Ещё один раз

Shingeki no Kyojin
Слэш
Завершён
NC-17
Ещё один раз
автор
Пэйринг и персонажи
Описание
Модерн!Реинкарнация!AU, где Леви всё помнит, работает бариста в кофейне при синагоге и имеет почти черный пояс по тхэквондо, а Эрвин разводится с женой и зовет Леви к себе на Рождество. [а ещё здесь присутствуют morally questionable тейки, секс втроём и мало вечной любви, но есть любовь такая, какой я ее знаю]
Примечания
допишу, если не сяду, как говорится. это место оставляю как угол, куда можно сбежать от всего
Содержание Вперед

Часть 6

Как дела? Леви отставил стакан с недоделанным капучино на стол. Челюсть болит, а так нормально. Ты как? Челюсть правда болела. Ну еще бы — такую хреновину сосать. Хорошо. Только кажется, что все приснилось Леви тоже так казалось. Он проснулся утром — расслабленный и счастливый, необычно бодрый и при этом спокойный. Тепло рук Эрвина как будто еще не совсем испарилось с кожи, и Леви ходил, прислушиваясь к ощущениям. Не верилось совершенно. Улыбка сама лезла на лицо — Сара с утра спросила тоном Пуаро: — Вы переспали? И Леви, вопреки обыкновению не делиться никакой персональной информацией, сказал: — Да. Видимо, эта откровенность настолько поразила Сару, что всю смену после этого она благоговейно молчала. Леви написал: Да, я тоже подумал Но вроде не сон Пришёл ответ. Леви задумался. Где-то он слышал, что весь мир — это сон бога Вишну. Глобально — возможно Эрвин некоторое время печатал, а потом написал: Не путай старика Леви хихикнул вслух. Поднял голову и осознал, что Сара за него доделывает брошенный кофе. Ладно, дед Как сегодня? Написал, а потом ещё и добавил для ясности: Хочу трахаться Все в силе Ответил Эрвин. Леви удовлетворенно кивнул и телефон отложил подальше, чтобы сосредоточиться на работе и ускорить немного время бесконечного рабочего дня. У него, правда, был перерыв в смене на тренировку, зато Сара уходила раньше, а Леви надо было хуярить от звонка до звонка. День таки прошёл. Леви после тренировки зашёл в секс-шоп и купил смазку. Дать Эрвину себя трахнуть без предварительного шестичасового омовения он не планировал, но со смазкой и дрочить приятнее. Эрвин приехал к концу смены, весь взъерошенный. — Ты чего такой? — Леви отвлёкся от финального протирания стойки. — Да студенты… — Заебали? — Я научный руководитель у четверых в этом году. Двое только что-то пишут. Один — Роберт — что-то дельное. Леви выскользнул из-за стойки и подошёл к Эрвину, который, видимо реально уставший, сел у окна за столик. Зачесал растопыренными пальцами его волосы назад. Эрвин поднял голову и подарил ему одну из своих замечательных улыбок. Радостную. Леви удержаться не смог: сел к нему на колени, поцеловал — долго и нежно, обнимая за шею. — Что, так устал, что не встанет уже? Его тянуло к Эрвину так, как никогда раньше, просто невозможно было сопротивляться: как будто все запертые раньше желания накрыли разом. Эрвин положил руку ему на поясницу, сильным движением притянул поближе. — Встанет, — заверил серьезно. Леви снова поцеловал его, сердце билось, как подстреленная птичка. Дух захватывало от того, что Эрвин отвечал. Они доехали до дома Эрвина — на этот раз без тягостного молчания. Разговаривали о всяких пустяках. Пришли к выводу, что оба голодные, и сначала надо поесть. Силы намерения хватило на то, чтобы дойти до кухни. Эрвин открыл холодильник — Леви заметил следы их накура: старинные огурцы, какое-то там миндальное молоко, видимо, не открытое, баночки со странными соусами. Он уже хотел прокомментировать медленную смерть огурцов, но Эрвин обнял его со спины — горячие руки сомкнулись на груди. Пробормотал в волосы Леви: — Не могу. Леви тоже не мог, конечно. Эрвин потянул его за собой — Леви протянул руку и кончиками пальцев успел толкнуть дверь холодильника. Холодильник закрылся. Эрвин развернул его лицом к себе, без предупреждения поднял и посадил на обеденный стол. Раздевались судорожно, путаясь в одежде друг друга. — Весь день про тебя