Сложнее сотни книг

Накануне Праздника середины осени Лань Сычжуй вновь покинул Облачные Глубины. На этот раз он точно знал, куда и зачем отправляется. С Вэнь Нином они договорились встретиться в Илине, куда Лань Сычжуй собирался лететь на мече, а Вэнь Нин — идти пешком. Вернее, бежать. Лань Сычжуй знал, что Вэнь Нин может передвигаться с невероятной скоростью и никогда не устаёт, но всё равно чувствовал себя слегка неловко. С другой стороны — глупо тратить огромное количество духовных сил, чтобы нести на мече второго человека, если тот может добраться сам. В Илине он купил несколько лунных пряников, бумажные фонарики и кувшин вина. Походил по празднично украшенным улицам, разглядывая их. Вэй Усянь рассказывал, что однажды взял маленького А-Юаня с собой в город и потерял на рынке, а потом нашёл вцепившимся в ногу Ханьгуан-цзюня, который по невероятной случайности оказался там же. Каждый раз, вспоминая об этом, Вэй Усянь заходился смехом, рассказывая, каким растерянным выглядел Ханьгуан-цзюнь с ребёнком у ног и как добрые жители Илина успели надавать ему советов, приняв за неопытного папашу. Лань Сычжуй не мог представить Ханьгуан-цзюня растерянным. Но ведь он тогда был лишь немногим старше, чем Лань Сычжуй сейчас. И Вэй Усянь, Старейшина Илина, тоже. А потом они втроём обедали в каком-то трактире. Лань Сычжуй разглядывал рыночную площадь, трактиры и лавки, и прислушивался к себе: отзовётся ли что-то в памяти? Но нет. Тот день исчез бесследно, как и многие другие. Но ведь бабочек он вспомнил. Может быть, однажды вспомнит и это. Вэнь Нин ждал его за городом, где начиналась тропа на Луаньцзан. Лань Сычжуй протянул ему фонарик. — Нам хватит двух? Я бы взял больше, но нести неудобно. — Хватит. — Вэнь Нин осторожно принял фонарик из его рук, словно это было сокровище, достойное императора. — У нас когда-то был всего один. Молодой господин Вэй говорил, что праздник даже с одним фонариком — всё равно праздник. К пещере Фумо они поднялись ещё засветло. Первым делом Лань Сычжуй направился к алтарю, который они с Вэнь Нином построили несколько месяцев назад. Протёр пыль с табличек, обмёл дорожку, зажёг благовонные палочки. Поклонился родичам, перечитав все полсотни имён. Был Праздник середины осени, и Лань Сычжуй пришёл в гости к своей семье. Когда начало темнеть, они с Вэнь Нином повесили фонарики на ветви мёртвых деревьев и зажгли свечи. Разломив пряник на части, Лань Сычжуй разложил их перед алтарём, пролил на землю вино из кувшина. Для себя вскипятил на небольшом костерке воду и приготовил чай. Впрочем, немного вина он всё же пригубил, и Вэнь Нин тоже — чтобы разделить с остальными. Пряник был мягким, с начинкой из сладких бобов. Лань Сычжуй ел его медленно, как будто это было единственное угощение и его надо было растянуть на подольше. — Когда мы праздновали середину осени, — заговорил Вэнь Нин, — у нас было совсем мало денег. Молодой господин Вэй выторговал немного муки в обмен на редис. Вэнь Цюй испекла крошечные пряники, чтобы досталось каждому. Даже мне. — Он смущённо поёрзал на месте. — Я не мог есть, конечно. Отдал тебе. А четвёртый дядюшка принёс два горшка вина. Мы ели, любовались луной, разговаривали. — Вэнь Нин вздохнул и чуть заметно улыбнулся. — Нам тогда было совсем не страшно. Луна и сейчас висела над Луаньцзан — яркая и круглая, вся в причудливых пятнах. Когда-то Лань Сычжуй с Лань Цзинъи высматривали на ней кролика. Вокруг было тихо, даже ветер улёгся. Наверное, когда здесь жили Вэни, такой тишины не было. Пятьдесят человек всё-таки. — Расскажи ещё что-нибудь, — попросил Лань Сычжуй. — Про ва… нашу семью. Вэнь Нин задумался. — До войны мы редко собирались все вместе. Сестра не любила ходить в гости к родным, потому что тётушки укоряли, что она не замужем и не родит детей. Сестра сердилась и могла поругаться даже со старшими. Поэтому праздники мы обычно отмечали вдвоём. Но когда началась война, сестра написала всем этим тётушкам, чтобы приехали к ней. Она думала, что сможет их защитить, несмотря на то, что они осуждали её и сплетничали у неё за спиной. — Она была добрая? — Она… — Вэнь Нин помолчал. — Она была сильная. Сильнее всех нас. Поэтому и защищала. — Я бы хотел её встретить, — признался Лань Сычжуй. — Кажется, я её немного помню. Он не был уверен, действительно ли помнил Вэнь Цин или всего лишь вообразил это. Женский голос и тонкие руки из смутных воспоминаний могли принадлежать любой женщине, даже кому-то из Ланей, заботившихся о нём в первые годы. Но хотелось думать, что это была Вэнь Цин. Вэй Усянь и Вэнь Нин вспоминали её с такой любовью, что Лань Сычжуй тоже хотел знать её, а не о ней. — Она была бы рада, что ты вырос хорошим человеком, — убеждённо сказал Вэнь Нин. — Они все были бы рады. Знаешь, бабуля однажды сказала… Лань Сычжуй сидел на земле возле алтаря, ел по крошкам лунный пряник и слушал истории о своей семье, которую совсем не знал и почти не помнил. И ему казалось, что все они — Вэнь Цин, бабуля, Четвёртый дядюшка, Вэнь Шу и другие — сидят рядом, передают друг другу кувшин с вином, шутят и улыбаются ему, самому младшему члену семьи. Как будто он вправду вернулся домой. Он переночевал в Илине, а наутро попросил Вэнь Нина вернуться в Гусу. — Но разве ты не собираешься вернуться тоже? — недоумевающе спросил Вэнь Нин. Лань Сычжую было очень неловко