II. Меж небом и землей: из Лас-Вегаса в Токио

      — В следующий раз, как соберёмся навестить старика Тони, не забудьте выставить охрану у его ресторана, иначе он заставит нас расплачиваться за причинённый ущерб нашим же оружием, — Цубаки тяжело вздыхает, припоминая неожиданный визит «гостей», что так бессовестно прервали их законный отдых.       — Или натурой, — дёргает губами в подобии усмешки Ран, — но это уже в духе Коко.       — Поверь мне, уж тебя-то он в плане натуры будет обходить десятой дорогой, — отпив немного из своего бокала, произносит Санзу, сверля старшего Хайтани озорным взглядом.       — Между прочим, твоя сестра никогда не жаловалась, — ядовито подмечает Ран, за что тут же получает три пары озадаченных глаз, уставившихся на него сказать, что «в шоке» — ничего не сказать.       От бурлящего внутри негодования, что расплывалось внутривенно в геометрической прогрессии, Санзу до посинения сжимает в своих руках бокал, наполненный кисло-сладким красным вином. Он медленно поднимается с кресла, нависая над сидящим на лакированном столе Хайтани, словно грозовая туча.       — Повтори ещё раз, если глотку собственную не жаль, — Харучиё маниакально скалится, обнажая белые зубы и растягивая свои и без того огромные шрамы в уголках губ.       Риндо коротко прыскает, прекрасно осознавая, что Санзу не позволит в первую очередь себе и своей совести замарать дорогие полы, да и Цубаки не спешит разнимать почти будущего мужа с братом, отстранённо наблюдая за их перепалкой и неспешно вырисовывая ноготками причудливые узоры на стекле бокала.       Тем временем Ран ещё шире улыбается, но это не похоже на злобный оскал и более того, он всего лишь откидывает голову назад, позволяя смеху вырваться из груди. Санзу словно зависает, неотрывно наблюдая как грудь Хайтани вздымается от приступов смеха, а затем слышит, как мужчина срывающимся голосом произносит:       — Ты удивительно наивен, приятель. Твоя сестра в полном порядке, я её и пальцем не трону, пока сама не попросит.       — Я хоть и не верующий, но буду молиться всем известным мне богам, чтобы это никогда не сбылось.       Цубаки обречённо выдыхает, уже в следующий миг окольцовывая любимого, и оставляя свои руки покоиться на напряжённых мышцах пресса мужчины. Санзу сию секунду словно тает, переплетает пальцы с пальцами Хайтани-младшей, крепко сжимая женскую ладонь.       — Твой брат — самый настоящий гондон, — между прочим замечает Харучиё.       — Если ты надеялся удивить меня этим фактом, у тебя не получилось, дорогой, — женщина нежно проходится губами вдоль острой скулы, оставив едва заметный красноватый след от помады. — Я хоть и упустила замечательную возможность прожить с ними с детства, но поверь, то, что ты считаешь его «гондоном» — верх вежливости.       — Да уж, сестричка, — Ран горько усмехается, рассматривая лёд в собственном стакане — от тебя так и прёт безмерной любовью.       — Кончайте свои мелодрамы, и пораскиньте мозгами, чьи ребята могли напасть на нас у этого вашего Болтера, — прерывает перепалку Риндо.       — Есть предположения или конкретные наводки? — интересуется старший Хайтани.       — Это определённо были не грабители. Но и расправиться с ними оказалась проще, чем мы думали, — младший брат закидывает ногу на ногу и деловито потирает ладонью подбородок. — Значит, это не наёмники, иначе они бы вели себя более профессионально и сдержанно. Убивать кого-то при свидетелях, да ещё и когда жертва находится в закрытом пространстве — задача не из лёгких.       — Кому бы пришло в голову делать на нас заказное убийство? — недоуменно чешет голову Ран. — Из нас четверых, в криминале замешена только сладкая парочка, — он вскидывает брови и вальяжно ухмыляется, делая акцент на последних словах.       — Да, но стреляли-то они по всем нам, — подмечает Риндо, — а значит, Цума и Санзу были не единственной целью. Даже несмотря на наш сегодняшний бизнес, кто-то до сих пор имеет виды и на нас с тобой, братец.       — Хочешь сказать, что нападавшими могли быть те, кого мы знаем? — задаёт соответствующий вопрос Цубаки.       — Или же мы могли иметь с этими людьми конфликты в прошлом. Вряд ли это кто-то из «Поднебесья». Все недомолвки были решены ещё на корню, и претензии мы к друг другу не имеем, — начинает издалека Риндо. — Так что я рассматриваю лишь два варианта: «Тосва», что сейчас находится под предводительством того, кто явно не рад нашему существованию. Либо это восставшая «Вальхалла», потому что кроме них, конфликтов у нас особо больше и не было.       — Но ведь «Вальхалла» распалась после смерти Ханмы, — Цубаки вспоминает пронзительный взгляд золотых глаз, и её тело передёргивает в порыве невроза. Не хотелось бы вновь встретиться с этим безумцем спустя столько лет. — Кстати, а что с теми ребятами, которые совершили набег?       — Часть передохла, парочка лежат в подвале по приказу Санзу, — поясняет Ран. — На случай, если у нашего дружка переклинит и ему захочется почесать кулаки. Думаешь выбить из них информацию? — обращает он взгляд к сестре.       Алые губы Цумы растягиваются в хищной улыбке, а в глазах блестит азарт и предвкушение. Ран и Риндо мельком смотрят в сторону друг друга, понимая, почему их сестра сошлась с бывшим наркоманом.                                   