думал, — прошептал Эрвин, прослеживая пальцами ложбинку позвоночника. Леви с выдохом облегчения запустил пятерню в его волосы. Он не думал словами, но весь день провёл, как будто задержав дыхание. Они поели только через час, потому что сначала трахались, потом мылись — Леви настоял. — Поебались на кухне, — сказал, вытягивая из тарелки вверх лапшу, которую сам же и приготовил. С овощами. Вкусно. — Мхм, — Эрвин жевал. — Клише. — В некотором смысле, все вещи повторяют все вещи, — это Эрвин уже прожевал и улыбался хитро. — Интертекстуальность. Ну, ничто не ново под солнцем, и ветры кружат и возвращаются на круги своя. — Как мы вообще пришли к Экклезиасту сейчас, — Леви закатил глаза. Он от нечего делать ходил иногда на открытые лекции в синагоге и много беседовал с раввинами, поэтому цитату узнал. — Интертекстуальность, — пожал плечами Эрвин. Было уже поздно. Смена у Леви закончилась в десять, и завтра ему нужно было в кафе к двенадцати, а Эрвину примерно во столько же на пары. Они дисциплинированно легли спать — оба устали. — Я обычно сплю без одежды, — сообщил Леви. — Я никак не могу быть против, — Эрвин улыбнулся. Потом — в очередной своей пижаме — забрался в кровать. Обнял Леви, и у того автоматически закрылись глаза вместе с ощущением веса руки на боку. Сон, несмотря на общее спокойствие, вышел мелкий — с непривычки спать в обнимку было жарко, и никак не получалось улечься, а ворочаться особенно, когда Эрвин так глубоко и ровно дышал во сне не хотелось. А ещё — все не верилось, что это происходит. Эрвин спит с ним в одной кровати и обнимает. Леви таки заснул, а проснулся посреди ночи, с очень острым осознанием того, что Эрвин прижимается к нему всем телом, просунув ногу между его ног, и явно не спит, а Леви голый и уже наполовину возбуждён, потому что не отпускает, хочется больше и постоянно, даже сквозь неглубокий сон близость действует так. Леви, не глядя, все ещё в полусне — что-то было в этом особенно возбуждающее — дотянулся до резинки штанов Эрвина — тот их сам спустил — и, продолжая обнимать Леви, потерся членом между его ягодиц. Скользило плохо — Леви на секунду вылез из-под тяжёлой руки и дотянулся до кармана своих джинсов, аккуратно сложённых на тумбочке. Молча дал Эрвину смазку, получил в ответ удовлетворённый звук, и снова вернулся на своё место «маленькой ложечки», спиной к груди Эрвина. А дальше тот невероятно, удивительно хорошо скользил членом между ягодиц Леви, сбито дышал на ухо, гладил и сжимал все, что попадалось под руку, а Леви дрочил, тихо стонал и шептал иногда что-то бессвязное, потому что на связное был не способен, вроде: — Блять, Эрвин, я хочу… Тебя внутри… И в ответ слышал не менее бессвязное: — Леви… Какой же ты… Проснулись поздно. Леви даже не заставил Эрвина мыться ночью — довольствовался влажными салфетками. Полоска солнца на кровати в этот раз была шире, и Леви долго смотрел, как она красиво лежит на плече Эрвина. Свет лежит как тень. Раньше ему это в голову не приходило. Эрвин проснулся, загреб его в медвежьи объятия, переплел их ноги. — Пусти, блин, надо зубы почистить, — Леви отворачивался, не давая себя поцеловать. Эрвин настаивал недолго: выпустил его и сам пошёл чистить зубы, конечно. Они целовались в ванной так долго, что не успели позавтракать перед выходом. — Как школьники, — озвучил Леви их общую мысль. — У меня в пятницу полдня свободно, — ответил Эрвин невпопад. — Приедешь на подольше? У Леви от предвкушения все свело внутри. — Да, у меня до двух. — Но вообще приезжай когда хочешь. Я всегда рад. Днем в кофейню пришёл управляющий и сообщил, что в город приезжает на конференцию исмаилитская делегация, и, несмотря на то, что ребята они тоже прогрессивные, надо засунуть себе в задницу все, даже самые безобидные шутки и ремарки: — Время тяжелое. Израиль убивает палестинцев. Поэтому диалог этот очень важен, — вещал управляющий, страшно выпучив глаза. Леви в целом был согласен и Израиль недолюбливал. В конце своего