Звезды греют свои планеты

Разумеется, Веритас наотрез отказывается знакомиться с матерью Кавеха. У того глаза становятся грустными — но не настолько, чтобы Веритасу стало стыдно. — Я не собираюсь ничего из себя изображать только чтобы понравится ей, — сухо говорит он и не дает Кавеху себя перебить, взмахивает рукой. — Скажите, когда. Я напрошусь к Тигнари, он до сих пор не признает, что я сдам все экзамены, вот пусть и проверит, что я знаю. А видеть посторонних — не хочу. Это правда только наполовину. Веритас боится не понравиться ей — знает, что не понравится. Он мог бы посветить лицом не больше часа, потому что иначе все точно пойдет не так. Какие-нибудь круглые фонтейновские фрукты, или слишком настойчивые вопросы, да что угодно — и Веритас взорвется, и вот тогда ему будет мучительно стыдно перед Кавехом, потому что не может быть такого, чтобы все прошло хорошо само по себе. Вряд ли мать Кавеха отличается таким же терпением, как он сам — и, в конце концов, она Веритаса не выбирала. Но ответ о датах не приходит — и Кавех хмурится, каждый день уточняя в почтовой службе, нет ли проблем с доставкой писем из Фонтейна. Их нет — но Веритас полагает, что ничего страшного не случилось. Аль-Хайтам зажимает ему рот — не дает сказать, пока Кавех ровными шагами меряет гостиную. Впрочем, может, так лучше. Веритаса больше занимает учеба и то, насколько от нее плывет мозг. Он даже не занимается больше мрамором — хотя это, возможно, потому, что он убил четыре месяца на один проект, и новое его не вдохновляет. Он впитывает знания как губка, из Дома Даэны его не выгоняют даже в отсутствие Аль-Хайтама, и если бы еще голова не кружилась… Из-за этой головы Веритас впервые в жизни и врезается в человека, сбивая с ног. Человек — возрастная женщина с седыми волосами — встает не сразу, охая, и Веритас, сам крутя головой, все же спешит ей помочь. Она выглядит… как королева из книжек, а руки у нее не нежные, мозолистые, в мелких ссадинах, почти как у Кавеха. Веритас помогает ей подняться и уже буркает свои извинения, когда она простым, мягким голосом уточняет: — Не подадите ли мне сумку, молодой человек? В отличие от обращения Фарузан, это «молодой человек» звучит уважительно — а Веритасу не сложно, тем более, что без него она бы эту сумку не уронила. Это относительно небольшая на первый взгляд сумка, и Веритас планирует закинуть ее себе за плечо — и ахает, в целом поднимая ее с некоторым трудом. — У вас там что, кирпичи, — бурчит он, пока женщина отряхивает свое платье. Пыльное разводы на нем все равно остаются, подол треснул в паре мест — это была ткань намного тоньше той, что носили местные, как самые тонкие рубашки Кавеха. Если бы женщина начала бы его ругать, Веритас бы просто безразлично угукал, но она даже не пытается, она улыбается: — Я же родом из Сумеру. Там книги. Она немного пошатывается, держась за бок, и Веритас выдыхает, вспоминая, что положено делать в этой ситуации. Что бы сделал Кавех. — Помочь вам донести ее? — предлагает он нехотя, и женщина не кивает сразу ожидаемо — забавно чуть хмурится. — Я собиралась зайти в книжный магазин, и к старьевщику, и на Базар… тебе разве будет удобно? Нет, не будет. У Веритаса есть план по подготовке, он и так от него отстает. Но не то чтобы он здесь оставил себе выбор — и он соглашается, думая, что нужно было просто не предлагать. К его удивлению, женщина идет довольно быстро. На лавку старьевщика она смотрит с таким же презрением, как и сам Веритас, поэтому со скучной частью они справляются быстро, а вот в книжной лавке их ждет друг для друга сюприз. — Ну она же устарела! — не выдерживает Веритас, когда женщина дальше листает монограмму. — Ее переиздали еще два года назад! — Но суть от этого мало поменялась, — мягко говорит женщина, и это настоящий вызов. Веритас подходит к ней ближе, дергает книгу чуть ниже и указывает с жаром, где и какие правки были внесены, как они меняют