Звезды греют свои планеты

После этого все медленно начинает… восстанавливаться. Веритас не может перестать осторожничать. Он отводит взгляды. Он с трудом присутствует на семейных приемах пищи, лишь отвечая, когда обращаются. Он теперь всегда отвечает — может быть, слишком поспешно. Но если они спрашивают — значит, им не все равно. Очередной кусок мрамора разрушается под его руками. Веритас молча сидит и смотрит в одну точку, только вздрагивает, когда его плеча касается твердая рука. — Ты взялся за непосильную тебе задачу, — говорит старый учитель, и Веритас небрежно ведет плечом, сбрасывая руку. Он устал, и к нему будто бы не возвращаются силы. — У меня еще месяц. Я успею. — Может быть, — покладисто соглашается с ним учитель, и Веритасу немного неловко — здесь с ним никогда не спорят, предпочитая, чтобы он сам осознавал свои ошибки. — Но ты можешь упростить конструкцию. Это все равно будет притягивать взгляд не меньше, чем оригинал. Веритас смотрит на очередные сломанные фасады и шумно сглатывает. — Это будет грубо. Ему не понравится, если будет грубо. Учитель тихо смеется — и проходится пальцами по его плечу. — Мальчик мой, ему будет достаточно, если это сделаешь ты. Веритас почти не общался ни с кем последнее время, и если Коллеи, бывавшая в Сумеру не так часто, относится с пониманием и не давит, то со Странником все будет явно сложнее. Веритас продолжает его винить — это глупо, по-детски и неправильно, но почему-то хочется найти еще виноватых, кроме себя, и Странник оказывается единственной мишенью. Самое ужасное в этом то, что когда Веритас прицельно удаляется от места в библиотеке, где они сидят обычно, Странник не окликает его. Он понимает — да было бы что там понимать, Веритас не хочет, чтобы с ним было как с Кавехом и Аль-Хайтамом, чтобы злость разделяла их, но сначала не может — а потом уже и боится подойти. — Он расстраивается, — говорит из ниоткуда маленькая богиня, и Веритас вздрагивает, осматриваясь. Он сам еще маленький, но Нахида ростом достигает высоты этого стола, и ее практически не видно. — Я знаю, — вырывается у него само, хотя он вообще не понимает, как он мог представить, что Странник расстроен. Нахида кивает — и не говорит больше ничего, но этого достаточно, чтобы только же пережитый страх вернулся. Странник находится спорящим с юной женщиной, которую Веритас где-то видел. Они уверенно говорят о акцентах и устаревших словах островов Иназумы четырехсотлетней давности и выглядят так, будто сейчас вцепятся друг другу в волосы. Значит, им весело. — Я не помешаю? — уточняет Веритас, приближаясь, и Странник смотрит на него… странно, прерываясь на паре слов. Женщина же смотрит с явным недовольством. — Молодой человек, вам поистине рано бывать в Доме Даэны и уж тем более — прерывать речь уважаемых профессоров! Кто вообще пустил вас сюда? — Он сын Аль-Хайтама, — подает голос Странник, и Веритас пробует на языке слово, все еще чужеродное и странное. Но, в конце концов, он же не будет спорить? — Я сын Аль-Хайтама, — подтверждает он твердо. И зачем-то добавляет. — И Кавеха. Неуважаемая профессор издает громкий страдальческий стон и широко взмахивает рукой. Странник притягивает Веритаса ближе, чтобы по нему не попал скользящий рукав. Так они прижимаются бедрами на одной скамье, и мучительный стыд начинает пожирать изнутри только ярче. — Бедный мальчик, — говорит профессор и тянется рукой вперед, но Веритас сразу же от нее отдергивается. К ее уважению, руку она убирает мгновенно. — Вам с милашкой Кавехом очень сильно не повезло с родителем и супругом. Приношу искренние соболезнования. Веритас несколько секунд вообще не понимает, что она сказала, а потом сразу вскакивает: — Не смейте так говорить о нем! Он кипит, он пылает, и Странник придерживает его за рукав, не давая дернуться еще раз, а профессор неожиданно улыбается. — А он неплохо справляется с твоим воспитанием, — и протягивает руку вперед ладонью вбок. — Профессор Фарузан, Хараватат. Обращаться только так и никак иначе. Я не держу никакого зла на Аль-Хайтама, мы просто не ладим. — Это потому, что характеры у вас одинаковые, — заключает Странник, и