мемы 4

это любовь - скриптонит Руслан проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Сначала перед глазами пролетели остатки сна, после чего до него всё же дошло, что происходит, и он окончательно проснулся. Вокруг темно — ранее утро или еще ночь? А еще холодно, просто пиздец как холодно. Наверное, всё-таки ночь. К тому, кто потревожил его сон, Руслан лежал спиной, поэтому, начиная понемногу соображать, он повернулся к нему лицом. Кашин. Ну разумеется. Выглядел он, к слову, немного лучше, чем тогда, когда Тушенцов видел его в последний раз, но всё еще был крайне уставшим. Было что-то ещё: впервые за долгое время Руслан не мог понять, что у Дани на душе по одному его виду. Обычно для него всё было прозрачно, однако не в этот раз. Кашина определённо что-то тревожило, но даже это ещё не всё. — Дело есть. Важное. — Дышит тяжело и громко, говорит сиплым шёпотом. Бля, да что случилось-то?! Заинтриговал, ничего не скажешь. — До утра не потерпит? — Спрашивает Руслан, хотя по глазам видит: не потерпит. — Мы не договорили. Руслану было, что сказать. Например, спросить, какого черта это не может подождать до утра. А вот фраза вроде «мне показалось, что ты уже все сказал» особенно сильно рвалась с языка. Руслану было, что сказать, но он промолчал. Хотя бы потому, что Даня не стал бы так просто его будить. Без лишних слов Тушенцов поднялся на ноги, по максимуму стараясь не разбудить своего соседа по палатке, Юлика. Тот, к счастью, спал крепко. Не успел Руслан как следует прийти в себя после резкой смены положения, как почувствовал своей рукой чужую холодную ладонь. — Пошли. — Едва слышно бросил Кашин, после чего потянул шатена за собой. Руслан вдруг решил для себя, что будет поддаваться Дане. Куда бы тот ни повел, что бы ни говорил и ни спрашивал, Тушенцов будет идти, слушать и отвечать. Потому что сил на отказы у него попросту нет. Они делают несколько шагов, и Руслан поднимает голову, кажется, полностью растворяясь в пространстве. Небо такое чистое, что видно звёзды, и чем дольше смотришь, тем больше их становится. Луна полная, а её свет может сравниться с обычным уличным фонарём. А ещё хвоей сильно пахнет. Наверное, потому что они, блять, в хвойном лесу, но Руслан днём этого даже не заметил. То есть на то, чтобы раз за разом пересчитывать веснушки на чужом лице внимательности и времени хватает, а понять, где они вообще оказались — нет. Заебись. Так держать, Руслан. Голова вернулась в привычное положение — они всё еще шли куда-то по неровной, слегка влажной от росы земле. — Запрыгивай, — только услышав голос Дани, Тушенцов вернулся в реальность. Они стояли напротив одной из тех машин, в которой сюда приехали. Напротив той, что черного цвета. — Ты чё, ключи спиздил что-ли? — Ухмыляется, но внутрь всё же садится. — Одолжил, места знать надо, — садится рядом с Русланом. На самом же деле, Даня действительно ничего не воровал: просто сопровождающие долго не ложились спать, и он пожаловался одному из них, что не может заснуть в палатке, поэтому ему любезно предоставили доступ к автомобилю. И Кашин, разумеется, возможности решил не терять. В машине, к слову, его усталость как рукой сняло. — И о чём же таком мы не догово… — Закончить Руслану не дал Даня, который в секунду преодолел расстояние между ними и так же быстро устроился на чужих бёдрах. Не теряя времени, он впился в чужие губы, зарываясь пальцами в темные волосы. И это было… охуенно. Самым приятным, наверное, был тот факт, что на этот момент они оба трезвые, хоть и сонные, а значит, переживать, что за тебя действует или говорит алкоголь не надо. Руслан, мягко сказать, растерялся, поэтому, не зная, куда деть собственные руки, сжал ими обивку сидения. И это было немного обидно: его буквально целует парень, который ему нравится, а он даже ничего сделать не может! Только спустя практически минуту до него наконец в полной мере дошло, что вообще творится. Поначалу робко отвечал, параллельно замечая, как странно целует его Даня: будто пытается сцеловать что-то. С