воззвания управляющий отправил им несколько ссылок на видео по введению в историю ислама в целом и исмаилитов в частности. Леви написал Эрвину: Сегодня не приеду Мне приказано изучить историю ислама Эрвин написал: Интересно. Удачи в изучении Я завтра в пять освобожусь, и могу тебя забрать откуда-нибудь Леви прикинул, снова зажмурился от сладкого предвкушения и ответил: В восемь с работы забери Лекции оказались весьма информативными, но Леви мало что запомнил, хотя исполнительно усадил себя смотреть видосы под вечерний чай: мысли бесконтрольно утекали в сторону Эрвина, и десять часов, в которые не виделись, казались бесконечно огромной пропастью. Опять — как с солнцем. Леви все было мало. Заснул он в итоге почти в три, и у него в голове путался сокрытый имам с Эрвином, а приснилось ему вообще что-то настолько путанное и наполненное событиями и искренними переживаниями о судьбе Исмаила и его потомков, что когда Леви проснулся — в семь утра от рассветного солнца, которое нещадно хуярило в окно, некоторое время пришлось сидеть и разбирать события, произошедшие в голове. Нет, они с Эрвином никак не участвовали в событиях вокруг Джафара ас-Садика, и командующего никак не назначат вазиром Бармакидского двора. И титанов там тоже не было. Эрвин явился к шести, они малодушно оставили весь кофе на Саре и долго целовались во дворе — поистине прогрессивной — синагоги, там, где рос замечательный тополь и курил, добродушно глядя на них, ребе Иосиф, запивая сигарету своим двойным эспрессо с сахаром. Целовались до тех пор, пока Сарочка не выглянула во двор: — Леви, я пошла. До восьми на тебе все. Леви неохотно поднялся. Они с Эрвином вернулись в абсолютно пустую кофейню. Эрвин огляделся, зашёл за стойку — он сегодня был в свободных спортивных штанах и какой-то горнолыжной телогрейке, и выглядел замечательно, хотя и по-дедовски. — Так и представляю, как ты в этом прикиде сидишь во дворике и травишь байки про молодость свою, — сказал Леви, прежде чем подняться на носочки и поцеловать его. Новая обстановка — новый поцелуй, получается. Эрвин сразу забрался прохладными руками ему под футболку. Леви уже начал думать, не забить ли на все и не отсосать ли Эрвину прямо здесь, как вдруг увидел боковым зрением что-то за стеклом, снаружи. Точнее не что-то, а кого-то. — Блять, — прошипел и сел на корточки, забрался под стойку. — Подмени меня, Эрвин. Скажи, что я умер. Что ты меня не знаешь. Эрвин успел только нахмуриться — и дверь открылась. — Добрый ве-е-ечер, — раскатился по комнате знакомый голос. — Где-то я уже видел твоё ебло. — Здравствуйте, — невозмутимо поприветствал Эрвин. Леви подёргал его за штанину, ткнул себе в грудь, прижал палец к губам, а потом, для верности, изобразил, что голову себе отрезает. Эрвин все ещё был в неком затруднении. — Сделай мне какой-нибудь самый крутой кофе, я с зоны откинулся, — голос прозвучал совсем над головой. — Они все хорошие, — ответил Эрвин, и Леви восхитился — какой актёр пропал. — Выберите сами. — А ты чего такой кислый? Не видел кстати тут… Такого, — Леви прямо представил, как Кенни сейчас — а это был, конечно, Кенни, — поднимает руку, демонстрируя рост Фродо Беггинса. — Метр с кепкой. Злой, как собака. К тому же пидор. Мой племянник. — Имя-то у него есть? — в голосе Эрвина послышался холод, которого Леви ещё не слышал в этой жизни. — Леви его зовут. Аккерман, как и я. Мне сказали, он тут работает. — Не знаю, — ответил Эрвин все так же прохладно. — Не видел его. Может, уволился. Леви, конечно, не боялся Кенни. Он просто сделал все, чтобы Кенни его не нашёл, потому что от него хуй потом отвяжешься, а убивать человека в этой жизни во-первых не хотелось, а во-вторых сулило куда большим количеством неприятных последствий. В той, если бы он кого-нибудь из нерадивых кадетов все-таки ебнул бы, скорее всего, даже скандала бы не поднялось: «Ну, все знают, что капитан бешеный, одна жизнь — не такая большая цена за тысячу убитых титанов». — Ладно. Я закажу