Значение тишины

— Ты думаешь, тебя это спасёт?       Розовые губы, правильная форма, нет никаких сильно раскрытых пор или чёрных точек. Идеальная кожа, линии лица тонкие и острые. Скулы высокие. И глаза — тёмные тучи, которые, кажется, вот-вот разразятся грозой.       Смерть слегка наклоняет голову, держа в руке камень. Выпуклой ромбовидной формы, темный, как и её глаза. Камень поднимается с её руки безо всякого шелеста заклинания. — Как глупо. Один из смертных решил, что камень должно украсить человеческим символом, полным страданий. И поместить в кольцо, чтобы всегда носить с собой.       Ветер веет, волосы Смерти слегка двигаются, обрамляя её худое лицо. Дождь моросит, холодя лицо. — Скажи мне, Гарри Поттер, носить с собой смерть — это приятно?       Гарри челюсти сжимает. Пальцы мнут ткань мантии. Ткань некрасиво сминается. Голос, состоящий из сотен чуждых голосов, словно ногтями скользит по скальпу. — Не знаю. — Не знаешь? Люди всегда говорят, что чего-то не знают. Однако понимают истину слишком поздно.       Её губы растягиваются в улыбке, показывая острую пасть, но пропасть в ней — лишь начало. — Вы рождаетесь. Учитесь ходить, говорить, лгать. Очаровываетесь, ищете отмщения, грустите. Лишаетесь сил, надеетесь и снова учитесь ходить. Вы умираете.       Смерть смотрит на Воскрешающий камень, парящий над её ладонью. Её уголки губ растягиваются, а взгляд — меняется. Она поворачивается и глядит на Гарри. — Всё повторяется. И повторится вновь. Желания ничего не значат. Как и время.       Она отворачивается в сторону Чёрного озера. Лёгкий туман покрывает спокойную гладь воды. Воскрешающий камень пропадает с лёгким голубоватым свечением, медленно растворяющимся в прохладе утреннего дня. — Вы, люди, такие маленькие перед ликом мира. Песчинки на берегу моря. Но все желаете хлеба и зрелищ. А получив их, тоскуете по иному. Но и иное вам не по нраву.       Её глаза тяжелые, острые, не мутные или не ясные. Взгляд, пробирающийся под кожу, под все кровеносные сосуды, под кости. Куда-то туда, где дышит мысль, горюет совесть и беснуется разочарование. — Ты, Гарри Поттер, лишь маленькая песчинка, которую по воле случая занесло на другой берег. Ты и подобные тебе — приходят и уходят. Растворяются под натиском времени, разочарований. Так скажи мне, носить с собой смерть — это приятно?       Бузинная палочка, спрятанная под рукавом мантии, жжёт предплечье. Кожа там болит, горит в агонии, которая притупляется от шока. — Нет. Неприятно.       Смерть шире улыбается. В глазах её пустота, нет эмоций, но они всё равно слегка поблескивают под определенным углом. Пасть её слегка приоткрывается, её длинный острый язык облизывает её тонкие губы, которые от этого жеста слегка краснеют до цвета спелой рябины. А потом она резко наклоняется. Лицо её изменяется, приобретая уродливые черты, будто вечная маска отрешенности немного приподнялась, дав волю её нетерпению. — Тогда избавься от неё.       У Гарри черты лица тоже меняются. Становятся более жесткими, мышцы ощущаются как железо. — Я не могу.       Он смотрит на Смерть, а Смерть смотрит на него. Она издаёт неясный звук, очень похожий на смех. — Все вы так говорите. И смотри, к чему это привело. Всё повторяется. И повторится вновь.       Позади вдруг доносится знакомый голос, но Гарри не оборачивается. Ветер холодный, пробирается под одежду и холодит кожу. — Хардвин! Идём скорее, а не то опоздаем.       Голос становится ближе. Шаги. Гарри вздрагивает, когда к нему со спины прикасаются. Он оборачивается. Лицо Бельвины, наклонённое к нему, особенно сильно запечатлевается в его сознании в этот момент. Светлые кудри, ниспадающие на её плечи и закрывающие лоб. — Ты не отзывался. Всё хорошо? Ты говорил с кем-то с Хаффлпаффа?       Поттер встрепенается, приоткрывает рот, чтобы ответить, но во рту пересыхает, тело вялое. Он глядит вбок, место рядом с ним пусто. Около берега озера гуляет несколько студентов в синей и жёлтой форме по цветам отличий факультетов.       