мемы 4

flashback 1/2 5 мая, около пяти месяцев назад hit the ground running - you scream i scream Начало отношений Дани и Олеси было потрясающим. Сошлись они ещё в середине весны, что уже звучит достаточно романтично, а вот самый настоящий конфетно-букетный период начался ближе к концу апреля. Даня тогда с ума сходил: то ли от Олеси, то ли от весны. Он был уверен, что влюблен. Он был влюблен. От девушки не отлипал, таскаясь с ней повсюду. Можно подумать, что из-за всего этого он совсем забыл о своих друзьях, однако это глубокое заблуждение. Отношения отношениями, а перекур с Русланом и очередная вписка с одноклассниками по расписанию. Кашин действительно был без ума от происходящего вокруг: всё это было каким-то слишком… идеальным. Этот фрагмент своей жизни он ощущал как случайное перемещение в один из самых клишированных подростковых сериалов, где у героев нет проблем. И это было хорошо. Неестественно, подозрительно хорошо. Обычно после таких моментов случается что-то крайне неприятное, но Даня об этом не задумывался. В первые дни мая зацвела сирень, и Кашин с Олесей пошли гулять по набережным сразу после школы. На самом деле они бы пошли гулять, даже если бы сирень не зацвела, но так даже лучше. В Питере вообще редко когда бывает по-настоящему хорошая погода, но тот день был особенным. Вид на цветы, запах чужих духов, одни наушники на двоих. То самое время и то самое место. У Олеси отменный вкус в музыке, поэтому в ушах у них сначала играет Мак Миллер, а затем Скалли Милано. И спокойно ещё очень. Необъяснимо спокойно. Её черное каре на фоне горящего фиолетовым заката отливает синим. Его веснушки из-за дневного солнца стали, кажется, ярче, чем когда-либо до этого. Они долго стояли возле моста, не издавая ни звука. Наверное, только тогда находишь своего человека, когда можешь просто с ним помолчать. Музыка резко оборвалась — Олесе кто-то позвонил. Незнакомый номер: девушка нахмурилась, но, недолго думая, сбросила. Надо будет — перезвонят. Перезвонили, и пяти минут не прошло. — Да забей. Реклама какая-нибудь. — Это тот же номер, — девушка была слегка встревожена, хоть виду и не подавала. Быстро отключив наушники от телефона, она ответила на звонок. — Алло? Беззаботность слетела с миловидного лица так, будто её там никогда и не было. Дане не было слышно, что ей говорили, но голос, вроде как, был женским. Нахмурившись сильнее прежнего, Олеся молча направилась в сторону лавочки, что была окружена зелёными кустами и стояла напротив ребят. Даня последовал за ней, но садиться не стал — просто встал рядом. — Да, он со мной. — Смотрит на Кашина, отчего тот тоже начинает волноваться. Спрашивают о нем? — Телефон сел. — Видимо, вопрос снова о Дане. Значит, звонить пытались и ему. — Какая? Хорошо, я передам. Да, мы будем… Не знаю, полчаса или больше… Ладно, спасибо вам, до свидания. У Кашина в глазах вопрос, скорее даже несколько. Ясно только, что что-то случилось. — Знаешь, думаю, тебе тоже лучше присесть. — В голосе тревога, которую безуспешно пытаются скрыть. Блять, кто-то умер? Даня сел рядом. Его серьезность напрягала девушку едва ли не сильнее, чем сама ситуация. — В общем, — опускает взгляд, — звонила мама Руслана. Блять. Лучше бы кто-то умер. Причин, по которым она могла так упорно пытаться дозвониться до Дани, было несколько. И ни одна из них не была утешительной. Девушка делает паузу длинной всего в пару секунд, но за это время у Кашина в голове рождается столько теорий, что он был готов на стену лезть. — У него сегодня утром случился сильный приступ. Сейчас он в больнице. Говорят, жить будет, но пока ему