что-нибудь. — Хорошая идея. — Вот это. Орехово-прянично-ирисный-ванильный бла-бла-бла. Леви опустил лоб на колени. Господи, за что все это. Выбрал самую хитровыебанную вещь из списка. — Только кэш, — сообщил Эрвин, потому что, очевидно, не умел пользоваться кассой. — А у меня и есть только кэш. Я же с зоны. Ты еврей? — голос снова приблизился, как будто Кенни через стойку перегнулся. — Че-то не похоже, арийская рожа. — Я не еврей. — Немец? — Американец. — Ладно, американец, готовь. Эрвин забрал деньги и направился к кофемолке. Леви из-под стола наблюдал за его замешательством: он остановился перед агрегатом и глубоко задумался. Леви попытался жестами ему показать, какую кнопку надо нажать. Эрвин, очевидно, не понимал, к тому же не хотел пялиться под стойку слишком пристально, чтобы не вызвать подозрений. Леви вытащил из кармана телефон. Возьми такую хуйню на ручке, вставь ее туда и нажми вторую кнопку Эрвин прочитал, кивнул и проделал все необходимое (вставить держалку для молотого кофе в кофемашину у него получилось с пятого раза и с таким лязгом, что Леви мысленно уже похоронил аппарат, но он, на удивление, сработал). Потом Эрвин кое-как взбил молоко, выдавил в чашку сахарную жижу с перемолотым печеньем из пластикового пакета (по ощущениям, сильно больше, чем надо было). Ужасно криво все смешал — получился уродливый напиток. — Сдачу-то мне выдай. Эрвин, только что поставивший чашку на стойку, затупил перед кассой. Потом достал бумажник и отсчитал сдачу своими деньгами. — Фу, ну и гадость сладкая. Ты тут главный, что ли? Весь кэш тебе? Не возьмешь меня в долю — я-то еврей настоящий, чистокровный. Леви даже не мог предположить, что Эрвин на это ответит, тот и не успел: открылась дверь и в кофейню зашли, судя по звукам, сразу несколько человек. — Здравствуйте, — поздоровался один из них, и Леви по акценту его понял, что они сорвали ебаный джекпот. — Здравствуйте. У нас сегодня только кэш, к сожалению. — Ничего, у нас есть. В голосе звучала добродушная улыбка. Леви с ужасом подумал: пока что добродушная. Из ситуации нет выхода. — Что будете? Я, правда, стажёр, поэтому не советую выбирать что-то очень сложное, могу испортить, — проговорил Эрвин обворожительно. Леви не помнил за ним такой способности в прошлой жизни: он был харизматичен, потому что был смел и честен, если врал — то по необходимости, в основном, для финансирования. А здесь — он как будто даже заигрывал немного, ему явно было весело, и от этого оставалось тёплое чувство. Эрвин здесь куда счастливее, — подумал Леви в очередной раз. И свободнее. — Ты стажёр? Тебе лет-то сколько, дядя? — вмешался Кенни. На него внимания не обратили, слава Богу. Эрвину, конечно, дружелюбно ответили, что ничего, все в порядке и назаказывали всего в теории простого: американо, капучино, эспрессо, но Эрвин все равно тупил, и Леви писал ему лихорадочно, как и что смешивать. Кенни все время помалкивал — может, вообще съебал. Леви уже поверил, что все обошлось, как вдруг на Эрвина нашла какая-то блажь: — Хороший день для визита в синагогу? — это он себя в амплуа видимо ощутил. Уверенно так сказал. Ответа, кроме несколько смущенного «Да» не последовало. — Подскажите, этот сэндвич — халяль? — Вы хотели сказать кошер? У нас все кошерное. — Леви зажмурился. Дебил, вот нужно же было выебываться. Немыслимо. Пошёл отсчёт до катастрофы: три, два, один… — Нет-нет, именно халяль. — Да ты че не видишь, гитлерюгенд, это не евреи, — озвучил Кенни, который, конечно, не съебал никуда. Леви подумал, что, вот, вместо пресловутого диалога в этой самой синагоге начнётся новый виток арабо-израильского конфликта. Некоторое время стояло молчание. А потом Эрвин вышел из-за стойки. — Одну минуту, — сказал очень вежливо. Леви услышал мат и звуки борьбы, скрежет ножек стула и стола по полу. — Сука, да я тебя блять, отъебись… После этого чистых две минуты времени Эрвина не было. Под негромкий смущенный разговор посетителей Леви подумал, что положение