II. Меж небом и землей: из Лас-Вегаса в Токио

      — Стены моего ресторана вам не швейцарский сыр, ублюдки! Может, хватит делать в них дыры?! — Тони Болтер перезаряжает ружье, и увесистая пуля с грохотом и свистом летит в зубы одному из незваных гостей.       Отдача работает в обе стороны: бармен довольно ухмыляется золотыми коронками и потирает плечо, а парень в чёрной маске отлетает к стене и сползает на лакированный пол, оставляя на побелке кровавую полосу в стиле артхауса.       — Давненько я так не веселился, — Риндо хватает винтажный стул и швыряет в двух других бедолаг, которых со звонким заливистым смехом добивает Санзу забранным у них же оружием.       Свистят пули и грохочут дроби огнестрельных пушек. Ран прячется за узорчатой колонной, меняя магазин пистолета, и нервно поглядывает на барную стойку — на сверкающем корпусе уже видны следы попаданий — хоть Болтер и заверил, что стойка непробиваема, Хайтани-старший не может до конца утихомирить волнение за Сенджу и за сестру.       — Ты уж извини за такой горячий приёмчик, — Цубаки одной рукой обнимает до смерти перепуганную девушку, с которой они вместе прячутся за барной стойкой, а второй набирает сообщение Хаджиме.       У Кавараги катятся слёзы, трясутся коленки и сердечко прыгает в груди, как у крольчонка. А Хайтани-младшая смиренна и спокойна — как католическая Мадонна.       Перестрелкой больше, перестрелкой меньше. Ничего нового для Болтера, Санзу и Цубаки. Она давно не пугается и даже не щурится от привычных грохотов выстрелов, пока Сенджу крепко стискивает ладонями уши и вжимается спонтанной подруге в плечо — ведь не зря говорят, что лучше всего объединяет только общий враг. Или общий брат. Или — в их случае — братья.       — Какой твой любимый фильм? — Цубаки убирает телефон — всё готово, всё под контролем, Коко мгновенно отправил за друзьями частный вертолёт.       Вопрос далеко не уместный в такой ситуации. Девушка сбита с толку и смотрит на неё теперь, как на дуру, а не спасительницу.       — Ну, какой? — Хайтани трясёт её за плечо и улыбается так, будто они сидят сейчас где-то на пляже и любуются закатом, а не в эпицентре вооружённого нападения.       — Ку… Куклы…       — О! Такеши Китано? — Цума восторженно вскидывает брови, и Сенджу кивает в ответ, вздрагивая от очередного выстрела из ружья Тони. — Потрясающий режиссер! — она восторженно берет девушку за руку. — А ты слышала про инцидент Китано с журналистами?       Кавараги отрицательно мотает головой и недоуменно смотрит на девушку.       — Короче! — Хайтани-младшая загорается интересом. — В 1986-м году одна из бульварных газет напечатала его фотографию вместе с какой-то девушкой. Это разозлило Китано, и он вместе с несколькими друзьями ворвался в редакцию этой газеты и избил всех, кого там обнаружил.       — Прям, как Ран, — Сенджу наконец улыбается. — Тоже как-то раз поколотил сотрудников одной мелкой газетки.       — В его стиле, — Цубаки закатывает глаза. — За что он так с бедняжками?       — Кто-то распускал слухи в желтой прессе, что мы с ним в отношениях, — девушка заправляет за ухо прядку волос, уже игнорируя выстрелы, а значит, план отвлечь её от страха идеально удался.       — Эм… — Хайтани на мгновение замирает. — А разве вы не встречаетесь?       — Естественно нет, — Сенджу хмурится. Кажется, этот вопрос она уже слышала чересчур часто. — Просто работаем вместе и вот, подружились, — она пожимает плечами, а гул выстрелов, пуль и истошного смеха ее старшего брата постепенно стихает.       — «Подружились», значит, — Цубаки задумчиво кивает, и над ее головой, заглядывая за барную стойку, нависает Харучиё. — Со всеми справился?       — Ага, — он улыбается и ладонью вытирает чужую кровь с подбородка. — Прости, Тони, что опять какая-то хуйня получилась, — Санзу протягивает бармену ту же руку, на что Болтер брезгливо морщится.       — Очередной ремонт за твой счет, японский засранец, — он жмет ладонь и тут же вытирает её полотенцем для винных бокалов.       — Выстави чек Хаджиме, — он подмигивает своей женщине и проверяет оповещения на электронных наручных часах. — Кстати, он уже на подлёте.       — Все нормально? — Ран присаживается рядом с Сенджу на корточки и аккуратно гладит по волосам. Она сумбурно кивает и приподнимается вместе с ним, мёртвой хваткой цепляясь в мужское предплечье.       — И часто у вас такие развлечения? — Риндо поправляет манжеты испачканной рубашки и ухмыляется.       В Токио наступило затишье, и с мафией братья давно не имели дел, вроде подобных. С мафией сейчас лишь встречи и короткие разговоры, когда кто-то из местных приходит в их ночной клуб. Максимум, что бывает — разве что пьяная драка из-за того, что старики-якудза не смогли поделить стриптизёршу. Да и контроль за всей роскошью вроде сбыта наркотиков и оружия ужесточился после роспуска Бонтена. То ли дело Лас-Вегас. Город неновых вывесок, ночной жизни, казино и дорогих порошков. Хайтани невольно даже поймали здесь приятную ностальгию по временам своего прошлого.       — Раз в месяцок стабильно отрываемся, — Санзу опирается локтем на барную стойку, а Болтер закатывает глаза.       — Раз в месяцок стабильно позорят мою седину, чёртовы япошки.       — Еще раз в присутствии моей семьи скажешь «чёртовы япошки» и будешь вставлять себе новые золотые зубы, Тони, — Цубаки деловито задирает нос и недовольно скрещивает руки на груди.                                          

