Амулет

Проснувшись на следующее утро и зайдя на кухню, Чонгук обнаружил там уже неспящих Юнги и Чимина. Пока старший колдовал у плиты над мясом, младший, сидя на стуле с поджатыми ногами, не отрывал от него взгляд, постоянно улыбаясь. Юнги и сам периодически смотрел на него мельком, и в этот момент они оба хитро ухмылялись. Чонгук, посмотрев на все это пару минут, покачал головой, развернулся и потопал обратно в комнату, намереваясь принять душ и совершенно забыв, зачем приходил сюда. По пути к себе он встретил Джина, выходящего из гостевой ванной с мокрыми волосами и полотенцем на шее. — Через пятнадцать минут общий сбор на кухне! — проговорил старший. — И не вздумай задержаться, тебе еще кофе мне сделать нужно! Чонгук обреченно кивнул и поспешил в свою комнату мимо гостевых, в одной из которых уже слышны были разговоры, гадая, что он такого натворил, что его прекрасная квартира вдруг в одночасье превратилась в общежитие. На кухне по-прежнему было тихо и уютно. Двое находившихся там продолжали переглядываться и улыбаться. А все потому, что ночью… А ночью Юнги, зайдя в свою спальню, на всякий случай оставил дверь слегка приоткрытой. Он уже не боялся сам себе признаться, что не просто предполагал, что младший, проснувшись, пойдет его искать, а ждал его и надеялся на это. И оказался прав. Спустя часа два после того, как все легли спать, Чимин проснулся и с тревогой сел на постели. Тэхен уже отодвинулся от него во сне, на огромной кровати и сейчас обнимал руками и ногами подушку, как делал это всегда с самого детства. Чимин, все больше нервничая, слез с кровати и пошлепал босыми ногами в коридор. Выйдя и остановившись в темноте, он испугался, что не сможет найти старшего в таком количестве комнат, как вдруг заметил, что одна дверь слегка приоткрыта и из нее пробивается едва заметная полоска света, видимо, от ночника. Чимин, уверенный, что это маяк именно для него, поспешил туда. Просунув голову в дверь, он действительно увидел того, кого искал, лежащим на кровати с закрытыми глазами. Преодолев на цыпочках оставшееся расстояние, он хотел было уже забраться на кровать, как раздался тихий голос: — Разденься. — Что? — испугавшись и застыв, прошептал Чимин. — Сними джинсы и толстовку. Здесь теплое одеяло. Тебе будет жарко и неудобно спать. Неужели нравится, когда ремень впивается в бока и живот? — проворчал Юнги, приоткрывая глаза. Сняв с себя верхнюю одежду и оставшись в одних трусах и футболке, Чимин юркнул под одеяло, аккуратно придвигаясь ближе к старшему. — Опять босиком бегал? — продолжал ворчать Юнги. — Заболеть хочешь? У Чонгука пол без подогрева. Ноги ледяные небось! — Хен! Твои ноги гораздо холодней моих! — ответил Чимин и, осмелев, закинул одну свою ногу, согнув ее в колене, на икру старшего и одновременно приблизил другую. — Чувствуешь, какие теплые? Хочу поделиться своим теплом с тобой, хен! Всегда хочу делиться! — прошептал он, придвигаясь еще ближе. А Юнги застыл, не зная, что ответить. По-хорошему, стоило бы рявкнуть и оттолкнуть наглую пиявку, совсем потерявшую стыд и забывшую, что такое личное пространство! Но с другой стороны, от младшего было так тепло… И не только физически… Юнги готов был признаться себе, что хотел бы, очень хотел, спать так каждую ночь… И не только спать ночью, но и днем, чтобы этот щекастый был где-то рядом… — Я так боялся, что ты опять ушел спать в машину… — прошептал Чимин. — Я хотел, но был уверен, что ты все равно пойдешь меня искать ночью. И, как выяснилось, был прав! — ответил, ухмыльнувшись, Юнги. — Хен… Пожалуйста… Если захочешь спать в машине, возьми и меня тоже! — осмелев, попросил Чимин, подняв на старшего просящие щенячьи глазки. — Сегодня спим здесь! — отрезал Юнги. — А там посмотрим, — уже более мягко закончил он. — Можно тебя обнять? — совсем обнаглев, спросил еле слышно младший. — Или хотя бы дотронуться? — С какого перепугу ты стал вдруг таким вежливым и научился спрашивать, прежде чем делать? — пробормотал, пытаясь не показать своей радости, Юнги. — Иди сюда, пиявка щекастая! И давай уже спать! — добавил он якобы ворчливо. Чимин, задохнувшись от радости, прижался к старшему всем телом и положил руку ему на талию, совершенно не стесняясь того, что оба были лишь в трусах и футболках. И совсем