Искажённые

      Стук мелкого дождя по стеклу.              Он успокаивал нервы, расслаблял скопившееся за неделю напряжение. Сатору сидел в своей машине и пытался собраться с мыслями, но отчего-то это ему плохо удавалось. Мысли, словно трусливые глупые насекомые, разбегались в стороны, путались, бродили кругами. Копошились, найдя сладкое пятно греха на обычно сухом и уже исследованном тысячи раз суку, и теперь засели на этом пятне, упиваясь его приторностью. Сколько бы ни пытался Сатору разогнать этих навязчивых букашек и снова стать прежним, ничего не получалось. Ни охота, ни события в подразделении, ни даже появление страшного, быть может, превосходящего его по силе противника, чему бы он точно радовался ещё в прошлом году – ничто уже не интересовало его так сильно, кроме этого сладкого пятна.              О нём снова и снова хотелось вспоминать. Прокручивать в голове этот волнующий момент. Глубоко вдохнуть полной грудью и отрешиться от всего постороннего, чтобы снова прочувствовать эту сладость. Сладость его губ. Воспоминания о ней понемногу блекли с каждым днём, отчего отчаянно хотелось освежить их, но в то же время так остро врезались в память, что, сознавая, что освежить уже не получится, Годжо намеренно старался запечатлеть в памяти на как можно больший период это событие.              Это всё, что ему оставалось, поскольку ни на что большее рассчитывать он не мог. Ему ясно дали понять, что всё это было не больше чем ошибкой. Страшной, нелепой, почти уродливой. В действительности так и было – Годжо это понимал. Отдавал себе отчёт и в том, что на этом стоило притормозить, отступить, а лучше бы вообще проехать реверсом, раздавив колёсами все взбунтовавшиеся чувства. Так поступил бы профессионал и просто хороший человек.              Проблема в том, что Сатору не мог найти в себе на это сил. Впервые в жизни столкнувшись с тем, как сильно его зацепил, завлёк и даже околдовал другой человек, он попросту не знал, что с этим делать. Раньше он лишь догадывался, что такое бывает. Раньше он сам мог зацепить кого-то, ту же бедняжку Миву-тян, но чтоб его душевное спокойствие нарушил кто-то подобным образом?!              Такого никогда не было.              И ладно бы этим человеком была женщина. Даже после того, как его отвергли — что по идее всегда казалось ему маловероятным — он мог бы вполне законно переживать эту утрату, посоветоваться с кем-то, поговорить, излить душу. Но здесь… Связь, в рамках закона считавшаяся преступлением, чем-то постыдным и безобразным, могла погубить его. Не только его, но и человека, к кому он вдруг ощутил этот безумный ворох эмоций. Теперь, когда получил однозначный ответ, он понял, как бездумно и опасно, слишком быстро и легко принял свои чувства. Совсем не испугался как следует и тут же без тормозов отяготил ими напарника. Ясно же, что Сугуру это не нужно, раз он не только набил ему физиономию, но и попросту избегал… Или нужно? Ведь тот взгляд у костра... Все эти взгляды, неловкость и напряжение – Годжо ведь их не выдумал, так?              — Дерьмо, — прошептал он, отключая зажигание авто и глубоко вздыхая. Выдумал-не выдумал, это не имело значения. Его действия уже привели к смерти Нобары, а теперь его горячая голова могла привести к тому, что и его, и Гето могли арестовать. Уж лучше принять всё, как есть, и просто перестать общаться.              Сразу после того, как неделю назад случился этот нелепый поцелуй, след от которого до сих пор оставался на губах Годжо, Гето поговорил с директором и настоял, что будет работать на охоте только с Кенто. Очевидно, его доводы оказались настолько убедительными, что Масамичи решил-таки уступить. Волноваться за то, что Гето мог выдать истинные причины такой просьбы, не стоило. Сатору был уверен, что и поверхностных, вроде «невозможности сработаться с Годжо», его «скверного характера» или «Годжо невыносим», выглядывающих на поверхность и видимых всем, было вполне достаточно. Остальной айсберг, прячущийся под водой, там и будет скрыт. Должен быть скрыт.              Директор согласился, назначив Гето на охоту к Нанами. Спрашивать у Сатору он ничего не стал, ему было достаточно и того, что его сильнейший охотник на следующий же день пришёл в подразделение в полной готовности действовать и казался обычным. Если только чуть-чуть молчаливее, чем привыкли, но все списывали это на смерть Кугисаки. На самом же деле Годжо стоило огромных, просто невыносимых усилий притворяться, что с ним всё в порядке.              