Звезды греют свои планеты

Люди вокруг тупые. Ладно, Кавех говорит, что он смотрит на людей не с той перспективы, и что слабые места Веритаса могут прикрывать люди с большим опытом. Что люди дополняют друг друга. Что общение — это важная часть пребывания в научной среде, что никогда не узнаешь, кто может помочь тебе в исследовании. Но почему для всего этого он вынужден с ними общаться? На лекциях Веритас может сосредоточиться, но их постоянно заставляют делать что-то вместе — и, разумеется, с Веритасом мало кто хочет работать. Сначала в его умения не верят, следом — охотно верят в его характер. Они старше, у них другие системы ценностей, и Веритас честно не понимает, в чем смысл того, чтобы зажимать друг друга в углу вместо лекции. Аль-Хайтам на это говорит, что так неплохо пропускать лекции бесполезные. Веритас на всякий случай не переспрашивает о наличии схожего опыта. Квинтэссенцией становится приглашение на студенческую вечеринку для первокурсников. Его родители, разумеется, имеют каждый свое мнение — забавно, что Веритас спрашивает их одновременно. — Алкоголь, музыка, шум, неадекватные люди и попытка выставить это время как веселое. Бесполезно, — подытоживает Аль-Хайтам. Веритас кивает — этого мнения ему было бы достаточно — но Кавех прямо-таки вскидывается. — Не все на вечеринках напиваются до беспамятства! Это способ узнать друг друга получше, сыграть в забавные игры и социализироваться. Конечно, там есть алкоголь, — он бросает в сторону Аль-Хайтама взгляд. — Это не самая плохая социальная смазка для общения. Не помню, чтобы ты был против. Аль-Хайтам пожимает плечами. — Самые лучшие вечеринки были тогда, когда мы перестали общаться. Я просто на них не ходил. Кавех сдувается, как простреленный анемо слайм, а Веритас на всякий случай не лезет. Он уже понял, почему отношения между этими двумя сейчас столь натянуты. Кавех почти живет на проекте, буквально — каждую вторую ночь он остается там, не возвращается на обед, сыпется восторгами — а сейчас выглядит так, будто любое взаимодействие променяет на сон. Он выглядит счастливым, и все же Веритас не думает, что такая поспешность обязательна. Он тоже скучал. А втроем они в последний раз собирались очень давно. И вместо всего, что они могли бы обсудить, всплыла дурацкая вечеринка! — Я схожу один раз, — подытоживает Веритас ультимативно, перебивая Аль-Хайтама. — Посмотрю. И уйду, если что, не держать же меня там будут. — Любопытства в тебе… — Кавех зевает, прикрывая рот рукой, закидывает руку на плечи Аль-Хайтама, а вторую протягивает к Веритасу. — Иди к нам. Я ужасно по вам соскучился. И Веритас, конечно, идет. * * * Проект забирает все возможные силы. Кавех разбирает механизмы, своими руками укладывает компоненты в нужной последовательности, разглядывает разложенный на всю поляну чертеж — и горит. Зирьяб пребывает в восторге — Кавех слишком хорошо знает этот взгляд. Почему-то заказчики не ждут, что он будет вовлечен в каждый аспект проекта, но Кавех не умеет и не собирается работать по-другому. Это амбициозный проект, скользящий по грани разрешенного в Сумеру, но Кавеху, как выпускнику Кшахревара, безумно интересно, что же выйдет в итоге. Он не до конца понимает ту часть, над которой работает ученый со Спандамата, но пока что ему и не нужно, его дело — огромная и величественная конструкция. — Вы неплохо укладываетесь в график, — замечает Зирьяб. — Я и не думал уже успеть до фестиваля Сабзерус — а на нем вышла бы прекрасная демонстрация. — Мы с сыном обязательно придем посмотреть, — Кавех вытирает со лба пот. Он уже весь в грязи, строительной пыли и машинном масле — и это не мешает чувствовать себя потрясающе. — Я правильно понимаю, что это половина конструкции? — Вторую половину будет делать другой мастер, — Зирьяб осмотрелся. — Специалист по Артериям Земли. Уж простите, совсем не ваш профиль, — Кавех отмахивается, широко улыбаясь, и Зирьяб продолжает. — Вы сможете задержаться еще? Это… крайне важное для меня дело. — Я понимаю, — Кавех улыбается чуть тускнее. — У меня тоже было такое. Я сделаю все возможное. * * * Вечеринка — странная. Здесь все относятся к Веритасу чуть более доброжелательно, чем на самом деле, вне стен этой комнаты. От кого-то уже пахнет вином. Его группа приветствует его — и представляет старшим как "их маленького гения". Веритас фыркает и закатывает глаза, убедительно предоставляя аргументы, почему он, как минимум, им не принадлежит. — Ты такой рациональный, — смеется девушка курсом старше, и Веритас не спорит с ней как минимум потому, что знает: она правда умна, даже если