Звезды греют свои планеты

Кавех приходит в себя, когда Сетос кутает его в плащ. Зеленые глаза выражают искреннее сочувствие, а прикосновения такие осторожные, будто Сетос боится ранить каждым движением. Кавех все еще не может перестать смеяться, задыхаясь, но теперь хотя бы отчаянно кивает на книжечку, активно жестикулируя. Сетос садится на песок и обнимает его. — Это Аль-Хайтама, — сразу определяет Сайно — и видно, как крохотную часть нервов и напряжение смывает с его лица. — Могу предположить, что они были живы и ушли вниз. Кавех судорожно кивает — и Сетос вдруг тихо смеется. — Ну это же хорошо, — говорит он мягко. — Это замечательно. Они избежали камнепада, у них есть запасы с собой… есть же? — Кавех кивает. Сетос широко улыбается. — Значит, все будет. Мы спускаемся? — спрашивает он у Сайно, вроде бы признавая его главенство, и тот пожимает плечами — а потом морщится. — Мне не стоит уходить надолго, — сразу предупреждает он. — Но мы не видим… Сбросьте веревку! — неожиданно гаркает он наверх — Кавех даже пугается. — Поймем, как осмотримся. Может, они совсем близко. — Есть Мехрак, — неожиданно говорит Сетос, даже не спрашивая Кавеха, и это немного странно — особенно когда Сайно отвечает не менее резкое: — Нет. Сетос по-кошачьи тянется вверх, жмурясь, а потом с той же мягкой улыбкой сообщает: — Но мне ведь больше не нужно твое разрешение. Сайно замолкает, резко и слишком странно, и Кавех неожиданно ярко видит за этим какую-то историю — недоступную его взгляду, слишком глубокую для анализа… не так сильно интересующую его сейчас. Звучно падает веревка, так, что Кавех вздрагивает — он один, Сетос и Сайно дальше не дергаются. — В этом случае я оставляю Мехрак себе, — хрипло говорит Кавех, надевает на палец второе обручальное кольцо и убирает книжечку. Он ни на кого не смотрит — просто встает. Сейчас Сайно уже не останавливает его — попробовал он бы. Кавех спускается плавно и оглядывается — ему не знакомы местные барельефы, он не может понять, что это за место. Плиты под ногами ожидаемо покрыты песком. Им везет — коридор тупиковый, и у Аль-Хайтама и Веритаса… у обоих, пожалуйста, пусть у обоих… мог быть всего один маршрут. Кавех тупо стоит, не двигаясь, пока первым все же не спрыгивает Сетос. Он осматривается с явным любопытством и сразу тянется к стенам, проводит по ним пальцами. Сгребает песок с каменного пола. Он так увлечен, что Кавех сам едва не пропускает мягкое появление Сайно. — Я знаю эти подземелья, помните, — говорит Сетос. И Кавех напрягается — в его голосе нет улыбки. — Но сейчас я понял, куда они идут. — Это плохо? — резко спрашивает Сайно, и вот ему Сетос улыбается — довольно, ярко и весело. — Они не активированы, — почти мурчит он. — Ни одна ловушка здесь не была пройдена и ни один страж не был пробужден. Конечно, это плохо, — он вздыхает и трет глаза — а потом смотрит на Кавеха. Напрямую. — Лучше будет, если ты встретишь их на выходе из подземелья, — неожиданно говорит он. — Если мои знания не ошибочны, открывается оно одновременно с двух сторон. Ты должен там быть. — Я пойду за ними, — бросает Кавех безаппеляционно и подхватывает Мехрак. — Если они не ушли далеко, я просто верну их назад. — Ты никуда не пойдешь, — Сайно преграждает ему дорогу. — Здесь опасно. — Здесь опасно и здесь моя семья, — огрызается Кавех, и Сетос вдруг делает движение рукой в воздухе, будто ловит кристалльную бабочку. — Они ушли далеко, — твердо говорит он. — У них по меньшей мере два дня форы перед нами. Так что я скажу вам, где искать основной вход — и вы приведете туда врача. Оба. — Сетос прав, — Сайно делает шаг вперед, почти вплотную Кавеху. — Аль-Хайтам не в первый раз влезает в проблемы. Он справляется сам. А сюда я пришлю… — он оглядывается, мрачнея. — Пришлю группу матр… — И скормишь их пескам, — весело добавляет Сетос. Это его неестественное веселье кружит голову — или отсутствие еды и сна. Кавех тянется за бутылкой воды и лишь надеется, что четыре литра на двоих Аль-Хайтам и Веритас делят по-умному. Сайно и Сетос снова сражаются взглядами — и сейчас Кавеху понятно, из-за чего. Он смотрит на Сетоса устало — и пожимает плечами. — Я не могу тебя об этом просить, — тихо говорит