Не в порядке. Далеко не в порядке. Он буквально выбит из привычной колеи. Не только гибелью Кугисаки, ведь считал себя за это полностью ответственным, но и тем, что теперь, после того поцелуя, чей сладчайший вкус застыл на губах, он не мог рассчитывать не то что на дружеские отношения с Гето, а вообще – даже на отношения напарников. Всё то время, что Сугуру не проводил с Нанами на охоте, он проводил с Утахиме, помогая ей реализовать план по поимке Сукуны. За неделю Годжо столкнулся с ним лишь один раз, и Гето так быстро ушёл из столовой, где это случилось, что Сатору понял: теперь какие-либо отношения между ними, любого характера, совершенно невозможны.              Наверное, это и к лучшему – избавиться от того, что могло погубить их. Сделать вид, что ничего не случилось. Вернуться к работе с холодной головой.              Годжо попытался. Однако не отказал себе в единственной и почти сакральной малости – сохранить в памяти поцелуй, от которого всё ещё приятно ныли губы, желавшие снова ощутить мягкость чужих губ. Нет, не чужих. Его губ. А запах холодной мяты теперь даже мерещился во снах.              Это всё, что осталось.              Внезапный стук по стеклу дверцы машины вывел его из тяжёлых мыслей. Годжо даже слегка вздрогнул и, повернувшись, увидел сквозь запотевшее от духоты внутри и влажное от дождя снаружи стекло знакомую фигуру под большим зонтом.              Сатору опустил стекло.              — Заснул что ли? – улыбнулась Мэй Мэй, чуть склонившись. – Приехал и просто сидишь.              — Да, не выспался, — отмахнулся он, порадовавшись, что повязка полностью скрывает глаза. – Иду.              Закрыв окно, он попытался взять себя в руки и снова стать собой прежним. Ловким движением он прикрепил мачете в ножнах к поясу. На всякий случай. Потом, убедившись, что готов, стал выбираться из машины.              Мелкий дождь принялся играючи падать ему на лицо и волосы, даря чувство новизны и облегчения. Аномальная январская жара закончилась, теперь начались аномальные выбросы февральских осадков. Было прохладно, но не настолько, чтобы прочувствовать замёрзшими ушами или руками зиму, совсем нет. Мокро, сыро, свежо — не более.              Мэй Мэй с мягкой улыбкой ожидала его рядом, прикрыв свой дорогой, модный кожаный плащ большим не менее модным зонтом. Синяк, оставленный Сукуной, почти сошёл, но волосы по-прежнему падали на лицо. Длинные сапоги на высоких прочных каблуках слегка погрязли во влажной земле.              — Иди под зонт, — позвала она, и Сатору не стал мокнуть под дождём. Спрятавшись от непогоды и согнувшись, он принял трость от разведчицы. Та, чтоб не заболела рука, молча передала ему полномочия по ношению зонта, а сама взяла его под руку и указала в нужную сторону.              Они вышли на небольшой тротуар, и раздались слабый стук каблуков Мэй Мэй. От неё исходил приятный и сложный аромат духов, и вообще выглядела она так, словно собиралась на официальную встречу под открытым небом.              — Мэй Мэй, — спросил Годжо, – зачем ты вызвала меня на кладбище?              Сатору окинул взглядом ворота, ведущие к некогда главному кладбищу в районе Нэримэ. Когда-то это кладбище было одним из самых больших в бывшем специальном районе, тянулось на несколько хектару и, судя по фото из архивов, с которыми Годжо ознакомился в пути, выглядело довольно уютно и прибрано. Но с тех пор как появился вирус, а потом и Новый город, про кладбище забыли. Никто не ухаживал за босэки, не очищал от погодных осадков, не приводил дорожки в порядок. Поэтому за тридцать лет кладбище превратилось в печальное зрелище, облюбованное тварями и падальщиками, а также дикими животными. Родственники умерших, даже если и остались, просто не могли поддерживать порядок за пределами стен – опасно. Поэтому за кладбищем «ухаживала» десятки лет только природа, отчего между босэки всё было покрыто кустарниками, деревья разрослись и переплетались ветками, повсюду виднелись гнёзда птиц, множество памятников покрылись грязью и птичьим помётом. Природа старалась, как могла, чтобы хотя бы немного скрасить эту картину запустения и заброшенности, но всё равно сейчас кладбище представляло собой печальное зрелище.              — Идём, покажу, — указала Мэй Мэй в сторону, и, пока они шли по вытоптанной в грязи асфальтовой дорожке, покрытой проросшей сквозь щели травой, пояснила: — Недавно мои «во́роны» обнаружили несколько скоплений падальщиков неподалеку от кладбища. Мы вызывали охотников для зачистки, справился кто-то из слабеньких, ничего необычного.              — Слабеньких? А ещё мне говорят, что это у меня самомнение зашкаливает.              — Хорошо. Кто-то, кто не ты и не я, — усмехнулась она. – Но при этом охотники обнаружили одну забавную вещь на кладбище, сейчас сам увидишь. Сюда.              Сатору послушно следовал по тому пути, куда указывала разведчица, бросая равнодушные взгляды на покинутые всеми босэки и склепы. Где-то урны даже были вырваны из стелл, разбиты или валялись на земле, но праха уже не было – снесло ветром. Годжо хотелось бы испытать при этом хоть отдалённое чувство сожаления, ведь это были чьи-то родственники, матери и отцы, дети, возлюбленные – но не чувствовал совсем ничего, кроме безразличия. Прошлый мир остался в прошлом, Сатору даже не был знаком с ним, родившись уже в мире, где правил вирус Сукуна. Чего же жалеть? Да и его разум, почти выжженный огнём по имени Гето Сугуру, всем, что произошло с ними, и всем, что никогда не произойдет, не хотел испытывать ничего больше.              Поэтому он молча шёл с Мэй Мэй под руку, неся большой зонт над ними и желая только одного: сосредоточиться на работе, отвлечься от всего прочего, снова стать – да хотя бы ненадолго вспомнить, каким он был прежде!              Мэй Мэй, оторвавшись от его руки и снова забрав зонт, чтобы не намочить свои роскошные волосы, стала пробираться вперёд по плохо расчищенной дорожке, а потом свернула на какую-то тропинку, ведущую в самую заросшую часть кладбища, где высились большие сакуры, зацветшие раньше времени из-за аномальной жары, и было очень много кустарника. По старым венкам и нетипичным надгробиям Сатору понял, что они выходят на специальную секцию кладбища, некогда предназначенную для захоронения по христианским обычаям. Она была небольшой по сравнению с остальным кладбищем, но её наличие не удивляло: власти ни раньше, ни даже сейчас не ограничивали людей в вероисповедании, и, хотя процент христиан среди населения был что тогда, что сейчас крайне низким, считалось хорошим тоном и обязанностью хоронить мертвеца по традициям его веры. Так что христианские секции на кладбищах не были редкостью.              От мелкого дождя лицо Сатору быстро покрылось влажной испариной, повязка слегка намокла, а волосы стали сырыми. Но это его мало беспокоило. Ещё до того, как он увидел причину, почему его вызвали, он уже ощутил неприятную вибрацию проклятой энергии. Точнее, её остатков. Совсем мало, но достаточно, чтобы любой охотник их почувствовал.              Впереди, прямо посреди секции, заполненной христианскими надгробиями, творился полный беспорядок. Множество надгробий были опрокинуты, разбиты, но да ладно с ними. А вот могилы… несколько десятков могил были попросту разрыты, словно их разрывали голыми руками, а в центре – одна большая яма. И всё вокруг покрыто оторванными полусгнившими частями тел в разной степени разложения, где-то просто белые кости, где-то с остатками гниющей плоти. В яме, когда туда, присвистнув от неприятного удивления, заглянул Годжо, вовсе находились останки десятков неизвестных тел. Судя по свежим костюмам и едва изъеденным насекомыми лицам мертвецы были ещё совсем недавние, с неделю, может, да и запах, стоявший над ямой и выворачивающий внутренности наизнанку, отчего Мэй Мэй спешно достала платок и приложила к носу, свидетельствовал об этом.              — Свежие могилы? – уточнил Годжо, уже и так зная ответ, но подталкивая охотницу к пояснению.              — Да, — ответила она. – Захоронены чуть больше недели назад. В общей могиле. Убитые на празднике в ту ночь, чьи верования не позволяли кремацию и чьи родственники не позволили её. Властям пришлось вывезти тела и захоронить их в земле.              — Вряд ли родственники хотели видеть общую могилу, — хмуро проговорил Сатору, чуть привыкший к сладковатому и гнилому запаху разложения. Падальщиков и тварей всегда сопровождал этот запах.              — А им и не сообщили, — пожала плечами Мэй Мэй, укрываясь под зонтом и не желая приближаться к яме. – По бумагам у каждого есть могила. По факту: этих бедолаг просто предали земле как можно скорее.              — Я думал, всех кремировали.              — Особо принципиальных родственников такое не устраивало, община пошла на уступки. Ну а сделали так, как сделали.              — И кто же в общине настолько тупой, раз забыл, что такие братские могилы – прямо десерт для падальщиков?              — Годжо, — выдохнула с лёгким упрёком Мэй Мэй. – После той катастрофы на праздник все три дня творилась другая катастрофа. Власти общины хотели как можно быстрее избавиться от тел, любым способом, а проводить всё по правилам не успевал никто. Ты бы знал это, если б не сидел в заключении, переживая свою утрату и плача в подушку.              — Знаешь, переживать утрату – вполне естественно, — огрызнулся Сатору, недовольный её тоном. – А быть такой сукой – нет.              — Да что с тобой творится, — фыркнула зло она. – Не смей со мной так разговаривать.              — Тогда и ты следи за языком, — отозвался он, продолжая разглядывать трупы в яме. Может, он слегка переборщил, но ему надоело выслушивать этот упрёк, ладно бы от Масамичи или Гето, даже от Сёко или Нанами, но не от Мэй Мэй, которая охотилась исключительно за звонкие монеты на своём счету! Он никогда не позволял себе говорить с ней в таком тоне, всегда соблюдал вежливую дистанцию, но она явно приняла это за слабость. Хотя всё же не следовало ей так отвечать.              — Извини, — холодно произнёс он. – Не хотел грубить.              — Не важно. И ты прости, мы все на взводе. Но ты в последнее время ещё и сам не свой, — кивнула она. – Я вызвала тебя сюда не для того, чтобы любезничать.              — А для чего тогда?              — Разве ты не ощущаешь проклятую энергию? – Мэй Мэй указала куда-то рукой. – Я знаю, что есть след, очень слабый. Он идёт куда-то в сторону леса, по направлению в парк Сякуджи. Но сколько бы я ни пыталась пройти дальше, ничего не могу ощутить. След слишком слабый, ни мои разведчики, ни даже я не можем его отследить. Возможно, ты его увидишь.              — Что бы вы без меня делали, — усмехнулся Годжо, смахивая с волос и лица скопившуюся влагу. Его форма стала сырой, неприятно липла к коже. – Хочешь отследить гнездо падальщиков?              — Именно. Если у них в Старом городе где-то своя нора, надо её вычистить. Станет куда безопаснее.              — Ну или просто за гнёзда подразделение платит чуть больше, — улыбнулся Сатору, на что она, совершенно не отрицая, пожала плечами.              — Это тоже. Но есть ещё кое-что странное… — продолжила она, указав на яму. — Посмотри на трупы. Кто-то не просто питался ими. У них вырезаны органы.              Годжо нахмурился. Эту деталь он не заметил и сейчас поразился самому себе. Неужели его мысли настолько далеки от работы?              Снова подойдя к яме, он пригляделся. А потом, чтобы рассмотреть поближе и исправить свою оплошность, спрыгнул вниз, сразу же ощутив, как ботинки увязли в мягкой земле. Концентрация запаха так возросла, что пришлось всё же поднять руку и спрятать нос в сгибе локтя, откашляться пару раз и наконец обрести равновесие, дыша очень коротко.              Трупов было свыше десятка. Женщины и мужчины. Хвала тварям, без детей. Загнившие, отвратительные, несчастные. Справившись с запахом, Годжо чуть приблизился и осмотрел внимательнее, как и просила Мэй Мэй. Прикасаться к ним голыми руками он ни за что не стал бы, хотя рубил падальщиков – тоже почти трупов – всегда в перчатках с оголёнными пальцами. Но это была охота, а здесь…              — Есть перчатки? – крикнул он наверх, и вскоре Мэй Мэй, найдя нужное в сумке разведчика, сбросила ему в руки нужное. Сатору торопливо надел их и, прошептав проклятия, так как ненавидел вид мёртвой плоти, тем более такой, слегка прикоснулся к ближайшему трупу, убрал волосы убитой женщины с груди. Действительно: у неё не было сердца. Оно было не просто вырвано, что можно было бы списать на падальщиков, а аккуратно вырезано с помощью лезвия, возможно, ножа или… скальпеля?              Падальщики так никогда не смогли бы сделать, даже обычные твари. Но вот Сукуна…              На этом осмотр Годжо решил завершить. Пусть он и привык к виду трупов и гниения на охоте, не обращая на них внимания, копаться в них, как Сёко, или ассистировать, как Гето, никогда не смог бы и не желал. Поэтому, зацепившись за специальный трос, ранее протянутый разведчиками, уже спускавшимися и осматривавшими тела, принялся выбираться.              Наверху глубоко пару раз вздохнул, хотя и здесь запах был так себе. Стянув перчатки, он быстро отбросил их в сторону.              — Ты права, тут что-то нечисто, — проговорил он, выпрямляясь. – Попробую увидеть след. Не мешай пока.              — Давай.              