счастливо засопел, когда почувствовал руку старшего у себя на плече, которой тот обнял его, словно защищая. Они так и заснули, обнявшись, прижимаясь друг к друг и переплетя свои ноги. Но в этом не было абсолютно никакой пошлости или другого интимного подтекста. Они просто делились теплом и чувством безопасности друг с другом. Проснувшись утром и зашевелившись почти одновременно, они оба поднялись и, натянув штаны и умывшись, поплелись на кухню. Чимин, может, и рад был поваляться еще в кровати и, возможно, даже поспать, хоть так много, как в эти дни, он никогда в жизни не спал, но все равно хвостом увязался за старшим, не желая ни минуты оставаться в комнате без него. Юнги заставил его взбивать яйца, разбив в миску сразу двадцать штук. На такую ораву-то! И этого, как бы, не было мало! Один Чонгук чего стоит! Сам старший тем временем нарезал овощи для омлета и, закинув их в большую сковороду, занялся мясом. Спустя какое-то время в дверном проеме показался Чонгук и, постояв немного, ушел. Когда еда была почти готова, на запах подтянулись все остальные. Чонгук не любил перемещаться в столовую и ел обычно на кухне, поэтому стол здесь был довольно большой и все свободно поместились. К тому же, здесь было вполне уютно, что располагало к беседе. Дав всем время нормально позавтракать и заварив кому чай, кому кофе, следуя пожеланиям, Джин, окинув всех взглядом, проговорил: — А теперь давайте еще раз обсудим сложившуюся ситуацию и решим, что нам делать дальше. — В каком смысле "нам"? — уточнил Намджун, как негласный лидер четверки младших. Хосок, хоть и был старше его на пол года, как правило держался всегда сзади, за его спиной, не выделяясь и не стремясь к лидерству в их компании. — Вы хотите сказать, что не бросите нас и что мы будем теперь вместе? — уточнил Джун, и снова этот довольный и влюбленный взгляд преданного пса в сторону Джина! Как же бесит, блин! — Я ничего не хочу пока сказать! — резко рявкнул на него Джин. — Я пытаюсь разобраться в ситуации! И прошу меня не перебивать, если это не по делу! — Младшим нельзя выходить на улицу одним, — проговорил Чонгук. — А лучше вообще не покидать квартиру, пока мы что-то не выясним. — Но у нас учеба! — возразил Хосок, впервые подав свой голос с того момента, как назвал свое имя вчера. — Возьмете академ… — предложил Юнги. — Мы не можем, у нас защита… — возразил Хосок. — Половина проекта уже готова! — Я дам вам своего секретаря, — проговорил Чонгук. — Он уже должен быть здесь. Он будет отвозить вас двоих в университет и привозить обратно. С ним вы можете быть спокойны, он сможет вас защитить. А младшим придется пока прервать обучение. Впрочем, Тэхен… Ты же собирался стажироваться у меня в компании? Оформим тебе стажировку, и будешь рядом со мной. Будешь помогать мне с бумагами, пока Седжин будет охранять твоих друзей. Так не придется брать академ. Чимин, а ты на каком факультете? — спросил он у друга. — Мы вместе, Чонгук-хен, — ответил за друга Тэхен, потому что тот, кажется, даже не слышал и не понимал о чем идет речь. Все это время, с самого начала завтрака, они со старшим сидели рядом и соприкасались ногами под столом. Места было вполне достаточно, чтобы сесть на расстоянии, но они осознанно сели близко друг к другу и наслаждались этим интимным прикосновением. Эти двое просто нуждались в тепле друг друга и восполняли то, чего им не хватало так долго. — Значит, договорились, — продолжил Чонгук. — Вы с Чимином будете ездить в офис со мной при необходимости, или оставаться дома с Юнги. Он работает обычно удаленно. А вас, — он посмотрел на двух старших друзей, — Седжин будет отвозить в университет и привозить обратно. — А дальше? — спросил Юнги. — Так и будем бегать? Или попытаемся выяснить причину? — И что ты предлагаешь? — уточнил Джин, уже, кажется, догадываясь. — Надо лететь в Тибет, — ответил Юнги. — Мы прекрасно это понимаем. Причем лететь всем вместе. — С ума сошел?! — возмутился Джин. — У меня, вообще-то, работа! И до отпуска еще… — Эта твоя работа… — пробормотал Чонгук. — Только посмей что-то сказать! — еще сильнее возмутился старший. — Молчу! — сдался Чонгук. — Но договориться ты можешь, не отрицай! На несколько дней тебя отпустят! — Могу… Но не вижу смысла! — ответил Джин. — Не думаю, что на меня