***

      От стен подвала веет холодом и мраком. Сырость лишь придаёт комнате гнетущую атмосферу. Звучит хруст костей, эхом разносятся крики боли, и кровь струями брызжет, расплываясь большими горячими пятнами по одежде и полу.       — Мы торчим здесь уже два часа, а они себе языки будто в жопу засунули! — стена слева от Санзу терпит сильный удар, оставив напоминание о нём лишь едва заметной помятостью в середине. — Сукины дети, говорите, кто вас послал, иначе я вырву ваши языки с корнем и действительно запихну вам их в задницы друг друга! Как вам такой вариант римминга?       — Солнце, — Цубаки с удовлетворением выдохнула, наблюдая, как грудь связанного перед ней парнишки тяжело вздымалась после нескончаемых ударов в разные участки, — оттяни ему ворот.       Харучиё послушно оттягивает ворот пропитавшейся кровью водолазки, видя перед собой шрам, что глубокими красными полосами рассекал половину шеи пленного в виде креста.       — Шрамы свежие, и трупы, которые мы осматривали, также имели подобные шрамы в одинаковых местах и одинаковой длины. Судя по глубине, они сделаны совсем недавно, но документы и фото, которые раздобыл Риндо о снайперах, поджидавших нас на крыше, у них этих шрамов или других подобных повреждений не обнаружено.       — Хочешь сказать, что это какое-то клеймо? — задаётся вопросом Санзу.       Цубаки щёлкает двумя пальцами, тем самым давая утвердительный ответ, и обходя пленников по кругу, равняется рядом с любимым.       — Почему на ваших снайперах не было этих шрамов? — спрашивает у еле дышащего мужчины Цубаки. — Что это за специальная метка?       — Обет молчания, — скалится громила. — Метка и клятва, что с нас и слова не вытащат при допросе.       — Если ты сейчас же не начнёшь говорить, — Санзу наклонился, опираясь руками в колени, и угрожающе провёл ножом по кругу в районе виска, — то в следующий раз, ты окажешься на месте ваших дружков-стреляк, медленно сгнивая на столе патологоанатома. Как тебе идея того, что я или эта очаровательная леди, — он указал взглядом на Цуму, — вставит тебе этот замечательный нож прямо в голову, наслаждаясь хрустом твоего черепа и вытекающими из него мозгами?       Санзу предупреждающе приставил кончик ножа прямо к виску, постепенно надавливая на кожу. Тишину прорезал истерический крик — маленькая капля крови медленно скатилась по бледной коже, останавливаясь на подбородке, беззвучно упав на чужую одежду.       — Это сделали они! Последователи «Безглавого ангела»! Они заставили нас шпионить за вами и пытаться убить! — глаза мужчины округляются шире и шире, слюна вылетает с каждым новом словом, а боль внутри не прекращается даже тогда, когда Харучиё отстранил нож от его головы. — Эти шрамы — обет молчания нашего подразделения. С нас взяли кровь в качестве обещания, что мы и слова не скажем о нашей цели.       — Если ты, мой дорогой, — теперь настаёт очередь Цубаки, хищно оскалившись, наклониться и угрожать, — сию же секунду не расскажешь нам, кто конкретно тебя подослал, мы вскроем твой шрам без анестезии, и тогда твой обет молчания станет вечным. Кто эти последователи? Как они выглядели?       — Один был мелкий ростом, второй здоровый. У обоих на шеях была татуировка «Безголового ангела». А ещё у мелкого была куча серьг, и волосы двухцветные. Чёрный и жёлтый, у здорового через весь правый глаз татуировка… — пленник выдыхает, заканчивая свой рассказ. — Они сказали, что ваше убийство немного иной уровень, чем обычно занимаемся. Специализированный заказ для их босса, но кто таков сам заказчик, ни я, ни кто либо другой, кроме этих парней, не знает.       