Звезды греют свои планеты

Веритас спит с этой уточкой. Прошло уже больше трех недель с его не-дня-рождения, а он никак не может оставить ее одну. Тогда, в первый раз, он не стал ее покупать, зная, как болезненно может быть расставание с чем-то, что тебе правда нравится, но сейчас — сейчас она пришла к нему сама, руками Кавеха, который явно не ждал подобного всплеска эмоций. Веритас тоже не ждал. Он вообще не думал, что может так плакать. Это сближает и отдаляет их всех одновременно. Веритас на уровне банальных человеческих рефлексов наслаждается вниманием своих… опекунов, чувствует удовлетворение — а следом и пустоту. Иногда все идет хорошо, а потом рушится. Но он привыкает — в этом и проблема, что он привыкает. Привыкает к нежности простыней, постиранных средством без запаха, привыкает дразнить Мехрак, когда она активирована, привыкает засовывать нос в книгу Аль-Хайтама и вступать в бурные дискуссии, которые он едва может поддержать, но все равно старается. Привыкает к прикосновениям. Он все еще хмыкает, когда Кавех касается его, но таких моментов очень много, и каждый из них хорош. Иногда в голове будто возникает вой, говорящий, что все неправда, что его, юная еще, психика адаптируется под изменение условий, и когда его из них выкинут — ему будет до крайности больно. Веритас учится это затыкать. Он возьмет все, что может, и не будет жалеть. Ласка — не исключение. * * * Первый друг, который появляется у Веритаса, заставляет задуматься над нюансами его характера даже Аль-Хайтама. Известный ученый с Вахуманы, который никогда не заканчивал этот даршан, советник Малой Властительницы и один из самых невыносимых людей, которого знал Аль-Хайтам. Человек, добившийся того, чтобы Аль-Хайтам временно вернулся к своей ученой ипостаси и был его научным руководителем в теме диалектов среди разных слоев населения в Иназуме эпохи катастрофы на Татарсуне. — Странник, — говорит Аль-Хайтам, замечая две удивительно схожие макушки в Доме Даэны. Они с Веритасом и поворачиваются к нему одновременно. Веритас почему-то хмурится, а вот Странник расплывается в ухмылке. — Господин бессменный секретарь, — тянет он, поправляя шляпу. — Вы бы первый отчитали человека, который мешает вам читать, так что не лишайте меня этого удовольствия! Что забыли здесь? Веритас хихикает, но, на взгляд Аль-Хайтама, это не испортит его как родительскую фигуру в его глазах — разве что добавит в нее человечности. — У нас с Веритасом договор, что он не остается здесь без моего присутствия. И я, — Аль-Хайтам смотрит на Веритаса, а потом и на окно, за которым собирается тропический дождь, — не намерен здесь оставаться. В Доме Даэны официально можно было бывать только студентам, что Аль-Хайтам считал вершиной идиотизма — но ученые периодически протаскивали своих друзей и знакомых. Аль-Хайтаму легче всего было воспользоваться собственным положением, но тринадцатилетний ребенок привлекал намного больше внимания, чем любой взрослый. Поэтому они уходили вместе. А уходить Веритасу явно не хотелось — он уже научился строить огромные глаза, против эффекта которых они с Кавехом редко могли сопротивляться — да и не очень-то хотели. Но сейчас это был принцип — Аль-Хайтам не любит дождь. — Ты обзавелся ребенком, — подытоживает Странник и смеется своим странным, будто металлическим смехом. — Отвратительно. Теперь на одного хмурого и едкого человека будет больше. Академия этого не переживет. Веритас толкает его локтем, но Странник не прекращает улыбаться, и видится в этом улыбке что-то странное — Аль-Хайтам, к собственному удивлению, не может понять, что. — Ребенок обзавелся мной, — все же поправляет он, заглядывая в книгу. Разумеется, это что-то узкоспециализированное, что Веритас со своим гением понимает через слово. Но, когда Аль-Хайтам только вошел, что-то рассказывал Странник, и создается впечатление, что "его ребенок" сам обзавелся учителем. Однако, ядовитый дуэт. — Допустим, — Странник тянет, изучая его лицо взглядом, а потом поворачивается к Веритасу. — Приют? — Нет, меня воспитали ришболанды, — бурчит Веритас, отворачиваясь. — Поэтому я теперь тебя сожру, и Аль-Хайтам поможет мне избавиться от тела. В некоторых теоретических случаях, думает про себя Аль-Хайтам, он бы правда помог, если бы считал это допустимым. К счастью, ни Кавех, ни Веритас не ставили его перед таким выбором. Странник все же улыбается чуть более открыто, будто напряжение покидает его тело. Если снять с него шляпу, он почти сравняется с Веритасом — тот