Губа у него дергается. Слегка водит плечом. Нужно принять то зелье, которая прописала ему мадам Элайза. В последнее время он рассеянный и дерганный. Часто на ходу засыпает в те крохи отдыха, что у него есть.       Он отмахивается: — Неважно. Просто немного задумался, вот и не слышал тебя. Пойдём.       Он встает со скамейки, поправляет мантию и идет с Блэк в сторону замка, беря её за руку. — Сегодня вечер в гостиной обещает быть интересным. Хотя, на самом деле, уверена, что Белладона будет спорить о возможностях Пророчеств…       Голос её фоновый, и, хотя Гарри и идёт рядом с ней, он погружён в себя. Что она там сказала? Якобы, он говорил с кем-то с Хаффлпаффа? Он оборачивается и краем глаза замечает, что на той скамейке лежит серый камень выпуклой ромбовидной формы. И чуть дальше фигура, отдаляющаяся от берега Чёрного озера. Высокая, с пепельными длинными волосами.       Ладони Поттер сжимает в кулаки. Отгибает рукав мантии. Сильный ожог. Кожу саднит. Тонкая ровная рана.       Взгляд его темнеет. К горлу подступает ком. Но он сглатывает его. Дождь до сих пор моросит.       «— Тогда избавься от неё».       Слова, реальные слова, не плод воображения, эхом повторяются в его голове.       Гарри отворачивается и сжимает челюсти, пытаясь сконцентрироваться на настоящем.       Если бы это было только так легко.

* * *

      В гостиной Слизерина так много людей, что не вздохнуть не выдохнуть. Гарри протискивается между студентами, ведомый Блэк за руку. Она говорит, но её голос смешивается со звуками толпы, от чего Поттер весьма посредственно её слышит. — Я же говорила, что все оживились из-за недавно опубликованной биографии Висенсии Сантос. Цилинь и всё подобное. Так что сегодня решили устроить вечер Прорицания. Всё это, конечно, надуманно, но всем любопытно.       Гарри приподнимает брови и снова слегка оглядывает гостиную. Никого из Гриффиндора, как знакомо. Студенты всех возрастов распределились по группам и стоят или сидят у каких-то маленьких самодельных палаток или лавок. Хрустальные шары, чашки с кофе, какие-то магические артефакты, совсем незнакомые Гарри. — Пророчества, — слово на языке выталкивается наружу с презрением. — Неужели так интересно предполагаемое будущее? Разве самим свою жизнь строить не интереснее?       Бельвина оборачивается и хмыкает. Она ненадолго приближается, прижимаясь к Поттеру безумно близко, и шепчет Гарри на ухо, посылая мурашки по коже: — Иногда людям хочется более лёгких путей.       Ведьма отстраняется, и Гарри, не успев придти в себя и понять свою реакцию, тут же чувствует уже другое прикосновение. Белладона сталкивается с ним и весело ведёт плечами, игриво подмигивая. — Идёмте, я нашла такую интересную прелесть!       Она манит рукой и идёт сквозь толпу, двигаясь, будто змея, околдованная магией искусного волшебника. Гарри и Бельвина переглядываются и давят смешки кашлем. — Кажется, она верит в Пророчества больше, чем мы все вместе взятые, — бросает Блэк. — И ведь не поспоришь, — вторит Поттер.       Они втроем останавливаются у группы людей. Один из волшебников, верно, научившись трюку у уличных циркачей, создаёт пламя из воздуха и дует его вверх, к потолку, а первокурсники восторженно верещат. Рядом с ним, устроившись за партой, накрытой чёрной тканью, стоит какая-то семикурсница с Равенкло. — Дамы и господа. Хотите узнать свою судьбу сегодня? Всего восемь сиклей, и я отвечу на любой ваш вопрос, — она небрежно поправляет волосы и смотрит на первокурсников, которые живо вытягивают монеты из карманов. — Это что, новый вид мошенничества? — бормочет Бельвина, сложив руки на груди.       Шмидт закатывает глаза и слегка шлепает её по локтю, возмущенно добавляя: — Это вечер Прорицания! За Пророчества нужно платить. Разными способами, правда.       