Жертвенный Пёс

***

      Густой, практически удушающий аромат роз постепенно заполонил мастерскую, а после медленно распространился на весь подвал и, благодаря лестничному пролëту, медленно, но уверенно захватывал весь дом. Сэм недовольно поморщилась от нарастающей головной боли, мысленно посетовав на собственную непредусмотрительность, но продолжила свою работу. Возможно, со стороны может показаться, что перетереть в ступке розовые лепестки в однородную массу — дело довольно простое, но на практике это было не так: у нежных свежих лепестков имелись как тоненькая кожица, так и относительно прочные жилки, так что добиться именно однородности было не так уж и просто.       Она вспомнила об этом несложном, но довольно действенном методе создания оберега случайно, «выгуливая» свою новоиспечëнную супругу по Лондону. Да, брак у них с Либой был исключительно договорный, но это не повод для полного игнорирования законной жены — наоборот, для их будущей комфортной совместной жизни «подмаслить» было ну просто необходимо. Да, сейчас Либке вполне хватало собственных мечтаний о лицах её родственников и знакомых, когда они узнают, что именно она стала Леди «именно той семьи Блэк из всех возможных» — документы были оформлены так, что в случае чего она могла вполне достоверно заявить, что не знала, что её муж «именно тот Блэк», и при этом не лишиться своего статуса и права на имущество, и именно этот факт сыграл немалую роль в её согласии на эту авантюру. Вот только это не отменяло у неё наличия свойственного и важного всем воспитанным в родовитой чистокровной семье «Смотрите-И-Завидуйте»: Либка вполне могла прожить без организации званых вечеров и балов, но чтобы совсем уж без ничего? Так что прогулке по вечернему Лондону быть — слабые чары на отвлечение внимания, плюс рунескрипт от дементоров, и об узнавании, и местных гопниках можно забыть. И да, пусть это и маглы, пусть и не самые «лакшери» парки, кафе и магазинчики — но в этот вечер ей будут завидовать, ведь Сэм совсем несложно побыть галантным кавалером.       Да и, честно говоря, после разговора с Джеймсом и размышлений о нём Сэм и самой нужно было проветриться.       А подумать было над чем. К примеру, странная неразговорчивость Джеймса. Нет, наговорил он, конечно, многое и о многих — вот только совершенно ни о чём. Пусть блэковская память и утверждала, что Поттер был горяч и вспыльчив — вот только это не отнимало у него и одновременного умения думать головой, пусть и не всегда. А сейчас — ну да, отвёл душу, проорался, а дальше что? И его нежелание (?) говорить о сыне настораживало вдвойне — для мертвецов нет времени, так что судьбу своего ребёнка, за которого он и умер, ныне покойный просто не мог не знать. Так почему практически ничего не рассказал? Не посоветовал? Да, информация о крестраже не была лишней, и родовое кольцо — вещь социально важная, пусть и не срочная. Но мантия… Именно слова о мантии она никак не могла выбросить из головы, хотя, казалось, эта тема куда менее важна на фоне крестражей.       Вероятно, Джеймс говорил о своей мантии-невидимке. Но что в ней такого? Это ведь довольно «короткоживущий» и неудобный артефакт, знающие волшебники пользуются дезиллюминационным заклинанием. Вот только при воспоминании об ЭТОЙ мантии в памяти всплывало какое-то совершенно непривычное для подобной серебристой ткани ощущение «текучей прохладной воды», что странно даже для шерсти демимаски. А ведь Блэк спокойно прятался под ней, не смотря на то, что этой мантии было, как минимум, двадцать три года — Джеймс таскал её ещё с первого курса — что было просто невозможно долго для подобного артефакта, чья «жизнь» обычно длилась около пяти-семи лет. Да, Флимонт вполне мог позволить себе потратиться и, возможно, Джеймс просто поменял «выдохшуюся» мантию на новую, вот только Блэк не помнил, чтобы сам Джеймс совершал подобные покупки. И даже если и так — даже после более десятилетия простоя мантия исправно работала. И, как помнил Блэк, за все их «бодрые» школьные и после годы ни разу не рвалась и не отзывалась на чужое «Акцио».       Сейчас, серьёзно всё обдумав, Сэм искренне не понимала, почему не обратила больше внимания на столь странную вещь. Плюс последние слова Джеймса подразумевали, что эта мантия была семейной реликвией, что, в свою очередь, заставляло ëжиться от фантомного холода. Оксана слышала легенды о множестве подобных дающих невидимость артефактов у самых разных народов — не только мантиях, но и о шапках, кольцах и даже обуви — вот только сама формулировка заставила отозваться блэковскую память. И её рациональная часть подсказывала, что Джеймс сделал это нарочно.       Еще относительно недавно Оксана бы просто посмеялась — подумаешь, старая сказка. Ведь разве это возможно — взять, вот так просто встретить Смерть и получить от неё артефакты? Вот только сейчас, уже около полугода живя в чужом теле и не в своем времени, она просто не могла быть столь категоричной. Тем более, одно воспоминание напомнило о другом, и всё покатилось ну просто снежным комом.       