Nobody knows I'm waiting

— Ты всё ещё не собираешься меня прощать? — Спросил Джеймс по дороге домой. — Я простила тебя. — Ты врёшь. Ты нифига не простила меня. — Простила. — Но осадок остался? — Остался. — Ты дуешься на меня за что-то, не говоришь за что и не хочешь прощать. — Хватит, я простила тебя. Не прекратишь, я пойду пешком. — Поцеловать могу? Или не лезть? — Ты за рулём. — Я всегда могу остановиться. — Доедем — поцелуешь. — Сказала Эмма и поцеловала его в щёку. — Не отвлекайся. Когда они доехали, Эмма поспешила домой. Джеймс доставал сумки, поэтому зашёл только после неё. — Где Роберт и Эдельвейс? — Спросила Эмма. — Эдельвейс уехал домой, Роберт в больнице. — Почему? — Тут же спросил Джеймс. — Его мать забрала со школы. — Я про Роберта. — Нужно провести обследование и лечение, врач сразу опознал в чём причина, так что думаю, что скоро встанет на ноги. — Всё очень плохо? — Пойдёмте ужинать, поговорим заодно. Пока Эндрю разогревал еду, Нил объяснил им всю ситуацию. — Есть вообще шансы, что его до субботы выпишут? — Спросила Эмма. — Не знаю. Завтра спрошу. Всё равно ему вещи повезу. — Мне кажется ему будет обидно, если он пропустит день рождения Эдельвейса. — Сказал Джеймс. — О чёрт, для него это будет трагедия. Если он, конечно, не попробует сбежать в этот день. После ужина они разбрелись по комнатам. — А где Щен вообще? — Спросил Джеймс, закрывая за собой дверь. — Он у папы, они же всё время вместе. Я теперь щенка с папой вижу чаще, чем с па. — Есть такое. — Сказал Джеймс и подошёл к Эмме. Аккуратно убрав передние пряди с лица, он нежно поцеловал её. — Люблю тебя, рыжик. — Сказал парень и обнял её. — Я могу вернуться обратно сюда? — Да. — Ура. С твоими отцами невыносимо смотреть телевизор. Я думал, мы хотя бы на экси сойдёмся, но даже там одни комментарии… — Поэтому я против того, чтобы они ходили на мои игры. Хотя я подозреваю, что они посматривают их дома. — Ты сейчас за уроки? — Да. Было бы неплохо, если бы и ты… — Да, я тоже хотел сесть. Я тут на днях поговорил с Робертом и чёт прям так зарядился его ботанизмом. — Ты собрался пройти программу на несколько классов вперёд? — Нет, я просто хочу сделать домашку. Вместе они выполнили домашку довольно быстро. Вечером Джеймс забрал постельное бельё, кинул его в стиралку и лёг рядом с Эммой. Его горящие глаза было видно даже в темноте. — Ты настолько рад? — Да. Люблю тебя. — Вы с Щеном одинаковые. Давай, начни ещё от радости прыгать. — Если я начну прыгать, я проломлю кровать. Ты не писала Роберту? — Писала. Ничего не ответил. Он и в сеть не заходил. А ты чего, типо волнуешься? — Ему не говори. Но так-то да. Представь ту тренировку, на которой мы пытались убить друг друга. Я захожу злой в раздевалку и вижу как этот лежит на полу и трясётся. Ну вот прям как стиралка, которую не закрепили. Или как младший состав в планке после офп. Я чёт подумал, что на эпилепсию похоже, вот… скомкал несколько футболок, чтобы его голова перестала биться, потом руки зафиксировал, чтобы он ничего не сделал себе. Пока врача ждал, за которым послал ребят, чуть с ума не сошёл. Думал, если твой брат у меня на глазах помрёт, то ты точно меня куда подальше пошлёшь. Как давно вообще у него эпилепсия? — Не знаю. У него не было раньше. Эдельвейс говорил, что есть вероятность того, что это эпилепсия. Всё, давай спать. Все разговоры до завтра подождут. — Спокойной ночи, рыжик. Утром они оба проспали, потому что забыли поставить будильник. Проснулись, когда Нил прошёл на пробежку и спросил, собираются ли они вообще в школу. На сборы они потратили десять минут. Да и ехать было довольно долго, поэтому первый урок они благополучно прогуляли. Они не особо расстроились, у обоих была физкультура. На перемене, перед немецким, к ним подошёл Эдельвейс. Его глаза были