херово. Просили нас приехать, поддержать и все дела, как друзей. — Номер больницы? — Всё, что смог выдавить из себя Даня. Голос был таким сдавленным, будто его душат. Дышать, к слову, действительно становилось тяжелее. — Я уже вызвала такси. Ехать сорок минут. Ноги стали настолько ватными, что, совсем не чувствуя опоры, Кашин вцепился руками в край лавочки. Девушку он слышал через раз, да и видел тоже так себе: перед глазами было только кадр воспоминания с последней их с Русланом встречи. Он тогда такой грустный был, почти ничего не говорил, только много курил — полпачки, наверное, ушло. А Даня даже внимания не обратил. Друг ещё, блять, называется. Приступ, конечно, мог быть практически из-за чего угодно, но… Что, если это можно было как-то предотвратить? — Ты чего? — Последняя фраза, сказанная Олесей, в отличие от нескольких предыдущих, дошла до мозга Кашина. Девушка явно не оставила чужую взволнованность без внимания. — Дань, он не умер, слышишь? Всё нормально. Парень, конечно, многозначительно кивнул головой, но на деле его это никак не успокоило. Оставалось только ждать, только чего именно — хуй знает. Такси ехало непозволительно долго. Ебучие пробки, ебучие пешеходы, ебучий Питер. Кашин вылетел из машины, как только она остановилась возле заветного здания, услышав вслед только крик Олеси. «Сто вторая». Значение этой фразы до него дойдет только тогда, когда он окажется на пороге больницы и поймет, что не знает номера палаты. Сто вторая — значит, этаж либо первый, либо второй в зависимости от планировки здания, а ещё от отделения… Блять, отделение! Наверное, какое-нибудь «неврологическое» или типо того. По крайней мере, такое всегда есть. Найдя глазами схему здания, — благо она там вообще была, — Даня подошел поближе. Хорошая новость: неврологическое и правда есть. Плохая новость: оно на третьем этаже. Заметив то, сколько людей ждал лифт, стало ясно, что тот справляется так себе, и быстрее будет по лестнице. Только поднявшись до второго, Кашин задумался о том, почему его не задержали ни медсестры, что там ошивались, ни охранники. Затем пришло осознание, что его вполне могли пытаться остановить, просто он не заметил это под пеленой… Что это было? Тревога? Страх? Короче, из-за всей той хуйни, что с ним происходила до сих пор. Идти, между прочим, всё ещё было достаточно затруднительно из-за ватных ног, как и дышать, как и видеть, как и соображать, и так далее. Со стороны он, скорее всего был похож на наркомана, либо просто на ебанутого, но Даню это волновало в самую последнюю очередь. Увидеть Руслана и убедиться, что с ним всё в порядке — вот, что главное. Поднявшись, Кашин дал себе пару секунд, чтобы перевести дух. Мимо проходили люди в белых халатах, и пробегали дети с игрушками в руках. Воняло какой-то медицинской херью. Всё вдруг стало одним большим мыльным пятном, и на всё это было так похуй. Немного восстановив дыхание, он вновь осмотрелся: чертов лабиринт, а не больница. Голова кружится. Состояние чем-то напоминает похмелье. Одна из медсестер, кажется, обратила на Даню внимание. — Молодой человек, вам нужна помощь? Да, определённо. Всё, на что хватило Кашина — утвердительно кивнуть. Только сообразив, что говорить, он услышал из-за спины знакомый голос. — Даня? — Парень резко обернулся. Мама Руслана. Наконец-то. Напрочь забыв о существовании женщины, что хотела ему помочь, Кашин, будто загипнотизированный направился в сторону знакомой. Когда Руслан очнулся, за окном уже начинало темнеть. Но он это увидел далеко не сразу: придя в себя, он несколько секунд просто лежал с закрытыми глазами. Открыв их, он