Оковы Желания

Сэм сидел на краешке кровати, обхватив голову руками, и ждал, когда проснётся брат. Дин разозлится… Поправка: уже разозлился, и ноющая челюсть Сэма тому подтверждение. Да только не всё ли равно теперь. Дин скоро умрёт и, что ещё хуже, попадёт в ад. Он нёсся к назначенному сроку на всех парах и ничуть не помогал в поисках хоть какой-нибудь лазейки. Он вёл себя так, будто вовсе не хотел, чтобы его спасли, и это доводило Сэма до белого каления. И вот теперь, когда такая возможность на них просто… свалилась, как снег на голову, Дину хватило наглости отказаться. Сэм вдруг понял, что дышит часто и неглубоко, и провёл руками по волосам. Похоже, злился тут не только Дин. Как он вообще мог рассчитывать, что Сэм упустит такой шанс? Ну да, конечно, договариваться с суккубом, которого пришли уничтожить, немного аморально, но Дин же не совершит ничего плохого. Не убьёт же он никого, в конце-то концов: как правильно подметил суккуб, он бы и так этим всем занимался. Чёрт, да у него в койке за один только прошедший месяц побывало с полдюжины девиц. Само собой, женщины, которыми он будет кормиться, на несколько дней ослабеют — как будто грипп подцепили или сильную простуду — но потом они снова вернутся в строй. Силы, что у них заберут, через пару недель снова пополнятся, зато Дин не станет урной с прахом в бардачке Импалы. Как ни крути, сделка справедливая. Бесспорно, когда речь заходит о Дине, Сэм немного предвзят (эгоистичен), но решение согласиться на сделку вполне здравое, он почти не сомневался в этом. Не просил же он Дина менять жизни незнакомых людей на свою — хотя если бы дошло до такого, Сэм согласился бы, не раздумывая. Он считал, что брат заслуживает большего, чем одинокий погребальный костёр и вечность в аду, и просить у Дина за это прощения он не собирался. Тот застонал во сне, и Сэм, перегнувшись через проход между кроватями, на секунду прижал к его лбу ладонь. Кожа Дина оказалась теплее, чем следовало бы, но пот её не покрывал, и больным он не выглядел. Напротив, выражение его лица стало неестественно умиротворённым, а голову он повернул набок, неподвижно лёжа на спине, как Сэм его оставил. Положение он принял совершенно неправильное, ведь должен был лежать на животе, сплошные углы и взлохмаченные волосы, но, похоже, сил на то, чтобы ворочаться, ему пока ещё недоставало. Хотя суккуб наверняка подцепил Дина в баре с единственной целью заключить эту сделку — без намерения ему навредить — от искушения отведать лакомство она всё же не удержалась. Она прикасалась к нему, слушала эти приглушённые стоны, что он издавал, и не могла не испить его, точно грёбаный бокал ледяного вина ценой в тысячу долларов. Помоги ему Господь, тут Сэм её не винил. Эта истина от твари тоже не укрылась. Он припомнил её тёмно-сливовые глаза, когда она прошептала: «Мужчины, женщины: в темноте ведь все одинаковы на вкус, разве нет?» Припомнил скрытое за этими обличающими словами знание. Суккуб как-то прознал про те ночи, когда Сэм вбивался в твёрдые тела, представляя на их месте Дина, жалея, что с ним не брат. Когда Джессика обхватывала его член губами, он крепко зажмуривался, чтобы можно было представить, что ласку дарят губы Дина, его язык. Он любил Джессику, любил по-настоящему, отчего эти воспоминания о предательстве — но кого же он предал: её или Дина? — становились ещё мучительнее. Под многозначительным взглядом суккуба Сэма переполнил стыд, а ещё приправленная горечью тоска по несбыточному. Но грудь перестало стискивать почти сразу, как только стало ясно, что можно взять желаемое теперь, когда Дин дрожит под его рукой, пойманный в ловушку и отравленный ядом суккуба. Можно прижаться сейчас губами к его губам, и Дин не сумеет его остановить. А даже ответит на поцелуй, хоть ему и будет тошно потом, когда он снова придёт в себя. Сэм