пора спасать: черт с ним с Кенни, даже если увидит, здесь репутация всей синагоги под угрозой, а Леви все-таки не хотел подводить приютивших его людей. Возможно, даже привязался к ним. Немного. Он решительно выдохнул и поднялся на ноги. Лица почтенных представителей исмаилитской делегации вытянулись от ужаса. Леви поднял руки, мол, спокойно, стрелять не буду и не джинн. — Прошу прощения. У нас вышло небольшое недопонимание. К счастью, посетители оказались адекватнее всех остальных участников ситуации: они переглянулись, неуверенно посмеялись и забрали свой кофе, когда Леви его приготовил, и даже не сбежали, а расположились за столом. Тут как раз вернулся Эрвин — без синяков (по крайней мере, на доступных взгляду местах), но встрепанный. Он огляделся, оценил обстановку. Достал из кармана очки и вернул их на нос. — Кто же вы на самом деле? — спросила милая женщина в почти таких же очках. — Действительно стажер? — Я филолог-классик под прикрытием. Прошу прощения за этот балаган. При словах «филолог-классик» делегация заметно оживилась. А дальше Леви наблюдал, как Эрвину все пожимают руки, по очереди представляясь. Через минуту тот уже сидел за тем же столиком и болтал о чем-то своем заумном так, как будто сто лет знаком с этими ребятами. Леви привалился плечом к стенке и подумал, что завтра обязательно накурится благословенной травой ребе Иосифа. Стоило подумать, как он тоже зашел: кивнул приветливо сначала сидящим, потом Леви, и подтащил себе стул. — Вы не против моей компании? Ему единодушно сказали, что нет, конечно, все только за. Та самая женщина в очках оторвалась от телефона, где до этого что-то внимательно изучала, и обратилась к Эрвину: — Вы знаете, а ведь я читала вашу статью по Аверроэсу, когда писала диссертацию. Сейчас проверила. — Да, это раннее, — Эрвин немного смущенно потер нос. — Арабский я, к сожалению, не знаю, так что читал его в переводах, пытался понять, как много там Аристотеля сохранилось. — Вы не поверите, но я тоже изучал Аверроэса в свое время, — сообщил ребе Иосиф, раскачиваясь на стуле. Леви всегда завораживала его способность балансировать на двух ножках стула. — Правда? А вам он зачем? — Ну как, у него же множество текстов дошло только в древнееврейском переводе. А я занимаюсь мишнаитским ивритом. — Это забавно, — подвел итог Эрвин. — Если меня можно назвать протестантом по праву рождения в Америке, мы тут с вами собрали конгресс представителей трех главных авраамических религий. — И забавно, и вдохновляет, — подтвердил один из исмаилитов. — Приходите к нам на конференцию, послушаете. Или даже с каким-нибудь гостевым докладом? Я думаю, смогу организовать. — О, я с удовольствием. Они проговорили не меньше часа, и Леви быстро потерял нить обсуждения, потому что Эрвин расспрашивал о значении арабских слов, которыми переводили категории Аристотеля, а ребе Иосиф что-то там говорил про Маймонида. Интересно, но без контекста не въедешь. Леви вообще только вчера про концепт Омейядского халифата узнал. К восьми вернулась Сара, и Леви выполз из-за стойки, коснулся плеча Эрвина. — Я пойду. — Я с тобой, — мигом отвлекся Эрвин. Быстро попрощался со всеми и обещал явиться на конференцию. На улице было темно и прохладно. — Гений дипломатии, — пробурчал Леви. Он устал. — Хм, спасибо? — Тебе спасибо. Ты куда Кенни дел? — Выставил. Он пытался драться. Я сказал, что вызову копов. Запугал его тем, что у него теперь есть враг со связями в полиции. Посоветовал уехать из города. — И у тебя есть связи в полиции? — Неа, — Эрвин пожал плечами и улыбнулся. — Но ставка сыграла. — Ага. Если он действительно уедет, значит, вернется домой. Это хорошо. — Если что, можешь использовать мою квартиру как конспиративную. Леви кивнул. Улыбнулся тоже, и они сели в машину. — Отвези меня домой. — Ко мне не хочешь? — Социальная батарейка села. — Понял. Пиши, если что. У дома Леви они обнялись, и он прижался к груди Эрвина губами прямо там, куда дотягивался: под ключицей.