Гарри выгибает бровь, и Белладона раздраженно закатывает глаза, но принимается ему объяснять: — В Вальпургиеву ночь принято гадать. В этом году все отнеслись к Прорицаниям с энтузиазмом, поэтому мы организовали вот такое приватное мероприятие, где желающих много. Ученики, обладающие способностью ясновидения, предлагают свой дар в обмен на что-то. Самое простое — деньги. Самое сложное — то воспоминание, которое равноценно тому, что ты хочешь узнать. Что-то очень важное для тебя. Хелена предсказывает неопределённо, поэтому и просит малую плату, — она рукой указывает на ту самую семикурсницу, которая уже за названные сикли рассматривает ладони смеющихся первокурсников. — А вот Лавгуд другое дело, он использует сложный магический артефакт, который принимает в качестве оплаты только воспоминания или эмоции, но и, по слухам, предсказывает будущее или даёт ответ на вопрос с невероятной точностью. — Шмидт рукой машет в сторону магической палатки, скрывающей то, что может происходить внутри. — Загвоздка в том, что погадать ты можешь лишь раз за эту ночь, поэтому выбирай с умом, если хочешь в этом участвовать. — Лишь раз? — удивляется Гарри, оглядывая волшебников, которых слишком много, чтобы выбрать кого-то одного для гадания. — Да. Первый закон энергии Прорицания. Мерлин, Берк, ты вообще Прорицания хоть раз в этом году открывал? — Белладона потирает переносицу и вздыхает.       Гарри хрипло посмеивается и пожимает плечами. Блэк кладёт ему голову на плечо и отвечает за него: — О, не будь с ним так строга! У него этот год был насыщенным: то фестрал чуть не откусит ногу, то мадам Элайза и её насыщенная забота, то дуэли с Орионом Блэком. Чудо ещё, что его не отчислили. Бедный наш милый Хардвин.       Белладона в ответ лишь фыркает и вытаскивает из кармана юбки несколько сиклей, бросая на стол одному из скучающих студентов, который тут же принимается гадать ей на чаинках. Она садится на кресло и смотрит на чашки и чай в них, магией осушаемый до самого дна.       Поттер смотрит некоторое время на это, а после шёпотом спрашивает у Блэк: — А почему она не пошла к Лавгуду, раз сказала, что он лучший?       Бельвина руками сзади слегка приобнимает его и меняет позу, наклоняясь на бок, и говорит: — Может, боится? Воспоминание-то не так-то просто отдать, — заговорщически шепчет она, колко улыбаясь, точно зная, что вызовет реакцию у Шмидт. — Не боюсь я! Просто там другая система заклинаний и иное воздействие. Не хочу иметь ничего общего с тем артефактом, который берёт слишком высокую плату.       Браунс, студент с Хаффлпаффа, слегка взмахивает палочкой, сосредоточенно гадая и совершая мелкий ритуал с рунами. Гарри наклоняется, чтобы посмотреть на то, что на дне чашки.       Он помнил, как однажды там у него был грим, знаменующий смерть и страдания. Хотя Рон истолковал рисунок как крест и солнце — страдания, которые после принесут счастье. Странно, но Рон по сути оказался прав, а Трелони ошибалась. Вот уж он и натерпелся от предсказаний профессора, на протяжении всего третьего курса он думал, что грим его преследует везде, а правдой оказалось, что это был Сириус в анимагической форме. Сириус… нет, Гарри сейчас не хочет думать об этом.       Кто знает, может, у Рона и вправду был дар ясновидения?       Браунс говорит нетерпеливо ёрзающей Шмидт, хмурясь: — Я вижу длинную дорогу из гвоздей. Тебя в жизни ждёт много трудностей, болезненных и страшных. Я вижу яму. Однажды твои мысли заведут тебя в состояние между смертью и жизнью, и тебе в итоге нужно будет сделать выбор, который может тебя или погубить, или спасти. В конце дороги я вижу открытые ворота и меч. Свобода близко, но за неё тебе придётся сражаться.       Белладонна задумчиво молчит, смотря на дно чашки в чаинки. — Так можно о ком угодно сказать, Браунс. И ты ещё считаешь себя провидцем? — язвит Блэк, отстраняясь от Гарри и выхватывая из рук Шмидт чашку с чаинками.       