ним все равно лучше, чем с кем-либо ещё. Иногда Кашин ненадолго переходил на шею, давая им обоим отдышаться. Уличный туман, слегка запотевшие окна, влажные губы — всё вокруг снова ощущалось как сон. Наглые руки перемещаются сначала на талию, затем на бёдра, потом быстро оказываются между ног, гладя чувствительные места через плотную ткань джинс. Тушенцов задыхается от этого прямо в поцелуй. Дыхание заканчивалось всё быстрее, вдохнуть хотелось всё чаще. Грудная клетка вздымалась так, будто его только что топили, но у него получилось выбраться и, судя по всему, еще и пробежать марафон после этого. Даня снова занялся шеей, пока Руслан приходил в себя. — Значит, «важное дело» — это наоставлять мне засосов? — Выдыхает шатен, улыбаясь. Смешно перестает быть, когда до недавно проснувшегося мозга доходит: это неправильно. Нет смысла врать, что Тушенцову шибко хотелось как-то прерывать происходящее, но совесть не давала просто сидеть и позволять делать с собой всё подряд. Даже если это приятно. — Дань. Ноль реакции. Кашин не слышит ничего, кроме своего сердцебиения. — Дань. В глазах рябит. Руку на чужую грудь, долгий взгляд в глаза. Он дышит еще тяжелее. Даня окончательно отстраняется, облокачиваясь на спинку переднего места. — Чё ты делаешь, а? И в этом вопросе, кажется, больше тоски, чем интереса. Может, он пытается так извиниться? Хотя сам вроде признался, что дела ему до Тушенцова никакого нет… — Бля, приятно хочу тебе сделать. — Театрально разводит руки в стороны, снова соединяя их вместе, — Засуди меня. — Себе ты, блять, приятно хочешь сделать. Слезь с меня нахуй! — Звучит резко и грубо, но Даня в полу-эйфорическом состоянии по-другому не услышит. Руслан мягко пытается спихнуть его с себя, но Кашин лишь крепко хватает его за запястья. — Да не выебать я тебя хочу, бестолочь! — А что тогда? Кашин ловит ступор. «У него что, правда нет других вариантов?» Всматривается в черные глаза напротив — да, Руслану кажется, что его используют. Пиздец. Даня не успевает сформулировать мысль, как вдруг чужое лицо резко меняется. С грустно-потерянного на что-то безумное, маниакальное. — А. Я, кажется, понял. — Руслан улыбается, но это не та его обычная улыбка. Эта даже немного пугает. — Ты ревнуешь. — Улыбка становится чуть шире. Кашину хочется провалиться сквозь землю. — А я-то думал, чего это ты так распереживался из-за нашего с Настей поцелуя. — Довольный такой, сука. По реакции Дани в целом всё понятно — Тушенцов не прогадал. Теперь ему стало ясно ещё и то, почему поцелуи были такими странными: Кашин сцеловывал следы чужих губ. — Да не ревную я, — врёт, — просто… — «Просто» что? — Ой блять, — слезает, садится справа, на небольшом расстоянии — умеешь ты все испортить. — Ну извини. — Наигранно тянет гласные, передразнивает. От этого так мерзко становится, но не по отношению к Руслану, а к себе. Голос последнего внезапно обрел серьезность, и Даня пока не понял, хорошо ли это, — Просто я не думаю, что ты имеешь право меня к кому-то ревновать. У Кашина только едва заметно дергается бровь, но Руслану этого более чем достаточно — он знает, о чем тот подумал. — Да, вот такой вот я мудак. А знаешь, почему я так думаю? — По глазам Дани видно, что ему на самом деле интересно, хотя выражение его лица скорее передает скептицизм. — Что ж, я тебе поясню. Смотри, во-первых, мы с тобой, блять, не в отношениях. Во-вторых, у тебя всё ещё есть девушка, не забыл? Поэтому ты — последний, кто может меня ревновать. Тем более из-за поцелуя. Тем более, блять, во время правды или действия. Выговорился. Стало легче. Руслан откидывает голову назад, отмечая, что дыхание уже успело порядком восстановиться, но сердце по-прежнему так и норовит выпрыгнуть из груди. Даня какое-то время собирался с мыслями — его никак не торопили. — Ты прав. — Зная Кашина, а ещё учитывая интонацию, это ещё не всё. — Только вот я эту свою ревность не выбирал. Да и девушки у меня никакой больше нет. Если на то, с чего Даня начал, Тушенцову ещё было, что ответить, то вот