почти целую минуту стоял с бешено колотящимся сердцем, пока не осознал, что эти мысли ему в голову вложил суккуб. Это она разжигала его желание, пока оно не превратилось в дурманящее разум пламя. Она хотела, чтобы он толкнул Дина к Импале и взял его, — и сама бы кончила, подглядывая, да ещё и от Сэма, быть может, перед сделкой отпила бы немного. Он почти ощутил на языке её разочарование, когда сумел оттолкнуть эту оглушающую жажду и вернуться к насущному. К тому, чтобы спасти Дина, а не сломать его. Сэм, конечно, эгоист и больной ублюдок, раз хочет так старшего брата, но насиловать он его не будет. И всё же он не снял с Дина джинсы и боксеры и не надел на него чистые штаны, не смог себя заставить. Когда зов сирены того и гляди вот-вот зазвучит снова, Сэм себе не доверял. Какое тут доверие, когда Дин выглядел ещё притягательнее, чем раньше, хотя, казалось бы, куда уж сильнее-то? Сэм тогда крепко прижимал брата к себе и потому ощутил его преображение: ощутил, как быстро забилось у него сердце, а дыхание стало прерывистым. А вот увидел он изменения, лишь когда они вернулись в мотель. Когда он обогнул машину, чтобы помочь Дину выбраться, и тот поднял голову, глядя прямо в слепящий свет уличных фонарей. Слишком резкая перемена так поразила, что Сэму осталось лишь смотреть на брата во все глаза. Измождённый и разозлённый, Дин и выглядеть должен был соответствующе паршиво, однако ничего подобного. Напротив, он превратился в эдакое чувственное, нуждающееся в ласке, опасное существо — для человека слишком прекрасное, слишком уж совершенное — и Сэма настолько поглотила борьба с возбуждением, что он и не заметил летящий прямо в лицо кулак брата. Теперь, когда Сэм неохотно отнял от кожи Дина ладонь, он пристально вгляделся в него и попытался отметить все перемены, вызванные сделкой — сделкой Сэма, раз уж брат проявил излишнюю глупость или упрямство и не заключил её сам. Возможно, если смотреть на все изменения по отдельности, будет легче сопротивляться их совокупному притяжению. Кожа Дина, хоть и осталась светлой даже после нескольких часов на солнце, приобрела молочное свечение, словно мягкий белый свет струился из-под поверхности. Веснушки, эти ирисковые пятнышки на переносице, на этом фоне стали ещё отчётливее. Почти девчачьи губы стали полнее, чем следовало, и выглядели распухшими, будто их несколько часов кряду терзал преисполненный страсти партнёр. Или они посасывали что-то чуть более отзывчивое (Господи, Сэм, не смей об этом даже думать). Короткие волосы сияли, и Сэм выяснил по нескольким случайным прикосновениям, пока укладывал брата на кровать, что на ощупь они мягкие, словно мех у кролика, невзирая на щедрую порцию геля, что Дин нанёс перед тем, как пойти в бар. Ресницы казались ещё длиннее, чем обычно, а глаза — прозрачными, как хрусталь: зелёный мох, испещрённый более светлыми крапинками насыщенного лайма. Стоп, он открыл глаза? Вот дерьмо. — Ну и мудак же ты, — простонал Дин. Вид у него был такой, будто он снова хотел врезать Сэму, но никак не мог собраться с силами. Сэм опустил глаза и стал смотреть на собственные ладони, которые лежали без дела у него на коленях. Он что, выдал себя, когда разглядывал Дина, или это снова ожидаемая враждебность, охватившая брата ещё до потери сознания? Сердце учащенно забилось, а горло болезненно сжалось, и Сэм так и не обрёл уверенность в том, что хочет знать ответ. Тут Дин с горечью продолжил: «Ты меня продал», и у Сэма полегчало на душе. — Я не дам тебе умереть, если есть способ тебя спасти, — отозвался он. — Спасти? — вырвалось у Дина вместе с враждебным смешком. — Ты же только что записал меня в другую команду, сукин ты сын. Да уж, такого неблагодарного, как Дин, ещё поискать надо. — Это же… тебе не придётся никого убивать, и ты ведь и так уже… — Эту песню я уже слышал, она