Браунс, совсем юный четверокурсник, краснеет и опускает взгляд. — Бельвина! Не говори так, Предсказание — это важная наука для Магического мира. Пророчества на то и пророчества, что порой они звучат неясно, но в них есть смысл для каждого. И, к тому же, у Браунса в роду бабушка, которая считалась лучшей провидицей во всей магической Франции! — Лучшая, как же. Просто давала такие же пространные толкования, — презрительно морща нос, заявляет Блэк, отшвыривая от себя чашку с чаинками на дне. — Бельвина Блэк!       Поттер вздыхает и закатывает глаза. Очевидно, началась новая перепалка, в которой он не особо горит желанием принимать участие.       Потолок гостиной Слизерина зачарован, и видно звёздное небо. Похоже, кто-то действительно постарался, чтобы это место имело свою атмосферу для этой ночи. Во времени Гарри никто не заморачивался над Вальпургиевой ночью. Кажется, и не гадали даже тогда. Пророчества — страшная сила. Но сила их страшна не тем, что они могут исполнится, а тем, что в них можно поверить.       Гарри слишком хорошо это знает.       Гарри прохаживается между столиками, студенты и здесь, и там. Кто-то гадает, кто-то сплетничает, кто-то просто наблюдает. Гарри машет рукой братьям Селвинам и Джейн, которые у парты с хрустальным шаром, показывающим недалекое возможное будущее.       Портреты в гостиной молчат. Гарри закуривает сигарету, стоя в отдалении. Он совершеннолетний и стоит подальше от детей, никакого запрета на подобное нет. Попался малиновый вкус. Вдох, выдох. И почему портреты молчат сегодня? Он хмурится, думая. Незаметно проверяет шрам на руке. И всё же палочка-крестраж снова умудрилась его обжечь тогда.       Поттер мрачнеет. Сигаретный дым тянется вверх, к иллюзорному звёздному небу. «— Скажи мне, Гарри Поттер, носить с собой смерть — это приятно?»       Дым клубится, путается, растворяется. Зависимость ведь тоже убивает. Только медленно.       Он снова смотрит на молчащие портреты, которые совсем не двигаются. Как там писал о портретах профессор Селвин?       «Окружающий мир как бы прикасается к прошлому, и оно отражает прикосновение. Это способ общения? Но чей, если образы — это просто прошлое?»       Смерть общается с помощью портретов, но ограничивает их прошлым — теми же жестами и теми же фразами, что реальные люди с портретов говорили при жизни. И, если сегодня они молчат, значит, Смерть общается в эту ночь по-другому.       Гарри бросает внимательный взгляд на гадающих студентов. Шум и гам. Смех и сплетни. Сосредоточенность и веселье. Счастье и праздник, рождённый из невежества.       Окурок он тушит о пепельницу. Нет, прикасаться он к этому не будет. Вторые грабли — не его натура. Он уже поговорил со Смертью тем извращенным способом, который ей так приглянулся, что в один короткий момент даже казался Гарри мороком. — Нет, я тебе ещё раз говорю, это объяснимо простыми совпадениями, если вот в Чарах и Трансфигурации явно прослеживается логическая цепочка, то в Прорицаниях даже законы туманны, что уж говорить о толкованиях, — слышится голос Бельвины снова неподалёку, и Гарри вздыхает. — Я тебе докажу. Ты просто не понимаешь и, как это обычно бывает, слишком скептична, — раздражённо ей говорит Шмидт, а потом поворачивается к Гарри и настойчиво говорит: — Хардвин, идём, посмотришь на артефакт Лавгуда!       Гарри слегка кривит губы. Он знает, что, если откажет, у него будет больше проблем, чем если просто согласится. Ох уж эта бескомпромиссная ведьма.       Гарри позволяет взять себя за локоть и идёт с подругами в сторону магического шатра, около которого даже толпится небольшая очередь. — Ты уже гадал у кого-то? — Нет, как-то ничего не приглянулось. Прости, Белладона, я не фанат чаинок и хрустальных шаров. Ты в этом лучше разбираешься. — Ну что вы за друзья такие!       Гарри хмыкает. Они заходят в шатёр. Такие магические пространства ему знакомы. Снаружи — мелочь, внутри — целый мир.       