красными и окружены тёмными кругами, что свидетельствовало о нехватке отдыха. Он часто зевал или потирал глаза, чтобы попытаться справиться с усталостью. Его движения были медленными и неуклюжими, а речь — заплетающейся. На лице могут были заметны признаки стресса, а выражение лица может варьировалось от усталого до раздражённого. — Выглядишь не очень. Что случилось? — Спросила Эмма. — Да так… Мать немного разозлилась, узнав о вывихе, и заставила играть Шопена. — Ооо… Шопен… А почему ты не выспался то? — Она заставила играть этюд оперы 10, 4 номер. Полностью выдыхаешься к концу, а кульминация в конце. Поэтому я обязательно в одной клавише где-то ложал, и она заставляла меня переигрывать. В общем, полный… — Эдельвейс приложил пистолет из пальцев и показал жест, будто бы выстрельнув из него себе в голову. — А где мой мальчик? Эмма с Джеймсом переглянулись. — В больнице. — Stront… Что случилось? В какой он больнице? — Его положили на несколько дней в какую-то больницу, чтобы обследовать и вылечить. Всё нормально. Па сегодня съездит, отдаст вещи ему. Мне кажется он специально не говорит больницу, чтобы мы не ездили к Роберту. Их разговор прервал звонок. Как только урок кончился, Эмма хотела продолжить разговор, но Эдельвейс с кем-то разговарил по телефону. По его лицу сложно было понять злится он или радуется. — Mam, ik haat je. Door jou en jouw zaken werd mijn vriend gedrogeerd! Hij ligt nu in het ziekenhuis en ik kan niet eens iets doen. Waarom kun je mijn jongens niet met rust laten? Waarom ben ik het geluk gewoon niet waard? Hoewel ik niet eens zeker weet of je mijn vriend kent. En dit is een heel goed persoon. De meest onschuldige jongen van allemaal. Je hebt niet eens de moeite genomen om de telefoon op te nemen! Dus ik zet dit op je verdomde voicemail! Сегодня тренировки не было, поэтому Джеймс и Эмма заехали за бургерами (а что? Белок!), поели и поехали домой. Встретив в прихожей Эндрю, они спросили: — Куда ты? — Забирать Нила из участка. Его за что-то туда загребли опять. — Окей. Поздно вернёшься? — Через час ждите. Эндрю уехал. Джеймс сразу же полез целовать Эмму (почему-то он всё ещё стеснялся делать это при родителях Эммы). — Ну всё-всё, отстань. — Сказала она и легонько поцеловала. — Раз родители уехали, мы можем заняться и на кухне… — Чем? — Прокашлявшись спросил Джеймс. — Ты чего весь красный? Домашкой. Я всегда же делаю домашку после школы. А на тебя вчера нашло что-то и ты решил поделать тоже. Вот я и предложила поделать на барной стойке. — А… Ну начинай. Я в душ схожу и приду. Как ожидалось, Джеймс ушёл надолго. Эндрю и Нил приехали быстрее. — Ну что? — Спросила Эмма, зайдя в прихожую. — Что-что! Пиздец! — Начал восклицать Нил. — За что задержали то? — Приехал я к Роберту, говорю хочу передать вещи такому-то парню, и мне говорят, что к нему нельзя! Вещи они конечно забрали. Поймал я врача его. Спросил чё за херня. И в итоге реально! Нельзя никому его навещать, иначе насмарку лечение пойдёт. Спросил через сколько можно забрать его. Он говорит, что до четверга управятся. Ну вот скажите, что за нормальное лечение они могли дать ему за такой короткий срок! Мне кажется нам выдадут не Роберта, а фарш. Потом этот док слинял, я подошёл к регистратуре и начал угрожать им, чтобы они впустили меня, но мне пригрозили охраной. Я в итоге прошёл к палатам, а потом и копов вызвали. — Почему нельзя навещать? Что за бред?! — Я о том же. Он ещё и не выходит на связь. Мне кажется у него забрали телефон. Я уже тысячу раз пожалел, что мы туда его отправили. — А Би не могла бы проверить, что там происходит? — Мы уже звонили ей. Её тоже туда не пускают. Тип нет прав, там находиться. — И что вы планируете делать? — Смысла что-то делать нет. Всё равно завтра забирать. Лишь бы был жив и здоров…