убедился в своей мысли о том, что находится даже близко не дома. Свет в помещении был выключен, а окна за плотными шторами только усиливали темноту, что было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что яркий свет сильно ударил бы по глазами и голове, плохо — потому что так еще непонятнее, где он. Попытавшись встать, Руслан заметил интересную вещь: у него стоит капельница. Ну, зато это хотя бы знатно облегчило его мыслительный процесс. А думать, когда в тебе достаточное количество успокоительного, бывает тяжело. Как, кстати, и дышать. Так вот, стало ясно, что он в больнице, и, в целом, можно было догадаться, из-за чего. Перейдя в положение сидя, парень зажмурился и пытался понять, что происходит за дверью. Отчётливо был слышан голос матери, незнакомый мужской — скорее всего врач — и еще один, самый тихий. Последний был похож на Данин, но что он мог тут забыть? Наверное, у Руслана просто небольшая слуховая галлюцинация на фоне сильных препаратов — обычное дело. О чем именно шел разговор, разобрать не получилось. Недолго думая, Тушенцов выдернул иглу из руки и резко встал на ноги. От капельницы он решил избавиться просто потому, что та мешала бы ему передвигаться, а он собирался дойти до двери и подать сигнал о том, что очнулся. К тому же, её содержимое должно было успеть подействовать. На самом деле всё это выглядело оправданно и логично лишь в бреду самого Руслана, ведь из-за эффекта всех тех веществ, что сейчас в нем бродили, он совершенно забыл о том, что после капельницы некоторое время в принципе нельзя вставать. Ну, а ещё, он и не думал вспоминать о том, что возле кровати буквально, блять, есть кнопка для вызова врача. Хоть глаза и привыкли к темноте, каждый шаг давался с невыносимым трудом. Проблема была ещё и в том, что кровать находилась достаточно далеко от двери: располагалась она таким образом, что была придвинута к стене изголовьем и правой стороной, то есть находилась в правом дальнем углу. У Руслана тем временем в глазах появлялись темные пятна, а всё тело знобило. Всё это произошло с ним меньше чем за пять минут, но по ощущениям прошло уже несколько часов. Даня стоял возле двери, не облокачиваясь на нее всем весом, но слегка опираясь плечом. Поэтому он заметил шевеления по ту сторону стены, как только начала дергаться дверная ручка. Заметить-то он заметил, а вот что делать — сообразил не сразу. Точнее, вообще не сообразил. Не успел. Дверь отворилась, а Руслан, оказавшись на пороге, не продержался и пары секунд, прежде чем свалиться в обморок. Последнее, что он помнит — Даня подхватил его под плечи, не давая упасть. Либо он действительно там был, либо галлюцинация не только слуховая. Всё, что происходило дальше, изредка отзывалось эхом в полной темноте, а звук был будто из-под воды. Врач говорил что-то про ортостатический коллапс, — знать бы еще, что это, — мать встревожено о чём-то спрашивала, а Даня, кажется, шептал что-то успокаивающее. not my responsibility(instrumental) - billie eilish Когда Тушенцов в следующий раз пришел в себя, за окном шумел дождь. Единственным источником света в палате был яркий уличный фонарь, мощности которого хватало, чтобы пробить плотные шторы. Глаза он вновь открыл не сразу, но как сделал это, заметил возле своей левой руки знакомую рыжую макушку. Почему Кашин стоял на коленях, упираясь головой о кровать, было неясно. — Дань, — голос звучал даже хуже, чем Руслан ожидал, — ты не хочешь, типо… сесть на стул? Даня приподнял голову, смотря на Тушенцова. Либо было слишком темно, чтобы что-то нормально разглядеть, либо у первого были заплаканные глаза. Блять. Да, рядом