будут охотиться, как на других. Я все же полицейский! Они же не идиоты! — Они хуже, Сокджин-хенним! Простите за такое обращение без Вашего разрешения, — проговорил Тэхен. — Они убили ни в чем не повинных людей только потому, что те оказались со мной в самолете! А если бы там было человек двести? — Разумеется и ты, и твои друзья, можете так ко мне обращаться, — ответил Джин, зыркнув надменно на Намджуна, не отрывающего от него взгляд. — Хорошо. Но что мы будем делать в Тибете? — Попробуем найти того монаха, для начала. Может, дело и не в нем вовсе… А может, он и не монах?.. — начал строить догадки Чонгук. — В любом случае, нужно ехать в тот монастырь и все выяснять. А там посмотрим по обстоятельствам и будем на месте решать, что делать дальше. — Когда вылетаем? — спросил, смирившись, Джин. — Нужно передать дела отцу, Юнги проверить работу сотрудников, тебе сдать дела и договориться об отпуске и младшим… — тут он вспомнил о дипломе. — Когда у вас защита? — Через месяц, — ответил Хосок, более серьезно подходящий к этому вопросу. — Нам необходимо еще один проект сделать, вместе с остальными, на этой неделе, он почти готов, а потом будем готовиться самостоятельно и посещать университет необходимости не будет. Но сегодня нам нужно туда обязательно! — Хорошо, собирайтесь, — ответил Чонгук. — Седжин написал, что уже здесь. Сейчас скажу ему, чтобы поднялся. Уже одетые парни вышли в прихожую. Пока Намджун отошел поискать Джина, чтобы попрощаться, потому что не мог уехать без этого, Хосок открыл дверь. И вдруг шестеро находившихся в квартире людей вздрогнули от душераздирающего крика, полного ужаса. Все разом бросились к входной двери. Причем, двое старших на бегу всеми силами пытались закрыть собой двоих младших, третий же младший «бугай!», несмотря на протесты Джина, оттеснял его и задвигал себе за спину. Подбежав и выглянув на площадку, они увидели огромных размеров и роста, как казалось, человека, державшего на руках Хосока, который, по всей видимости, был без сознания. — Отпусти его, скотина! — заорал Чимин и бросился с кулаками на мужчину, совершенно забыв о страхе и осторожности. Юнги в последний момент смог оттащить его, плотно окольцевав руками. — В чем дело, Седжин? Что здесь произошло? — спросил строго Чонгук. — Прошу прощения, господин Чон, — проговорил мужчина неожиданно тихим и мягким голосом, как будто боялся еще сильнее напугать парня у себя на руках. — Я поднялся по Вашему приказу и, подойдя, хотел уже позвонить, как вдруг открылась дверь и из нее вышел этот парень. Увидев меня, он вдруг закричал и начал падать, видимо, потеряв сознание. — Ясно… — проговорил раздраженно Чонгук. — Хен, я объясню, — пробормотал Тэхен. — Тэ! — воскликнул Намджун. — Мы не имеем права! Хоби сам, если сочтет нужным… — Нет! — перебил его Тэхен. — Хосок-хен стесняется этого. Он не расскажет. А мы должны! Нам вместе еще не раз придется быть в опасности, судя по всему! — Хорошо… — ответил Намджун. — Тогда я сам… Седжин отнес парня в выделенную им комнату и очень аккуратно и даже бережно положил его на кровать, видимо, все еще чувствуя вину за то, что так сильно напугал. — Я побуду с ним… — проговорил Чимин. — И… Простите… — пробормотал он, поклонившись. Седжин посмотрел на него, слегка улыбнувшись, показывая, что все в порядке. Юнги провел по его спине рукой, словно говоря — ничего страшного. Чимин остался в комнате с Хосоком, а все остальные вместе с Седжином переместились в гостиную. Намджун посмотрел на всех по очереди и тихо заговорил… *** Хосок рос счастливым единственным ребенком в семье. Они жили в Сеуле. Мать его работала бухгалтером в небольшом супермаркете, а отец был курьером в ювелирной фирме, развозил украшения по всей Корее. Хоть это и было запрещено, но, как только Хоби исполнилось восемь, отец начал брать его с собой в поездки, когда у мальчика начинались каникулы, чтобы показать другие города родной страны. Хоби обожал отца. Он и маму очень любил, но отец был для него идеалом. Сильный, красивый, веселый, душа любой компании, побеждающий во всех конкурсах на праздниках. И очень смелый! Так думал юный Хосок до того злополучного дня. Ему тогда было одиннадцать. Было лето, каникулы, и отец взял его с собой в очередную поездку. Легковой автомобиль, обычный, не