вот так расставаться с ним, но иного выхода не было. — Я собираюсь полететь в Юньмэн. — Я мог бы тебя сопровождать… — Я собираюсь в Пристань Лотоса, — признался Лань Сычжуй. — Прости, Вэнь Нин, но я боюсь, что тебе там могут причинить вред. Вэнь Нин склонил голову. — Я боюсь не за себя. — За меня тем более не стоит бояться. В конце концов, я там уже был. На самом деле Лань Сычжуй не сомневался, что и Вэнь Нину ничего не грозит — ведь теперь все знали, что он не обычный лютый мертвец, а совсем как живой и ничуть не опасен. Но ему не хотелось, чтобы Вэнь Нин сопровождал его. Он хотел отправиться в Пристань Лотоса один. Вэнь Нин не стал настаивать, но было заметно, что он всё ещё беспокоится. Как будто Лань Сычжуй был не взрослым заклинателем, а ребёнком, и отправлялся не в дружественный орден на праздник, а в стан врага. Может быть, считал, что Лань Сычжую опасно приближаться к Пристани Лотоса, потому что глава Цзян ненавидит Вэней? Он ведь так и не рассказал никому, что глава Цзян теперь тоже знает. Тогда пришлось бы объяснять, почему Лань Сычжуй признался ему, и Ханьгуан-цзюнь, узнав о его готовности пожертвовать собой, расстроился бы. И Вэнь Нин тоже. Поэтому Лань Сычжуй рассказал только про бой со зверем, а про всё остальное умолчал. С другой стороны, Вэнь Нин всё равно волновался зря. Если бы не зверь, глава Цзян ни за что не угадал бы, что Лань Сычжуй — Вэнь. Так что и бояться было нечего. Город, окружавший Пристань Лотоса, был наряжен к празднику, как невеста к свадьбе. Разноцветные фонарики висели под крышами каждого дома, каждой лавки и чайной, и Лань Сычжуй не мог дождаться, когда они зажгутся в сумерках. Он не без труда нашёл гостиницу, где оставалась свободная комната — на праздник съехалось множество народа, и всё было забито. К вечеру наверняка и вовсе не смог бы найти. Он похвалил себя за предусмотрительность и заплатил хозяину вперёд на случай, если тот решит, что обещание придержать комнату для гостя хорошо, а серебро в руке — ещё лучше. В саму Пристань Лотоса он войти не решился. Глава Цзян ему разрешил, конечно, но Лань Сычжуй до сих пор не мог поверить, что выпросил у него это разрешение. Когда они с Ханьгуан-цзюнем и Вэй Усянем вернулись в Облачные Глубины, эйфория от ощущения себя живым утихла и Лань Сычжуй уже не мог вспоминать без стыда, как несдержанно болтал с главой Цзян. Тот, наверное, потому и разрешил, что оторопел от такой дерзости. Или счёл Лань Сычжуя неразумным ребёнком, который понятия не имеет, о чём можно просить, а о чём нет. И то, и другое было неприятно. А главное — сам виноват. Поэтому Лань Сычжуй гулял вокруг Пристани Лотоса, любуясь озером. Лотосы, которыми славился Юньмэн, почти отцвели, но вид всё равно был чудесный. Вдоволь насладившись им, Лань Сычжуй направился на главную торговую улицу, где было полно народа и пахло жареным мясом, тофу и лапшой. Продавцы сладостей перекрикивали друг друга, зазывая прохожих, а лавочникам и кричать было не нужно — торговля шла вовсю. Лань Сычжуй выбрал набор кисточек в подарок Лань Цзинъи и шёлковый платок для его матери как извинение за то, что отверг их предложение провести праздник вместе. Сладости для младших учеников он решил купить позже, перед самым возвращением, чтобы не таскать с собой. Вэй Усянь рассказывал, что самые вкусные пирожные продавал старик в лавке на углу площади, и хотя Лань Сычжуй понимал, что речь шла о давно прошедших годах и старик, возможно, умер, а лавку могли продать, он всё равно разглядывал вывески, ища ту самую. — Лань Сычжуй? Эй, Лань Сычжуй! Он обернулся и не поверил глазам: через толпу к нему шёл Цзинь Лин. — Привет, — сказал он, подойдя. Выскочившая сзади Фея с радостным фырканьем ткнулась носом в ногу Лань Сычжуя. — Что ты здесь делаешь? А Вэй Усянь тоже здесь? — Приветствую главу Цзинь, — церемонно поклонился Лань Сычжуй. Цзинь Лин покраснел и ткнул его кулаком в плечо. — Перестань! Лань Сычжуй рассмеялся. Они с Цзинь Лином переписывались после того случая со зверем. Лань Сычжуй не сомневался, что глава Цзян рассказал племяннику обо всём, что видел, но он не знал о крестьянах, вынужденных покинуть свои дома и долгое время страдавших от равнодушия заклинателей. Цзинь Лин обещал разобраться, жаловался, что дядя уже устроил ему взбучку за то, что дозорные проглядели сигнальный огонь Лань Сычжуя. Требовал подробностей, потому что «от дяди лишнего слова не добьёшься, только ругается». Потом переписка постепенно сошла на нет, но всё же Лань Сычжуй был рад, что встретил Цзинь Лина. — Я один. — Что, даже без Лань Цзинъи? — Цзинь Лин оглядел площадь. — И давно ты здесь? С каким-то делом или просто? — Просто. — Лань Сычжуй тоже огляделся, словно кто-то из его знакомых вдруг мог оказаться рядом. — Только что прилетел. Хотел посмотреть на Пристань Лотоса в праздник. Красиво. — Это да, — кивнул Цзинь Лин с такой гордостью, словно был Цзяном, а не Цзинем. — Мы с Феей тоже недавно прилетели. Хочешь, прогуляемся вместе? Лань Сычжуй с радостью согласился. Цзинь Лин прекрасно знал окрестности и вёл его по запутанным улочкам, то и дело кивая хозяевам лавок. Его узнавали — и Лань Сычжуй быстро понял, что местные жители знают его не только как главу Цзинь, но в первую очередь как племянника главы Цзян, который наверняка часто приезжал в гости к дяде. Сам он в первых письмах обращался к