за одно время жизни у них вытянулся на пару сантиметров. — Давай я его провожу, — предлагает Странник мирно, и Веритас удивленно смотрит на него, но не спорит. — Или ты не доверишь мне ребенка? — он хлопает ресницами и почти смеется, это видно по глазам. — А ребенок доверит себе тебя? — спрашивает Аль-Хайтам после короткой паузы. Почему-то — он не помнит причин — он не может до конца довериться Страннику, но в его опыте нет веских поводов сомневаться в его благонадежности. — А тут нет детей, — фыркает Веритас и задумывается. — Если он какой-то страшный человек — точно не хочу. — Определенно страшный, — подтверждает Странник. — Я писал у твоего отца диплом, и он оставлял примерно сорок правок на один лист работы. И я выжил. Это делает меня очень опасным. Веритас прикрывает рот ладонью, смеясь, и Аль-Хайтам с удивлением отмечает, что он не протестует против слова "отец". Он не собирается пока что рассказывать об этом Кавеху — но, кажется, они делают что-то правильно. — Я разрешаю, если ты хочешь, — наконец, говорит Аль-Хайтам, и Веритас кивает — серьезный и собранный. — Но тогда ты проводишь Веритаса до дома. — Я взрослый, — напоминает Веритас несколько раздраженно — эта тема до сих пор очень его волнует, но Аль-Хайтам не устает напоминать, что физический и психологический возраст — разные понятия. — Ты не понял, парень, — Странник запрокидывает руки за голову и потягивается. — Нам разрешили задержаться допоздна. Пользуйся возможностью, тут будет потрясающе пусто. Веритас морщит нос и кивает, Аль-Хайтам разворачивается — и думает, что Веритаса следует познакомить еще с Фарузан, для концентрации невыносимости на маленькой площади. Кавеху он говорит только то, что Странник проводит Веритаса домой — и, утомленный и все же промокший насквозь под дождем, просто идет спать. * * * А вот Кавех с какого-то момента — с наступления темноты — не находит себе место. Они буквально в Сердце Сумеру, этот дом так близок к Академии, что Аль-Хайтам выходит на работу минут за пять до ее начала, но ему все равно тревожно. Он успокаивает себя, и вполне успешно — признает за собой гиперконтроль, напоминает о безопасности этого района и о том, что Странник весьма силен для того, чтобы защититься. Но не то чтобы этот человек отличается большой ответственностью… по крайней мере, Кавех об этом не слышал. Но уже очень, очень поздно. И дождь никак не заканчивается. Поэтому он вздрагивает всем телом, когда в дверь стучат — и спешит ее открыть. На пороге, явно только приземлившийся после полета, Странник — и Веритас у него на руках, будто бы весь обмякший. Кавех захлебывается воздухом — но Странник перебивает зарождающийся вопрос: — Он заснул. Он вытягивает руки, и Кавех не сразу понимает значение этого жеста, а потом на него падает неожиданное смущение. — Я не удержу его вес, — признается он, и Странник усмехается. — Пустишь к себе домой? Кавех, разумеется, пускает. Странник, по странной вроде бы инадзумской привычке, сбивает обувь с ног и идет за Кавехом. Они укладывают слегка вымокшего Веритаса прямо на накрытую кровать, и Кавех спешит накрыть его еще одним пледом, а потом сам снимает с него сандалии и расстегивает верхние пуговицы рубашки. Веритас что-то ворчит, но только поворачивается набок, и затихает, а Кавех отстраняется — и смотрит на Странника. Слегка неловко. — Чай? — предлагает он, и Странник, выходя из комнаты, закатывает глаза. — Зачем? — уточняет он со смешком, но Кавех не дает ему отшутиться. — Потому что ты понравился Веритасу. И Странник, удивительно, не спорит. Тишина спящего дома удивительна — Веритас никогда не засыпал в такое время, у него просто не было необходимости, а Кавех отпускает его режим и лишь не дает ему засыпать позже, чем он сам. Странник едва пьет чай, но это лишь символический жест, поэтому Кавех ничего не спрашивает — мало ли у кого какие привычки. Их короткий диалог исключительно абстрактен — Академия, новые законы, процесс обучения, попытки выдвинуть Странника на роль Мудреца со стороны Вахуманы — и прочие забавные вещи. Кавех не спрашивает о Веритасе, а Странник не говорит — практически, до последнего момента. — По нему видно, что ты его воспитываешь, — сообщает он уже на пороге, обуваясь. — Знаешь, он ужасно на тебя похож. И не дает отреагировать — взлетает, обдавая потоком теплого ветра. Кавех замирает на пороге, смотря на так любимый им тропический дождь, подставляет пальцы под теплые капли, слушает шум, с которым капли стучат по плитке. И улыбается.