Звезды греют свои планеты

Этой ночью Веритас и Аль-Хайтам тоже засыпают вместе. Веритас держится за его пижаму и хмурится, а Аль-Хайтам все никак не может закрыть глаза — не после того, как на их глазах чистым золотым свечением проявились на земле три слова, криво выведенные знакомой рукой. Он бы поцеловал эту землю, если бы это имело хоть какой-то смысл. Пальцами он все равно провел по надписи — будто мог почувствовать тепло чужих рук. Тепло чужой крови. До Сабзеруса не так много, и Сайно поднимает своих людей, четко расставляя их по местам. Нахида и так будет присутствовать, Тигнари вместе с парой коллег отвечают за медицину, Странник, как замечает Аль-Хайтам, сидит где-то сверху, там, где его почти не видно. Нилу не посвящена в происходящее, но видит их напряжение и берет Аль-Хайтама за руки, просто и мощно сжимая. Дэхья вытащила Кандакию — и кажется, что праздник заранее испорчен у всех, потому что напряжение сгущается в воздухе. Но Зирьябу с его машиной дают выступить. Он, конечно, оглядывается по сторонам, смотря подозрительно, а потом расплывается в улыбке — и начинает вещать. О подарке на день рождения Малой Властительнице Кусанали. О жизни, которую он сможет вкладывать везде. О своем исследовании. Аль-Хайтама спасает то, что Веритас крепко держит его за руку, и Веритаса, кажется, тоже — так сильно хочется атаковать. Наконец, приходит время демонстрации — Зирьяб кланяется и направляет руку в сторону машины. — Сейчас вы будете наблюдать чудо цветения! — заявляет он громко и делает что-то — у чего не следует никакого эффекта. Зирьяб хмурится, делает еще движение, и еще — но ничего не меняется. Пока машина не издает странный шумящий звук. — Кхм-кхм, — звучит со стороны — звучит Кавех. Аль-Хайтам задерживает дыхание и пытается подойти ближе — но Сайно преграждает его путь копьем. — Простите, цветов не будет. А матры принимают заявления голосом? Я надеюсь, что да, — он тихо, нервно смеется. Веритас сжимает руку Аль-Хайтама до боли. — Меня зовут Кавех из Кшахревара, и я обвиняю господина Зирьяба в уничтожении и желании уничтожения экосистем Сумеру в целях воплощения их жизненного потенциала в выбранном им местах. Для представления на этом празднике должна была пострадать целая роща, и я взял на себя смелость предотвратить это. Еще раз извините! Кто-то смеется — нервно. Сайно все еще удерживает Аль-Хайтама с Веритасом, и Аль-Хайтам понимает — вырваться можно будет только дракой. К Зирьябу уже подошли матры с четырех сторон, и тот крутится, панически оглядываясь, и зычно заявляет: — Да кому вы здесь вообще верите! Толпа начинает недовольно рокотать. Кавеха любят в Сумеру — за его гениальные творения, за постройки, за бескорыстную помощь и за огонь в глазах. А Кавех будто ждал этой паузы — хотя Аль-Хайтам, выкрикнув раз его имя, понимает, что тот вовсе ничего не слышит. — Также, — Кавех тихо вздыхает, — господин Зирьяб имел наглость похитить меня и разлучить с семьей. Я не виделся с родными почти месяц, и… это должно было ударить по ним еще сильнее, чем по мне. Веритас почти вырывается — но его ловит Дэхья, зажимает ему рот, и Веритас бьется почти в истерике, а Аль-Хайтам не способен ему помочь. Зирьяба скручивают — только удовольствия в этом мало. — Так или иначе, попробуйте меня вытащить, пожалуйста, — голос Кавеха становится тише. — Зирьяб знает, как. Машина потеряла заряд, так что эй, вы двое, помните, что я вас… Речь Кавеха обрывается шипением. Все замирают, и Зирьябу достаточно этого мгновения, чтобы рвануться — в сторону машины, которая так близко. Сайно, бросившийся вперед, не успевает, но успевает Странник — мощным ветрянным потоком сбивая Зирьяба с ног, протаскивая по земле. Аль-Хайтама уже никто не держит, и он бросается вперед, а Веритас падает, будто все на площади хотят помочь — но не успевает никто. Зирьябу достаточно что-то сделать с машиной, чтобы коснуться шипа — и исчезнуть, будто его и не было. Больше ничего не замирает. Веритаса ловит