суть. Женщина кивает — и берет новую книгу, уже не про механизмы, а «Современный справочник растений и грибов Сумеру» под изданием Амурты. Веритас стонет в голос — и история повторяется. Он книг двадцать подряд рассказывает ей, почему та или иная книга ей не нужна, и продавец давно бы выгнал ее, не оставляй здесь Веритас половину своих карманных каждый месяц. На скидки больше рассчитывать не приходится, но Веритас спас одно существо от интеллектуального отупления и, в общем, собой гордится. Последнюю книгу он даже одобряет. — Я еще не успел прочитать, только в следующем месяце куплю, но этот исследователь имеет весьма необычную точку зрения — не всегда верную, но захватывающую, а истину можно познать и самому. — Ты гениальный ребенок, — подтверждает женщина, покупая книгу и, к счастью, не нагружая ей Веритаса, у него уже плечо болит, но он терпит. — Он гений, — подтверждает уже уставший от дискуссии продавец. — Собирается в свои четырнадцать поступать в Академию, а ему даже вина нельзя! Женщина тихо смеется в ладонь. — Да, без вина там определенно тяжело. А почему же не Фонтейнская Академия? — спрашивает она уже на улице. — Она намного более узконаправленная, но судя по тому, как хорошо ты разбираешься в механизмах… — Мой отец хорошо разбирается, — Веритас взмахивает свободной рукой. — А я еще знаю недостаточно, чтобы точно определиться с основным направлением своей деятельности, — он задумывается, даже немного тормозя, и женщина с явным удовольствием подстраивает под него шаг. — А еще не отпустят меня никуда в четырнадцать, они и насчет Академии не уверены. — Зато ты уверен, — с явным одобрением говорит женщина, и Веритас довольно пыжится. — Я училась на Кшахреваре, но Сумеру несколько ограничен в восприятии механизмов, не находишь? — Теоретически вас могут взять под стражу за такие слова, — уточняет Веритас, и женщина громко смеется — морщинки собираются на ее лице, она выглядит еще старше, зато так искренне, что ему самому с трудом удается побороть улыбку. — Не посмеют. Напомню Сайно, как оттаскала его за уши, когда его взрывной во всех смыслах подарок едва не сорвал свадьбу моего сына, — она задумывается. — Кажется, он был не против, потому что иначе получил бы от всех остальных. Веритас хихикает, записывая себе это в коллекцию историй. Его не удивляет, что она знает Сайно — он ко всем сослуживцам, которые его звали, был готов прийти на свадьбу просто потому что считал, что это уважение, которое он может оказать подчиненным. Они продолжают говорить дальше до самого Базара — ни о чем, о книгах, на самом деле, и Веритас впервые задумывается, а нужно ли было просвещать и так довольно начитанную собеседницу. А на Базаре, конечно, все не могло пройти просто. — Эй, предатель! — слышит Веритас и медленно, медленно закрывает глаза. — Что, хорошо живется в богатенькой семейке? Он старается забыть имена этих людей — просто две девушки и один парень, дети тех, от кого он так старательно сбежал. Разумеется, семья значительно потеряла в уровне жизни после его ухода, а Сайно не поленился донести до общественности, что именно они сделали. И если родители, вполне видя за его плечом тень Сайно, никогда не обращали на него внимание при встрече, то до детей они это, очевидно, не донесли. К Веритасу никогда не лезли, если видели вокруг Кавеха или Аль-Хайтама, но сейчас их рядом нет. Он буркает женщине: — Пожалуйста, не обращайте внимания, — и идет дальше под свист. То, что в него бросаются помидором, не является неожиданностью, они держат тут маленькую овощную лавку — намного противнее то, что попадают. Красный мерзавец ползет дальше по дороге, на одежде Веритаса остается крупное пятно, и он делает так, как учит его Аль-Хайтам — глубокий вдох, задержать дыхание, медленный выдох. — Пойдем-ка поговорим с ними, — каким-то особенно нежным голосом говорит женщина, так, что Веритас почему-то сразу понимает — она в ярости. — Да