с кроватью действительно стоял стул, но Кашин на нем ощущал себя жутко некомфортно, а потому выбрал немного странное, но более приятное ему положение. — Ты чего всё ещё здесь-то? — У Руслана из-за препаратов мозг, судя по всему, не вывозил от слова «совсем», поэтому в следующую секунду он запустил руку в чужие волосы. До него дошло, что он сделал, только когда Даня… никак не отреагировал. Будто так и должно быть. Он не стал отстраняться, выгибать брови и задавать вопросы по типу «че за хуйня?» Хотя это было бы вполне оправданно. — Хотел увидеть, что ты в порядке. — Просто Даню уже предупредили о том, что Руслан может вести себя странно, и остро реагировать на это не стоит. — Тогда ты ошибся адресом. — Все ещё перебирая рыжие пряди невесомыми движениями, прохрипел шатен, слегка улыбаясь. Как бы он ни пытался сгладить обстановку, у Кашина на душе все равно кошки скребли. Мама Руслана рассказывала врачу в каком состоянии нашла сына, а Даня стоял рядом и подслушивал краем уха. И если женщине это не впервой и говорила она более-менее спокойно, то вот у парня сердце кровью обливалось от каждой узнаваемой детали. Кашин вновь уронил голову на белое одеяло. — Ты чего такой убитый? — Руслан прекрасно понимает причину, но из-за временно неработающего фильтра в мозгу, спрашивает и говорит все, что приходит на ум. — Просто перенервничал. Дважды. Не отошел ещё. — Дане, видимо, самому не лучше: отвечает тихо и рвано. Херово становится еще и оттого, как тяжело и шумно дышит Руслан. — Еще пахнет тут какой-то хуйней, аж голова разболелась… — Это фенол. — Тонкие пальцы вновь легко спутывают рыжие пряди хаотичными движениями. На удивление это даже немного успокаивало. Причем обоих. Последняя фраза шатена натолкнула Даню на мысль о том, что первый много знает, пока не пришло осознание: Руслан бы не знал ничего такого, если бы периодически не попадал в больницы, поликлиники и так далее. В целом, с его опытом посещения врачей, Тушенцов может получать медицинское экстернатом. Ну правда: если не реабилитация, то реанимация; если не реанимация, то сдача каких-нибудь анализов и так далее и тому подобное. И на самом деле это очень грустно. Единственное, в чем парню повезло, так это в том, что у его семьи были деньги на то, чтобы оплачивать его пребывание в платных клиниках, а от этого у лечения в принципе появляется смысл. Так и сейчас, больница частная, а, значит, ему там помогут. Должны помочь. — Знаешь, — снова приподнимает голову, смотрит прямо в черные глаза, — иногда мне хочется прочувствовать то, что происходит с тобой, чтобы лучше тебя понимать. — Выдает на одном дыхании, сам не особо понимая, к чему вообще это говорит. — Тебе это не нужно. Ты и так всегда меня понимал. — Дане уже кажется, что ещё интимнее этот момент уже не станет, а потом Руслан говорит это. И… бля. Сил ни на чувства, ни на мысли уже нет. Он снова утыкается лбом в кровать. С одной стороны, приятно, когда за тебя кто-то волнуется, ведь если за тебя переживают, значит, ты чего-то стоишь. С другой — было больно наблюдать за агонией Кашина. Они еще какое-то время находились в полной тишине, пока Даня вновь не заговорил: — У них часы посещения каждый день разные, я расписание в одном из коридоров видел. — Поначалу Руслану казалось, что он разговаривает скорее сам с собой, чем с ним. — Завтра время заканчивается за пять минут до того, как у нас звенит звонок с последнего урока. «Поэтому завтра навестить не смогу, извини» — то, что ожидал услышать Тушенцов. — Поэтому завтра мне придётся съебать с двух последних уроков, чтобы хоть ненадолго к тебе успеть… Я