и тогда меня не убедила, — оборвал его Дин, и теперь, когда Сэма не занимал всецело страх, что его мерзкий маленький секрет раскрыли, он понял, что голос у брата тоже изменился. Понизившись до полурычания, полумурлыканья, он прошёлся по коже Сэма, словно кошачий язык. Укрывшись за собственным гневом, точно щитом, чтобы не поддаться притяжению брата, Сэм поднял голову. — Хочешь сказать, ты бы лучше умер и дал демону с перекрёстка забрать себя в ад, так, что ли? Глаза у Дина под насупленными бровями горели огнём. — Мне казалось, я ясно дал это понять, когда послал эту суку на хер. Это да, ясно до бешенства. — Когда ж ты поймёшь уже наконец, что я не собираюсь тебя терять? — потребовал ответа Сэм и поднялся на ноги. — Ты что, правда думал, что я дам тебе упустить единственный шанс, который выпал нам за весь этот год? — У тебя не было на то никакого права! — А у тебя было? — крикнул Сэм в ответ. — Что-то я не припомню, чтобы ты спрашивал у меня разрешения перед тем, как продать собственную душу. Дин отвёл глаза в сторону, и у Сэма с кожи будто тяжесть убрали. — Так ведь тебя тогда рядом не было или забыл уже? Ну уж нет, это как оправдание он использовать не будет. Сэм вскинул подбородок и стиснул руки в кулаки, хотя ужасно хотелось схватить брата и втрясти в него хоть немного здравого смысла. — Херню-то не неси, — вспылил он. — Знаешь ведь, что бы я на это ответил. — Я хотя бы торговал только тем, что принадлежало мне, — возразил Дин, пытаясь встать с кровати. «Так ведь и я тоже», — хотел было поспорить Сэм, потому что Дин принадлежал ему — с самого детства — и оба без всяких признаний это понимали. Однако Сэм удержал слова на языке. Учитывая, как изменился Дин — когда навязанные суккубом перемены ещё так сильно проявлялись в его теле — вряд ли слова «ты мой» прозвучат так, как надо. Не окрасятся в тот оттенок смысла, который бы вызвал у брата отвращение и оттолкнул его. Несколько секунд спустя, перебрав в уме другие варианты ответа, он сказал: — Сказал ведь, я тебя спасу. И сдержал слово. Хочешь спустить сделку в унитаз, ну и… ну и ладно. Останавливать не буду. И спасать ещё раз тоже. Дин сумел приподняться и теперь сидел, привалившись к изголовью кровати, а на губах его играла едва заметная горькая улыбка. — Если спустил бы, преподал бы тебе, засранцу такому, урок. Странные нотки в голосе брата привлекли внимание Сэма, и он нахмурился. — И как это понимать? Дин вздохнул и прикрыл глаза. — Понимай, как хочешь, — тихо отозвался он, что было трудно засчитать за полноценный ответ. Сэм сел на кровать к брату и потянулся к нему со словами: — Дин, ты только скажи… — Лапы убрал, — прорычал Дин. Сэм резко отпрянул, точно от ожога. — Прости, я… — Заткнись, — оборвал его Дин, но уже без злости в голосе, а с усталостью, что накатывает, когда утратишь вкус к жизни и эмоционально выгоришь. — Ты иди… щенка там спаси или ещё что. — Дин, я… — Прошу тебя, Сэмми. — И Дин начинал умолять, лишь когда находился в таком отчаянии — так близко к срыву — что ещё одно слово, и железная выдержка, которую он всегда так старался поддерживать, разлетится на куски. Чувствуя, как тошно стало на душе, Сэм поднялся. — Хорошо, — прошептал он. Он не стал оглядываться, пока шёл к двери: может быть, потому что не мог стерпеть у Дина на лице эту глубочайшую обиду. А быть может, потому что ещё полсекунды, и он бы прижал брата к кровати и принялся бы сцеловывать это обиженное выражение с его лица. *** Если сосредоточиться, Дину почти удавалось увидеть в зеркале обычного человека, а не урода, способного вызывать одну только похоть. Он тренировался в ванной в середине следующего дня, когда внутрь прокрался Сэм, и от звука открывающейся двери Дин расслабился в первый раз с той секунды, когда выгнал брата из номера. Сотни раз он почти уже взял в руки телефон