это, неожиданно, успокаивает — Веритас даже пожимает протянутую руку. — Рад знакомству, Фарузан. Она забавно взвивается, расходясь речью на тему неуважения молодого поколения, но это почему-то уже не злит. — Я буду писать у вас научную работу, и вам придется меня терпеть, — перебивает ее Веритас, улыбаясь. Фарузан замолкает, явно набираясь сил для дальнейшей речи, а Странник тихо смеется. — Это самый удачный способ мести из тех, которые мы придумывали. * * * Кавех никак не может поверить, что все закончилось. Облегчение, накатившее на него после той ночи, никак не уходит, и это делает все проще — даже смотреть на Веритаса, который все еще избегает многих контактов. Но он не отстраняется — напротив, если он чувствует, что молчал слишком долго или что-то не то сказал, он вскидывает взгляд и начинает говорить быстро, судорожно, будто боится, что его не дослушают, не услышат, что на него… обидятся? Из агрессивного молчащего Веритас в мгновение ока становится самым послушным ребенком на свете, и Кавех, честно говоря, не уверен, что хуже. — Это тоже временно, — напоминает ему Аль-Хайтам, обнимая сзади, и Кавех запрокидывает голову, открывая ему шею для поцелуя. — И устаканится к среднему значению, — подтверждает он. — Но переживать мне это не мешает. — Из количества твоего переживания однажды можно будет построить еще один Алькасар-Сарай. — Я не виноват, что я самый ответственный родитель в семье, — радостно говорит Кавех, и Аль-Хайтам ожидаемо его отпускает. — Вот как, — негромко, низко говорит он. — В следующий раз из таверны иди своим ходом и через главную дверь. Покажешь Веритасу образчик ответственного родителя. А вот это — удар ниже пояса. — Т-ты! — от возмущения у него срывается в голос. — Это было всего один раз! Не экстраполируй это на мое обычное поведение! — Понимаю, трудно побороть старые привычки… Кавех его отталкивает. — Ты! Ты бездушный человек, не способный войти в положение и примерить на себя мои туфли! Очень удобно быть высокоморальным, когда твоя работа заключается в перекладывании бумажек и перерывах каждый час! — У тебя узкомыслящие туфли, — любезно подначивает Аль-Хайтам, и у Кавеха загораются щеки — и он пропускает скрип двери. — О чем я вообще думал, когда согласился на брак с тобой? Где были мои глаза в момент, когда нас венчали? Более низкоморального… — Вы ссоритесь? — негромко, очень тихо уточняет сзади Веритас, и Кавех застывает — а затем они с Аль-Хайтамом одновременно оборачиваются. — Нет, — первым находится Аль-Хайтам. — Разумеется, нет. Кавех остывает в рекордные сроки, выдыхает — Аль-Хайтам настоящий мастер в раззадоривании — и тоже мягко качает головой. — Нет, — он шагает ближе к Аль-Хайтаму и немедленно получает свои краткие объятия — они тянутся друг к другу одновременно, точно зная, что сделают. — Мне жаль, что тебе пришлось это услышать, но это… — А, — перебивает его Веритас, хмурящийся уже чуть меньше, и обводит их обоих взглядом. — Я понял. — Понял что? — уточняют Кавех с Аль-Хайтамом одновременно, переглядываются — и давят смешки. Веритас, очевидно, окончательно убедившись в своем решении, серьезно кивает. — Это что-то наподобие прелюдии, — он закидывает сумку на плечо. — Я вернусь еще через два часа. Постарайтесь после истечения срока не делать ничего, что может травмировать мою юную, не готовую к этому психику. — Веритас! — возмущает Кавех и пихает Аль-Хайтама локтем — а тот явно беззвучно смеется. — Как ты вообще… — А потом сделаем расписание, когда меня не будет дома, — продолжает Веритас, будто и не слышит его. — Говорят, никому в доме не лучше, когда у род… взрослой части проживающих не удовлетворены их естественные потребности. И хлопает дверью. Кавех замирает, оглушенный, а Аль-Хайтам откровенно хохочет, утыкаясь ему в плечо — за что снова получает локтем; впрочем, Кавех почти уверен, что за той стороной двери Веритас хохочет не меньше. — Вы ужасные, — подтверждает Кавех и ахает, когда Аль-Хайтам неожиданно прикусывает его за плечо. — Ты что вообще… — Нам дали два часа, — мурлыкает Аль-Хайтам слишком уж довольно и притягивает Кавеха ближе, еще ближе — вплотную. — Думаю, Веритас умеет считать.