Цзинь Лину вежливо, как к человеку высокого положения, но тот возмутился так, словно Лань Сычжуй над ним смеялся, и, если честно, он был очень рад, что «молодая госпожа» не зазнался, став главой Великого ордена. Ему, наверное, тяжело было принять на себя такую ответственность, да ещё после всего, что натворил Цзинь Гуанъяо. У одной из торговок Цзинь Лин купил два кулька засахаренных орехов и протянул один Лань Сычжую, хлопнув его по руке, когда тот потянулся за кошельком. — Ты гость! — Мы же не в Ланьлине. — Ну и что? Фея лизнула ладонь Лань Сычжуя, потёрлась пушистой мордой, и он украдкой сунул ей орех. Они дошли до конца длинной улицы, тянущейся вдоль берега, и, поскольку время уже было за полдень, свернули в один из трактиров, щедро украшенных фонарями и бумажными лентами. Хозяин проводил их к веранде над самой водой, откуда было видно Пристань Лотоса — всю, как на ладони. Посетителей было много, но стол, за который их усадили, стоял наособицу, и Лань Сычжуй догадался, что его придерживали для важных гостей, которые не захотят сидеть где придётся или, упаси боги, ждать своей очереди. — Когда я был маленьким, дядя часто водил меня сюда, — подтвердил его мысли Цзинь Лин. — Жаль, что лотосы отцвели. Летом их здесь море. — Сейчас тоже красиво, — заметил Лань Сычжуй, хотя Цзинь Лин был прав. Он помнил лотосы, розовеющие под утренним солнцем, и Пристань Лотоса на их фоне выглядела бы сказочно красивой. — Расскажи про того зверя, которого вы с дядей убили, — попросил Цзинь Лин, когда хозяин трактира принёс им чай и маленькие пирожные. — Какой он был? Страшный? — Разве глава Цзян тебе не рассказывал? — удивился Лань Сычжуй. И тут же подумал: интересно, что глава Цзян говорил про него самого? Ведь не раскрыл же, что он Вэнь? Конечно, нет, иначе Цзинь Лин с этого и начал бы. — Да ничего он не рассказывал, — досадливо махнул рукой Цзинь Лин. — Только ругался, что я не знаю, что творится на землях ордена. А откуда мне знать, если никто не докладывает? Я что, должен сам все деревни облетать? — Вероятно, глава Цзян мог бы дать совет, как организовать поступление сведений из отдалённых земель. — Я и сам знаю. — Цзинь Лин, нахмурившись, вертел в руках пустую чашку. — Дело не в том, что это невозможно. А в том, что… Ты знаешь про наблюдательные башни? Они прекрасно с этим справляются. Только я не могу приказать построить ещё одну в тех краях, потому что… — Он замялся. — Ну, потому что все сразу заорут, что их придумал Цзинь Гуанъяо, и если я продолжаю его дело, то буду таким же, как он. Хорошо ещё, что старые не требуют снести. — Но ведь наблюдательные башни были хорошей идеей, — удивился Лань Сычжуй. — Они и правда помогают людям. Наши адепты тоже вылетают на помощь, когда получают сигналы с башен, и Цзэу-цзюнь говорил, что благодаря им мы спасли много жизней. — Хорошей, — повторил Цзинь Лин. Почему-то прозвучало расстроенно. Фея, заскулив, сунулась носом ему на колени, и Цзинь Лин погладил её по ушам. — И ты у меня хорошая, да? Хорошая девочка. Лань Сычжуй сочувственно смотрел на него. Он, конечно, знал, что после Цзинь Гуанъяо пришлось разгребать много дурного, и если бы Цзинь Лин не был сыном Цзинь Цзысюаня, о котором все помнили лишь хорошее, ему бы тоже пришлось несладко. Но наблюдательные башни? Как можно не понимать, сколько от них пользы? — Тяжело быть главой ордена? На миг лицо у Цзинь Лина стало таким же жалобным, как у Феи, но он тут же гордо вскинул голову. — Я справляюсь! Дядя тоже стал главой ордена совсем молодым, да ещё и на войне. А мне только надо заставить всех меня слушаться. Пусть не думают, что я ничего не знаю, потому что слишком молод. Если они все такие умные, почему тогда раньше ни о чём не догадались? — Он раздражённо поставил чашку на стол. — Так ты расскажешь про зверя? Как странно, думал Лань Сычжуй, поднимая чайник, чтобы налить ему ещё чая. Всего несколько месяцев назад они были совсем мальчишками, ругались и спорили в городе И, ждали, что взрослые их спасут. А теперь они сидят вдвоём и беседуют, и Цзинь Лин — глава Великого ордена, а не юная госпожа, а сам Лань Сычжуй… Он чувствовал, что тоже изменился. Неужели так и взрослеют? Через потери, расставания, смертельную опасность. Он не раз слышал, что говорили про старших: Ханьгуан-цзюня, Цзэу-цзюня, главу Цзян. Что им пришлось повзрослеть слишком рано. Ещё несколько лет назад он не понимал, что это значит, и даже завидовал: кому из мальчишек не хотелось стать таким же прославленным героем, не разменяв и третий десяток? Сейчас, глядя на Цзинь Лина, он невольно жалел, что тому пришлось взять на себя тяжёлую ношу в таком юном возрасте. Он ведь был даже младше их с Лань Цзинъи. О звере он рассказал столько же, сколько до этого рассказывал Лань Цзинъи и Ханьгуан-цзюню. Какой он был большой, как долго глава Цзян сражался с ним, как холод помог разрушить его раскалённую броню. Про Вэней, кольцо в стене и висящую в нём руку. Но не о том, что рука принадлежала одному из них — слишком легко тогда было бы догадаться и об остальном. Просто мёртвая рука безымянной жертвы. И не рассказал, как стоял над огненным провалом и готовился умереть. Об этом не знал никто, кроме главы Цзян, и Лань Сычжуй надеялся, что он никому не расскажет. Цзинь Лин слушал, жадно ловя каждое слово. Лань Сычжуй подозревал: завидует, что такое страшное