и позвонил Сэму, чтобы узнать, где он и что делает — в безопасности ли он. И каждый раз сдерживался. В основном потому, что по-прежнему кипятился и знал, чем неминуемо закончится звонок: тем, что он снова наорёт на Сэма. Бессмысленный, мать его, спор, подумал он сейчас, глядя, как в глазах у него полыхнул огонь, стоило только отвлечься на секунду. — Дин? — осторожно позвал Сэм из спальни. После секундного раздумья — он всё ещё сомневался, что готов разговаривать с братом — Дин ответил: — Я тут. В проёме показался Сэм, в одной руке он держал бутылку кока-колы, а в другой — промасленный пакет из «Макдональдса». — Я тут… подумал, может, ты есть хочешь, — сказал он, избегая прямого взгляда в глаза. Дин на секунду представил, как сейчас врежет Сэму в челюсть и заберёт взятку из его обмякших пальцев, но в конечном итоге просто протянул руку и забрал предложенное. — Спасибо, — буркнул он и протиснулся мимо Сэма обратно в спальню. Он пошёл к столу и осторожно опустился на стул — ещё не полностью восстановился после того, как та сука им подкрепилась прошлой ночью. В пакете лежало четыре бургера, две большие порции картошки-фри и яблочный пирог на десерт. Неслабо так, значит, Сэма мучила совесть. Вот и хорошо. Дин развернул один из бургеров и жадно на него набросился, не обращая на брата, который примостился на стуле напротив, никакого внимания. — Выглядишь лучше, — сказал Сэм. Дин фыркнул с набитым ртом. — Я тоже не думал, что такое возможно, но теперь я и сам бы себя трахнул. — Проглотив, он вскинул глаза как раз вовремя и заметил, как Сэм покраснел. — Да я не про… — Я знаю, про что ты. — Если говнюк рассчитывал всё уладить колой и парочкой бургеров, он жестоко заблуждался. — Мне снова уйти? — тихо спросил Сэм. — Нет. Лучше, чтоб я тебя видел. Вдруг опять начнёшь разбазаривать моё. — Дин… — Импалу возьмёшься продавать на запчасти. — Дин, мне жаль, что так вышло, слышишь? Дин заглотил остатки первого бургера и откинулся на спинку стула. — Жаль, говоришь? Пока он облизывал начисто пальцы, Сэм смотрел на него во все глаза — гадал, поди, как такое возможно, что он в родстве с таким мужланом, после чего опустил взгляд. Немного погодя он кашлянул и сознался: — Жаль, что я… тебя расстроил. Но не жаль, что я пошёл на это. Дин кисло рассмеялся и покачал головой, а затем потянулся за вторым бургером. Такое чувство, будто он не ел целый месяц. Интересно, это оттого, что суккуб им подпитался или оттого, что тот изменил его? — Неужели этот вариант так уж плох? — поднажал Сэм. — Ты что, серьёзно предпочёл бы попасть в ад… чем… ну, ты понял. — Чем косить под суккуба пару раз в месяц? — договорил за него Дин, и Сэм кивнул. Хотелось солгать и сказать «да» — чтобы увидеть, как лицо Сэма исказит обида — но Дин сдержал этот порыв. Старший брат из него, конечно, охрененный. Он снова сосредоточился на бургере, надеясь, что Сэм наконец отстанет. Ага, как же. — Так лучше в ад? Дин откусил ещё кусочек, проглотил, а потом ответил: — Не знаю. — Да почему? — продолжал напирать Сэм. — Тебе же не придётся… — Что не придётся-то? Убивать? Насиловать? — Дин выплюнул слова в Сэма и, когда того передёрнуло, ощутил укол горького удовлетворения. — Откуда ты знаешь, что я сдержусь? — Она же сказала… Да господи боже мой. — Мы тут про демона говорим так-то. Ты и правда веришь, что она бы пошла на такую выгодную для нас сделку? — Когда Сэм сжал губы в тонкую линию, Дин подался вперёд и добавил: — Мой тебе совет, Сэмми, на случай, если опять потянет торговаться: демон всегда в выигрыше. Всегда. — Так она и сейчас в выигрыше, — заспорил Сэм. — Она получит силу. Станет сильнее, её сложнее будет убить… — Если думаешь, это всё, на что она рассчитывает, ты ещё тупее, чем кажешься. — Так откажись, — с усталостью в голосе отозвался Сэм. — Если ты скорее отправишься