Небольшая очищенная стена, на круглом столе парит куб светло-зелёного цвета. Скамейки с шепчущимися студентами. Украшения в виде светильников-звёздочек. Гарри садится на свободное место. Рядом — знакомый силуэт, заметный даже в полумраке. — Ты говорил, что я могу стать Пигмалионом в нашу первую встречу, когда я упоминал, что увлечён Прорицаниями. И теперь ты здесь, Хардвин? Интересно.       Чудовище слегка приподнимает уголки губ, обернувшись на Гарри. Его голубые глаза слегка сверкают в желтоватом отсвете ночников. — Хочу насладиться представлением, — язвит Гарри и слегка отклоняется назад. — Так заинтересован в моих мыслях? — Безумно.       Волан-де-Морт шире тянет губы и закидывает ногу на ногу. — Что ж, тогда я постараюсь тебя впечатлить. — Так беспокоишься о своём имидже? — Так беспокоюсь о моём имидже перед тобой.       Гарри приподнимает бровь на это. Чудовище смотрит не на него и слегка аплодирует, когда Лавгуд тянет руку, чтобы поприветствовать добровольца. Орион Блэк.       Белладона и Бельвина, которые продолжали рядом, по левую сторону от Поттера, тихо препираться, замолкают. — Вынужден напомнить, что плата за то, чтобы приоткрыть завесу будущего велика. Магический артефакт, который достался мне по наследству, способен испытать разум волшебников и ведьм и открыть будущее, однако должен предупредить, что наша жизнь в наших руках, а будущее изменчиво от наших же жизненных решений. Плата — прошлое. Ваши воспоминания рассматриваются артефактом, как энергия, и не будут сохранены в изначальном виде, но преобразуются в чистую материю магии. — А это уже интересно. Гарри слегка наклоняет голову набок и прищуривает глаза. Закон поглощения энергии из Трансфигурации? Кажется, на такую тему была одна из дипломных работ, которые ему дал Дамблдор на рассмотрение. — А теперь — делайте выводы. Если хотите узнать что-то важное, то и отдать нужно что-то равноценно значимое.       Лавгуд в конце слегка хрипло кашляет. Видимо, много раз говорил этот монолог сегодня за ночь. Орион Блэк подходит ближе к артефакту, и палочку приставляет к виску, извлекая воспоминание, а после — направляет голубоватое мерцание к парящему идеально огранённому кубу размером с баскетбольный мяч.       Куб сам слегка мерцает и принимает воспоминание, слегка уменьшаясь в размерах. Слегка начинает вибрировать и проецирует свет на пустую стену, словно проектор. Снейп такими пользовался, когда рассказывал об оборотнях.       Орион садится обратно на место для зрителей. Прямо как театр, а не тайное и скромное гадание. На стене медленно начинает проявляться картинка.       Площадь Гриммо, двенадцать. Гарри помнит это место, пусть и на картинке оно выглядит иначе — более светлым и, одновременно, более мрачным. Женщина стоит, задумчиво смотря на стену, проводит рукой по зелёным обоям. Рука её останавливается на одном из портретов, картинка смазана, и не видно имя. Палочку она вынимает из рукава и невербальной магией создаёт заклинание, выжигающее и рисунок, и имя. — Предателям — одна участь.       Голос чёткий и ясный. Гарри прищуривается. Блэки любили так делать — выжигать представителей своего семейства на семейном древе, если они якобы не следовали традициям Рода. Впрочем, если всё это — способ общения, здесь возможен и кусочек правды.       Изображение изменяется так, словно показывает то, что видят чьи-то чужие глаза. Обручальное кольцо на пальце, смокинг, вдох, выдох, открытие дверей — та же женщина, что была раньше, но в свадебном платье, поправляющая фату. — Ненавижу тебя, — говорит её голос, и она кривит губы в раздражении.       Всё. Светло-зелёный куб возвращается в прежние размеры, и картинка со стены исчезает с лёгким мерцанием.       Гарри хмурится. Есть какое-то вязкое чувство незавершенности. С одной стороны — ничего особенного, с другой — магия была сотворена. И, если рассуждать с логической точки зрения, завеса будущего приоткрыта перед Блэком. Только совсем маленькая, почти ничтожная. А впрочем, каждый сам определяет свою меру.       