чудовище убили без него. Невольно вспомнился раздражённый голос главы Цзян: «Что же вас, сопляков, всё время тянет где-нибудь убиться?» Можно было не сомневаться, о ком он говорил. Лань Сычжуй не раз думал, что, возможно, глава Цзян спас его тогда, потому что видел в нём не только Вэня, но и кого-то похожего на Цзинь Лина. Сопляка, который лезет куда не следует. А хотелось выглядеть взрослым. Чтобы глава Цзян смотрел на него как на младшего, но всё-таки заклинателя, а не ребёнка. Чтобы хоть за что-то уважал. Чтобы воспринимал всерьёз и, может быть… Но мечтать об этом было бессмысленно, и Лань Сычжую оставалось лишь надеяться, что однажды он сделает что-нибудь такое, что заставит главу Цзян глядеть на него иначе. Может быть, убьёт ещё одно чудовище. Или отличится ещё как-нибудь. Или при встречах — они ведь ещё встретятся? — будет вести себя разумно и с достоинством, как подобает адепту Гусу Лань, и глава Цзян это оценит. — А у тебя что за это время случилось? — спросил он у Цзинь Лина, надеясь, что тот расскажет что-нибудь и про главу Цзян. Но Цзинь Лин начал рассказывать про башню Золотого карпа и то, как сложно разбираться в делах прежнего главы ордена, особенно там, где были замешаны интересы старейшин и других членов семьи. Лань Сычжуй слушал и удивлялся: в Гусу Лань все трудились на благо ордена, и он не мог представить, чтобы кто-то из старейшин чинил другим препятствия ради собственной выгоды. Или что кто-то из Ланей стал бы интриговать против Цзэу-цзюня. Он, конечно, не сказал об этом Цзинь Лину. Всё равно что сказать: «Мой орден лучше твоего». Недостойно хвалиться тем, в чём нет твоей заслуги. Вместо этого посочувствовал и заверил, что Цзинь Лин непременно со всем справится. За разговором время пролетело незаметно. Когда над озером начали сгущаться сумерки, Цзинь Лин потянул Лань Сычжуя на улицу. — Идём! Сейчас самое красивое время. И не обманул. На улицах уже зажглись фонари, и их разноцветное сияние, отражённое в озере и каналах, превратило город в сказочную обитель небожителей. Он был красив и днём, но сейчас Лань Сычжуй и вовсе не мог насмотреться по сторонам. Похоже на Цайи, но всё же иначе. А может, он просто слишком хорошо знал Цайи, и для другого человека оба городка выглядели бы одинаково. Чем ближе они подходили к Пристани Лотоса, тем больше людей толпилось на улицах. Носились дети с разноцветными вертушками, дымились жаровни с колбасками и насаженным на прутики мясом. Пахло едой и благовониями. Если бы с ними был Лань Цзинъи, он непременно купил бы фонарики для всех троих. Надо будет привезти ему в подарок, решил Лань Сычжуй. Сразу же, как только распрощается с Цзинь Лином. И, может быть, прогуляться ещё немного. С фонариком. Всё-таки праздник. — Я тебя не задерживаю? — спросил он. — Ведь ты приехал к главе Цзян, а гуляешь со мной. Цзинь Лин остановился так резко, что Лань Сычжуй едва не толкнул его плечом. — Что значит задерживаешь? Ты что, куда-то собрался? Ты же не хочешь прямо сейчас возвращаться в Гусу? — Конечно, нет. Цзинь Лин подозрительно прищурился. — Или у тебя тут с кем-то встреча? Ты поэтому один прилетел? — Да нет же, — поспешил остановить его Лань Сычжуй, пока Цзинь Лин не начал строить догадки, с кем именно он собирается встретиться. — Я никуда не собираюсь, разве что погулять ещё немного. И в Гусу вернусь только утром, я снял комнату в гостинице. — В какой гостинице? — возмутился Цзинь Лин. — Ты что, не пойдёшь со мной в Пристань Лотоса? — Но… — растерялся Лань Сычжуй. — Разве это уместно? Меня ведь никто не приглашал. — Я тебя приглашаю, — в голосе Цзинь Лина явственно звучало «дурак, что ли?» — Ты мой друг, и дядя тебя знает. Какое ещё приглашение тебе нужно? Лань Сычжуй не сразу нашёл, что ответить. Он прилетел в Юньмэн, не рассчитывая, что встретит главу Цзян. Увидит город, где тот жил, Пристань Лотоса — хотя бы снаружи, озеро, у которого они однажды сидели ранним утром… Но — прийти в саму Пристань Лотоса? Не просто увидеть — явиться в гости, на семейный ужин, если он правильно понял приглашение Цзинь Лина. Об этом он даже не мечтал, и теперь ему вдруг стало немного страшно. — Конечно, я буду рад, — ответил он и улыбнулся, чтобы Цзинь Лин не подумал, что он соглашается лишь из вежливости. — Спасибо. Цзинь Лин закатил глаза, ужасно напомнив этим главу Цзян. — Ну так идём. Дядя уже ждёт, наверное. Они вошли в Пристань Лотоса через те же ворота, через которые Лань Сычжуй уходил с Ханьгуан-цзюнем и Вэй Усянем. Стражники поклонились, не спросив, кто он и что ему нужно. Конечно, Цзинь Лин мог привести с собой кого угодно. Попробовали бы они возразить. Изнутри Пристань Лотоса была украшена не хуже, чем город вокруг. Многочисленные фонари и светильники, бумажные ленты на деревьях, колокольчики, звенящие от лёгкого ветерка. Только людей было мало, а детей не было совсем. — Глава ордена у себя? — спросил Цзинь Лин у одного из адептов, идущих навстречу. Тот поклонился, скосив при этом глаза на Лань Сычжуя. — Глава был в своих покоях, насколько мне известно. Цзинь Лин кивнул ему и свернул к галерее, опоясывающей большое здание. «Он что, собрался прямо в покои главы Цзян?» — ужаснулся Лань Сычжуй, но всё равно пошёл следом. К его огромному облегчению, ничего подобного не случилось. Пожилой слуга проводил их в зал, где уже стоял столик с чайным