Помутневший разум подкидывает картинки из далёкого прошлого, что всё никак не хотят проясняться в голове. Перед глазами всплывает воспоминание жуткого, противного голоса, что будто подстрекал кого-то на действие. Глаза Цумы распахиваются — она с ужасом вспомнила 31-е октября злосчастного 2005-го года.       — Последователи «Безглавого ангела», — лепечет Цубаки. — Цветные волосы, татуировки… Погоди! «Безглавый ангел» — символ «Вальхаллы». Но она давно распалась.       — Или они все эти годы прятались в тени, а теперь, набирают силу, чтобы отомстить, — предполагает Санзу. — Мне кажется, что одного из этих парней я точно знаю. Их зовут Чоме и Чонбо, и как сказал наш уважаемый друг, — Харучиё кидает взгляд на связанного — они последователи «Безглавого ангела», то есть «Вальхаллы».                                   

***

      — Какие же все идиоты, заебали, ничего нормально не могут сделать, — Коко с большим недовольством, чуть ли не с ноги распахивает двери, заходя в зал. Цума и Харучиё даже не удивились, а Хайтани довольно улыбнулись, давно не видев друга таким раздражённым.       — Что, твои собачки совсем обленились? Тебе, может, женщину подобрать?       — Да заткнись ты, — фыркнул Хаджиме Рану и кинул папку с документами на бильярдный стол. — Согласно этим бумагам, наши давние знакомые вели чуть ли не монашеский образ жизни. А вот здесь, — Коконой потрясывает еще одну папку, которую предпочел оставить в руках, — лишь малая часть того, что мне удалось на них накопать. Все дела замяли, обвинения сняли. Кто-то дал легавым хорошую сумму.       — «Ле-ега-авым»… — Риндо закатывает глаза. — Каких мы словечек понахватались в своих Лас-Вегасах, посмотрите на него…       Хаджиме лишь устало опустил плечи свой превосходной осанки, и папка пошла по рукам. Первым её взял Ран и задумчиво начал листать.       — Кража, кража, изнасилование, избиение… Нихуя себе он его разукрасил, — смотря на приложенное фото, прокомментировал старший Хайтани. Цума с интересом вытянула шею и нагло забрала папку из руки брата, падая на диван к любимому мужчине. — Эй!       — Делиться надо! — улыбается Цубаки и утыкается в папку, пробегаясь глазами по тексту и фото. — Оба отсидели хороший срок, но выпущены досрочно, опять же, взятка.       — Если собрать всё воедино, то что мы имеем? — Санзу ласково гладит ее по волосам и заглядывает в записи.       — Возрожденную «Вальхаллу», или другую группировку, основателями которой являются бывшие вальхалловцы, — Коконой деловито расправляет плечи и одергивает вниз рукава идеально отглаженного пиджака. — Предположительно Чоме и Чомбо занимают одну из высших должностей, пускают пешек на утек.       — Имеется неизвестный глава всего этого собрания несостоявшихся личностей, вряд ли эти два оболтуса смогли бы грамотно распоряжаться целой группировкой, — Цубаки лениво закатывает глаза.       — Спланированное нападение, — констатирует Риндо, подкуривая сигарету.       — Так же по частям присылают какого-то человека. Майки — палец, Цуме — руку, — Хаджиме присаживается на край бархатного кресла напротив.       — Интересно, кому достанется хер, — Санзу прыскает ядовитой насмешкой, вскидывая брови на Рана.       — Кстати о Майки! — женщина отбрасывает папку в сторону, выхватывает из рук брата подкуренную сигарету и буквально бежит на балкон.                                   