он. — Я не могу рисковать ни жизнями матр, ни твоей. — Как хорошо, что я не спрашивал вас обоих, — Сетос изящным жестом крадет у Кавеха бутылку с водой. — Я быстрее, сильнее и лучше знаю пустынные ходы. Я доберусь до них и отведу ко входу. Сайно, ты знаешь, что я прав. Прекрати со мной спорить. — Он молчит, — зачем-то уточняет Кавех, и Сетос снова смеется — и достает карту Пустыни с тысячей пометок и стикеров на них — и саму Пустыню, отрисованную от руки, не видно. Сетос указывает нужную точку — и дает хорошенько ее рассмотреть. — Активируете подземелье, и не придется копать песок, — он машет им рукой. — Я пошел. Не ругайтесь, поругаетесь, когда мы вернемся. Он так уверенно говорит это "мы", что у Кавеха от всех его переживаний почти подламываются ноги. Он все еще ничего не чувствует — это снова накатилось после истерики. Он устал. Он не был готов. И ему страшно — потому что он сам не уверен, что выжил бы среди ловушек неактивированного подземелья. Сетос скрывается в черных недрах, а Кавех устало смотрит на Сайно, измученного и нервного ничуть не меньше. — Мне нужно поспать два часа, — говорит Кавех. — Ты не обязан бросать своих людей, — говорит Кавех. — Я умею выживать в Пустыне, — говорит Кавех. И Сайно смотрит на него растерянно — так редко можно его таким увидеть. А еще реже услышать: — Ты — мой друг, — Сайно стаскивал головной убор, и челка немедленно прячет уже оба глаза. — Они справятся с организацией. А тебе лучше не оставаться одному. Кавех тихо кивает. Мехрак что-то урчит, и он гладит ее по корпусу. Как же он устал. * * * Веритас понимает, что рана на его руке воспалилась, когда начинает тихо скулить от боли. Пахнет — отвратительно. Ощущается тоже. Из-за того, что рука едва работает, он дважды промахивается с фильтрацией воды. Но этого мало. Спички ломаются одна за другой, а костер едва занимается от срезанных свежих ветвей побега, растущего из скалы. Но торопиться некуда — Веритас жертвует на себя драгоценную мазь, которая намного больше нужна Аль-Хайтаму. Но ему нужно отсутствие боли и трезвый разум. Главное, чтобы не стало хуже. Царапины на лице покрываются корками, и стесать их хочется только сильнее. В закипевшую воду нужно набрать настой и подождать. Ожидание невыносимо — Веритас смотрит на воду глазами умирающего от жажды и неизбежно на себя злится. Тянет грязную руку к лицу, останавливает себя. Все же ест — так смотреть на воду все еще невыносимо. Но ее хотя бы не обязательно пить горячей.  Он осторожно достает колбу с туманным цветком и, действуя как можно более осторожно, касается котелка. По воде сразу же идет легкая изморозь — и Веритас отдергивает руку. А потом прикладывает колбу уже к своей голове. У него явно начинается жар, и это тоже проблема, которую он должен решить сам. Спрессованые горькие таблетки. Примочка на рану. Он едва не разбивает флакон, потому что не умеет действовать левой рукой. Не умеет — значит, надо научиться. Он научится — когда вернется. Профессор Лайла амбидекстры — может быть, они что-то подскажут. Только после этого он разрешает себе попить — вода на вкус горьковатая, но неважно, это чистая, спасительная вода. Они не умрут здесь от жажды, им есть, чем промыть раны, если бы голова еще стала чуть менее горячей… — Веритас? Шепот хриплый, тихий, и он заставляет Веритаса подпрыгнуть — а затем метнуться в сторону Аль-Хайтама, падая рядом с ним на колени, так и держа котелок. — Привет, — тоже шепотом говорит Веритас. Касается лба Аль-Хайтама — он кажется холодным, а значит, жар только у одного из них. — Ты же понимаешь, кто я? Аль-Хайтам болезненно усмехается — и касается своей ноги, морщится, крупно вздрагивая. — И где мы — тоже. Ты нашел воду? — Да, — Веритас сглатывает. Он не так долго побыл взрослым, рациональным и безжалостным — и сейчас снова чувствует себя растерянным и беспомощным. А Аль-Хайтам улыбается. И тянется вперед — заправляя за ухо Веритаса прядь. — Ты такой молодец, — шепчет он. — Ты нас спас. Веритас всхлипывает — и утыкается лбом в его плечо. Дышит — запахом крови, запахом Пустыни, запахом трав. Аль-Хайтам не пытается его обнять, он молчит — а, когда Веритас все же сдерживает слезы, все же говорит: — Мы вернемся домой.