в ад… Стихающей ярости — потребности сделать Сэму больно за то, что он натворил — как раз хватило, чтобы сказать: — Если я нарушу сделку, ты умрёшь. Сэм дёрнулся. Задел коленом стол и опрокинул кока-колу на пол, где она с бульканьем пролилась на ковёр. Ни один из них поднимать её не стал. — Что? — сдавленным голосом переспросил наконец Сэм. — Это и в первоначальной сделке было. Одна попытка выпутаться, и та сука с перекрёстка снова тебя убьёт. — Так вот почему ты никогда не помогал, — выпалил Сэм, и лицо его выразило понимание и ужас. — Всё это время я думал, что ты… что ты верил, будто заслуживаешь это всё… — ощутив неловкость, Дин заёрзал. — А ты просто… она использовала меня, чтобы… — Ага. Сэм оттолкнулся от стола, вскочил на ноги. Забегал по комнате, ероша руками волосы. — Господи, Дин. Дин остался сидеть, где сидел, дожидаясь, пока Сэм свыкнется с этой мыслью. Он уже понимал, к какому заключению придёт его благородный, так и норовящий пожертвовать собой брат, однако времени у того ушло гораздо меньше, чем ожидалось: Дин умял лишь половину первой порции картошки, когда Сэм наконец остановился и развернулся к нему. Расправив плечи, Сэм сказал: — Откажись от сделки. Меня же… всё равно не должно быть в живых, зато ты освободишься и не станешь… — Нет. — Как «нет», сдурел ты, что ли? — закричал Сэм. — Думаешь, я прошёл через это всё, только чтобы ты снова откинулся? Иди ты на хер с такими предложениями. — Дин, послушай… я же не смогу… если ты не хочешь, а я… я в ответе за то, что изменил тебе сделку… тогда… «Тогда ты поимел меня так, как ещё не смог ни один демон». — Рад слышать, что ты наконец-то сложил два и два, — сухо сказал Дин. Горло Сэма пару раз сжалось, а потом он спросил: — Так вот про что ты тогда говорил, да? Про то, что в сделке всегда есть какая-то… западня? — Типа того, да, — пробормотал Дин. И сказал неправду — вина Сэма совсем не тянула на ловушку, подлую и гадкую, которая их того и гляди придушит — но подавленный открытием брат так явно мучился угрызениями совести, что Дин не смог произнести больше ни слова. Остатки враждебности, желания ранить после признания будто бы испарились, оставив лишь чувство, что его загнали в угол, растерянность и — отдалённо — лёгкое возбуждение. Очешуенно. *** Просто чтобы проверить, не наврал ли суккуб — хотя это и вряд ли — Дин даже не стал никого целовать, пока не вышел срок его первой сделки. Если сука с перекрёстка заграбастает его всё равно, хрен суккубу, а не бесплатные закуски. Однако последний оставшийся у Дина день прошёл без приключений, и к полуночи напряжение начало спадать. Несмотря на свои опасения насчет сделки с суккубом — которую он всё больше и больше считал своей, а не сделкой Сэма — когда никто не объявился, чтобы утащить его в ад, Дин вздохнул с облегчением. «Кажется, Сэм получил ответ на свой вопрос», — подумал он, глядя с кровати на часы. Напряженно сгорбившись, Сэм невидящим взглядом смотрел в ноутбук. «Кажется, лучше участь шлюхи, чем целая вечность в аду, где с меня сдирали бы плоть раскалёнными кочергами». Минутная стрелка приблизилась к 00:01, и Дин открыл было рот, чтобы сказать: «Кажется, пронесло», как воздух ожгла тошнотворная серная вонь, и Сэм повалился на ноутбук. Дин спрыгнул с кровати и бросился к брату. — Сэмми, — крикнул он, нащупывая пульс. — Сэм! — Поздороваться не хочешь? — промурлыкал сзади хриплый голос. Дин оглянулся и увидел прислонившуюся к стене незнакомую темноволосую женщину. Пышные формы, чёрное коктейльное платье. Глаза на секунду сверкнули ярко-красным и снова вернули себе карий цвет. — Что ты с ним сделала? — потребовал ответа Дин. — Да всё с ним в порядке. Твой брат просто спит. Ты же не хочешь, чтобы он слышал наш разговор, правда? — Она отошла от стены и приблизилась. Внутри у Дина всё сжалось, когда он встал