***

      Цубаки нервно покусывает раскрасневшиеся не только из-за помады губы, набирая номер так давно затаившийся в её голове. Цифры навивают приятные воспоминания, Цума усмехается уголками губ, понимая, что даже спустя столько лет, Майки не меняет номер.       Четыре гудка составляют женщине компанию, ровно до того момента, пока в трубке не раздаётся знакомое хриплое «Кто?»       — Сано, Сано, Сано, — ещё шире улыбается Цубаки. — Сколько лет прошло, а ты так и не записал мой номер. Дело к тебе есть. Точнее вопрос.       Майки учтиво молчит, тем самым даёт разрешение Цубаки продолжить.       — Слышала от Риндо, что и тебе пришёл подарок в стиле Франкенштейна. Рука, да?       — Палец. — поправляет её Манджиро. — Средний, если тебя интересуют подробности. А что? Тебе тоже что-то пришло?       — Сюрприз удался на славу! — саркастично выкрикивает в пустоту Хайтани. — Можно подумать, наш отправитель считает, что я страдаю таким же уровнем садизма, как и Харучиё.       — Есть немного, — отпускает комментарий Сано, за что слышит в динамике смачное женское «сукин ты сын». — Ты звонишь только для того, чтобы поделиться своим честным мнением обо мне? Похвально, ты всегда отличалась особой прямолинейностью, Цума.       — Заканчивай трепаться, Майки. Уж прости за грубость… — пропевает последние слова Цубаки. — Помнишь вашу схватку с «Вальхаллой» в 2005-м? Там были два паренька, которые, судя по всему, имеют на нас определённые виды. Чоме и Чонбо, если не ошибаюсь.       — Ты же не хочешь сказать, что…       — Не знаю, Майки. Их имена — единственное, что нам удалось выяснить после допроса, — Хайтани-младшая так крепко затягивается сигаретой, что она потрескивает. — Эти придурки или их хозяин, скорее всего предусмотрели вариант поражения, поэтому взяли с некоторых подчинённых обет молчания на крови. Но что они здесь делают, зачем им спустя столько лет разбираться с нами, и в принципе вспоминать давнейшую, как мой дряхлый и уже давно сдохший папаша, историю? Ответа нам не дали, и скорее всего, так просто мы его не получим.       — И ты считаешь, — начинает Майки после рассказа женщины, — что эти «посылки» и нападения на вас как-то связаны? Я правильно понимаю?       — Предельно, Майки, предельно. Раз уж и тебе оказали честь прислать «отрубей», значит заказчик, или кем бы он ни был, имеет виды на нас. На всех нас, — Цубаки выдерживает небольшую паузу, прежде чем с тяжестью продолжить. — И я думаю… Нет, я уверена на процентов девяносто, что кто бы эти части тела ни присылал, он помнит нас всех. Дракена и Такемичи в том числе. Не думаю, что им особо захочется вновь окунуться в эту историю, но другого развития событий я просто не вижу.       — Понял тебя, Цума. Я позвоню Эмме, узнаю, не приходило ли им что-нибудь странное в последние время.       Гудки по сторону будто засели в голове, раздаваясь эхом по всему пространству балкона, а может зданию, но Цубаки понимала, что всё, что их преследует, и будет преследовать в дальнейшем, не похоже на розыгрыш.       — Этот сраный Арлекин поплатится за всё, что надумает сделать.                                   

