Всё перемелется в прах

      Плюс моей способности — можно не таскать с собой спички. Щелчок пальцев, и на кончике когтя вспыхивало пламя, позволяющее зажечь свечу. Как только алый воск начал подогреваться, в воздухе приятно запахло амброй.       Из головы никак не выходил разговор с Тобимару. Положить на жертвенный алтарь Куросаки, да наслаждаться жизнью без Айзена, либо освободить Айзена, чтобы не стать изгоем общества… а, да. Что так, что этак — в любом из вариантов часть общество пожелает закидать меня камнями. И не факт, что Куросаки сможет заменить Короля душ. У него необычная сила, но хватит ли ему концентрации и силы воли, чтобы не думать о семье? Наверное, хватит, вот только... что-то не давало покоя.       Я будто чувствовала, что даже если выберу Куросаки, это не спасёт меня от Айзена. Может, Кьёраку сделал ему годовую подписку на развлечения со мной в качестве благодарности за спасение от квинси? Ну или подкинет меня в будущем в качестве извинений, что не пригласили того посмотреть на «коронацию» Куросаки?       Айзен ведь хитрожопый гений. Он найдёт способ отомстить за то, на что я, признаться, и не соглашалась. Да, я поняла, что он замышлял, он ведь сам со мной и поделился своим планом. Но ему пришлось насиловать меня иллюзией любимого человека, чтобы я не только оттолкнула Юмичику в реальном мире, но, и чтобы… чтобы что? Согласилась помогать ему? Нет. Не думаю. Наверное, я и так подсознательно склоняюсь к решению освободить его, выпустить на волю, и будь что будет.       Ты ведь так и хочешь стать моим единственным миром, да, Айзен? И чего ты не отцепишься от меня? Не отпускаешь только из-за силы? Или действительно полюбил извращённой любовью? Возможно, всего понемножку.       Ну а я? Люблю ли? Люблю ли своего мучителя и тирана? Своего вдохновителя и бога? Устала любить, если честно. Устала бояться, что меня вновь будут использовать, что я лишь инструмент или забавная зверюшка, которой можно пожертвовать. Айзен как запретный плод, как наркотик. Слезть с этой иглы довольно сложно.       От нерадостных мыслей меня отвлекло тихое мычание.       — Прости, задумалась. Заскучал уже, наверное.       Вопрос, конечно, риторический, вряд ли Юмичика мог заскучать, стоя на коленях со связанными за спиной руками. Повязка скрывала его глаза, другая лента впивалась в уголки губ, формируя кляп. Обнажённая обездвиженная красота. Мне так нравилось. Нравилось иметь власть над другим человеком, над тем, кого я любила, кого хотела удержать рядом всеми силами.       Присев напротив, зачарованно полюбовалась покорностью, которой обратился Юмичика в моих руках. Накрыв его щёку ладонью, в который раз удивилась, насколько мягкая у него кожа. Молочная белизна подёрнулась лёгким румянцем, а присутствие ленты, скрывающей глаза и впивающейся в рот, делало его невероятно сексуальным.       Обнажённая покорная красота. Она полностью принадлежала мне. Это льстило, ведь я добилась того, чтобы это принадлежало мне.       Скользнув рукой вниз, проведя по изгибу шеи и останавливаясь на груди, ради забавы ущипнула его за сосок. Дёрнувшись и нахмурив брови, Юмичика тихо охнул, однако более ничего не сделал. За минувшие годы он выучился быть невероятно стойким и терпеливым к моим причудам.       Улыбнувшись, толкнула Юмичику в грудь, заваливая на кровать. Лежать на спине со связанными сзади руками, конечно, не так удобно, но я поспешила предупредить его:       — Не переворачивайся, лежи смирно. Я тут кое-что приготовила…       Конечно, любое «я тут кое-что приготовила» раз за разом становилось для Юмичики новым испытанием на выдержку. Услышав недовольное мычание, ущипнула его за бок, заставив дёрнуться.       — Не гунди. Будет весьма красиво, хоть и немного горячо, — подметила я, поднимаясь с кровати и подходя к столику.       Взяв одну из свечей, в которой успел растаять воск, коснулась его пальцем. Как продавец и обещал, воск не такой горячий, как обычный, к тому же приятно пах нотками амбры и корицы. К тому же легко отделялся от кожи при застывании, не так сильно крошился.       Первые капли, упавшие под рёбрами на гладкую кожу, заставили Юмичику дёрнуться и приглушённо замычать. Наблюдая за тем, как они быстро застывали, едва успев скатиться, улыбнулась и пролила ещё немного воска, падающего красными гроздями на грудь. От контраста температур Юмичика то и дело вздрагивал, мычал и часто втягивал воздух через нос.       — Твоё тело как полотно, на котором рисуешь красной краской, — присев рядом, отметила я, капнув немного на живот. — Не дёргайся, иначе вылью больше.       Юмичика постарался не делать лишних движений, лишь подрагивал и часто дышал. Наблюдать за тем, как багровые дорожки застывали на его коже, оказалось весьма зачаровывающим зрелищем. Воск таял в свече медленно, поэтому ожидание я тратила за любованием Юмичикой. Его красота — это что-то внеземное. Утончённость, даже некоторая женственность в чертах лица, а также умение подчёркивать свои лучшие стороны — невольно завидовала такому… И чувствовала себя охотницей, урвавшей трофей.       А ведь могла потерять его. Навсегда.       У меня так и не хватило смелости сказать ему, какими иллюзиями Айзен ломал меня в Мукене десять лет назад. Либо, наоборот, хватило ума не говорить об этом. Иначе Юмичика уже сам бы не нашёл в себе смелости подходить ко мне, отчасти виня себя за произошедшее. Так что мне пришлось наступить на горло своей гордости и страхам, прийти к нему первой и чуть ли не на коленях умолять о прощении.       Его это очень удивило. Чтобы я, да такая гордая засранка, падала на коленях в извинениях… Вообще, я надеялась надавить на жалость, что неплохо сработало. Испытывала ли я искреннее раскаяние? Уже и не помню. Чего я тогда только не испытывала.       Знаю лишь наверняка, что я не хотела потерять его. Потерять единственного человека, кто добровольно тянулся ко мне, кто мог стать моим лекарством от одиночества.       Доминируя над ним, я чувствовала себя лучше, я будто любила его ещё сильнее, упиваясь желанной покорностью и безопасной близостью. Где ситуация находилась под моим контролем. Где мне могли полностью довериться, позволяя шалости и терпя грубость.       Со временем такие отношения стали привычными. И в какой-то степени помогли мне также начать доверять Юмичике и не бояться близости. Не бояться его.       Хоть какой-то прогресс…       Засмотревшись на пламя свечи, как натёкший воск застыл на моих чёрных пальцах, облепляя когти, перевела взгляд на Юмичику. Алые следы красиво контрастировали с молочно-белой кожей. Запах амбры парил над нами липким облаком, возбуждая.       — Ты невероятно красивый… — задумчиво прошептала я, задув свечу и поставив её на прикроватный столик. Усевшись на кровать поудобнее, провела ладонью по неровным выступам застывшего воска, ощущая, как напрягались чужие мышцы. — Такой открытый, раскрепощённый и послушный. А ведь когда-то стеснялся даже раздвинуть ноги передо мной.       — М-м! — прозвучало возмущённо.       Я тихо усмехнулась, отползая назад и размещаясь напротив.       — Будь хорошим мальчиком, раздвинь ноги.       