прибором, и Цзинь Лин уселся на пол перед ним. — Иди сюда, подождём дядю. Или ты хочешь отдохнуть? Лань Сычжуй сел напротив и подождал, пока слуга разольёт чай по тонким фарфоровым чашкам. — Конечно, сперва надо дождаться главу Цзян. Гость должен поприветствовать хозяина дома. — Хорошо, что мы в детстве не дружили, — с чувством произнёс Цзинь Лин. — Дядя точно ставил бы тебя мне в пример. Я бы тебя возненавидел. — Ты мог бы показать ему Цзинъи, — тут же возразил Лань Сычжуй, и Цзинь Лин расхохотался. — Передай ему привет, когда вернёшься. — Непременно. — А как там… — Цзинь Лин оглянулся на дверь. — Как там Вэй Усянь? Ты с ним общаешься? — Он обещал вернуться зимой. После того, как Вэй Усянь и Ханьгуан-цзюнь забрали Лань Сычжуя из Пристани Лотоса, они провели в Облачных Глубинах почти две недели. Ханьгуан-цзюнь ходил разговаривать с Цзэу-цзюнем, и Лань Сычжуй надеялся, что тот выйдет из затвора. Но надежда не оправдалась. Даже младшему брату оказалось не под силу прервать уединение главы ордена. — Когда он вернётся… — начал Цзинь Лин, хмурясь и не глядя на Лань Сычжуя. — Можешь сказать ему, что… что я хотел бы… Нет лучше так — напиши мне, ладно? Я сам попробую с ним встретиться. — Если ты сомневаешься, захочет ли он с тобой встретиться, то напрасно, — заверил его Лань Сычжуй. — Ты же его племянник. Он точно хочет, поверь. А с главой Цзян? Во время последней встречи тот не только ничего не сказал Вэй Усяню — почти не глядел на него. Вэй Усянь потом выглядел расстроенным, хотя и пытался это скрыть. Лань Сычжуй не решался расспрашивать, боясь, что ответ ему не понравится. Ведь теперь уже все знали, что Вэй Усянь не был злодеем, а значит, глава Цзян был к нему несправедлив. Но вместо того, чтобы извиниться, лишь злился ещё больше. Неудивительно, что Ханьгуан-цзюнь тоже испытывал к нему неприязнь. Лань Сычжуй знал, что закрывать глаза на чужие дурные поступки или придумывать им оправдания — неправильно. Он видел, что стало с Цзэу-цзюнем, всегда оправдывающим Цзинь Гуанъяо, все это видели и ещё долго не забудут. Но так хотелось, чтобы глава Цзян был хорошим человеком. Чтобы не пришлось в нём разочароваться. — Если тебе понадобится повод приехать в Облачные Глубины, всегда можешь сказать, что едешь ко мне, — предложил Лань Сычжуй. — Чтобы не нужно было встречаться с учителем Ланем и придумывать что-то официальное. Мы же друзья, да? И тут же усомнился — не слишком ли он самонадеян? Они уже не подростки в городе И, Цзинь Лин — глава ордена… Но Цзинь Лин взглянул на него с таким же недоверием, словно не ожидал, что Лань Сычжуй назовёт их друзьями, а потом широко улыбнулся: — Конечно! Слушай, а давайте соберемся на ночную охоту? Позовём Лань Цзинъи и Оуяна Цзычженя, будет весело. — Хочешь сказать, у тебя есть время на ночные охоты? А делам ордена ты собираешься уделять внимание? — Дядя! — Цзинь Лин вскочил, и Лань Сычжуй за ним. Глава Цзян вошёл в комнату, на ходу отсылая слугу. — По-твоему, у меня вообще не должно быть свободного времени? Может, и к тебе в гости прилетать не стоило? — Если считаешь, что мои советы тебе уже не нужны, то поступай как знаешь. Глава Цзян перевёл взгляд на Лань Сычжуя, и тот поспешил поклониться. — Приветствую главу клана Цзян. — Смотри, кого я встретил, — влез Цзинь Лин, словно глава Цзян сам не заметил. — Он хотел заночевать в городе, но я позвал его поужинать с нами. Прикажи, чтобы приготовили комнату. — Покомандуй мне тут, — беззлобно осадил его глава Цзян и вновь повернулся к Лань Сычжую. — Что, даже поздороваться зайти не собирался? Вижу, слухи о гусуланьской вежливости сильно преувеличены. Лань Сычжуй вспыхнул. — Прошу прощения! — он поклонился ещё ниже. — Я думал, что глава Цзян занят, и не осмелился побеспокоить. Зря он согласился на предложение Цзинь Лина! И часа не прошло, а они уже вызвали неудовольствие главы Цзян. Лучше бы тот вообще не знал, что Лань Сычжуй прилетел в Юньмэн. Но тут Цзинь Лин толкнул его локтем. — Дядя, не пугай его, — примирительно сказал он. — Лань Сычжуй сейчас решит, что ты его выгоняешь. Глава Цзян усмехнулся. — Неужели? Когда мы общались, он не производил впечатление чувствительной барышни. — И уже мягче добавил: — Как твои силы? Восстановились полностью? — Да, глава Цзян. Спасибо за заботу. Надеюсь, рука вас тоже не беспокоит. — Молодой господин Лань очень вежлив, — насмешливо сказал глава Цзян. — Ты бы лучше пример с него брал, а не огрызался на каждое слово. Лань Сычжуй вспомнил недавнюю жалобу Цзинь Лина и спрятал улыбку. Отведённая ему комната была похожа на ту, в которой он проснулся после победы над зверем, только размером побольше, да обстановка богаче. За ширмой уже стояла бочка с горячей водой. Лань Сычжуй удивился такой предупредительности, но отказываться от возможности освежиться не стал. Полы его халата и сапоги запылились; он отряхнул их сам, чтобы не звать слуг. Тем более что это была всего лишь пыль. От въедающейся грязи белоснежные гусуланьские одежды хранила вязь заклинаний на кромке ткани — ужасно полезное изобретение, без него прачки давно бы взбунтовались. Он надеялся, что ужин будет не каким-то официальным торжеством. Цзинь Лин прилетел к дяде, а не к главе союзного ордена, и никто не будет разводить церемоний вокруг его визита. Никаких официальных нарядов и гостей. Иначе Цзинь Лин предупредил бы, ведь