***

      Медленными, расслабленными шагами, Хайтани выплывает в бильярдную. Работать на трезвую голову не хочется от слова совсем, поэтому он направился за недопитой бутылкой дорогого виски.       Тихо открыв дверь, Ран огляделся и застал в комнате Акаши-младшую. Она склонилась над огромным зелёным столом и пыталась завести в лунку хоть один мяч.       Несмотря на свои недавние заявления о хорошей игре в бильярд, получалось у неё совсем плохо. Мужчина бесшумно прошел дальше, наблюдая за старательной Сенджу. Аккуратные руки держали кий, взгляд зеленых глаз сосредоточен на белом шаре, стройные ноги, которые казались длиннее из-за короткого платья, так и манили Хайтани. Перед тем, как все-таки толкнуть белый шар, девушку остановили прикосновения на своей коже. Большие руки Рана легли поверх ее миниатюрных.       — Ран? — вздрогнув, оглядывается Акаши. Запах… Его сладкий запах одеколона она узнает сразу поджимает губы.       — Опусти чуть ниже конец и наконечник слегка подними, — манящим баритоном говорит он, выполняя все действия за Акаши.       — Хорошо… — незаметно сглотнув, она осторожно следовала его движениям, внимательно вслушиваясь в его голос.       — А сейчас — бей.       Под внимательный взор фиалковых глаз, Сенджу резко двинула кий вперёд. Удар шаров друг о друга — и несколько шаров катятся в лунки. Глаза Акаши довольно округлились, а уголки губ растянулись в довольной улыбке.       — Получилось! — радостно воскликнула Сенджу с широкой улыбкой, повернув голову к Хайтани.       Щёки Сенджу в мгновение вспыхнули ярче разгоряченного угля. Зелёные глаза начали бегать по бледному лицу, изучая его уже в который раз. На его губах растянулась довольная ухмылка, а фиолетовая челка упала на глаза, прикрывая их. Рука Рана легла на её бедро, неторопливо поднимаясь вверх. Они оба понимали, что хочет сделать мужчина. Температура в комнате явно перевалила за сорок — для них двоих точно.       Заворожёнными глазами она смотрела в его, не отводя взгляда. Рука поглаживала бедро и задирала платье. Хайтани медленно приблизился к её губам, сердце Акаши громко забилось а губы приоткрылись. Сколько раз она думала об этом еще на работе. Сколько раз она невзначай представляла, как Ран именно так к ней подойдет — выпивший, трезвый — не важно. И сколько раз она всеми силами прогоняла эту чертову навязчивую идею…       Вторая рука легла на красную от смущения щеку, адреналин в крови достиг предела. Она с вызовом перевела взгляд на губы напротив. Его выдержка окончательно слетела. Он резко приблизился к её губам, почти касаясь…       Двери бильярдной резко распахнулись, и они как ошпаренные отскочили друг от друга.        — Где она его оставила-то, блять? — ворчит сам себе Харучиё, не сразу замечая Хайтани и сестру, но взгляд сразу цепляется за их непонимающие глаза и ошарашенные красные лица. — Не понял, вы что тут вдвоем делаете?       Сенджу бросила испуганный взгляд на вошедшего брата и бросилась к двери, опуская глаза. Санзу вопросительно посмотрел на неё и раздражительно раскрыл рот.       — Я уже ухожу, — Сенджу без лишних слов ретировалась с места преступления, чтобы не находиться в эпицентре возможной потасовки.       Челюсть Харучиё сжалась и он перевёл на Хайтани взбешенный взгляд. Тот забрал со стола бутылку виски за которым изначально пришёл и, направился к двери обходя Санзу стороной.       — Хайтани, мы ещё об этом поговорим, — кинув тому в след злой взор, мужчина развернулся и начал искать телефон.                                   

