Звезды греют свои планеты

Аль-Хайтам обнимает Веритаса еще какое-то время — пока они оба не успокаиваются. Веритас никогда не хотел видеть Аль-Хайтама плачущим — но сейчас это правильно, это значит, что он что-то чувствует — страшно только если он уйдет обратно, и на второй раз Веритас уже не достучится. — Не уходи больше, — требует Веритас сурово, но дрожащий голос снижает интонацию. — Не уйду, — сразу же, сходу понимает его Аль-Хайтам — и проводит ладонью по его волосам. И неожиданно предлагает. — Кофе? Веритас терпеть не может кофе, однако голова слишком кружится и болит, чтобы отказываться. Аль-Хайтам не дает ему встать — ультимативно берет на руки, сажает за стол. Он молчит — сначала заваривает кофе, а пока турка нагревается, убирает с пола осколки, а со стола и вокруг — следы супа. Снова становится немного обидно: Веритас правда старался. Он знал, что именно так суп делает Кавех, и глаза снова начинает резать — однако Аль-Хайтам не говорит ничего, пока не наливает им кофе. Черный, без ничего — сливки Веритас не покупал, незачем было. А потом Аль-Хайтам опускается на колени — и берет Веритаса за руку. Сводит все уже в груди. — Я забыл про твое существование, — честно, но очень жестоко признается он. Веритас закатывает глаза — он уже понял. — Я догадываюсь, кто из нас тебе важнее, — не менее жестоко отрицает он. — И я… Аль-Хайтам сжимает его руку, и Веритас сбивается с мысли. — В момент потери важнее становится тот, кто пропал, — голос у Аль-Хайтама становится тише и серьезнее. — В разы важнее, чем был до этого. Ты пытаешься меня оправдать. Не надо. Веритас молчит, кусая губы, а Аль-Хайтам все еще не встает — не просто уравнивая их рост, а смотря откровенно снизу вверх. Он так не ощущается угрожающим, и от расстройства приходится прикрыть глаза. — Мне было очень больно, — Веритас еще и голову опускает. — Но. Правда. Я же знаю, почему ты ушел. Зачем это было. Я просто старался заботиться — хоть как-то. Ты без меня почти не ел, и… Аль-Хайтам прикладывает палец к его губам. — Это и есть неправильно, — он явно не собирается вставать, а вот Веритас не удерживается — опускается сам на пол, рядом с ним, не разжимая руку. — Маленькие дети… не спорь с термином, пока не найдешь работу… не должны заботиться о родителях. Не так, — он оглядывается вокруг. — Есть разные ситуации. Когда болеет единственный родитель или когда он не справляется сам. Иногда нет выхода. Но так не должно быть, понимаешь? Веритас качает головой — хотя что-то он, конечно, понимает. Он устал. И не справлялся. — Я пытался, — говорит он негромко. — И справлялся. Как-то. — Ты молодец, — Аль-Хайтам берет его лицо в руки и наклоняется, касаясь лбом лба. — Вероятно, я правда упал бы в голодный обморок в какой-то момент. — А ты говоришь, что это неправильно, — Веритас вскидывает брови, пусть сейчас этого и не видно. — Разве это и не есть ситуация, когда родитель болеет и не справляется сам? Я возмутился только тогда, когда ты закричал. — Если такое произойдет с одним из нас снова, — Аль-Хайтам снова начинает звучать серьезно, — ты пойдешь к Сайно, Нахиде, да хоть к своему дружку. Они не вмешиваются, пока я схожу с ума один — но ты не должен от этого страдать. — А еще ты можешь просто не уходить, — Веритас несильно пихает его в плечо. — Или я сразу начну на тебя кричать. — Возможно, и стоило, — соглашается Аль-Хайтам с тихим выдохом. — Жалел? — Жалел, — признает Веритас. — Ты выглядел как оживший призрак. И сначала рвался все делать, везде ходить, как можно больше… я не хотел тебя из этого выдергивать. Он вспоминает о кофе — и тянется за своей кружкой, больше овальной, чем круглой. Без сливок это еще более отвратительно, но Веритас пьет жадными глотками — потому что все горло пересохло. Аль-Хайтам смотрит за ним, не