так? В ожидании, пока за ним придёт кто-то из слуг, Лань Сычжуй сел медитировать. Ханьгуан-цзюнь учил, что медитация никогда не бывает лишней. Следовало успокоиться. Вспомнить, что глава Цзян и в прошлый раз не отличался вежливостью. Да и никогда не отличался, по правде говоря. Нужно не принимать его грубость близко к сердцу и не выставлять себя дураком снова. Или впечатлительной барышней. Медитировать, медитировать. Когда пришёл слуга, чтобы проводить его, Лань Сычжуй уже был спокоен и твёрдо намеревался не переживать из-за слов главы Цзян, даже если они окажутся обидными. Зал, куда его привели, был празднично украшен и наполнен запахом благовоний. Кроме Цзинь Лина, там оказалось ещё трое человек; к огромной своей радости Лань Сычжуй узнал среди них целительницу Су и поспешил поздравить её и поблагодарить за лечение. А также извиниться, что уехал, не предупредив. — Не страшно, молодой господин Лань, — прервала его извинения целительница. — Я беспокоилась, как бы в дороге вам не стало хуже, но вы молоды и сильны. Рада, что всё обошлось благополучно. Оказалось, что целительница Су – Главная целительница Пристани Лотоса, но она сразу же запретила называть её так: — Главный целитель – это должность, а целитель — призвание. Не хочу однажды об этом забыть. Цзинь Лин познакомил его с управляющим Пристани Лотоса Цзян Люшэнем и начальником стражи Цао Шансюем. Оказалось, что они оба знают о Лань Сычжуе — и, как со смехом пояснил Цао Шансюй, после истории со зверем в Пристани Лотоса не осталось человека, который не знал бы, разве что в лицо не узнавали. Всем было интересно, что за юноша из Ланей помог их главе справиться с неизвестным чудовищем. От смущения Лань Сычжуй покраснел, что вызвало новый смех, но целительница Су укоризненно взглянула на мужчин, и те стихли, обмениваясь улыбками. — Не обращай внимания, — шепнул Цзинь Лин. — Они уже поддатые оба. Лань Сычжуй сперва не поверил: кто осмелится прийти на праздник к главе ордена пьяным? Но, присмотревшись, заметил, что глаза у обоих мужчин действительно блестят чересчур ярко, а улыбки появляются на лицах даже без повода. — Глава Цзян будет злиться? — прошептал он в ответ. — Нет, это традиция. Они сегодня весь день поздравляли слуг и адептов, а там — ну, сам знаешь. Лань Сычжуй кивнул с понимающим видом, хотя на самом деле не знал. В Гусу Лань никому в голову не пришло бы напиться перед торжеством. И при чём тут поздравления? Это какая-то юньмэнская традиция — пить, когда поздравляешь с праздником? Он хотел как-нибудь словно невзначай спросить об этом Цзинь Лина, но не успел. Вошёл глава Цзян, и все поднялись, приветствуя его. На главе были нарядные одежды с вышитыми лотосами, с пояса свешивались нефритовые подвески, раскачивающиеся при каждом шаге. «А обычные ему шли больше», — невольно подумал Лань Сычжуй и тут же одёрнул себя: не хватало ещё сравнивать, в какой одежде глава Цзян лучше выглядит. Но, конечно, дело было не в одежде. В воспоминаниях. Лань Сычжуй помнил главу Цзян в бою с чудовищем, помнил его устало сидящим на ступенях пристани, и в этих воспоминаниях глава Цзян был так красив, что самая роскошная одежда в мире не могла бы сделать его лучше. Пожалуй, о красоте главы Цзян тоже не следовало думать. Служанка поставила перед Лань Сычжуем блюдо с закусками, налила в изящную чашку золотистое вино. Он даже не успел попросить — рядом появилась вторая чашка, но уже с водой. Осталось только поблагодарить за предусмотрительность. Всё же, когда глава Цзян произнёс положенные поздравления с праздником и пожелания благополучия всем, кто разделил с ним трапезу, Лань Сычжуй выбрал вино. Поднося его к губам, он поймал удивлённый взгляд главы Цзян и едва не поперхнулся. Но выпил и, подавив порыв скривиться, опустился обратно за столик. Рисовое вино всегда казалось ему неприятным. Он знал, что люди пьют не ради вкуса, а ради веселья, но если на душе радостно — то зачем ещё и вино? А если грустно, разве не станет ещё грустнее, когда хмель развеется? — Я думал, в Гусу Лань не пьют вино, — всё же заметил глава Цзян. Цао Шансюй почти комично поднял брови в немом вопросе. — Глава Цзян совершенно прав, — согласился Лань Сычжуй. — В Облачных Глубинах запрещено пить вино. — Да ладно? — удивился Цзинь Лин, жуя пряный рулет с тофу. Лань Сычжуй сказал бы ему, что разговаривать во время еды тоже запрещено, да какой толк? Он и сам помнил об этом правиле только дома, как и многие другие адепты. Особенно Лань Цзинъи. — После города И вы ещё как… А! В Облачных Глубинах запрещено? А в других местах пей сколько хочешь? — Благородному мужу надлежит соблюдать умеренность во всём, — процитировал Лань Сычжуй. — Что считать умеренностью? — отозвался Цзян Люшэнь, вытирая губы. — Для кого-то это будет чашка, а кому-то и кувшина не хватит. — Тебе — половина кувшина. — Целительница Су подмигнула Лань Сычжую. — А юность и умеренность рука об руку не ходят. Что за вздор! Да он даже в городе И почти не пил, почему она так о нём думает? — А правда, что в ордене Гусу Лань нужно соблюдать несколько тысяч правил? — спросил Цзинь Лин. — И вы все их знаете наизусть. — Четыре тысячи, — подтвердил Лань Сычжуй. — Знаем. Но это простые правила. — Уже четыре? — удивился глава Цзян. — Когда я там учился, было три тысячи. — Несколько лет назад учитель Лань обнаружил, что часть правил