Замычав, но уже не столь недовольно, Юмичика неторопливо подчинился, согнув ноги в коленях и расставив их. Какой умница. Подобное послушание всегда раззадоривало, хотя куда сильнее я возбуждалась, если он разыгрывал сопротивление. Однако сейчас я довольствовалась происходящим, склоняясь между его ног и медленно выцеловывая внутреннюю сторону бедра.       Тонкая кожа легко оттягивалась зубами. Мягкие касания губ сменялись медлительными укусами, заставляя Юмичику вздрагивать и протестующе стонать. Мышцы бёдер то и дело напрягались, когда я спускалась ниже. В какой-то момент не удержалась и, сомкнув челюсть на внутренней стороне бедра, начала усиливать давление, пока укус не оказался достаточно сильным.       Воскликнув сквозь кляп, Юмичика задрожал. Отпустив его и посмотрев на следы от своих зубов, обнаружила, что одним из клыков прокусила кожу. Капля крови стекла из ранки к паху.       — Ну что ты хнычешь, будто ребёнок? — пожурив его, я дотронулась пальцем до укуса и быстро залечила ранку с помощью кидо. — Как в бой кидаться, так мы горазды напарываться на когти Пустых и мечи противников. А как порадовать меня, так не можешь потерпеть, да?       Дотронувшись языком до следа от укуса, принялась медленно вести им вниз, слизывая кровавый след. Коснувшись губами основания окрепшего члена, услышала тихий вздох.       — Я порадую тебя. А ты порадуй меня своим голосом. Если мне не понравится, как ты стараешься, то ласкать тебя будет не мой язык, а горячий воск. Понял меня?       Не сразу, но Юмичика кивнул и выдавил из себя тихое «угу».       Придерживая член за основание, принялась ласкать его ртом. Посасывая головку и совершая поступательные движения рукой, наслаждалась тихими постанываниями Юмичики. Его голос становился очень нежным и высоким в моменты удовольствия. Просто в голове не укладывалось, как такой утончённый, мягкий образ оставался неизменен себе в рядах пацанского отряда. Даже сильные люди зачастую прогибались под давлением общества.       Но пока что Юмичика прогибался только подо мной, и это определённо льстило. Хотя прогибался ли? Может, он просто наслаждался возможностью побыть слабым и поддаться чужому влиянию.       Проводя напряжённым языком по линии на нижней стороне члена, оставляя следы поцелуев на мошонке и обжигая её горячим дыханием, не лишала себя удовольствия грубо сжимать его бёдра и ягодицы. Когти правой руки, испачканные воском, оставляли менее глубокие точки, чем обычно.       Он так стонал… Очень мило. Возбуждающе. Его колени начали подрагивать, как только я прекратила игры и стала уверенно стимулировать член ртом. Стоны становились громче, но в них стали проскальзывать попытки выдавить из себя слова, призывающие остановиться. Отстранившись и облизнув губы, подалась вперёд, стягивая со рта промокшую насквозь ленту.       Изо рта Юмичики вырвалось тяжёлое дыхание, его подбородок намок от слюны.       — Стой, Момо… я сейчас кончу… не хочу так, хочу… быть в тебе.       Ну, с годами он, конечно, стал намного увереннее.       Подумав мгновение, без зазрения совести сказала:       — Много хочешь.       — Нет, Момо, подож… мгх-а!.. стой…       Для того, чтобы ты взял меня, я ещё недостаточно возбуждена. Поэтому уж смирись, Юмичика. Блин… ему отсасывали, а он ещё недоволен.       Уже из какого-то принципа и недовольства принялась делать движения более напористыми и грубыми. Слыша, что Юмичика уже с трудом сдерживал стоны, став подаваться бёдрами навстречу — ага, не хотел он кончить, — крепче впилась в его бедро рукой. Почувствовав языком пульсацию члена, освободила его от своего рта и довела до оргазма рукой, вынуждая излиться на себя.       Белёсое вязкое семя окропило застывший воск на животе и груди. Часть размазалась по члену, пачкая мои пальцы.       