***

      — Не волнуйся, Ю… Все обязательно должно наладиться… — она печально поджимает брови и обнимает Шибу за плечи, поглаживая одной ладонью по волосам. — Обязательно…       Предательский звонок в дверь — портит атмосферу, поддержку и меланхолию девушек. Она в знак заботы целует Юзуху в висок и, томно вздыхая, идёт открывать дверь.       — Госпожа Хайтани? — курьер сверяет данные в документах и переводит взгляд на молодую особу, словно с удивлением или же предосторожностью.       Сколько лет ни пройдет, а репутация братьев в Токио не сгладится никогда с криминальных — да и не только — страниц истории города. Наверняка даже далеко после их смерти эту фамилию будут вспоминать с дрожью в коленках и стараться произносить шёпотом.       — Вообще-то ещё далеко до Хайтани, но, да, — она стеснительно пожимает плечиками, — кажется, это мне.       — Распишитесь за доставку, — курьер протягивает формуляр и букет синих роз, а в лепестках маленькая записка с подписью «Луне моей жизни».       «Пф-ф… Госпожа Хайтани…» — Мицуя со счастливой улыбкой закатывает глаза и вдыхает свежий аромат живых роз. Как мило, приятно и одновременно неловко — даже находясь в другой стране, Риндо умудряется найти любую возможность, чтобы сквозь расстояние уделить внимание своей возлюбленной — даже через далёкие континенты.       Луна обязательно похвастается младшей сестре — ведь в их вечном и негласном соревновании «у кого парень романтичнее» в прошлый раз выиграла Мана, когда Такуя покатал её на воздушном шаре вокруг Фудзиямы.       Но хвастаться Мицуя-старшая будет позже. Сейчас в гостиной сидит и утопает в слезах печальная Юзуха — потому цветы курьер доставил совершенно не вовремя, и нужно срочно убрать их с видного места.       «Юзуха, Юзуха, Юзуха…» — конечно же Луна её подбодрит, обнадёжит и пообещает поговорить о ней с братом, хоть и понимает, что Шиба виновата в разладе сама.       Всю жизнь привыкла быть той самой сильной и независимой девушкой — с самой юности. Привыкла защищаться и не прощать. Ссориться и скандалить. Девочка с перебитым и забинтованным сердцем. Оказалось, что выстраивать теплые человеческие отношения слишком страшно и сложно.       Когда Такаши каждый день искал любую возможность уделить ей внимание, позаботиться, сказать о любви, — Юзуха все равно продолжала скалиться и показывать свой характер.       Когда он просил приехать, остаться, чтобы провести вечер вместе, — Шиба грубила и твердила, что ни за что не выйдет из дома.       Когда Мицуя говорил о своих чувствах, насколько они сильные, яркие и случились с ним в первый раз, — она отшучивалась, меняла тему и закрывала глаза.       «Я не дала никакой поддержки. Я ни разу не поинтересовалась, как он себя чувствует. Я ни разу не попыталась поставить себя на его место…»       Каждый день Такаши говорил и делал всё, что только было в его силах и даже больше, чтобы у Юзухи не оставалось в нём ни единой доли сомнений, что с ним уютно, не страшно, он не обманет, он не такой, как другие — но всё бестолку.       «Каждый ёбанный день я продолжала выискивать ну хоть малейший подвох и найти, до чего бы все-таки доебаться… И я всё испортила. Всё задушила. Убила своими руками. И растоптала…»       Мицуя терпел, как последний герой, но таких скандалов не вынесет даже мёртвый.       — Он устал… — Юзуха достает новый платочек и вытирает слёзы. Ей кажется, будто она захлёбывается и тонет в соленом горячем море. — Я не знаю, что делать дальше…       Луна хоть и не раз слышала — что от своего, что от ее брата — о вспыльчивости девушки и строптивом нраве, да и сама была свидетельницей не раз, как она балансирует на грани, чтобы не отчитать за что-нибудь Такаши при всех. Но сейчас… Мицуя растеряна и даже удивлена таким отчаянием и запредельным раскаянием Юзухи.       Обычно, как она думала, это Такаши во всем виноват. Это он ее провоцирует. Он вечно делает что-то не так. И только сейчас, когда он попросту устал воевать, Шиба осознаёт, что корень всех бед — в её бензопильном и зубодробильном характере.                                          

***

      — Кто-то мне обещал бильярд, — Риндо толкает локтем в бок Санзу и ухмыляется.       — А мне обещали мартини, — Коко хмурит лисьи брови и смотрит упорно на розовый затылок перед собой.       Двери лифта распахиваются на последнем этаже. Харучиё под руку с Цубаки гордо выходит в мраморный холл.       — Будет вам и бильярд, и покер, и мартини, и виски… — он лениво потягивается и кладет руку своей женщине на плечо. — Может для полного веселья позовешь своих «девочек»?       — «Девочек»? — Ран неодобрительно и вопросительно наклоняет голову набок.       — Кто-то тянул тебя за язык?! — шипит Хайтани-младшая, впиваясь ногтями в запястье любимого.