допускает слишком широкое толкование. Поэтому он приложил усилия, чтобы внести ясность и сделать свод правил более совершенным. — Тысяча уточнений, — пробормотала целительница Су и сделала знак слуге, чтобы налил ещё вина. — Может, и неплохая идея с этими правилами, — возразил Цао Шансюй. — Лань Цижэнь не зря славится как лучший учитель во всех Великих орденах. Вбить юнцам немного благочестия никогда не помешает. Мой старший недавно заявил, что желает сам выбрать себе невесту, не спрашивая нас с А-Синь. Куда это годится, скажите? — Хватит брюзжать, — прервал его Цзян Люшэнь. — Сам дерево сажал, сам и урожай собираешь. — А по праздникам? — не унимался Цзинь Лин. — Вот вчера — вы что, тоже только чай пили? — По праздникам тоже. Полагаю, вчера те, кто оставался в Облачных Глубинах, тоже пили чай. Вообще-то он давно подозревал, что неспроста адепты Гусу Лань так часто проводят праздники у родственников из других орденов или в Цайи. Его это не касалось, разумеется. Пока Ханьгуан-цзюнь жил в Облачных Глубинах, у Лань Сычжуя и в мыслях не было променять домашний праздник с чаем вместо вина и простой едой на веселье с другими. Ведь в любом празднике главное — близкие люди рядом, а не угощение. — А ты нет, что ли? — Я был с родичами. — Разве их у тебя больше одного? — удивился глава Цзян. Прозвучало так грубо, что даже целительница Су укоризненно поглядела на него. Но Лань Сычжуй не смутился. — Да, — кивнул он. — Вы их встречали, глава Цзян. Недалеко от Илина. И с тайным восторгом увидел, как вытянулось лицо главы Цзян, когда он понял, о ком речь. — С теми родичами? Они же… — Он замолчал и покачал головой. — И тебя отпустили? Лань Сычжуй пожал плечами. — Я не уточнял, куда собираюсь. Глава Цзян усмехнулся. — Промолчать не значит солгать? — Я просто… — Лань Сычжуй вздохнул. — В этом же нет ничего плохого. Все встречают праздники с семьёй. Глава Цзян снова кивнул, соглашаясь. Лань Сычжуй знал, что тот потерял родителей в самом начале войны, а после — и сестру. Вместе с Вэй Усянем, который был ему почти как брат. Глава Цзян, наверное, хорошо знал, как это — когда приходишь к мёртвым, потому что живых не осталось. Даже лучше, чем Лань Сычжуй, ведь у него были Ханьгуан-цзюнь, Цзэу-цзюнь и теперь ещё Вэй Усянь. Это чувство взаимного понимания, прошлых потерь и разделенной тайны вспыхнуло в нём тёплой приязнью. Он уже не просто любовался главой Цзян, желая выглядеть в его глазах достойно. Лань Сычжую хотелось узнать главу Цзян — как человека. Как он прошёл через всё, что случилось, как выстоял и поднял орден — ведь Вэни уничтожили Юньмэн Цзян почти полностью. А теперь он снова стал одним из Великих. Хотелось знать больше. Стать ближе. Лань Сычжуй опустил глаза, чтобы глава Цзян не заметил его взгляд. — Дядя, ты знаком с родичами Лань Сычжуя? — влез Цзинь Лин. — А почему тогда мы раньше не встречались? Лань Сычжуй, а почему бы тебя к ним не отпустили? Они что, в ссоре с твоим орденом? — Это было давно, — сухо сказал глава Цзян. — Тебя ещё не свете не было. — Лань Сычжуя тоже? Глава Цзян взглянул на него и чему-то усмехнулся. — Лань Сычжуй был. Цзян Люшэнь начал рассказывать про поездку к семье жены, которая не была в ссоре с орденом Юньмэн Цзян, а жаль. Цзинь Лин тайком скармливал Фее кусочки мяса. Появилась девушка с пипой, поклонилась гостям и хозяевам и заиграла лёгкую весёлую мелодию. Целительница Су ушла первой, пожелав остальным приятного вечера. Вскоре за ней последовали Цзян Люшэнь с Цао Шансюем, и Лань Сычжуй тоже поднялся. — Благодарю главу Цзян за приём и радушие. Позвольте вас покинуть. — Ты-то куда? — удивился Цзинь Лин. — У тебя же завтра никаких дел нет. — В моём ордене принято ложиться и вставать рано. Боюсь, я засну прямо здесь, — улыбнулся Лань Сычжуй. Он соврал, конечно. Но Цзинь Лин провёл с ним весь день, и теперь, должно быть, им с главой Цзян было о чём поговорить наедине. Лань Сычжуй не хотел становиться лишним. Позже, лёжа в постели, он всё думал над тем, что сказал глава Цзян. Обязательно надо поговорить с ним перед отлётом. Если удастся застать одного. И если тот согласится ответить. Утром Лань Сычжуй проснулся в обычное время, хотя лёг значительно позже. Слуги принесли воду для умывания, спросили, подать ли завтрак. От еды Лань Сычжуй отказался и вышел во двор. Ноги сами понесли его к озеру. Свежие, прохладные, подёрнутые лёгкой дымкой воды отражали розовое предрассветное небо и сами словно сияли нежным жемчужным светом. Лань Сычжуй постоял немного на деревянной пристани, любуясь, потом огляделся, убедился, что вокруг никого нет, и начал обычную утреннюю тренировку. Когда он закончил, над горизонтом уже показался краешек солнца. Лань Сычжуй поправил съехавшую на лоб ленту и направился обратно. — Прошу прощения, — обратился он к первому встреченному адепту. — Не подскажете ли, в каком часу обычно встаёт глава Цзян? — Обычно к часу Дракона. Если молодому господину Ланю что-то нужно… — Нет-нет, я просто хотел поговорить с главой Цзян. Благодарю за ответ, я подожду. Адепт с сомнением посмотрел на него, но ничего не сказал и ушёл, зевая на ходу. Видимо, так рано, как в Облачных Глубинах, здесь вставать не любили. Времени оставалось ещё много. Лань Сычжуй прогулялся по мостику, ведущему к острову с деревянной беседкой, потом вдоль пристани и обратно. Деревянный настил под