Хмыкнув и отпустив ногу Юмичики, неспешно забралась сверху, держась на четвереньках. Поддев ленту, скрывающую его глаза, стянула её вверх, растрепав волосы. Щурясь с непривычки от приглушённого света ламп, с розовыми от лёгкого румянца щеками и сбившейся причёской он выглядел очень… аппетитно что ли.       Кажется, Юмичика хотел что-то сказать, но я опередила его, накрыв губы поцелуем. Придерживая за подбородок и не давая отвернуться, целовала глубоко и влажно, сплетая наши языки. Несмотря на то, кто кого целовал — он меня или я его, — не важно, получалось это грубо или же ласково, всегда ощущалась некая мягкость и спокойствие. Ни единого намёка на страх.       Безопасно… с ним было безопасно. Пф. Даже несмотря на все твои старания, Айзен.       Оторвавшись от его губ, осторожно поцеловала в щёку.       — М-м… и как это всё отдирать от меня?       — Воск специальный. Я всё быстро сделаю.       — Специальный, да?..       — А хотел обычный? — усмехнулась я, отстраняясь. — Чтобы прям обжигало? Развернись, я развяжу тебя, а потом уберу воск.       Продавец не обманул, воск действительно довольно легко отходил от кожи. Так что, когда последствия забавы были устранены, а чужие предплечья освобождены от верёвок, я вновь склонилась к Юмичике для поцелуев. Мне нравилось целовать его шею, оставлять лёгкие укусы на тонкой коже, как и засосы. Он этого смущался, первое время нервничал, а напоминание, что его шея всегда спрятана за одеждой, отчего-то несильно успокаивало.       Я понимала. Увидь кто подобные следы любви на его теле, наверное, восприняли бы не столь положительно. Чёрт его знает, какие тараканы ползали в головах «настоящих пацанов».       Почувствовав, как Юмичика обхватил меня за плечи, пытаясь отнять от себя, недовольно запыхтела, но последовала невольной просьбе. Опираясь о кровать по обе стороны от его плеч, поймала на себе сосредоточенный взгляд, который опустился ниже, рассматривая спрятанное под тонким халатом тело. Крепче сжав меня за руки и потянув вниз, Юмичика заставил меня сесть на себя.       Молча наблюдая за тем, как он стал развязывать мой тонкий пояс, удерживающий полы халата, вновь подняла взгляд к его лицу. Сердце застучало быстрее в предвкушении, однако я старалась держать нетерпение при себе, обжигая холодным, немного недовольным взглядом. Эта игра продолжалась на протяжении многих лет, и несмотря на то, что каждый знал свою роль, она не надоедала. Во всяком случае мне. Да и Юмичике, пожалуй, тоже.       Смотря мне в глаза, он забрался руками под полы тонкого халата, накрыв мои бёдра горячими ладонями. Он скользил ими вверх, перебираясь на талию и под рёбра, накрывая обнажённую грудь и зажимая между пальцами соски. Ласково обводя их, а затем пощипывая, Юмичика не спускал взгляд с моего лица, которое млело от удовольствия. Было что-то приятное в этой маленькой колючей грубости. А порой хотелось даже большего.       — О чём думаешь? — спросила я.       — Не думаю, что тебе это понравится.       — Рискни спросить.       — Если спрошу, всё испорчу, — задумчиво подметил он, отведя взгляд и замолчав на какое-то время. Затем вновь глянул на меня, но уже с другим настроением, словно отмахнувшись от неуместных мыслей и, схватив за плечи, рывком завалил меня на кровать, забираясь сверху.       Испугавшись такой резкой смены позиций, всё же удержалась от того, чтобы начать пинаться, иначе бы это выглядело глупо. Сохраняя видимое спокойствие и сдержанность, приняла его настойчивый поцелуй, который так и кричал желанием переключить внимание от основной проблемы. У меня имелись догадки, о чём мог беспокоиться Юмичика, однако я предпочла не высказывать предположения. Уж лучше пусть поиграется, чем выносит мозг.       