Сконцентрировавшись, Сатору позволил всем своим шести глазам глядеть вокруг на всю катушку. И довольно скоро увидел серо-чёрные волокна проклятой энергии, тянущиеся почти незримо из ямы наружу в сторону парка, куда и указывала Мэй Мэй ранее. Уловить их здесь было довольно легко, вибрация, создаваемая ими, ощущалась любому более-менее обученному охотнику. Но «пробежавшись» глазами чуть дальше, Сатору понял, что дальше след становился настолько прозрачным и еле различимым, что, пожалуй, никто кроме него и не смог бы увидеть.              — Иди за мной, — позвал он и зашагал вперёд по дорожке, змеившейся к ограде. Звук каблуков Мэй Мэй ярко отдавался в голове, как и её сердцебиение, на какое он случайно «настроился». Он не хотел слышать ничьего сердцебиения больше, кроме одного человека, поэтому сосредоточил взгляд всех глаз на еле уловимых остатках проклятой энергии. Они вели к ограде – большому каменному забору, где Годжо заприметил большой пролом, куда мог залезть человек.              Указав охотнице туда, Сатору пролез внутрь и оказался в небольшом старом парке, заросшем деревьями, кустарниками и ставшем на вид почти диким. Стараясь не отрывать внимание от едва заметных следов энергии и лишь ощущая, что Мэй Мэй, протиснувшись через пролом с громкими проклятиями из-за порванного плаща и свернутого зонта, идёт за ним.              След тянулся куда-то в парк по старой, поросшей мхом дорожке. Годжо, аккуратно следуя по этому следу, пристально следил и за окружением. Не хватало ещё ловушки. Если след оставлен Сукуной, то вполне могло случиться и так. Этот сукин сын оказался крайне хитрым. Настолько, что зародил в голове Годжо, сильнейшего охотника, после Инцидента в Сибуе не только сомнения насчёт своих сил, правильности его действий, вскормив чувство вины, но и заставил снова и снова вспоминать его слова во время их схватки, словно в мыслях появился чёрный паук, начавший вплетать в некогда хаотичные, но крепкие белые нити мыслей Сатору свою липкую, мерзкую паутину.              Годжо сглотнул, прогоняя неприятные воспоминания и сосредоточившись на здесь и сейчас.              Они шли по следу четверть часа. Парк рядом с кладбищем оказался довольно большим, заблудиться здесь было делом нехитрым, но старые указатели, заржавевшие и почти побелевшие от времени, всё же позволяли ориентироваться. Они шли куда-то в сторону старых развалин и покинутых помещений. Потом, правда, след резко оборвался, и Сатору некоторое время стоял на развилке между тремя путями, пытаясь снова увидеть проклятую энергию.              Не видел. Но лишь в одной стороне ощущал что-то тревожное, где-то впереди энергия была. Выбрав направление, Сатору приглушил зрение, сделав его снова нормальным. Больше развилок не было, а он явственно ощущал, в какую сторону двигаться.              — Постой, Годжо, — позвала Мэй Мэй, увязнув позади в какой-то слишком уж глубокой луже, отчего её красивые сапоги полностью измазались. – Подожди.              Вспомнив о ней, так как на мгновение Сатору снова увлёкся выслеживанием, уже ощущая привычный азарт в крови, он замер и насильно постарался избавиться от этого адреналина. Совсем недавно этот азарт в крови стал причиной смерти Кугисаки Нобары. Следовало усмирить его и относиться к охоте чуть более рационально, холодно.              Вроде получилось.              Подождав Мэй Мэй, Сатору направился дальше, но уже не рвался вперёд, позабыв обо всём и обо всех, а шёл в двух шагах от охотницы, чтобы в случае опасности помочь ей. Он больше не хотел никого терять.              Она, кажется, это заметила, так как на её губах появилась лёгкая грустная улыбка. Но когда дорожка с асфальтовой сменилась на брусчатку и стала уходить куда-то вниз, Мэй Мэй снова задержалась, застряв каблуком между каменными разбитыми блоками. Тихо выругалась и попыталась освободиться. Годжо, вынужденный в очередной раз ждать, нетерпеливо вздохнул.              — Ты точно охотница, Мэй Мэй? – спросил, не выдержав, он с нотками шутливости и одновременно обречённости. – Может, следовало надеть что-то более подходящее для охоты?              — Ха-ха, — рассмеялась она, довольная его словами и, освободившись, снова зашагала следом. – Кто сказал, что я собираюсь охотиться? Если только за тобой, милый Годжо.              — Такой зверь тебе не нужен, поверь, — привычно вежливо отозвался он на её флирт, вновь вернувшись в странное русло их насмешливых подколов.              — Скорее, такой зверь, как ты, любит добычу специфического характера, — вдруг проворковала она, а по её губам расползлась почти ехидная усмешка.              — О чём ты? – весь шутливый тон как рукой сняло, Годжо сразу посерьёзнел. Ему не понравился этот намёк.              — Ни о чём, — отмахнулась она, смерив его хитрым взглядом и явно наслаждаясь чужим замешательством. – Иди давай.              Какое-то время буравя её спрятанным под повязкой взглядом, он снова развернулся и, аккуратно ступая, чтобы не поскользнуться на мокрой земле под наклоном, сделал пару шагов, а потом, остановившись, протянул Мэй Мэй руку.              — Благодарю, — улыбнулась она и, избежав падения, твёрдо зашагала за ним.              Какое-то время молчала, но Годжо, даже не применяя все шесть глаз, спиной ощущал её странный, заинтересованный взгляд. Наконец, пока они шли уже по самой обычной старой тропинке куда-то в чащобы непроходимо разросшегося леса, она заговорила:              — Что у вас с Гето происходит?              Сатору, уже подготовившись к чему-то подобному после недавнего жирного намёка, на этот раз даже не остановился, и его голос ни капли не дрогнул:              — Ничего. Почему такой вопрос?              — Просто странно это. Сначала ты хандришь, а потом он от тебя бегает…              Её голос позади оставался мягким и наполненным ясно ощутимым лукавством, она словно прощупывала его, не имея ничего конкретного, а полагаясь только на пространные догадки. Сатору решил, что в его силах после всего случившегося хотя бы сделать вид, будто ничего не произошло, и убедить других в этом. Это та малость, что он задолжал Гето.              — Он просто не выдержал мой характер, ты же меня знаешь, – усмехнулся почти что равнодушно Годжо. – Ты бы выдержала?              — Да я обожаю твой миленький характер, — ответила, смеясь, она. – Всё равно это странно. Я тут недавно вспомнила одну забавную вещь. На празднике, как только начался весь этот ад, мы сначала встретили тебя, совсем ненадолго, перед тем, как ты рванул убивать тварей. Помнишь, каков был твой первый вопрос?              — Нет, но ты сейчас мне любезно напомнишь, — старался выдерживать ледяную дистанцию в голосе Годжо, раздвигая руками несколько совсем уж густых веток. Чтобы они не хлестнули следом идущую Мэй Мэй по лицу, он придерживал их до тех пор, пока она не перехватывала их руками, уже избавленная от зонта, оставленного у ограждения. Здесь, в диком цветении небольшого леса, под кронами деревьев, было совсем сухо. Запахло наконец хвоей и свежестью, избавившими от воспоминаний о запахе разложения.              Перехватив переданную ветку, охотница продолжила будничным голосом:              — Ты спросил: «А где Гето?»              — И что в этом забавного? – не понял Сатору, прекрасно улавливая, к чему она начинает клонить.              — А то, что, когда позже мы встретили Гето, первым делом он спросил: «А где Годжо?». А потом ринулся на помощь.              — И? По-прежнему не вижу ничего забавного. Мы же были тогда напарниками, и приглядывать друг за другом – дело каждого из нас, разве нет?              — Верно, — не стала напирать она, аккуратно следуя за ним. Осторожно ступала по земле, обходя камни, упавшие и засохшие ветки. – А спустя чуть больше недели вы не общаетесь. Вообще. Вот это-то и странно.              — Всё равно не понимаю, о чём ты, — как можно спокойнее и безразличнее кинул Годжо, выбираясь из чащи в ту сторону, где уже не просто ощущал, а начинал видеть следы проклятой энергии. Он старался и поддерживать внезапный разговор, чтоб развеять все сомнения или догадки Мэй Мэй непонятно о чём, и уловить следы, и прощупывать лес поблизости, лишь бы не наткнуться на тварей или падальщиков. Но всё вокруг было поразительно тихо. Ветер шумел наверху, играя голыми ветвями, отчего их стук походил на перекличку, где-то издавали приветливые звуки птицы, мелкого дождя совсем не было слышно, но, накапливаясь на ветвях и образуя большие капли, он редко, но метко издавал стук капели. Так что голос охотницы, хоть она и говорила негромко, был хорошо слышен, как и звуки их шагов: топот по земле, шлепки по небольшим лужицам и хруст мелких веток, попадавшихся под тяжёлые подошвы и острые каблуки.              — Мне всегда было интересно, — задумчиво продолжала Мэй Мэй, — почему ты никогда не хотел переводить наш с тобой милый флирт во что-то большее? Сначала я думала, что не нравлюсь тебе. Но я ведь красивая, да?              — Тебе нужно мое подтверждение? – не понял он.              — Нет, конечно, я и без тебя знаю, что сногсшибательна, — фыркнула она. – Судя по всему, ты и вправду считаешь меня красивой. Но при этом никогда не отзывался на моё приглашение зайти дальше, чем простой флирт. И я решила, что ты сумасшедший. Повернутый на охоте, ничего дальше и не видишь.. Ну серьёзно, Годжо: кто может отказаться от такой женщины, как я?              — Ты сама скромность, Мэй Мэй.              — П-ф-ф, — усмехнулась она, расплывшись в довольной ухмылке. — Но недавно… Мне в голову пришла очень интересная мысль…              Этот разговор поворачивал в опасное русло, Мэй Мэй явно хотела выведать у него что-то, прощупать, выудить столько информации, сколько сможет. У неё не было никаких точных данных, просто интуиция, и теперь ей хотелось увидеть реакцию Годжо, выраженную хоть в чём-то: лучше в словах, но и эмоции тоже сгодятся. Исходя из этого она хотела либо подтвердить, либо опровергнуть свои догадки. Нужно было сделать всё возможное, чтобы она выбрала второй вариант.              Проклятье! Сначала Сёко, но она хотя бы знала Сатору много лет. А теперь хитрая Мэй Мэй. У женщин что, так развита интуиция? Или он был настолько неосторожен?              — Что за мысль? – спросил он безразличным голосом, внутренне надеясь, что они уже почти прибыли на место и этот неприятный разговор придётся прервать.              — Хм, — к его удовлетворению, услышав столь много безразличия в его голосе, она слегка нахмурила красивые брови. – Даже не знаю, как озвучить это, хотя той самой скромностью я никогда не страдала… Годжо, — позвала она вдруг, поскольку он, отодвинув очередную охапку веток с тропинки, вышел из чащи. – Смотри!              Мэй Мэй, переключившись на другое, куда более значимое, указала на какое-то строение. Проследив за её взглядом, Сатору увидел старое, заросшее здание, некогда бывшее то ли складом, то ли сараем. Довольно большое и просторное, но деревянные бруски, из которых было выполнено строение, оказались уже почерневшими и полусгнившими. Окна плотно забиты досками, многолетний мох, с каждым годом взбираясь всё выше, доверчиво и жадно приник к стенам, медленно, но верно поглощая их, крыша в нескольких местах проломлена и пробита. Крыльцо поросло кустарником, над старой дверью висел разбитый фонарь.              — Что это за место? – оглядывая строение и близлежащую территорию, спросила Мэй Мэй. – Я чувствую там проклятую энергию.              — Я вижу сгустки, — признался Сатору, порадовавшись, что находка отвлекла внимание охотницы от опасного любопытства. – Внутри есть твари, где-то внизу… Но я не чувствую от них агрессии. Что-то странное тут.              — Вызвать других охотников?              — Пока не надо, — покачал головой Сатору. – Давай хотя бы осмотримся.              Снова расширив взор, Годжо сразу уловил уже знакомую серо-чёрную энергию, тянущуюся к дверям дома. Само строение располагалось прямо в лесной чаще, примыкало к большому ограждению парка, поэтому заметить его с обычного прогулочного тротуара было затруднительно. По бокам дома не оказалось больше никаких пристроек, в чём Годжо с Мэй Мэй быстро убедились, проверив территорию.              — Гляди, — Мэй Мэй, присев на корточки, рукой в перчатке расчистила немного землю под ногами. – Такое ощущение, что здесь много раз что-то протащили.              — Много следов, — кивнул Сатору, подходя к крыльцу, где под защитой небольшой крыши сохранились следы от чужих стоп, не тронутые дождём. – Разные размеры подошв.              Увидев какую-то табличку, Годжо спустился с крыльца и посмотрел на надписи.              — Это домик смотрителя парка, — разъяснил он, протягивая руку к табличке и смахивая с нее очень толстый слой грязи. – Когда-то здесь жил человек, приглядывавший за природой и насаждениями. Но за тридцать лет всё заросло.              — И здесь поселился кто-то другой, — мрачно резюмировала Мэй Мэй, вставая. – Зайдём внутрь?              — Давай, я не вижу опасности, тварей здесь нет, — проговорил Годжо в некотором замешательстве. – Но я точно вижу очень слабые, неагрессивные сгустки где-то неподалеку и внизу…              Он снова взобрался на крыльцо и попробовал двинуть дверь. Она открылась без единого скрипа или препятствия. Петли были смазаны недавно, значит, кто-то действительно пользовался этим домиком. Возможно, изгнанники из Нового города? Те, что прятались в Старом? Те, кого считали преступниками и асоциальными элементами? Кьюисты?              Но едва дверь открылась, а он сделал шаг вперёд, как тут же отказался от этой мысли. Снова спрятал нос, и так уже пострадавший сегодня от запаха с кладбища, в сгибе локтя.              