бронированный, без каких-либо логотипов компании, чтобы не привлекать внимания. Ничто не предвещало беды. Единственное, что напрягало, украшений в этот раз было почти в два раза больше и все они были с драгоценными камнями, что значительно увеличивало их стоимость. Они направлялись в Пусан, и отец обещал, что, если останется время, они смогут съездить на море, которое Хоби видел всего один раз издалека, и искупаться. Уже на подъезде к городу отец начал нервничать и чаще смотреть в зеркала заднего вида. Впереди него на протяжении долгого пути ехала одна и та же машина, не давая обогнать себя, но и не набирая скорость и не вырываясь вперед. И все бы ничего, если бы не точно такая же машина, ехавшая сзади. Они зажали автомобиль Чона в крепкие тиски, не давая ни обогнать, ни отстать. Вдруг на очередном совершенно открытом участке дороги, первый автомобиль резко развернувшись боком, перегородил им путь, заставив ударить по тормозам, а задний, с такой же скоростью прижал их машину к дорожному ограждению. Из машин выскочили четверо крепких мужчин в кепках и масках и, подбежав к машине Чона с двух сторон, выбили стекла из дверей, которые старший Чон наивно успел заблокировать, и направили пистолеты на него и Хосока. — Цацки! Быстро! — проговорил один из них. — Я не понимаю, о чем вы, — обреченно проговорил отец, прекрасно осознавая всю тщетность этого. Тогда тот отморозок, который стоял возле пассажирской двери, резко открыл ее и, выдернув Хосока из машины, толкнул его вниз, заставив упасть на колени, и выстрелил из пистолета сантиметрах в пяти от его головы. — Цацки, я сказал! — крикнул первый. — Прошу вас! — закричал отец. — Я все отдам, только пощадите сына! Он дрожащим пальцем набрал код на маленьком сейфе, находящемся под пассажирским сидением, и вытащил из него запечатанный в целлофан сверток, при этом постоянно бросая взгляд на плачущего сына. — Меня… Прошу вас, меня… Только не сына!!! — судорожно повторял он трясущимися губами. Однако в планы нападавших убийство не входило. Забрав сверток, они сели в свои машины и через пол минуты никого из них рядом уже не было, и даже дорожная пыль успела осесть. Мужчина кое-как на ватных ногах вылез из машины и, обойдя ее, поднял сына, прижав его к себе в миг ослабевшими руками. — Прости меня… Прости… Прости… — шептал он, не переставая, почти оглохшему от выстрела и страха сыну. Больше всего поражало то, что отец Хосока, в целях безопасности, всегда выбирал для поездок только главные дороги с большим потоком транспорта, несмотря на пробки и заторы. И сейчас на трассе было полно машин, движущихся в обе стороны. Но ни у кого, ни у одного водителя не хватило смелости не то, что остановиться и помочь, а даже просто позвонить в полицию и сообщить о случившемся, несмотря на видео на регистраторах у многих из них. В итоге, за неимением свидетелей, следствие никаких результатов не дало. Случай признали не страховым и отцу присудили выплату денежных средств за все похищенные украшения в полном размере. Отягчающим обстоятельством было и то, что с ним в этот момент в машине находился ребенок, что было строго запрещено правилами компании. Отца, разумеется, уволили. Семья вынуждена была продать свою большую квартиру в Сеуле, чтобы расплатиться с долгами, и переехать в Тэгу, купив маленькую двухкомнатную квартирку с крошечной кухней на оставшиеся деньги. Отец без каких-либо рекомендаций и с такой репутацией, которая со скоростью ветра распространилась даже в отдаленные города, уже не мог найти приличную работу, да он и не пытался. Устроился таксистом. Но с того дня в нем что-то сломалось. Исчез стержень. В один миг из сильного смелого мужчины он превратился в тряпку. Причиной был сын, за которого он тогда смертельно испугался. Ехал бы он один в тот день, возможно, даже после всего случившегося, несмотря на потерю квартиры, они смогли бы жить дальше, как прежде, со временем вновь наладив свой быт. Но, увы… Того прежнего отца больше не было. Был совершенно другой человек, чужой и жене и сыну. Спустя года полтора-два, ко всем прочим неприятностям, отец начал пить. Он потерял работу, и другую был не в состоянии найти. Со стойким запахом перегара, тремором рук и вечно красными глазами, на должность водителя брать его