тебя одного тут не оставлю, и не надейся. Приеду и не уйду, блять, пока ссаными тряпками гнать не начнут. Пока ты не начнёшь. — По голосу было слышно, что Даня засыпает на полуслове. Руслан лишь вновь слегка улыбнулся. — Ты тут, кстати, на сколько вообще? — Не знаю. Да прокапают, наверное, и отпустят, как обычно. — Пожимает плечами, смотрит в потолок. Дверь в палату резко отворилась, в комнату проникла полоса тусклого света. Шатен успел убрать руку с чужой головы ещё до того, как на пороге показалась Олеся. Кашин медленно обернулся, услышав знакомый голос: — Дань, там это… Родители приехали. Пора домой. Слабо кивнув, парень поднялся и, пошатываясь, вышел вон. Хоть с Олесей он знаком не так давно, она уже успела увидеть его в разных состояниях, но чтоб таким уставшим и убитым — никогда. — Пока, Рус. — Дождавшись кивка в ответ, девушка закрыла за собой дверь. Снова темнота. Даня не обманул — на следующий день действительно свалил с двух последних уроков. Во второй раз в больнице он ориентировался гораздо лучше, поэтому до нужной палаты добрался гораздо быстрее, чем в прошлый раз. Поспособствовал этому, конечно, еще и тот факт, что Даня наконец-то чувствовал себя человеком, а не ебучим сгустком тревоги. Сегодня Руслану должно быть лучше. Кашин шел так быстро, что всё вокруг только мелькало пятнами и пролетало мимо него. Однако у самой двери он замер, жмурясь и держа руку ровно над дверной ручкой. Нельзя же просто взять и ворваться, верно? Может, стоит постучать? Или… Бля, он же даже не попрощался с ним вчера. Вот сука… — Передумал? — Услышав сзади знакомый голос, Даня раскрыл глаза и обернулся. Руслан спокойно стоял на двух ногах. А на глазах солнцезащитные очки — больничный свет всегда был слишком ярким для него. Что ж, ему однозначно лучше, и от этого Кашин готов улыбаться как последний дурак. — Чё ты как неродной-то? — Шатен распахивает дверь одной рукой. — Растерялся, — честно признаётся Даня, заходя вслед за другом. — Ну, рассказывай, что у вас там сегодня было, — Руслан сам падает на кровать, кивая Кашину, чтобы тот сел рядом с ним. — Ничего интересного. Только химичка, шлюха, внеплановую контрольную дала. Ещё что-то про тебя говорила, мол, ты в больницу залег, чтобы на ее уроки не ходить. Ты не представляешь, сколько выдержки мне понадобилось, чтобы не швырнуть в неё чем-нибудь тяжелым. Хихикнув, Руслан кинул очки на подоконник, располагаясь на кровати теперь уже лежа, ближе к стене, и вновь приглашая Даню сделать то же. — Уверен? Я всё-таки в уличном… — Забей, тут каждый день постельное меняют. Пожав плечами, Кашин лег рядом, напротив. И хоть между ними и были считанные сантиметры, это никого не смущало. — А ты здесь как? Чем занимался весь день? — Бля, — шумно выдыхает, — я сегодня, наверное, всех возможных врачей обошёл. Заебался как сволочь. И если ты спросишь меня, как я себя чувствую, я ударю тебя, честное слово. Даня смеется, устраиваясь поудобнее. Либо в этой больнице слишком хорошие кровати, либо бессонная ночь Кашина давала о себе знать — через пару минут непринуждённого разговора парень почувствовал, что начинает засыпать. Его отчаянная борьба с этим состоянием длилась недолго, ещё через несколько мгновений Руслан услышал чужое сопение. Будить, конечно, не стал, но и сам заснуть не мог. Оставалось только смотреть, смотреть, смотреть… Блять. Даня красивый. От этой мысли нет смысла бежать: она все равно быстрее. Да и убегать не сильно-то хочется; единственное, чего хочется — разглядывать чужие веснушки до потери пульса. Единственное, что останавливает — осознание того, что это неправильно. Они