. Я знал, что это неумело, но хотел попробовать, чтобы понять, что это за чувство. Как она, вероятно, делала это с ним. Но Гробовщик отстранил меня, попросив не делать так. Мне стало больно. В голове вихрем пронеслись мысли: «Больно… обидно… плохо… Не хочу слышать этого! Это только усугубит боль!» Я не мог оставаться здесь, в этом месте, с этими мыслями. Я вскочил и побежал. Внутри меня было только одно желание — чтобы он не последовал за мной. Пробежав через парк, я оглянулся. Никого не было. С облегчением выдохнул, остановившись у ворот. Понимал, что не могу вернуться домой, но и не знал, куда идти. Мне нужно было разобраться в себе, успокоиться. И вот в голове появилась идея — к другу. Пожалуй, это единственный выход. Нужно было хотя бы немного найти утешение. Приняв решение, я пошел в нужном направлении. Через сорок минут я был у него. Друг открыл дверь, посмотрел на меня с удивлением и спросил: — Что-то случилось? Почему так поздно? — Долго объяснять, но я точно знаю, что сейчас домой не могу. — Ты с отцом поссорился? — Можно сказать и так. Но это долгая история. — Ну, проходи. Родители уехали на три дня, так что не переживай, никто не узнает, что ты здесь. — Спасибо тебе. — Да не за что. Только завтра утром ты мне все расскажешь, договорились? — Конечно, — ответил я, входя в дом. В эту ночь, возможно, я смогу разобраться в себе, найти ответы на свои вопросы. Эх, хотелось бы…