сейчас цепляется за руку своей подружки, стреляя в нее глазами. — Я адекватный, — говорит он вместо этого, поднимая волну смеха. Он берет себе лимонад — вкусный, приятно щиплющий — и оглядывается по сторонам. Коллеи тоже здесь, у нее красные щеки и, совсем немного, нос, и она-то чувствует себя своей — у нее горят глаза, а на лице царит широкая улыбка. — Отдохни, — просит она Веритаса и тянет его за руку в толпу. Ей можно прикасаться, поэтому Веритас не раздражается. — Потанцуй со мной! Смотри, мы почти одного роста! Это не совсем комплимент, но Веритас и не стремится вытянуться раньше шестнадцати. А вот после будет обидно. Он отставляет стакан со своим лимонадом и идет — не имея ни малейшего понятия о том, как будет танцевать. И зачем. Оказывается, можно просто следовать за Коллеи. Веритас хорошо подхватывает ритм, а из этой музыки только ритм ему и нравится, но больше всего ему нравится румяная, ничего больше не боящаяся Коллеи. Он повторяет, не слишком успешно, но Коллеи нравится, потом Веритас допивает свой лимонад — и все становится иначе. Будто свет приглушается, как и прочие звуки, будто весь мир концентрируется вокруг него, и становится так весело, что Веритас мог бы танцевать всю ночь. Музыка громче, она будто облепляет, заставляет двигаться в такт с ней, и Веритас почти падает на Коллеи, запнувшись. Она — мягкая и приятная, и хочется остаться так подольше, но Коллеи отстраняет его с удивлением — и вдруг смеется: — Да ты пьян! Веритас качает головой — он же только лимонад пил — а потом мир закручивается вокруг, голова взрывается болью, и он находит себя уже в углу, зажимая себе уши руками. Он потерял выход, он понятия не имеет, где Коллеи и куда идти — и почти скулит, пока не чует знакомый запах. Книжная пыль, развеянная ветром. Он поднимает глаза и смотрит прямо в глаза Страннику. — Почему от тебя никогда не пахнет человеком? — спрашивает Веритас невпопад, едва держа глаза открытыми. За плечом Странника маячит явно перепуганная Коллеи, и Веритас старается ей улыбнуться, только лицо кривится. Она, значит, за ним ходила… или он тут был? Мыслей в голове настолько много, что Веритас не может сосредоточиться. Он будто гаснет. Поэтому он почти и не слышит тихое: — Я и не человек. * * * Аль-Хайтам, разбуженный стуком в дверь, получает Веритаса с рук на руки. Он, конечно, ожидал, что Веритас вернется в сложном состоянии, но получить его на руки спящим он не планировал. Странник пожимает плечами — заходить он явно не собирается. — Впал в приступ, потерял себя, — коротко чеканит он. — Коллеи не видела, чтобы он пил. Остальное узнаете у него. — Спасибо, — негромко говорит Аль-Хайтам — он способен к благодарности, кто бы что ни думал. Веритас цепляется за его шею и мерно сопит, и скоро его будет уже не так удобно держать. Это странная, царапающая мысль. Странник разводит руки в стороны. — Никогда не отплачу вам, господин секретарь. Может, отплачу вашему сыну. Он говорит несерьезно, но они смотрят друг на друга прямо — и все понимают. Аль-Хайтам превратил Странника из человека из ниоткуда в персону с семьей, именем, профессиями и знакомыми людьми. Они с Нахидой постарались сделать так, чтобы этот человек существовал — и Странник не забудет момента, когда Сумеру приняло его и его работы. Дверь закрывается. Аль-Хайтам вместе с Веритасом опускается на диван, так и удерживая. Расстегивает ворот, стягивает ботинки, закатывает глаза — и тут же хмурится: он сомневается, что Веритас пил сам, даже из интереса. Он непременно бы разбавил вино, если бы люди были настойчивы, но… Аль-Хайтам пережил похожее в свое время и поэтому ничего на вечеринках не пил. — Тебе надо проснуться, — говорит он твердо, убирая волосы с лица Веритаса. Тот морщится — но Аль-Хайтам успел выключить весь свет, и в глаза ничего не бьет. Веритас смущенно улыбается, шевеля ногами, осматривает комнату и зевает. — Еще не утро… зачем будишь, — он пытается вывернуться из объятий, и Аль-Хайтам сразу отпускает его. Веритас шипит, массируя виски, ежится и недоверчиво смотрит на мир, будто потерял ориентиры в нем и не может двинуться. Поэтому он смотрит на Аль-Хайтама — и видит что-то свое, улыбается и касается его щеки. — Теплый… смешно. Побрейся завтра, — велит Веритас, и невозможно не улыбнуться этому наглецу в ответ. Веритас обводит взглядом комнату, привстает, будто ищет что-то, падает назад разочарованно и смешно дуется. — А где папа? — спрашивает он просто и требовательно. И Аль-Хайтама — резко — пробирает холодная дрожь. Потому что он действительно не помнит, когда видел Кавеха в последний раз.