между демоном и братом. Похоже, что суккуб им всё-таки солгал. — Забрать меня пришла? — спросил он, пытаясь не обращать внимания на омерзительный привкус ужаса во рту. Тварь замерла всего в паре дюймах от него, и губы её изогнула широкая ухмылка. — Моя кузина уже заплатила за тебя, — выдохнула она. — Милашки-близнецы, такие маленькие, двенадцать лет всего, отнимают так много личного внимания. — Сука ты грёбаная. — Вот только, — продолжил демон невозмутимо, — похоже, что в этой сделке я оказалась в проигрыше. — Она прильнула к нему, обжигая горячим дыханием шею, и Дин напряг все силы, чтобы не двигаться. Он ощутил, как чуждая часть его души откликнулась на её близость, и зов сирены огненным вихрем вырвался из-под контроля, клеймом отпечатался на коже. Выставил его порочность на всеобщее обозрение. — Ты и раньше был лакомым кусочком, — промурлыкал демон. — Но теперь… — Её язык коснулся его горла: Дин едва ощутил легчайшее прикосновение. — Теперь ты совратишь и святого. — Не хочешь забирать, так проваливай, — прорычал он. Она засмеялась и отпрянула, но не ушла. Напротив, принялась нарезать вокруг него круги, заскользила взглядом по телу. — О да, зов сирены тебе идёт. Не все мои кузины настолько аппетитны. Но потом, в них нет этого отчаяния, этого страстного желания, чтобы его спасли. Чтобы любили. Нас, девочек, это ох как заводит. — Она прошлась ногтем по шее сзади, отчего кожа Дина покрылась мурашками. — Я уже и сама не прочь с тобой покувыркаться. Дин вежливо ей улыбнулся. — Милая, да я скорее свинью трахну. Лицо твари исказил гнев — глаза сузились, рот оскалился — но потом снова прояснилось. Губы её растянула слащавая улыбка. — Теперь, когда ты выглядишь вот так, интересно, как скоро он перестанет бороться с искушением? — спросила она. — Как скоро не сможет с собой совладать и просто возьмёт тебя? Дин нахмурился. Можно было лишь догадываться, о чём она там болтала, вот только догадываться совершенно не хотелось. — Он грезил об этом много лет, — всё нудела тварь, и лицо её просияло от жестокого удовольствия. — Грезил о твоих мягких губах, гадал, дашь ли ты когда-нибудь трахнуть себя. Как думаешь, он взревнует ко всем тем мужчинам, которые попробовали то, о чём ему остаётся только мечтать? Кончик пальца у него на шее скользнул вниз по спине, и Дин, задрожав, отошёл от неё. — Руки прочь, — рыкнул он. Гортанно посмеиваясь, она шагнула вслед за ним. Грёбаные демоны, неспособные понять, что людям нужно личное пространство. — Знаешь, последние недели сводили его с ума. Особенно, когда ты забываешь сосредоточиться. Да ведь только прошлой ночью он не спал полночи, наблюдая за тем, как ты спишь. Гадая, проснёшься ли, если он тебя поцелует — поцелуем лёгким, как пёрышко… Взгляд Дина метнулся к Сэму, а потом снова к демону. — Врёшь ты всё, — бесстрастно сказал он. — Думаешь? — Она склонила голову набок. — А ты знаешь, что иногда, когда Джессика ему отсасывала, он закрывал глаза и представлял на её месте тебя? Горячий воздух, сияние солнца на влажных от пота мышцах, запах раскалённого металла. «Нет!» — подумал Дин и оттолкнул увиденное мельком, давно подавленное воспоминание. Демон открыл было рот, чтобы сказать что-то ещё — вытолкнуть его прямо в тот ослепляющий солнечный свет — и Дин пришёл в движение. Развернувшись, он схватил демона за плечи и впечатал в ближайшую стену. Она, наверное, могла отбросить его одним словом, могла разорвать на части изнутри, даже не вспотев, но сейчас он плевать на это хотел. Только бы остановить льющийся из неё гнусный поток лжи. Только бы не помнить. — Так-то лучше, — выдохнула она. — Давай, Дин, дай себя попробовать. — И она быстрым похотливым движением качнула бёдрами ему навстречу. Дин ещё крепче стиснул ей руки, отклоняя тело в сторону, но то тёмное место у него внутри вспыхнуло снова. Его