ногами казался тёплым, хотя солнце едва успело коснуться его. Лань Сычжуй не знал, где позволено бывать гостям, а где нет, и на всякий случай старался не заходить далеко. На дорожках между строениями начало появляться всё больше адептов, и Лань Сычжуй прекратил ходить туда-сюда, не желая привлекать внимание. До часа Дракона оставалось совсем немного. Он вернулся к причалу и сел, опустив ноги к воде — настолько прозрачной, что было видно разноцветные камушки на дне и снующих над ними мальков. — Мне сказали, ты меня искал. Лань Сычжуй вздрогнул — засмотревшись на рыбёшек, он потерял счёт времени. Поспешил подняться. — Да, глава Цзян. Спасибо, что нашли меня сами. Глава махнул рукой — мол, продолжай. — Прошу меня простить, но я хотел задать один вопрос. Вы ведь вчера поняли, о каких родичах я говорил. И сказали, что встречали их, когда Цзинь Лина не было на свете. Но ведь когда их убили, Цзинь Лин уже родился. Это не могло быть оговоркой. Лань Сычжуй был уверен — глава Цзян знал, что говорит. — Я хотел спросить — вы правда знали их? Не только Вэнь Нина с Вэнь Цин, но и остальных тоже? — Нет. — Нет? — растерянно повторил Лань Сычжуй. — Но вы же… …не могли солгать? Глава Цзян вздохнул и отвернулся, сцепив руки за спиной. — Я встречал их, — сказал он, глядя на поднимающееся над озером солнце. — Один раз. Когда Вэй Усянь забрал вас на Луаньцзан, он ни словом не предупредил, что собирается это сделать. Как всегда, конечно. Я узнал обо всём от Цзинь Гуаншаня, сам понимаешь, как это для всех выглядело. Потом полетел на Луаньцзан, чтобы выяснить, чем этот придурок вообще думал. Тогда я вас и встретил. Может, не всех. Мне был нужен Вэй Усянь, а не вы. — А… — протянул Лань Сычжуй, не зная, что ещё сказать. — Ясно. И действительно, почему он думал, что глава Цзян был знаком с его родичами? Они же были Вэни. А глава Цзян ненавидел Вэней. — Ты схватил меня за ногу. — Что? — моргнул Лань Сычжуй. — Ты вцепился мне в ногу и повис на ней. А потом начал облизывать пальцы, и Вэй Усянь раскудахтался, что они все в грязи, а грязь на Луаньцзан — та ещё отрава. Лань Сычжуй почувствовал, что неудержимо краснеет. Ну почему глава Цзян помнил о нём такие вещи! Лань Сычжуй всё думал, как не выглядеть в его глазах подростком, а теперь оказалось, что глава Цзян вообще помнит его несмышлёным ребёнком. Да ещё повисшим на его ноге! Лань Сычжуй знал об этой своей детской привычке и немало смущался, когда Ханьгуан-цзюнь или Цзэу-цзюнь вспоминали о ней. Но знать, что и на ногах главы Цзян он успел повисеть, было невыносимо. — Вы не могли бы забыть об этом? — безнадёжно попросил он. Ухмылка главы Цзян стала ещё шире. — С чего бы? И это было… не просто насмешкой. Так глава Цзян разговаривал с Цзинь Лином. Поддразнивание, на которое можно ответить тем же, не думая, что разговариваешь с главой Великого ордена. Со многими ли глава Цзян мог так говорить? Он ведь всегда был так неприятно вежлив, когда им приходилось общаться прежде. Но тогда Лань Сычжуй выступал как адепт ордена Гусу Лань и говорил вместо Ханьгуан-цзюня. Так странно было понять, что с ним самим, с Лань Сычжуем, глава Цзян может разговаривать совершенно иначе. Так невероятно и так желанно. Лань Сычжуй закрыл лицо ладонью, чтобы глава Цзян не видел румянец, который был вызван не только воспоминаниями о детстве. — Если для тебя это имеет значение, — уже серьёзно продолжил глава Цзян, не замечая его терзаний, — я не желал вам смерти. Мне было всё равно, что с вами станет, но если бы твои родичи выжили — пусть бы жили. Лань Сычжуй кивнул. Ханьгуан-цзюнь говорил, что равнодушие так же страшно, как и злой умысел, потому что в тех, кто совершает дурное, она вселяет уверенность в своей безнаказанности. А тех, кто страдает, повергает в отчаяние. Но он знал историю ордена Юньмэн Цзян, и равнодушие было лучшим, на что могли надеяться носившие фамилию Вэнь. — Не пойми неправильно, — добавил глава Цзян. — Если бы можно было убить вас, и Вэй Усянь вернулся бы домой, и Цзян Яньли… ничего бы не случилось… Я бы убил вас всех. Наверное. Не знаю. Если бы это что-то изменило. Лань Сычжуй не знал, что на это ответить. Наверное, лучше было вообще ничего не отвечать. — С позволения главы Цзян, я собираюсь отправиться домой. Думаю, Цзинь Лин проснётся не скоро? — Не раньше часа Лошади, — подтвердил глава Цзян. — Тогда я оставлю ему письмо. Ещё раз благодарю главу Цзян за гостеприимство. Всё, с чем он прилетел в Пристань Лотоса, было при нём, так что возвращаться в выделенные ему покои не было нужды. А письмо можно передать через слуг. Лань Сычжуй не собирался писать ничего особенного: поблагодарить за приглашение в Пристань Лотоса да пригласить в ответ к себе, чтобы у Цзинь Лина потом был повод прилететь в Облачные Глубины. Даже если кто-то прочитает, ничего страшного. — Лань Сычжуй! — окликнул его глава Цзян, когда он уже направился прочь от пристани. Лань Сычжуй обернулся. Глава Цзян стоял, всё так же заложив руки за спину, и солнце окутывало его голову золотистым светом. — Когда в следующий раз прилетишь в Пристань Лотоса, не забудь зайти поздороваться. Лань Сычжуй ещё раз поклонился, кусая губы, чтобы не улыбаться. Это было приглашение. Он знал, что это приглашение. Глава Цзян иногда говорил не то, что означали его слова, но Лань Сычжую казалось, что он уже начал его понимать.