Обломком карандаша

      1 декабря       Отцу лучше — сегодня утром пил с нами чай. Молчалив, бледен, вокруг головы полотенце. «Как в гимназии дела, Агатка?» — Боже, каким же сиплым голосом он это сказал! Как будто сильно простужен, но тут что-то другое. Старалась не смотреть отцу в глаза.       Перед первым уроком арифметики столкнулась с Галей, рассыпала свой пенал. Галя помогла собрать, что неожиданно. Я поблагодарила, но она лишь развернулась и пошла к своей парте. Странное происшествие.       Дома читали с мамой Евангелие. В память въелась одна строка, запишу её сюда: «Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды». Как же хорошо сказано! Показала отрывок отцу, тот покачал головой и горько сказал, что душа его давно принадлежит дьяволу. Как можно говорить такое? Возможно, он всё ещё болен.       Иногда вспоминаю Ф. Признаться ведь, она такая необыкновенная… И была добра со мной.       4 декабря       Сегодня на словесности было сочинение — «Что для меня есть подвиг?» Я решила написать про Эмилию Плятер, отважную воительницу, героиню Польского восстания. Мне о ней рассказывал перед сном отец, и потом мне снилось, как мы воюем бок о бок, восседая на вороных конях. Панна Плятер не побоялась наравне с мужчинами встать на защиту польского народа, радея о свободе, бесстрашно вела своих людей в бой. И если б не хворь, сгубившая её, нашла бы она себе помощников и взяла бы Варшаву, я уверена. Потом о ней поэт, пан Мицкевич, сочинит: это дева, герой-агитатор, вождь повстанцев — Эмилия Плятер. Замечательное стихотворение о замечательной героине.       Писала я, очень волнуясь, наверное, запятушки опять разбежались кто куда. Но, может, Стропилина простит мне ошибки, когда поймёт, с какой любовью я выполнила задание? Кажется, я вложила в него душу.       Отец, кажется, поправился. Рисовал и курил. Хочу показать ему своё сочинение. [рисунок: прекрасная молодая женщина в мундире, на шее огненно-красный платок, волосы треплет ветер, глаза темны, что ночь. Она решительно смотрит вдаль.]       6 декабря       Я крамольщица! Слышала раньше это слово, но теперь понимаю, что оно означает. Стропилина рвала и метала. Сочинение, всё из-за него. Меня позорили перед всем классом, выговаривая, что я ровняюсь на го-су-дарст-вен-ную преступницу! На ту, что посмела пойти против Государя! Я видела свою работу, она вся в красном карандаше, как в крови. «Мало того, что языка не знаете, так ещё и прокламации на уроке пишете, панна Квятковская! Давно у меня не было такой дурной ученицы!» Потом со мной говорила Людмила Аркадьевна, начальница. У неё едучие глаза, смотрящие поверх очков. Она сказала так: «Пойми, моя девочка, смутьянами нельзя гордиться, их следует забыть, как Герострата. Император дал твоему народу всё, что мог, вот ты, например, учишься наравне с другими девочками, чего ещё тебе не хватает?» И потом: «Кто рассказал тебе об этой бунтовщице?» Я молчала, и Людмила Аркадьевна как-то сама догадалась. Теперь она хочет видеть моего отца. Вышла от неё с дрожащими руками.       Отец на всё это сказал: «Холера!», а затем крепко поцеловал меня в лоб. Говорил, что я дочь своего народа. Что панна Плятер гордилась бы тем, что я не даю московитам попрать её память. Я узнала, что некогда огромная Речь Посполитая теперь раздербанена на кусочки, как в гимназиях и университетах запрещают говорить по-польски, как русские закрывают наши костёлы, а надутые знатные дяденьки заявляют, что Польше лучше быть подневольной. Как это кошмарно! Тех, кто борется за свободу, обзывают смутьянами!       Под конец отец заявил, что (это ужасно вульгарно, но я приведу) дал бы Стропилине по роже, будь она мужчиной. Обещал, что найдёт кого-нибудь, кто поможет мне с пунктуацией. Хоть я его и не понимаю, но думаю, он меня всё же любит. И всегда защитит.       7 декабря       Кажется, начальница решила меня простить. Уж не знаю, о чём они судачили с отцом. Мой поступок приняли, как глупость, но если я ещё раз буду крамольничать, могут и выгнать.       Новая анонимка. «Ты правда против царя, ведьма?» Кто-то очень ловко подкладывает мне их, причём, в разное время. То до уроков, то, когда я в уборной… Жаль, я не Пинкертон.       Дома ждал сюрприз — к нам пришла Ф. Такая же красивая, как и раньше. Видно, отец сменил гнев на милость и простил её, как простил меня. Ф. сообщила мне, что её муж (она всё-таки замужем), известный писатель, взялся учить меня словесности, причём, даром. Снова в изящный дом, где много книг и можно потискать котов! Я была счастлива! Мама улыбалась, но глаза у неё опять были печальными.       Послезавтра первое занятие, сразу после гимназии. Ф. проводит меня. Вечером отец дал мне наставление: не слушать ничего от мужа Ф., кроме урока. «Он очень любит царя и его прихвостней. А они — враги Польши, помнишь?» Да, отец. Я буду осторожна.