друзья, и оба парни, а еще у Дани девушка недавно появилась. Бежать смысла действительно не было, но вот игнорировать — вполне. Кашин проснулся от того, что его позвали шепотом откуда-то рядом, и это тихое «Дань» он запомнит надолго. Шумом его разбудить было практически невозможно, поэтому Руслан мало на что надеялся, но надтреснутый шепот на удивление сработал. — Извини, что разбудил. — Всё нормально, — Кашин с трудом продрал глаза, — что ты… Даня не успел договорить, шок парализовал тело. Руслан выглядел хуево, слишком хуево для человека, который полчаса назад был, кажется, здоровее всех на свете. Кожа бледная, под глазами синяки, дышит опять тяжело и рвано. Глаза широко не открывает — наверное, потому что не может. Тушенцов хотел было попросить Кашина сгонять поискать врача или медсестру, но как только раскрыл глаза, обнаружил только медленно закрывающуюся дверь и пустое место рядом. Сколько прошло? Секунда? Две? Даня впервые в жизни бежал так быстро, что добежав, не помнил того, как он это сделал. Последнее, что слышал Руслан, прежде чем опять отрубиться, было что-то вроде «Там человеку плохо… Понятия не имею, я здесь врач или вы!?» И всё. Глаза закрылись сами собой, снова пустота. Очнувшись в очередной раз, Тушенцов обнаружил Даню сидящим на стуле — спасибо, что не на полу и не на коленях. Следующее, что заметил Руслан — в правой руке у него стоял катетер. — Дань, — Кашин слегка дернулся, — че со мной было-то? — Сказали, что у тебя сахар сильно упал. Как-то это называется ещё… На «г» вроде… Бля, я еблан. — парень ударил себя по лбу — Если хочешь, могу сбегать и переспросить. — Да забей. — Руслан вновь улыбался, умиляясь чересчур взволнованным Даней. Он немного подвинулся к стене, — Ложись. Кашин отрицательно замотал головой: — Не-а, я опять усну и упущу момент, когда тебе станет плохо. Улыбка исчезла с лица шатена. Даня что, винит себя? — Ты ёбу дал? — Вообще, Руслан не это хотел сказать, просто вырвалось, — Ты же в курсе, что медсестры должны за мной приглядывать, да? Это их обязанность и работа, а не твоя. — Но я был рядом. — И что? Тебе едва лучше чем мне. — А то, что ты мог меня не добудится, и что тогда? — Нажал бы на кнопку для вызова врача. — А. Ту самую, которая находится на другом конце кровати, и до которой ты не дотянулся бы, опять же, из-за меня? Эту кнопку? — Дань, заебал, — силы на какой-либо спор быстро иссякли, — просто ляг уже рядом и всё. Выдохнув, Кашин сдался. Лечь действительно хотелось — организм не то чтобы вывозил всё это дерьмо. Именно из-за этого скрывать то, что было на уме и душе ощущалось практически невозможным. Было видно — Даня переживает. — Да не думай ты об этом, я бы не умер. Но Кашин не мог не думать об этом. В голове сплошные «а вдруг», «а если», «я должен был», «я не должен был». Они недолго пролежали молча, пока Даня снова не подал голос: — Просьба есть. Странная. Руслан нахмурился, но спрашивать ничего не стал — ждал, пока Кашин договорит. — Можно мне тебя обнять? Тушенцов глухо засмеялся. Даня сначала подумал, что он смеется над просьбой. На деле же Руслана рассмешила та осторожность, с которой говорил Даня. Будто просит убить кого-то за него, честное слово. — Валяй, — слегка дергает рукой с катетером, — только осторожно. — Улыбается. Будто он мог отказать. И Даня обнимает. Сначала и правда делает всё аккуратно, а потом как-то ненавязчиво практически ложится на Руслана. Последнему нужно пару секунд, чтобы прийти в себя. Сука, лучше бы отказал. Соврал бы, мол, что-то болит или еще чего-нибудь. С другой стороны, ему и так предстоит часто врать Кашину. Пригревшись, Даня