последняя фраза выбила почву из-под ног. Парня будто ударило током. Посмотрев в сторону собеседника, не поворачивая головы, он понял, что не переспросить не может. — В каком смысле? — У нас пауза в отношениях. Я предложил. — Когда успел? — Руслан пока не понимает, стало ли ему легче. Но что-то явно поменялось. — Утром ещё. — А вот теперь пазл в его голове окончательно сложился. — Почему до этого не рассказал? — До этого Даня смотрел куда-то перед собой, но вот теперь уже обратил взгляд на Тушенцова. — А когда бы я успел? Мы наедине-то практически не оставались. — И то верно. Пару минут они сидели молча, разглядывая то друг друга, то пустоту. Несмотря на всю напряженность разговора, Руслан впервые за последние дни чувствовал себя спокойно, хоть и не всё время. — Дань, пауза — это не расставание. — Голос вновь такой серьезный, что у Кашина низ живота, кажется, только от него вот-вот сойдёт с ума. Но надо взять себя в руки и хоть что-то сказать. — Я не думаю, что она еще на что-то надеется. В конце концов, у нас только к этому все и шло. Руслан молчит, думает. С последним, кстати, было нелегко: мозг совершенно отказывался работать. А ещё шатен старался как можно меньше моргать: с каждым разом глаза было все труднее снова открыть. — Ты хочешь, чтобы я ее бросил? — Провокационно однако. — Я хочу, чтобы ты разобрался со своей личной жизнью. Сам. — Но на Руслана такое не действует. — Я пытаюсь, но… Это все очень сложно. Я… — Глубокий вдох, — Я просто не знаю, насколько всё это серьезно. Шатен слегка поворачивает голову вправо, всё еще лежа щекой на мягкой обивке. Сказать или промолчать? Руслан готов говорить, но готов ли Даня его слушать? А хочет ли? Сердце вновь начинает биться быстрее. Страшно. — Дань, я влюблён в тебя. … Пугало не то, что он это сказал, пугало то, что Кашин может отреагировать как угодно. До парня смысл слов дошел с небольшой задержкой. Даня медленно, рывками повернул голову в сторону друга. Должно быть, ему показалось. Руслан сначала смотрел в глаза, затем, не выдержав, перевел взгляд вниз, а потом куда-то вбок, поджимая губы. Блять, не показалось. Стыдно. Стыдно, потому что нечего ответить. Кашин обнимает, прижимает к себе, как в последний раз, пряча лицо в чужом плече. Больно. Больно за другого человека. Ни одни объятья не загладят того, что сейчас испытывает Руслан. Даня все равно жмется сильнее, не слышит собственных мыслей. Страшно. Страшно представить, каково это: признаться в любви и ничего не услышать в ответ. Даня опять начинает целовать, не зная, что ещё сделать. Эти поцелуи совсем не похожи на предыдущие, они будто пытаются говорить, но без слов разобраться сложно. Руслан почти не отвечает — очевидно, что он хочет услышать ответ. Любой ответ. — Я не жду от тебя взаимности. — Шатен дождался, пока Кашин сам отстранится. Видит, что он разволновался. — Просто прими мои чувства, если можешь, ладно? — Руслан смотрел так, словно спрашивал: «можно мне тебя любить?» Как будто на Дане не написан ответ. Как будто зеленые глаза не кричат о том, почему он не может сказать это вслух. — Могу конечно, но разве этого достаточно? — Говорит шёпотом. Ему кажется, что если он заговорит в голос, то тот надломится и задрожит сразу же. — Даже больше, чем ты думаешь. У Кашина глаза на мокром месте. Ну не может же кто-то быть… Таким. Снова обнимает Руслана, снова прячет глаза. — Ну чего ты? — Горячее дыхание где-то возле уха. — Не знаю, сердце у меня за тебя болит. Как ты вообще терпел столько вре… Подожди, а когда ты вообще впервые что-то ко мне почувствовал? — Ты не хочешь знать. — Руслан ни секунды не думает, прежде чем ответить. — Хочу. — Тушенцов не хочет говорить, — Русь, пожалуйста. — Помнишь начало этого мая? Первые числа. Даня отстранился. По лицу видно — мозговой штурм. Так, хорошо. Что было весной? Весь март он шароёбился то дома, то в школе — ничего интересного. В начале апреля познакомился с Олесей, потом, в середине месяца они начали встречаться, а потом… Блять! — Только не это. — Именно оно. — Это