Странник, прижимает к себе, держит хоть так. Аль-Хайтам чувствует, как все леденеет внутри — но он не может больше позволить этого себе. На онемевших ногах он подходит к Веритасу, молча касается его плеча, и Странник стремится отодвинуться, но Аль-Хайтам качает головой. Веритас начинает плакать. Аль-Хайтам плакать уже не может. * * * — Ты! — орет Зирьяб, приземляясь недалеко от Кавеха. Кавех улыбается ему, поигрывая оторванным с мясом рогом. — Как тебе представление? — мягко спрашивает он, и Зирьяб рычит, бросаясь на него вперед. Кавех уворачивается. Он надеется, что это элегантно. Он надеется, что хотя бы выглядит сейчас уверенно — он, с перемотанными не заживающими руками, не спавший месяц, не понимающий иногда, что уже делает. Он держится. Пытается. Из последних сил. — Тварь! — Зирьяб бросается снова. — Ты разрушил все! Ты сломал мою жизнь, ты уничтожил мое детище! Здесь ты и подохнешь! — Правда? — Кавех тихо вздыхает, прикручивая рог себе на грудь, широкой частью — к Зирьябу. — Механика очень тяжело убить рядом с машиной. Особенно учитывая, что потом ты не переживешь этого сам. В глазах Зирьяба впервые мелькает осознание, но он хищно ухмыляется. — Я могу просидеть здесь сто, двести, триста лет! А ты будешь гнить здесь со мной — и мальчишка твой сдохнет там в слезах. Кавех делает медленный вдох. Нет уж. Сейчас его не вывести на эмоции. — Уверен, он проживет долгую и счастливую жизнь, — мягко говорит он, улыбаясь. — А выход из этого пространства будут охранять день и ночь, дольше ста лет — покуда жива Малая Властительница Кусанали. Зирьяб не находит, что сказать — и, прождав минуту, снова бросается своим грузным телом. Кавех честно не хочет этого делать — но и выбора у него нет. Он активирует рычаг рога — и тут же зажимает свои уши, все равно слишком поздно: мощная, болезненная волна проходится по его слуху, а Зирьяб и вовсе орет, падая на землю, топча цветы, которые невозможно стоптать. Кавех отсчитывать до пяти — и выключает устройство. У него самого теперь звенит в ушах. Он помнит, как Веритас случайно ударил по Аль-Хайтаму — и решил, что сможет это воспроизвести. Он изучил тогда порванный провод, то, что именно вызвало подобную реакцию. Он смог ее повторить — только еще сильнее. Зирьяб почти скулит, и Кавех опускается перед ним на колени. — Я буду делать так часто, — просто говорит он. — Мне будет очень, очень стыдно за то, что я делаю тебе больно. Но я буду продолжать — тогда, когда ты вовсе не ждешь. И ты выпустишь меня отсюда. Раз и навсегда. Потому что я хочу домой. Зирьяб заливисто хохочет и сообщает многое — что у Кавеха кишка тонка, что он не умеет пытать людей, что он будет рыдать после каждой пытки. Все же знают, какой Кавех нравственный. Правильный. Он не сможет. Через пять внезапных повторений — с увеличением длительности каждый раз на секунду — Кавех ненавидит себя. Но Зирьяб сдается. * * * Громкий стук в дверь заставляет вскинуться в кровати. Он не звучит вежливо — лишь будто бы стучащий пытается проломить дверь. Веритас тоже просыпается и весь сжимается, смотря в сторону двери. Аль-Хайтам из последних сил гладит его по голове и мягко, как может говорит: — Я проверю. С момента, как Веритас закончил плакать, он не сказал ни слова. Кивал, мотал головой, но в основном — просто молчал, не желая ни прикосновений, ни утешений. Аль-Хайтам с Сайно наорали друг на друга — как сейчас думает Аль-Хайтам, терапевтически: ему нужно было сбросить куда-то свою ярость, а Сайно — свой позорный проигрыш. Они с Веритасом даже не ужинали. Просто легли спать. И сейчас его ребенок трясется от любого громкого звука. Аль-Хайтам на всякий случай цепляет с собой Глаз Бога и идет под не заканчивающийся звук, который будто бьет по голове. Он распахивает дверь резко, собираясь громко гаркнуть — и выкрик застревает в горле. Кавех — измученный, бледный, пахнущий кровью — улыбается ему. — А я ключи забыл, — тепло и по-доброму говорит он. И падает Аль-Хайтаму на руки.