Плечи у Ориона поникшие. — Это Вальбурга была в видении? Голоса похожи, — слышит Гарри шёпот Белладоны.       Бельвина лишь неопределённо пожимает плечами, ставшая более скованная в её движениях. — Следующий желающий, пожалуйста. Только помним о равноценности воспоминания и силы артефакта, — отзывается Лавгуд, направляя палочку на магический артефакт, слегка поправляя его.       Волан-де-Морт встаёт первым, поправляя жилетку, и идёт к артефакту. Он делает то же самое, что и Орион Блэк ранее, но нить его воспоминания длиннее, чем у Ориона.       Гарри слегка дергает ногой, внутренне он немного подбирается, и глаза в цепком интересе замирают на начавшей мерцать стене. Чудовище возвращается на место, картинка слегка освещает его лицо, подсвечивая острые скулы и длинную шею.       Ночь, магические фонари слегка мигают. Снова взгляд от чужих глаз. Видимо, артефакт показывает видения с точки зрения того, кто попросил о видении. Рядом — Орион Блэк с усами, которые ему совершенно не идут. Гарри бровь выгибает. — Странно, что у них такие правила. Даже члены семьи не могут с ними говорить, когда они на службе, — бормочет Орион в видении и гримасничает, усы двигаются вместе с мышцами лица. — Эти правила придуманы не просто так, Блэк, — отвечает голос Волан-де-Морта, более глубокий и зрелый.       Из тумана впереди двигаются два силуэта. Мужчина и женщина. Мужчина идёт с тростью, с прямым взглядом вперед. Невысокий, в особой чёрной мантии. Женщина в той же форме, с волосами глубокого тёмно-синего цвета. Черные мантии, чёрные строгие одежды, чёрные перчатки, серебряные пуговицы и портупеи, бархат и жесткость кожи, погоны с тесьмой, награды на груди и броши на лацкане формы в виде вытянутого ромба. Власть, смерть и подчинение.       Гарри узнает эти мантии и общий вид незнакомцев в видении. Рон как-то рассказывал ему об этом. Страхотворцы — солдаты особого назначения при Отделе Тайн. Шпионы внутри и снаружи, решающие задачи, требующие исключительных боевых и социальных навыков. Отряд был расформирован после окончания Первой магической войны. По крайней мере, это было сказано публике, а как оно на деле — неизвестно, конечно. В конце концов, шпионы есть шпионы. Со Страхотворцами было запрещено разговаривать или даже смотреть им в глаза, если они были при исполнении. Известный факт.       Гарри пытался рассмотреть, кем примерно были эти люди. Если это будущее, то это кто-то постарше, чем сейчас. Но кто? И член семьи? Странно. У Волан-де-Морта нет семьи. Он всю свою семью убил.       Но изображение было нечетким, Поттер увидел лишь слабо различимый родовой перстень на указательном пальце мужчины и пронизывающий взгляд. Такие глаза знают, что значит убивать.       Картинка сменяется. Волшебная палочка в руке, взмах — и налита кружка с чаем. — Так, говорите, этот медальон вы приобрели давно. У кого, позвольте поинтересоваться? Господин Горбин просит меня уточнять такие детали, чтобы не было конфуза с кражей.       А вот это уже более ясно. Хебзида Смит. Медальон Слизерина. Как предсказуемо. Если бы Гарри не знал контекста, то и это видение бы не имело смысла. — Ох, Том, ну что ты. Не в моих правилах воровать. Это не элегантно, знаешь. Давно, лет двадцать шесть назад. Беременная ведьма продала его мне, муж выбросил её на улицу. А я кто такая, чтобы отказываться от красивой вещи за маленькую сумму?       Женщина обмахивает себя веером в видении и слегка расстёгивает пуговицу её блузки. Не слишком красивая, но и не старая. Гарри глаза округляет, когда она ещё одну пуговицу расстёгивает и наклоняется, приподнимая уголки губ. — Хочешь узнать подробнее? Ты так интересуешься, Том, — слегка хрипло говорит Хебзида Смит.       Нет, это же не то, что Гарри думает, верно? Верно ведь?..       Видение сменяется, и Гарри выдыхает, облегченный тем, что никаких сцен с сомнительным содержанием он не увидит. Он невольно слегка поглядывает на чудовище, у которого губы плотно сжаты, а взгляд горит непонятной эмоцией.       