же не связано? Прошу, скажи, что не связано. — Именно поэтому Руслан и не хотел говорить: Даня теперь нервничает чуть ли не сильнее, чем до этого. — Не могу. Иначе придётся снова тебе врать. А меня это уже заебало. — Зато честно. Даня трет глаза и снова устраивает лоб на чужом плече. На языке еще что-то вертится, многое надо обдумать. Руслан наконец-то чувствует избавление от камня на душе только спустя нескольких минут тишины. Вдруг стало так спокойно и… свободно. Вещь, которая не давала ему покоя несколько месяцев, отпустила. К тому же, Кашин даже не послал его нахуй, хотя именно этого шатен и ожидал. В непрогретой машине так же прохладно, как и на улице, но Руслан теплый. Дане вообще нравится мысль о том, что теперь он, вроде как, может обнимать его без предупреждений об этом. Наверное, это одна из тех вещей, в которых нуждаешься, сам об этом не подозревая. — Мне хорошо с тобой, — вдруг выдает Даня, вновь отстраняясь, — пока это все, что я точно для себя понял и единственное, в чем уверен. Позволишь мне быть рядом — буду рядом. Позволишь быть ближе других — буду близко. А если нет, то… — Вздыхает, — Не знаю, переживу как-нибудь. — Ого, — улыбается, — с каких это пор тебя интересует чужой комфорт? Лицо Кашина поменялось так же быстро, как до Руслана дошло, насколько тупую вещь он сказал. Даня не идеален, но он не эгоист, никогда им не был. — Хуй знает, — злится, цедит каждое слово, — наверное, с тех самых, как я не выхожу из дома без пачки сильных успокоительных. А ведь никому из моих знакомых, кроме тебя, они понадобится не могут. — К концу своей речи парень немного успокоился, но неприятно всё равно было. Даже если он и собирался когда-то рассказывать об этом Руслану, то точно не в такой обстановке и не в этом контексте. Сказать, что Тушенцов был в легком ахуе — ничего не сказать. Первая мысль: Даня либо преувеличивает, либо врёт. — Нет, серьезно. — Достает из кармана штанов блистер. Руслан сразу узнает таблетки, которые ему прописывают каждый божий раз, — В рюкзаке с собой еще два таких же. На всякий. Даже без ключей и телефона могу куда-то пойти, но не без этого. — Подожди, но откуда? — Знакомая матери — фармацевт. Она в курсе ситуации и… короче, толкает мне без рецепта. — Я не знал. — Еще бы ты знал. Руслан смотрит на Даню, а Даня — перед собой. Грустный такой, интересно, жалеет ли он о том, что наговорил? — Прости, — мягкий поцелуй в щеку, — я вовсе не считаю тебя эгоистом или вроде того. — Руслан бросает голову на чужое плечо. Непонятно почему, но эти его действия ощущались нежнее и интимнее всего, что было между ними до этого. — Неужели этот разговор и впрямь не тянул до утра? — Зевает Тушенцов. — Не-а, — Даня мотает головой, а затем понимает, что Руслану, наверное, интересно, почему, — Я сначала просто долго уснуть не мог, а потом мне так плохо стало. Казалось, если я прям сейчас тебя не увижу, то умру. Шатен тяжело вздыхает, обвивая руками чужую талию. Они снова какое-то время сидят в тишине. Определённо стало легче, но надолго ли? На улице, кажется, начинает накрапывать дождь. — Дань, меня рубит. Пошли спать, а? Кашин готов всю оставшуюся жизнь беспрерывно умиляться этому сонному голосу. — Давай прям здесь. — А мы… Разве поместимся? — Недоуменный взгляд карих глаз. — А разве нет? Руслан осмотрелся: в целом, салон вместительный, а они оба готовы спать стоя, так что… Можно попробовать. — Ладно, — Тушенцов стянул с себя черного цвета толстовку, оставаясь в белой футболке, — только, будь другом, приоткрой окно, а то задохнёмся. Из кофты он быстро сложил себе нечто вроде подушки, устраиваясь на ней головой. Рост сыграл с ними обоими злую шутку: в ширину, они, может и поместятся, а вот в длину… Черт с ним, не деревянные же. Даня, не церемонясь, почти ложится на Руслана. Тот и не против: так теплее. Кашин всего несколько секунд тонет в чужом запахе и объятьях, прежде чем заснуть. Оказывается, Тушенцову уже ничего не нужно делать, чтобы Даня сходил с ума. Как это там называется? Ах да, это пиздец.