***

В четверг Леви сходил на тренировку, немного поработал и накурился в щи. Эрвин как раз весь день пробыл на конференционном семинаре, и только вечером спросил, как дела. Спал Леви мало, потому что докуривался дважды и смотрел Футураму. Проснулся с трудом и с одной единственной мыслью, пульсирующей в голове: сегодня. Вечером. Он осмотрел себя в зеркале: бледный, растрёпанный и злой на вид (хотя в душе добрее, чем бывал когда-либо). Хотел поесть — но на всякий случай не стал. В итоге на работу пришёл голодный, сонный и погруженный в свои мысли: вечер, скоро вечер. Перед тем, как переспать с Эрвином, предстояло то самое омовение. Леви вообще страшно бесил факт, что трахаться двум мужчинам приходится в задницу, потому что ну, это все ужасно негигиенично. Он сам такое пробовал пару раз в жизни — и подготовка не стоила результата. Но здесь же Эрвин. Все будет по-другому. Леви ушёл даже в половину второго, произвёл все ужасные манипуляции с промыванием кишечника и лег на кровать, абсолютно обессиленный, зато чистый изнутри и снаружи. Подумал немного, и решил, что есть ещё кое-что, что можно сделать в качестве подготовки. У него был резиновый член — сто лет назад Кенни подарил, узнал, что племянник у него пидорас. Штука была небольшая — меньше стандартного размера, и уж точно меньше, чем у Эрвина. Но тоже что-то. Леви достал это орудие, смазку, разделся и лёг на кровать. Раздвинул ноги, просунул в себя сначала один палец — даже это было не очень приятно. Хорошо, что решил подготовиться все-таки. Вообще, лежать одному, неудобно извернувшись, в своей комнате с бетонными стенами, слышать за запертой дверью голоса соседей на кухне и засовывать в себя пальцы в холодной скользкой смазке — занятие не вдохновляющее. Леви подошёл к этому, как к какому-то военному заданию. Надо просто сделать, и все. Кое-как просунув два пальца, он решил, что подготовки достаточно, и в этот момент пришло сообщение. Он взял телефон чистой рукой. Как дела? Сообщение было от Эрвина. Леви вслух рассмеялся от бредовости ситуации. Написал: Нормально. Ты как? Сижу в аудитории, у меня перерыв. Можно тебе позвонить? Леви уставился в телефон. А потом решил — ну нахуй, а почему нет? Звони Кажется, они с Эрвином никогда не разговаривали по телефону. Леви принял звонок, поставил на громкую. — Настолько не терпится? — Тебя что-то плохо слышно, — сказал Эрвин, и у Леви от его голоса по всему телу разбежались мурашки. Он пододвинул телефон поближе на подушке. — А так? — Так нормально. Очень захотелось тебя услышать. — Мхм, — Леви решил, что самое время засунуть в себя резиновый член. Вылил на него полтюбика смазки и попытался затолкать внутрь — получилось, но было больно. Он прикусил щеку изнутри. — Ты чем там занят? — спросил Эрвин, и Леви показалось, что он уже все понял. — Убираюсь, — неожиданно хрипло выдал, проталкивая игрушку глубже. Прошёлся по простате — и вздрогнул от удовольствия, выдохнул очень громко. Эрвин сказал на ухо: — Да?.. И что на тебе надето? Леви снова рассмеялся бы от бредовости происходящего, но ему было не до того: он начал медленно двигать член внутри, стараясь не выдавать себя особенно явными вздохами. — Ты… Там при студентах это… Обсуждаешь? — сподобился наконец ответить. — Мм, нет, я тут один. Тяжелая уборка? — Нормальная, — выдохнул Леви. — Расскажи мне что-нибудь. — Что