Целуя мои губы, он спустился рукой вниз, надавливая пальцами на клитор. Прикосновение отозвалось приятным покалыванием, побуждающим расставить ноги пошире. Оторвавшись от моих губ, Юмичика спустился ниже, оставляя дорожку из поцелуев на шее, переходящую к груди. Он лизнул правый сосок, после чего накрыл губами и принялся посасывать. От того, что его пальцы в этот миг скользнули глубже, я почувствовала не только приятное давление, но и то, как возбудилась. Естественной смазки выделилось достаточно, чтобы он проникал в меня двумя пальцами без каких-либо болезненных ощущений.       Наоборот, приятно.       Потянувшись к его волосам и запутав в них пальцы, вцепилась в мягкие пряди, заставив недовольно зашипеть, и потянула назад, отстраняя от себя. Тем не менее, не выглядя уж совсем обиженным, Юмичика сцепился со мной взглядом, продолжая ласкать пальцами.       — Завалил, даже не спросив разрешения. Ты же понимаешь, что я это не оставлю?       — Опять будешь домогаться меня при людях?       Не поймёшь, спрашивал он это с обидой или иронией, и тем не менее я лишь крепче стиснула волосы на его затылке, заставив нахмуриться.       — Всё ещё обижаешься, что я ущипнула тебя за зад? Никто же не видел.       — Момо, там стояли мои люди.       — Никто ничего не видел, — повторила я, сально улыбнувшись. — Это ты слишком бурно отреагировал. Вот и пришлось оправдываться.       — Момо…       Нахмурившись, Юмичика перестал двигать пальцами, смотря мне в глаза с глубокой задумчивостью.       — Почему остановился?       — Хотел тебя подготовить.       — А теперь?       — Хочу просто взять тебя. Порой хочу… взять тебя жёстко и грубо, чтобы ты хныкала и умоляла не останавливаться.       — За исключением хныканья у нас и такое бывает. Или ты хотел бы, наоборот, чтобы я умоляла тебя остановиться?       Схватить за ногу… затянуть в тёмный угол, сорвать одежды и, вжимая в холодный пол, трахать, пока я срываюсь в слезах и мольбах остановиться.       Не хотелось бы повторять подобное в действительности. Да и при одном воспоминании о тех иллюзиях сердце начинало биться сильнее. Если так подумать, Юмичика вполне мог отбросить сдержанность и договорённости, и прямо сейчас, прижав к кровати, взять меня силой. И несмотря на то, что мой духовный уровень намного выше, я бы не смогла сопротивляться. А оцепенела бы подобно беспомощному мышонку, вспоминая ужас десятилетней давности.       — Момо… я не хочу причинять тебе вред. Но порой ты прям сильно раздражаешь…       — Знаю. Дай мне руку.       Недоверчиво нахмурив брови, Юмичика исполнил просьбу, и я накрыла его ладонью свою шею. Увидев яркое негодование в его взгляде, почувствовав, как он хотел отдёрнуть руку, я не позволила это сделать, крепко держа за запястье.       — Момо, ты что делаешь?       — Бери меня. Аккуратно дави на гортань, избегая ярёмной вены, иначе отключусь.       — Я не буду…       — Будешь, — требовательно прервала его, надавив ладонью на шею. — Делай. Я с тобой так постоянно развлекаюсь, а у тебя кишка тонка придушить меня? Делай, Юмичика.       Его словно щенка заставляли душить, серьёзно. Тем не менее мне нравилось выражение беспомощности, с которым он смотрел на меня, с которым надавливал пальцами на шею. Как я отметила, Юмичика успел привыкнуть к тому, что я могла причинять ему боль. Но вот делать это со мной ему оказалось весьма сложно, и оттого наблюдать за тем, как его глаза блестели растерянностью и отчаянием, становилось очень хорошо.       