не хотел отстраняться, ещё и Руслан начал едва касаясь гладить его по спине… Это измена? Измена ли, если ему хорошо с другим человеком? По-настоящему хорошо. Спустя почти пару минут, Кашин все же вернулся на прежнее место, кутаясь в своей толстовке. — Могу я тоже кое о чем попросить? — Что угодно. — Останешься сегодня подольше? Мне просто так спокойнее. — Да без проблем. — Кашин неожиданно для себя расслабился. Единственное, что он не понял — как может быть спокойнее с человеком, который всё равно заснёт в самый, сука, неподходящий момент. — Хоть на ночь. Мне ничего не стоит. — После этих слов в глазах Руслана появился слабый огонек надежды, и если бы Даня в это время не рассматривал чужие руки, то, может быть, заметил бы это. — Правда останешься? — Останусь, пока выгонять не начнут. — Не начнут. Кашин выгнул брови. — Я уже попросил просто. Утром ещё. Сказал, типо ты за мной присмотришь и всё такое. Тем более сейчас праздники опять начались… Ага, присмотрит. Если не заснёт. — Кайф. Следующие минуты они обсуждали всё подряд: школу, больницу, общих знакомых, предстоящие экзамены(о который Даня, к слову, в последние дни не думал вообще). А потом оба замолчали. Наверное, только тогда находишь своего человека, когда можешь просто с ним помолчать. А потом Руслан заснул. Даня, наверное, давно так не радовался. Но счастье продлилось недолго: Тушенцов начал дергаться, громко дышать и иногда тихо постанывать. Наверное, кошмар. Вариант «разбудить» Кашин отбросил сразу, но сделать что-то надо было, поэтому он, на этот раз действительно аккуратно, снова обнял друга. В фильмах и книгах это почти всегда срабатывало, но Даня в свой успех все равно слабо верил. Однако попробовать, правда, стоило: Руслан вскоре немного успокоился, но дергаться не перестал. И тогда Кашин решился на нечто рисковое. Да, странно; да, неправильно. Но в его голове это должно было помочь. Зачем-то задержав дыхание, Даня слегка притянул чужую голову к себе и, невесомо пройдясь по коротким волосам ладонью, прижался губами к макушке. Сердце пропустило удар. Считать ли это поцелуем или нет — хуй знает. Считать ли его дружеским — тоже хуй знает. Одно Кашин понимал точно: если бы Руслан сейчас не спал, то уже дал бы ему пизды, поэтому насчет этого он был спокоен. Но только насчет этого. В первые секунды после этого своего действия на душе отчего-то стало очень тепло. Наверное, из-за того, что Руслан и правда окончательно успокоился, и теперь его сну ничего не мешало. А вот потом снова стало немного погано. Бля, а это — измена? Считается ли изменой чувство, что готов на что угодно, ради другого человека? Оставшуюся ночь Тушенцов спал спокойно — Даня это знает, потому что за все время не сомкнул глаза, задремав лишь ближе к рассвету. Кашин пробыл в больнице до позднего вечера следующего дня, затем вернулся утром, и так каждый день до самой выписки. Приходил то один, то с кем-то из общих друзей, но никто также долго там не оставался. Да и черт с ними. Пару раз Руслана навещала и Олеся, и это, бля, без малого ощущалось ужасно. Ведь по сути всё, что чувствовал Тушенцов к Дане, было в первую очередь нечестно по отношению к ней, а она-то ничего плохого не сделала. А потом она уходила, и они с Кашиным вновь оставались вдвоём. С каждым днем вплоть до самой выписки Руслан чувствовал, как всё сильнее влюбляется в Даню. И этому чувству хотелось отдаться целиком, но было нельзя. Поэтому Руслан терпел, врал всем, включая самого себя и трижды хотел прекратить общение с Кашиным, чтобы никому не мешать с этой своей тупой влюбленностью, надеясь, что скоро всё пройдет.