В другом видении — Министерство магии. Главный зал с каминами. Камины вспыхивают, и из них выходят один волшебник за другим. Тот же Страхотворец, что и в первом видении, ведёт на магическом поводке какого-то чиновника, толстого и с огромными пальцами. — Нет, прошу, только не в комнату Смерти, умоляю, это была лишь мелкая взятка!       Страхотворец проходит мимо Волан-де-Морта и впивается в него ненадолго зёлеными глазами. Авада Кедавра срывается с кончика Страхотворца, и виновный чиновник падает на черный плиточный пол Министерства. Возможно, поэтому глаза Страхотворца в видении показались настолько ярко-зелёными. Люди в Министерстве опускают головы и поспешно проходят мимо. Позже волшебник просто уходит, оставив труп посреди зала. Тяжелые шаги, потрескивание магии.       Волан-де-Морт в видении смотрит на наручные магические часы. Видение начинает мерцать, растворяясь, на руке чудовища было ещё какое-то серебро или золото на пальцах, но разглядеть трудно.       Гарри молчит, в уме прокручивая увиденное. И всё же, нет ничего особенного. Подобные сцены со Страхотворцами могли бы увидеть многие волшебники в эти года. А Хебзида Смит — что ж, известно, что медальон Слизерина у неё. И всё же, всё так пространно. Нет никакой конкретики. И вправду, пророчества и видения — своего рода ловушка. Если их анализировать слишком много, можно просто искать то, что нравится и идти по этому пути, а то, что не нравится — забыть и никогда не вспоминать.       Гарри поворачивает голову в сторону чудовища, почти лениво следя за его реакцией. Но вдруг обнаруживает вздувшиеся вены на шее Волан-де-Морта, руках и полностью покрасневшее лицо и шею. Волан-де-Морт слегка дрожит и тяжело дышит. Чудовище внезапно вскакивает с места и чеканным шагом спешно покидает шатер под аплодисменты свидетелей видения, почти вылетая прочь, обнажив маску эмоций.       Поттер невольно слегка округляет глаза. Пожалуй, он никогда не видел настолько неспокойную реакцию у чудовища. Потом он прищуривается. Разве было что-то необычно? А может, это Гарри просто всё равно на пророчества и видения после увиденного и пережитого? Всё кажется просто картинкой. — Мерлин меня дери!       Гарри поворачивает голову к Белладоне, восторженный шепот которой опять достигает его ушей. Гарри не успевает ничего ответить, как Шмидт хватает его за руки и с горящими глазами бормочет: — Это удивительно, правда? Пусть это лишь возможность, но сама мысль о том, что ты и я станем Страхотворцами такая волнующая.       Поттер хмурится и невольно тихо говорит: — С чего ты взяла, что мы…       Осознание резко ударяет его по голове набатом, и он резко поворачивает голову в сторону стены, на которой было видение. Кожа на ладонях становится неприятно липкой от пота. Белладона руки его отпускает и льнёт к Бельвине, делясь восторгом. А у Поттера голова тяжелая. Он слегка сгибает колени, смотрит на свои ладони в полумраке.       Так странно. Он не узнал самого себя, немногими годами старше. Или он просто не хотел видеть очевидных сходств. Отдел Тайн, куда он хочет поступить, родовой перстень с фиолетовым камнем на указательном пальце и зелёные глаза.       Гарри делает вдох, выдох. Вдох выдох. Он сжимает ладони в кулаки, ногтями впиваясь в кожу. И пытается себя убедить, что всё это неважно. Всё равно предсказания — это лишь туманное будущее.       «— Ты, Гарри Поттер, лишь маленькая песчинка, которую по воле случая занесло на другой берег. Ты и подобные тебе — приходят и уходят. Растворяются под натиском времени, разочарований».       Гарри потирает колено. Всё стало слишком запутанным. И всё же, он предпочитает больше верить своему жизненному пути, чем Пророчествам, навеянным, чтобы создать что-то искусственное.       Волан-де-Морт так и не возвращается на своё место в течение всего вечера.