***

      Вечер плавно проходил под приятную музыку на фоне. Все понемногу отдавались влиянию алкоголя, окончательно расслабляясь.       Цубаки разговаривала с Сенджу на диване, пытаясь разнюхать хоть что-то об их «около-отношениях» с Хайтани-старшим, но та лишь отнекивалась, временами краснея. Санзу и Риндо играли в бильярд, иногда пропуская шуточки, и перекидывались фразами с Раном и Коко, которые обсуждали какой-то клуб, недавно открывшийся в Токио, но уже успевшийся прославиться из-за частых проблем.       Усталость давала о себе знать. Сенджу проморгалась и посмотрела на время. Почти час. Поняв, что, если сейчас не уйдёт, то, скорее всего, уснёт прямо здесь, она оповестила Цубаки, что идёт спать. Услышав на это несколько вопросов о том, помнит ли, где её номер и всё ли хорошо, она удалилась из комнаты, желая хороших снов всем присутствующими. Оставшись на диване одна, Цубаки пересела к Рану и Коко.       — Сенджу так внезапно ушла, о чём вы говорили? — помешивая в стакане виски, лениво спросил Ран.       — Да ни о чём важном. Она устала, — тянет Цума, наблюдая за тающим льдом в бокале.       — «Ни о чём важном», говоришь? Она то краснела, то зеленела. Знаешь же ты, как довести человека, — посмеиваясь, пролепетал Хаджиме, слегка заплетающимся языком.       — Вся в Рана, — неожиданно сказал Харучиё, опираясь на кий и смеясь на пару с Риндо.       — Да куда уж мне до него, — заливаясь смехом, добавила Цубаки.       — Да идите вы, — Ран высокомерно закатывает глаза, попивая виски.       Коко резко поднимается, оставляет стакан на столике и под удивлённые взгляды, пошатываясь, направляется к двери, на другой стороне комнаты. Перед глазами всё слегка плывёт, а голова кажется слишком тяжелой и больной. Тошнота подкатывает к горлу, но Хаджиме всеми силами сдерживается.       — Ты куда намылился? — недоумённо спрашивает Санзу, разворачиваясь в его сторону.       Хаджиме в желании ответить открывает рот. Но, не успев издать и звука, он нагнулся, возле фикуса, который Цубаки привезла с Токио. Звук извержения желудка разнесся по помещению, привлекая внимание всех. Тошнота вырывается наружу, заливая горшок с растением. В желудке всё бушует, словно слоны танцуют чечетку.       — Блять, Коко! Любимый фикус! — с отборным матом Цубаки подбежала к Хаджиме.       — Ты чего это так, старина? — озадаченно спрашивает Риндо.       — Да хрен его знает, — еле как выдаёт Коко и вытирает рот тыльной стороной ладони.       — Рин, пошли поможешь мне его уложить, — придерживая Хаджиме под локоть, говорит Цума.       — Да, конечно, им есть о чём поговорить, — Риндо открывает дверь и помогает вывести Коко, бросая последний взгляд на Рана и Санзу.       В коридоре слышится отборный мат Цубаки. Видимо, Коко опять стошнило.                            — Пошли поговорим, — Харучиё недовольно морщится и выходит на балкон. Ран, ничего не спрашивая, поднимается с дивана и направляется вслед за ним.       Ночной Лас-Вегас действительно завораживает своим светом, а фонтан напротив отеля «Белладжио» искрится неонами. Санзу курит вторую сигарету подряд, собираясь с мыслями. Ран не задаёт лишних вопросов, опираясь на перила, лишь наблюдает за яркими огнями города. Ветер усиливался и треплет листья деревьев. Наконец, сделав последнюю затяжку, Харучиё выкидывает окурок вниз и разворачивается к Хайтани.       — Я не знаю, какие у вас отношения, но хочу сказать одно. Она не очередная подстилка, которая ради твоего внимания, готова раздвинуть ноги. А если она это однажды сделает, и ты её бросишь, ублажив свои потребности. Я своими руками размажу твои мозги по этой стене, — яростно сжимая кулаки, указывает Санзу на стену напротив.       — Между нами ничего нет! — разъярённо шипит Хайтани и разворачивается к Харучиё. — Не собираюсь я трахать твою сестрёнку! А если бы и хотел, ничего бы ты мне не сделал.       — Я бы как раз сделал! И уж поверь, желание раскрошить тебе черепушку, не отобьет даже Цума! — Санзу гневно тычет Рану в грудь пальцем, с явным желанием заехать Хайтани по лицу.       — Руки убери. Повторяю ещё раз: я не собираюсь спать с Сенджу. А теперь отойди, я пойду спать, — Ран брезгливо отодвигает руку Санзу, пока тот отходит на пару шагов назад, тем самым пропуская его к выходу.       — Доброй ночи, — саркастично желает Харучиё.       — Ага, — Ран не оборачиваясь машет рукой и оставляет Харучиё одного. — Кстати, — он, плетясь к выходу, продолжает говорить перед собой, — понимаешь теперь, да, — Хайтани касается ручки двери и бросает на друга взгляд с уставшей улыбкой, — что я чувствовал, когда у тебя закрутились мутки с моей сестрой в "Бонтене"?                                                        