Я могла ему доверять. Даже если бы Юмичика захотел сделать мне больно, я знала, что он не сломает меня. Возможно, как раз наоборот. Он добрый человек, которому претило причинять боль близким.       А я за минувшие годы почему-то позволяла ему всё больше… нет, не так. Я заставляла его всё чаще обращаться со мной грубо, и мне это нравилось. Мне будто не хватало острых ощущений. Понимания, что я хожу по тонкому лезвию над пропастью. Я и устала от собственного существования, и в то же время хотела вновь почувствовать жизнь.       Ладонь на мгновение исчезла с шеи, ей на смену пришло лёгкое щекочущее прикосновение кончиками пальцев. Посмотрев на Юмичику из-под трепещущих ресниц, с грустью отметила, что он смотрел на меня с пугающей потерянностью.       — Не могу, прости, — прошептал он, склоняясь надо мной и целуя в шею, затем ещё раз и ещё.       Тихо выдохнув, позволила ему повольничать. Если он с готовностью терпел мои капризы, не стану его заставлять. Его ладонь медленно скользнула по груди, остановившись на ней и осторожно сжав, после чего продолжила путь, пока не вернулась к внутренней стороне бёдер. Пальцы ласково скользнули по чувствительному месту.       Прикрыв глаза, прогнувшись от удовольствия, лишь ближе прижалась к Юмичике и подставила шею для поцелуев. Несмотря на то, что он говорил о желании взять меня с грубостью, любовь Юмичики к ласкам всё равно преобладала. Тут как-то грех жаловаться. Тепло его рта на моей шее, медленные движения языком, а также то, как он дразнил пальцами клитор, вынуждали удовлетворённо вздыхать и наслаждаться моментом.       Всё тело приятно покалывало. Обожаю это состояние.       — Так и будешь дразнить меня?       Юмичика тихо выдохнул мне в шею, что прозвучало как ехидный смешок. Он с такой издевательской медлительностью целовал мою шею и ключицы, что это сводило с ума и раздражало, отчего хотелось схватить его за волосы, вдавить лицом в грудь и заставить развратно вылизать всю себя.       А ведь это идея, — только подумала я, когда Юмичика отстранился и, подхватывая меня под бёдра, удобнее устроился между ног. Моё тело затопило волной жара, оттого что мы давненько не занимались сексом, член ощутимо растягивал меня. Входил легко из-за того, как я успела возбудиться. Всё же не зря Юмичика любил так долго дразнить.       Самообладание ещё держалось, но постепенно утекало, пока Юмичика неспешно двигал бёдрами. Приятное чувство. Не стесняясь, задрала ноги повыше, заставив его отстраниться. Он подхватил меня под одно колено, задирая его довольно высоко.       Целовал, вжимал в кровать, двигая бёдрами и с каждым разом усиливая толчки. Он не ускорялся, заполнял меня полностью, а затем выходил, оставляя внутри только головку. Любил дразнить… А я любила царапать его спину, сжимать плечи и вдавливать в них ногти, прощупывать твердеющие от напряжения мышцы сквозь тонкую кожу. А стоило ухватить его за ягодицы, задавая темп толчков, он слушался и покорно поддавался моей воле.       Потянувшись к лицу Юмичики, ухватила его подбородок и обернула к себе, требовательно прошептав:       — Смотри на меня. — Почувствовав, как он подался вперёд, желая поцеловать, я накрыла его губы пальцами и повелительно произнесла: — Нет. Целовать нельзя. До того, как не заставишь меня кончить, не смей целовать меня. Ни в губы, ни в шею… никуда больше.       Сверкнув недовольным взглядом, Юмичика медленно выдохнул. Облизнув нижнюю губу, помедлил, после чего выпрямился и подхватил меня под бёдра. Закинув мои ноги к себе на плечо и чуть навалившись, протолкнулся в меня членом. Из-за такого положения член лучше тёрся о влажные горячие стенки и стимулировал клитор.       