ничего такого, просто мерзко, — он дергает ее за рукав привычным жестом. — Они дальше помидоров не заходят. Но ее, видимо, не остановить, и даже не получится сделать вид, что он не с ней. Кошмар. Он честно сегодня проспит больше шести часов и ни в кого больше не врежется. — А я вижу, Гвин и Пэтроу все же плохо воспитывают детей, — замечает женщина уже возле прилавка. Эти трое хмурятся — но вряд ли воспринимают ее как угрозу. — Да не влезайте, — девушка отмахивается. — Этот ущербный вам никто, а нам он жизнь испортил. Теперь за юбками прячешься? — ехидно говорит она в сторону Веритаса. — Или ты дерзкий только когда жаловаться бегаешь? Тяжелый, непонятно откуда взявшийся веер бьет по столу. Вздрагивает даже Веритас, а женщина, удовлетворенная, что к ней обращено внимание, продолжает так же мягко говорить: — Я — бабушка этого молодого человека, — она кладет ладонь на плечо Веритаса, очень легко, так что это даже почти не противно — тем более, ее ложь интригует его намного больше. — И мне лишь жаль видеть, что вы настолько похожи на свою мать, юная леди, — она замолкает, делая эффектную паузу — Веритас знает еще одного человека, который иногда так выпендривается. — При случае, напомните ей, что госпоже Фаранак интересно, что именно она имеет в виду под словом «предательство». Когда-то у нас очень разошлись мнения насчет этого вопроса, — будто бы задумчиво произносит она. — А если она не ответит, можете запросить судебное разбирательство у господина генерала махаматры — уверена, он удовлетворит ваше любопытство. Она разворачивается, тряхнув волосами, и Веритас еще несколько секунд любуется на отупевшие от ее слов выражения лиц, прежде чем сбегает к ней. — Это было круто, — говорит он искренне, и женщина довольно фыркает. — Как бывший приемный брат этих лиц я хочу запросить информацию о значении слова предательство от первоисточника. — Да там ничего интересного. — отмахивается она своим веером. — Судебное разбирательство, из-за которого ее выгнали из Академии. Главный позор в моей карьере наставницы. Веритас кивает — и правда ничего интересного, скорее всего, плагиат или воровство работы. — Значит, Фаранак, — резюмирует он. — Мне стоит называть тебя бабушка Фаранак? Она неожиданно заливисто смеется — и пожимает плечами. — Как тебе больше нравится. А ты?.. — Веритас, — он протягивает руку, и женщина весьма учтиво ее пожимает. — Будет знакомы, Веритас. Я надеюсь, это не последняя наша встреча, — и легко, безмятежно продолжает. — Я устала. Нам надо к подножью Академии на один из уровней. Проводишь? Веритас кивает от облегчения — тем более, что ему по пути. Он после этого сразу может завалиться домой и лечь читать что-нибудь легкое вместо обучения. Он, правда, начинает о чем-то догадываться, когда понимает, насколько им по пути. А когда Фаранак тормозит ровно у нужного дома, он стонет, опуская голову. — Бабушка, значит? — В наших культурах так называют мать одного из родителей, — невозмутимо, с довольнейшей улыбкой говорит Фаранак. Она тянется, чтобы погладить Веритаса по голове, но сама убирает руку, и поэтому Веритас нехотя решается ее терпеть. — Не волнуйся, я не специально подставилась под твою дорогу. Я поняла только в книжном магазинчике. В Сумеру не так много гениальных детей. — Допустим, — Веритас медленно выдыхает. — Забирай свою сумку, она мне все плечо отбила. И вообще, мы вас не ждали. Лицо Фаранак на секунду меняется — и Веритас мысленно стонет, понимая, почему все эти ужимки казались ему знакомыми — Кавех, например, так расстраивается. — Кавех все ходил по комнате и переживал, что письма нет, — брякает он, и тогда складка между бровей Фаранак разглаживается. — Думаю, Аль-Хайтам сообщит мне, если мое присутствие сегодня вас стеснит, — бодро говорит она. — Я все равно провожу ночи в другом месте, подожду пару дней. Кстати об этом, — она поворачивается к Веритасу с хитрющей улыбкой. — Хочешь, мы их напугаем?