например? — Не… знаю, — Леви, конечно, палился. Хотя Эрвин вряд ли понимал масштабы происходящего на том конце провода. — Че ты там рассказываешь своим студентам? — Про Септуагинту, — Эрвин как будто специально ещё понизил голос, так, что Леви в своём теле чувствовал вибрацию. — Это червь какой-то? — Это перевод Ветхого Завета, сделанный в Александрии Египетской в третьем веке до нашей эры. В диаспоре. — В диаспоре, — тупо повторил Леви. — Ну, расскажи ещё про это. И Эрвин беспрекословно повёл рассказ. О том, что Септуагинта — это перевод семидесяти толковников и о том, что по легенде они все перевели Ветхий Завет по отдельности, а потом переводы совпали — до последней буквы. Леви отодвинул от себя немного телефон, чтобы не дышать в него так уж откровенно, и трахал себя резиновым членом, понемногу увеличивая темп. Если бы Эрвин был здесь, он бы уже мог вставить в него свой член, такой горячий, и Леви предварительно облизал бы его весь, и… Что там про эллинистический иудаизм? Леви лежал, дрочил, запихивал в себя член и слушал голос Эрвина, все так же прикусив щеку изнутри, но в конце все-таки не сдержался, прошептал: — Эрвин… Потому что самым лучшим был его голос и мысль о том, что Эрвин сделает с ним это вечером, что он будет целовать его, и трогать, и трахать… — Что? — Эрвин прервал свою лекцию. — Ты все? — Леви услышал, как он усмехнулся. — С уборкой закончил? Вот же жук. — Да, — хрипло сообщил Леви. — Спасибо, хорошая аудиокнига. — Не за что. Я пойду, перерыв заканчивается. — Иди. Эрвин повесил трубку. Леви откинулся на подушку и подумал, что это была самая неочевидная дрочка в его жизни. Потом помылся — он и так мылся часто, а в последние дни так вообще, как будто и не вылезал из душа. Потом он перестелил постель, лег и закрыл глаза. Он ужасно устал: почти не спал, ничего не ел и к тому же подрочил под голос Эрвина. Его разморило — сон, редкий для него гость, опустился сам собой. Проснулся Леви в темноте и понял, с трудом проморгавшись, что уже ночь. Стоп. Какая ночь? Он взялся за телефон — гадкий аппарат разрядился. Блять, ну и идиот. Пока телефон включался, Леви осмыслил ситуацию и понял, что все проебал, Эрвин, видимо, не смог до него дозвониться и уехал. Так и оказалось: в телефоне обнаружились сообщения: Я у твоего дома Через десять минут: Ты тут? Ещё через пятнадцать: Все в порядке? Ещё через десять — пропущенный звонок. Завершало череду сообщение: Я тогда домой поеду. Напиши потом, что все хорошо и ты не умер, ладно? Леви приложил ладонь ко лбу. Вот это называется перестарался. Было три часа ночи — это он, получается, почти на двенадцать часов отрубился. Он написал: Бля, Эрвин, я заснул Ответа не было, понятное дело — все нормальные люди спят. Леви выполз на кухню и заварил себе чай. Когда он сел, даже не включив свет, за стол, пришло сообщение: Я так и подумал :) Интересно, почему Эрвин не спит. Что у тебя завтра? Написал Леви, в некоторой надежде, что план все ещё можно привести в исполнение. Конференция с десяти до девяти Невероятно. Леви чувствовал себя круглым дебилом и никак иначе. Мы ещё успеем