***

Бутылка с огненной жидкостью с грохотом разбивается о бампер стальной машины. Сигнализация громко визжит, распугивая спящих птиц на деревьях. Жёлтые язычки пламени понемногу охватывают транспорт, нагревая его с неимоверной скоростью. Густой тёмный дым поднимается к ночному небу, словно туман ранним утром. Взрыв, громкий, напугавший всех жителей дома. Автомобиль подкидывает вверх. Маленькие кусочки стекла и остальные запчасти разлетаются на детальки в разные стороны. Красное пламя разгорается на несколько сотен метров вверх, отражаясь в глазах злоумышленника. Машины, стоящие на стоянке рядом, которые тоже зацепило, начинают гореть. В многоэтажке, как по команде, в окнах включается свет. Люди с ужасом наблюдают за горящими автомобилями.        Через линзы очков видны довольные глаза. Взрыв. В стекле отражается яркий огонь, поглощающий всё на своём пути. Гаденькая ухмылка ложится на лицо, словно маска в актеров театра. Тихий смех разрывает гробовую тишину. Глаза цвета турмалина удовлетворённо сверкают в темноте.                             Мужчина дёрнулся на постели, громко дыша. За окнами шум, недовольные возгласы и визги сирен пожарных машин, от чего он недовольно поморщился. Он сонно потянулся, поднялся на ноги и лениво подошёл к окну. Оттуда открывался просто взрывной вид на огромный костёр машин. «Интересно, за сколько бы минут на нём пожарилось барбекю?» — пронеслась мысль в голове Акаши-старшего. Громко хмыкнув, Такеоми закурил сигарету под громкие вопли соседей и трескающий звук пламя. Судя по состоянию своей машины, Акаши понял, чья загорелась первой. Возможно, он бы и горевал из-за нее, но уже давно планировал купить другую. Поэтому особо никаких чувств не испытывал, глядя на разгорающийся огонь и скучающе прислушиваясь, как где-то вдалеке ныла сирена скорой помощи и полиции.                      Тёмный силуэт мелькнул возле соседних дворов. Его лицо скрывала чёрная маска и объемный капюшон. Губы расплылись в ликующей улыбке. Он уже предвкушал похвалу за столь хорошо исполненную работу. Скрывшись за очередным поворотом, человек набрал номер и, подождав, пока абонент ответит, самодовольно произнес хриплым голосом: — Задание успешно выполнено, Босс.