захлестнул отчаянный голод, затуманивая разум фиолетовым и мешая не то чтобы рассуждать здраво, а формулировать мысли вообще. — Я буду за тобой приглядывать, — прошептал демон. — Такое чувство, что будет весело. — Тут рот её открылся, сквозь губы скользнуло сажисто-чёрное облако и вихрем унеслось под дверь. Дин обнаружил, что держит сонную женщину, которая смотрит на него непонимающим взглядом. — Где… — начала она было, но затем глаза её остекленели, когда зов сирены, льющийся из него без малейших ограничений, погрузился в неё. «Нет», — подумал Дин, но она уже прильнула к нему, прижалась к его губам своими и, издавая беспомощные жалобные стоны, пыталась ворваться в его рот. В нём вспыхнул голод, который сжёг сопротивление дотла, и Дин отчаянно поцеловал безымянную женщину в ответ, обволакивая её всем телом и вжимая в стену. Потребность, желание, нестерпимая жажда овладели им. Он принялся утолять эту жажду в женщине, как вдруг на предплечье сомкнулась большая рука и оттащила его прочь. — Дин, стой! — крикнул кто-то. Сэм. Голод замерцал у Дина внутри, пронизанный жуткими всполохами залитого солнцем воспоминания. Там кто-то смеялся на широкой зелёной лужайке, а ещё кто-то тихо — можно почти не обращать внимания — расстегнул на чём-то молнию. «Стой. Да стой же!» — подумал он, стараясь запихнуть воспоминание — жажду — обратно во тьму, где ей было самое место. Рядом же Сэм, это ведь он сейчас держал Дина за плечи, чем делал, чёрт его дери, всё только хуже. Сэм же… он… Дин сдавленно прохрипел: «О боже» и бросился в ванную, где захлопнул за собой дверь и запер её. Покрытый испариной, он, весь дрожа, привалился к раковине и попытался вернуть себе контроль над собственным разумом. Он слышал, как Сэм старался успокоить перепуганную женщину. Предложил ей денег на такси и вывел из номера так поспешно, что выдал охватившее его смятение. Затем Сэм забарабанил в дверь ванной и позвал: — Дин, ты как там? Дин сначала сглотнул и только потом выдавил: — Дай мне пару минут. — Не факт, что они у нас есть, — настойчиво произнёс Сэм. — Я попытался всё уладить с той женщиной, но она ужасно испугалась. Мне кажется, она позвонит в полицию. Отлично, только этого Дину и не хватало: сексуальное насилие в копилку его уголовных преступлений. Хенриксен был бы счастлив. — Дин? — позвал Сэм снова. — Идём, я всё собрал. В машине уже... возьмёшь себя в руки. Поведу я. Дин через силу поднялся и отпер дверь, и Сэм при этом чуть было сам не ввалился в ванную. — Я в такой заднице, — хрипло выдавил Дин, а потом Сэм, поддерживая, обнял его за талию (вспышка воспоминания, вспышка воспоминания), пока вёл его к кровати. Дин наблюдал за братом из-под полуопущенных век сквозь дымку медленно исчезающего вожделения и искал в нём… Черт, да он и сам не знал, что именно. Быть может, то, чем дразнил его демон. Однако Сэм казался прежним. Похоже, что он нервничал и беспокоился, как там Дин себя чувствовал, когда сунул ему в руки рюкзак и спросил: — Сможешь отнести его в машину? — Я же не инвалид, просто трахаться хочу. Губы Сэма дрогнули в слабой улыбке. — Ну, хотя бы твоё чувство юмора никуда не делось. — Невзирая на все протесты, что он, вообще-то, может стоять и сам, Сэм поднял его на ноги и повёл к машине. Ни о женщине, ни о том, что случилось, спрашивать брат не стал: в номере так сильно смердело поганой серой, что задаваться вопросами не стал бы и рядовой дилетант, которым Сэм уж точно не был. Он вообще ничего не говорил, только вёл машину, крепко сжав руками руль, и всё его внимание поглощала тускло освещённая дорога, расстилавшаяся перед ними. Однако он хмурился, и это значило, что какая-то мысль не давала ему покоя: возможно, новый крайний срок, до которого осталось всего пять дней. Дин прислонился лбом к стеклу, прикрыл глаза и тихо сказал: — Начну завтра.