***

Леви пришёл к девяти утра к дому Эрвина и сел на бордюр. Он был в своем траурном спортивном костюме с лампасами. Эрвин вскоре появился, какой-то особенно красивый, в пальто, костюме с поддетой полосатой рубашкой. Даже часы надел. Видимо, чтобы Леви ещё сильнее ощутил, сколько всего упустил. Он поднял руку. Эрвин удивлённо посмотрел на него — только заметил. — Доброе утро. — Издеваешься, — пробурчал Леви, поднимаясь на ноги. — Да нет. Просто рад тебя видеть, — Эрвин мягко улыбнулся. Притянул к себе Леви, как будто танцевать с ним собрался, отвел со лба прядь отросшей челки. Пора подстричься. У Леви снова все внутри защемило от нежности — как вообще может сливаться в этом человеке столько всего? — Ты как будто похудел. Все в порядке? — Эрвин погладил его по скуле большим пальцем. Леви обнял его, прислонился лбом к плечу. Эрвин погладил его по затылку. — Вчера я засунул в себя дилдо под твою лекцию о Септуа… Хуй с ней. Чтобы подготовиться. Кончил под твой голос. И заснул. Эрвин замер на секунду, а потом Леви услышал, как он смеётся. — В следующий раз оставь мне тебя подготовить. Я с удовольствием потрачу на это сколько угодно времени. — Блять, Эрвин, — Леви притерся носом к его плечу и вдохнул глубоко — Эрвин сильнее прижал его к груди. От него так приятно пахло, какой-то модной туалетной водой, немного — дезодорантом, и его собственным, еле различимым сейчас запахом. — Не говори такую хуйню. Ты же сейчас уедешь. — По-моему, у тебя прекрасно получается проводить время без меня, — протянул Эрвин хитро. — Если хочешь, я тебе позвоню. — Ты теперь всю жизнь это мне вспоминать будешь, — Леви сначала сказал, потом подумал, замер. Не то чтобы они обсудили, что все происходящее между ними значит. Леви в целом почему-то был уверен, что Эрвин не скажет ему через неделю: «Все, я натрахался, проваливай», но тем не менее. «Всю жизнь», — это серьезная фраза. Как будто Эрвин, блин, телепат, и знает, что Леви лично собирается всю жизнь провести если не с ним вместе, то хотя бы рядом. Эрвин молчал всего пару секунд, потом сказал: — Ага. Леви подумал — вся жизнь. Опустил голову, ткнулся Эрвину в грудь макушкой, как будто пытался забодать и, кажется, покраснел. Почувствовал любимую руку на затылке — Эрвин заметил, что Леви нравится, когда трогают бритые ежиком волосы. Потом ладонь сместилась ниже, теплые пальцы обвели чуть выступающий в основании шеи позвонок — это все снова вызвало миллиард мурашек — а потом скользнули за ворот спортивной кофты. Сжали плечо — трапецию — и Леви замычал от удовольствия. — Надо тебе сделать массаж, — Леви уже безошибочно узнавал возбуждение в голосе Эрвина. — Ты напряженный. — Это ты меня напрягаешь, — Леви наконец отступил на шаг. — Давай уезжай уже. Эрвин пару секунд смотрел очень довольно, и золотистая оправа его очков блестела на солнце. — Ну. Поцеловать-то тебя можно? — Можно, — ответил Леви. Эрвин снова сделал шаг к нему. Взял его лицо в обе ладони, глядя в глаза, и поцеловал — сначала одно веко (Леви автоматически закрыл глаз от теплого дыхания), потом второе. Затем — переносицу, кончик носа, щеки по очереди и, наконец, губы. Осторожно приоткрыл их, языком скользнул под губу, согревая большими руками шею. — Все, хватит, — Леви отодвинул его немного. Казалось, что его сейчас разорвет от всех этих чувств. Эрвин ещё раз поцеловал его — совсем коротко — и сел в машину. Опустил окно, высунулся наружу: — Подвезти? — Ты как спасатель Малибу выглядишь, ужас, — проворчал Леви и сел в машину. Конечно, подвезти.
Вперед

Награды от читателей

Войдите на сервис, чтобы оставить свой отзыв о работе.