Сириус лишь дважды был на кладбище в Лощине — на похоронах Дореи, а затем и Флимонта. И там, возле «островка» могил с фамилией «Поттер» — и да, родителей Гарри похоронили «на видном месте», но довольно далеко от родственников — он приметил и могилу Игнотуса Певерелла. Блэк ещё тогда желчно посмеялся над этой ситуацией: Певереллы были древним и очень известным вымершим по мужской линии родом, родством с которым гордилось немало чистокровных, и при этом подавляющее число этих снобов было потомками семи детей внучки Игнотуса и основателя рода Поттеров — и при этом самих Поттеров нынешние аристократы даже в список священных 28 семей не включили! Но дело сейчас было не в этом — на могиле Игнотуса ожидаемо был выбит герб их семьи — «треугольный глаз». Блэк не обратил на это особого внимания, а вот Оксане этот символ был знаком в ином контексте.       Британские волшебники любили поговорить о «своей» победе над Гриндевальдом, вот только они поразительно мало знали о нем — его террор просто не дошел до их острова — чего не скажешь о жителях Европы. Сэм прекрасно помнила скандал, однажды разразившийся в Академии — один из иностранных студентов закатил истерику на тему «изучения символа Гриндевальда». Профессор Беднарж, воспринявший подобное невежество чуть ли не как личное оскорбление, вступил в яростный спор со всеми «пнями непросвещенными» и добился-таки разрешения на несколько часовую лекцию для ВСЕХ волшебников Академии, которую он посвятил рассказу обо «всех зазнавшихся идиотах с комплексом Бога, присвоивших себе чужую символику и охотящихся за древними артефактами». И именно тогда Оксана узнала о Певереллах и так называемых «Дарах Смерти», которыми этот самый Гриндевальд был так сильно увлечен. Впрочем, на фоне магловского подобия Темного Лорда — Гитлера, который искал и даже нашел так называемое «копьё Лонгина», которое впрочем, так и не принесло ему победы — эта история не сильно выделялась.       Да вот только сейчас, сложив воедино воспоминания Оксаны и Сириуса, плюс слова Джеймса и её очень странная «посмертная жизнь» в чужом теле… а еще её выживший после «Авады» крестник, который был вполне себя прямым потомком Певереллов…       От одного этого осознания хотелось завыть, забиться в какой-то всеми забытый угол и набухаться.       Вот только от истерик и выпивки проблемы не исчезают — они так только множатся. Так что она пока лучше «выгуляет» уже нехотя засобиравшуюся на родину жену — дабы никто раньше времени ничего не заподозрил — и себя заодно. А затем можно заняться изготовлением внезапно вспомнившегося оберега от всяческой нежити, который благодаря небольшой корректировке просто обязан был подействовать и на дементоров — самодельного двенадцатибусенного ожерелья, слепленного из высушенного «теста», состоящего из целого списка растений, живицы и крупной морской соли. И дамасская роза, из лепестков которой и делали всем известное розовое масло, играла роль маскировочной отдушки — благо, среди волшебников этот запах не утратил популярности, а в смеси с остальными ингредиентами аромат получался не слишком женственным.       Увидав в витрине цветочного магазина кустик знакомой розы, она просто не могла устоять. Особенно учитывая то, что на втором этаже «конюшни» у Блэков вместо комнат для прислуги была разбита теплица. Мимоходом, она впервые за довольно долгое время наведалась к гиппогрифу — благодаря магии животному не было тесно, а расторопная эльфийка еще и позаботилась о его правильной кормежке. Бруна вообще отрабатывала свое содержание на все сто — помимо уборки, готовки, уходом за животным и доставкой корреспонденции, она полноценно занялась теплицей, даже наладила компостную яму, и теперь в доме были домашние овощи. Хотя, с появлением в доме жены хозяина, Бруна старательно не попадалась никому на глаза.       И вот тут Сэм призадумалась уже серьезно — дело в том, что пусть она и планировала скоро стать родителем, сама она с малыми детьми в принципе не имела никакого опыта, да и от Либки такого можно было не ожидать — Леди с детьми не нянчились. Конечно, младенца можно было «повесить» на эльфийку, благо магия очень упрощала жизнь, но и это было не самым оптимальным вариантом — побледневшая пуще прежнего Бруна с легким заиканием ответила, что ухаживать за детьми не обучена. Посмотрев на едва заметно дрожащее создание, вспомнив то, что среди родовитых волшебников доверять детей чистокровным эльфам было как бы не принято и тот факт, что в «режим усиленной незаметности» Бруна перешла после разговоров о суррогатной матери — а только последний идиот считает, что слуги глухие и не слышат, о чем говорят хозяева — Сэм решила, что не будет об этом всем думать. Не с её кипучей фантазией и далеко не «белыми и пушистыми» знакомыми об этом думать, хотя она в очередной раз пожалела, что не знает, какой семье Бруна принадлежала ранее. Вообщем, служанка была вызвана «на ковер», где получила краткое разъяснение о плане её хозяина и приказ поискать возможную няньку — нанимать местную, по понятным причинам, было нельзя, а служанка могла и знать кого подходящего.       И, увидев как от удивления расширились глаза Бруны, стоило рассказать об участии в этом процессе магловских врачей, ровно как и то, как эльфийка чуть успокоилась под конец разговора, Сэм решила окончательно — нет, она не будет об этом всем думать. Ей своих проблем хватает.

* * *