Темп увеличивался, влажные шлепки становились громче. Сминая простыни, прогибалась в спине и ёрзала, пытаясь найти более приятное положение. Я подняла взгляд, наблюдая за тем, как Юмичика сосредоточенно смотрел мне в глаза, тяжело дыша. Интересно, как я выглядела сейчас? Насколько развратно? Возможно, недостаточно развратно, чтобы вскружить ему голову. Или же ему было достаточно и того, как я, накрыв свои груди руками, принялась пощипывать за соски.       В такие моменты откровенно жалела, что переродилась девушкой… С членом доминировать куда проще и веселее.       Юмичика смотрел мне в глаза, упрямо отказывался отворачиваться, пылая желанием и лёгким румянцем, подёрнувшим его щёки.       — Не смей кончать раньше меня, — потребовала я. — Будь хорошим мальчиком и постарайся как следует.       Мне приятно. Чувствительность возрастала от ощущения заполненности, фрикции приближали к пику удовольствия, а если бы к ним ещё и добавить прямую стимуляцию клитора, я бы уже давно кончила. Тихо застонав и плотнее сжав бёдра, чтобы лучше прочувствовать трение, я дотянулась к бёдрам Юмичики, задевая их ногтями.       — Не останавливайся… даже когда кончу, не останавливайся…       Отчего-то сейчас не хотелось спокойно прочувствовать момент оргазма, напротив, во мне вспыхнуло мазохистское желание захлебнуться болью от того, как член продолжал стимулировать чувствительное место.       Прогнувшись, не сдержала стон. Ресницы затрепетали, с губ сорвался эротичный вздох. В этот миг, раздвинув мои ноги и сбросив их с плеч, Юмичика навалился на меня, чтобы сорвать желанный поцелуй.       Продержался. Молодец…       Неважно, что к чему. Покусывая мои губы, целуя с некой небрежностью, он удовлетворённо выдохнул и продолжил трахать моё влажное жаркое тело. Наслаждался, как оно дрожало под ним, сжималось вокруг его члена. Теряясь в удовольствии, Юмичика зарылся носом в мою шею и, подхватив под ягодицы, принялся жёстко вбиваться. Один толчок, ещё, ещё. Обняв его и не желая отпускать, чувствовала, как его семя заполняло меня теплом.       Шумное дыхание щекотало слух, обжигало кожу.       Поцелуи посыпались один за другим, падали на шею и подбородок, щёки и скулы. Юмичика готов был задохнуться, лишь бы не останавливаться в своём желании завалить меня нежной страстью. Найдя мои губы, накрыл их долгим влажным поцелуем, уверенно проникая в рот языком.       Высвободив руку и накрыв ею голову Юмичики, не позволила отстраниться, когда он захотел перевести дух. Перехватив инициативу в поцелуе, целовала настойчиво и влажно, желая дотянуться языком чуть ли не до глотки. Ощущая сопротивление, веселилась в душе, а тихие стоны и попытки освободиться лишь раззадоривали.       Когда убрала руку, Юмичика отстранился, тяжело переводя дыхание, закашлявшись.       — Будучи слишком жадным, не забывай, что и поперхнуться можешь, — с хитростью подметила я.       — Умеешь дразнить. А я всё время попадаюсь в эту ловушку.       Склонившись и чувственно поцеловав меня, он медленно выпустил воздух через нос.       — Я готов стать пылью у твоих ног…       — Только давай без лирики, — попросила я, погладив его по голове, — а если ты буквально говоришь, то лучше не надо. Не надо становиться пылью, Юмичика. Просто будь рядом.       — Ты же меня и так не отпустишь, — тихо усмехнулся он, одарив меня кокетливым взглядом. — А я не отпущу тебя. Несмотря ни на что.       Я улыбнулась, а в голове посмеялась его самоуверенности.       Несмотря ни на что…       Интересно, будешь ли ты также уверен, когда настанет время принимать действительно серьёзные решения.