отрываясь — и второй раз в жизни Веритаса прямо говорит: — Извини. Я не должен был ставить тебя в эту ситуацию. Я был… — он задумывается. — Будто заперт. Но помни, такие вещи не оправдывают поведение людей. — Ты же знаешь, что я тебя уже простил, — Веритас прикрывает глаза. — Я даже не злился. Мне просто было… — …больно и одиноко, — заканчивает за него Аль-Хайтам и ставит его кружку на стол. — Иди ближе. Веритас снова утыкается в плечо Аль-Хайтама и думает, что простил бы его еще раз, еще раз и еще. Потому что сейчас Аль-Хайтам держит его крепко, так, будто не отпустит, сейчас он гладит Веритаса по спине и не исполняет какой-то отдельный родительский долг — он делает это, потому что хочет, Веритас чувствует, как Аль-Хайтам тянется к нему, и ни за что бы не захотел его отталкивать. — Я схожу с ума от мысли о том, что мы можем его не найти, — признается Аль-Хайтам тихо. — Сайно говорит, так сложнее всего — когда ты не знаешь, что именно с человеком. — Я тоже, — Веритас сам гладит его по спине. — Я уже не могу представить… без него. — Значит, не будем представлять, — решительно говорит Аль-Хайтам и слегка отстраняет его. — Завтра посмотришь на то, что у меня есть — трезвым взглядом. Доверять другим в поисках бессмысленно. — Сайно бы оскорбился, — Веритас хмыкает, но кивает — он будет очень, очень рад, сделать нечто полезное. — Это были бы его проблемы, — отрицает Аль-Хайтам — и вдруг улыбается. — У Кавеха есть одна позиция, которую я долго не понимал. Он правда считал, еще с Академии, что в моменты стрессовых состояний не стоит спать одному. Кажется, сейчас я разделяю эту позицию. — Я тоже, — Веритас быстро-быстро кивает, боясь, что Аль-Хайтам передумает. И смущается. — Только… кофе же. Я пока не засну. — Я тоже, — Аль-Хайтам качает головой. — Но, кажется, наш дом очень нуждается в уборке. И я собираюсь этим заняться, — он делает небольшую паузу. — Поможешь мне в чем-нибудь? Веритас снова кивает — и встает, только после говоря: — Не хочу делать ничего, что связано с водой. — Включая посуду? — уточняет Аль-Хайтам, и когда Веритас, подумав, отрицательно качает головой, подытоживает. — Начни с этого. Потом покажу, как перестилать постель. Разберемся. Они возятся не меньше двух часов и потом, после душа, буквально падают на кровать. Аль-Хайтам снова надевает верх пижамы — второй раз на памяти Веритаса, и первый был тоже когда они спали вместе. Веритас жмется к нему — и закидывает руку. А потом, подумав, и ногу. — А уточка? — с легким смешком уточняет Аль-Хайтам, но у Веритаса уже нет сил, чтобы пинаться. — Ты за нее, — буркает он и отрубается почти сразу. А Аль-Хайтам еще долго гладит его по волосам. * * * С утра Веритас обходит пару мест по просьбе Аль-Хайтама. Зацепок немного — Кавех ушел определенно сюда, пропал отсюда в плюс-минус двенадцати часах от заката, возможно, без Глаза Бога, так как не было элементального следа, в последний раз его видел Зирьяб на закате того дня, но ему нельзя верить, а в чертежах машины чего-то не хватало — и нужно было понять, чего. Людей здесь нет, и это отлично — Аль-Хайтам примелькался и всем надоел, но Веритас был здесь всего один раз, и к ребенку могут отнестись снисходительнее. А еще у Веритаса с собой камера — фиксировать все, что кажется странным. Как большой рог, которого не было на чертежах, как яркое свечение артерий земли, как… Веритас откровенно не понимает, что это. Это закорючки — это могут быть символы языка, которого он не знает. Или просто… Веритас не знает, черви так поползали? Это не похоже вообще ни на что, но сути, но это — странно. Веритас делает пару фотографий с разных сторон, думая, что ему все просто мерещится — но закорючки находятся ровно там, где заканчивается машина и начинается Артерия. Он чувствует, что это важно.