никто не хотел. А ничего другого он делать не умел. Так прошло еще пару лет. Мать Хосока выбивалась из сил, работая бухгалтером в нескольких фирмах и пытаясь прокормить семью. Хосоку исполнилось пятнадцать, когда, придя домой, он нашел отца в ванной, с перерезанными венами. Так и не переживший до конца первый стресс, мальчик, который боялся теперь всего на свете, от насекомых до громких звуков, получил еще одну психологическую травму, первым обнаружив мертвого отца в луже собственной крови. Реабилитация длилась полгода. Парень с трудом вновь учился разговаривать, потому что до этого на протяжении шести месяцев он только мычал. Кое-как врачи и мать уговорили его вновь посещать школу. А потом, какое-то время спустя, проходя мимо танцевальной студии, он неожиданно для себя заглянул в нее и ожил. Нельзя сказать, что он вновь стал веселым беззаботным парнем, но танцы вывели его из той черной депрессии, в которой он находился все это время. Он не сдружился с другими учениками и почти всегда был один, общаясь только с тренером. Однако в классе у него был один друг. Соседский мальчишка Ким Намджун. Они жили на одной площадке и дружили семьями. Семья Джуна очень поддерживала мать Хоби и до, и после смерти мужа. Намджун был в курсе всех проблем Хосока, от него не надо было ничего скрывать, и, возможно, именно это сблизило их и позволило Хоби принять его дружбу. А еще через год в танцевальную студию так же случайно заглянул Чимин. Такой же одинокий, несмотря на большую семью. И с такой же грустью в глазах, несмотря на всю любовь Тэхена и бабушки с дедушкой. И Хосок потянулся к младшему, как и тот потянулся в ответ. Со временем Хоби открылся младшему и рассказал о том, что с ним произошло. Чимин же в ответ рассказал ему о своей жизни и предложил, во что бы то ни стало, познакомить его со своим лучшим другом, рядом с которым просто невозможно было оставаться несчастным. Именно так Тэхен всегда действовал на людей, он делал их чуточку счастливее. Так они все познакомились и подружились. А два года назад мать Хосока призналась ему, что вот уже некоторое время встречается с мужчиной, начальником отдела в фирме, в которой она работает. Она сказала, что они решили пожениться, и она переезжает жить к нему, оставляя Хоби их квартиру. Хосок не винил мать за равнодушие к нему. Она заслужила немного счастья. Он полностью поддержал ее решение. К этому времени они уже жили и учились в Сеуле, поэтому, съездив в Тэгу вместе с Намджуном всего на пару дней, чтобы поприсутствовать на свадьбе, он вернулся обратно с чистым сердцем. Единственное, что омрачало его жизнь, это вечный страх. Страх всего. И сделать с этим он, увы, ничего не мог. Закончив рассказ, Намджун посмотрел на всех по очереди. — Простите. От него это не зависит. И это не лечится… — А он сможет находиться рядом с Седжином? — спросил Чонгук. — Конечно! — заверил Тэхен. — Он от неожиданности просто испугался, а вовсе не самого человека. Он привыкнет. Познакомится, поймет, что это друг и успокоится. — Хорошо, — проговорил Чонгук. — Седжин! Ты уже понял, что тебе придется возить этих парней в университет и обратно. И охранять их, даже там. — Слушаюсь, господин Чон. В этот момент в комнату зашли Чимин с Хосоком. Даже сидящий на стуле, секретарь своими внушительными размерами приводил Хоби в трепет. Но пересилив себя, он подошел и, поклонившись, произнес: — Простите меня. Это было внезапно просто. Я не ожидал, что вы будете прямо за дверью. — Это Вы меня простите! — вскочил Седжин, тоже кланяясь, но, увидев вновь появившийся страх в глазах парня, тут же сел на место, кажется, даже сжимаясь, чтобы не выглядеть таким большим. Хосок извинился еще раз, и чтобы сгладить неловкость, слегка улыбнулся, пытаясь показать, что все в порядке. Седжин же, увидев эту улыбку, был ослеплен. Всего один миг, одно мгновение перевернуло весь его внутренний мир. За такую улыбку и жизнь отдать не жалко, лишь бы она почаще появлялась на лице этого паренька. Такая улыбка может спасти мир или, наоборот, развязать войну. Она сверкнула ярче солнца и вновь пропала. Но тот, кто ее видел, уже не забудет. Седжин не забудет. И вернет ее! Обязательно вернет этому мальчику его улыбку. Он, правда, еще не знает, как это сделает… Но сделает, обязательно!