При таком отвратительном запахе здесь не смог бы долго находиться ни один нормальный человек.              Внутри стоял полумрак, но ничего особенного. Большой просторный холл, несколько комнат, утопающих в темноте. Твари точно были не здесь. Так что Сатору прошёл внутрь, ощущая, как под подошвами заскрипели пересохшие от времени половицы и треснула мелкая крошка стекла. Он сразу увидел, что вокруг не было ничего необычного: обычная поломанная мебель, загнившая от затхлости и сырости стойка кухни, повсюду разбросаны вещи. Пыль лежала на предметах избирательно: на некоторых, вроде подоконника, огромный толстый слой, на других, вроде кухонной стойки или тумбы – смазано, словно чьи-то руки не очищали пыль, а просто пользовались этим помещением и в ходе проживания пыль с отдельных места была смахнута.              — Ничего не видно, — пожаловалась Мэй Мэй, заходя внутрь. – И… запах!              Она снова приложила платок к носу, а потом широко открыла дверь, чтобы ветер свежести хоть немного прогнал стойкий концентрированный запах непонятно чего: гниения, сырости и крысиного помёта. – Дневной свет немного развеял полумрак. Сатору совсем забывал иногда, что другие люди видят мир вокруг не так, как он, когда использовал все шесть глаз. Поэтому в таком полумраке Мэй Мэй могла и упасть.              — Стой пока тут, — велел он. – Половицы прогнили кое-где, можешь упасть.              — Что бы я без тебя делала? — усмехнулась она, но не стала спорить.              Тогда он подошёл к окну и попробовал выбить рукой доски, прибитые с внешней стороны. Конечно, при всех своих физических возможностях победить гвозди с первого раза он не смог. Поэтому, сконцентрировавшись, он вложил в удар и телекинетическую энергию, отчего доски в момент выбило. То же самое он проделал со вторым окном.              Стало намного светлее. В ответ на грохот, раздавшийся от выбивания окон, где-то – Сатору ещё сам не мог понять где – сгустки проклятой энергии заволновались, но так слабо, что это не было похоже на обычную реакцию тварей или падальщиков.              — Спасибо, — проговорила Мэй Мэй, проходя внутрь уже куда смелее и разглядывая помещение. – Ужасное место. Разве может кто-нибудь так жить?              — Я так живу, — хмыкнул Сатору. – Моя квартирка немногим больше этой комнаты. Разве у тебя дома просторнее?              — Я имею в виду беспорядок и грязь, — она стряхнула с волос и одежды капли дождя. – А в своей квартире я не живу.              — Точно, забыл, — протянул Сатору, подходя к двери одной из комнат и заглядывая внутрь.              Мэй Мэй жила в красивом двухэтажном доме, принадлежавшем какой-то шишке из правительства, любезно пригласившей девушку распоряжаться имуществом по своему усмотрению. Уж не известно, за какие такие услуги или просто по дружбе — Годжо это не волновало.              — Ты бы это знал, если б хоть раз принял моё предложение погостить, — вдруг промурлыкала Мэй Мэй, и Сатору сразу же пожалел, что разговор снова вернулся к этому. – Но ты всё отшучивался, и вот, кстати, к моей интересной мысли… А-а-а, крыса!!              Жирный зверёк с огромным хвостом, стоило Сатору приоткрыть дверь другой комнаты, тут же выскочил наружу и, прошмыгнув у ног Мэй Мэй, спрятался под старым диваном. Охотница, сильно испугавшись, едва ли не подпрыгнула.              Её реакция была столь забавной, что Годжо расхохотался, радуясь и тому, что маленький зверёк-сообщник снова сбил Мэй Мэй с неприятной «мысли».              — Хватит ржать, Годжо, — взяв себя в руки, рассердилась охотница. – Это очень страшная тварь!              — Конечно, куда страшнее порождений вируса, — шутливо согласился он. Отворив дверь второй комнаты и увидев, что находится внутри, присвистнул.              — Что там? – уловила смену настроения Мэй Мэй и заглянула туда из-за его плеча.              Комната, чуть меньше по размеру, использовалась явно не для проживания. В центре помещения располагался большой морговый стол, старый, заляпанный в крови и каких-то отходах. Судя по покоцанным бокам, стол кто-то намеренно сюда приволок из ближайшего заброшенного морга. Рядом со столом располагались инструменты, самые разные: начиная от старых скальпелей разных размеров и заканчивая специальной пилой. Похожую Годжо часто видел в морге у Сёко. Тут же валялись на тумбах, а где-то прямо на полу ножницы, распаторы, зонды и даже самые обычные столовые ложки, явно не предназначенные для того же дела, что и предыдущие инструменты. Но все были грязны, испачканы в засохшей крови и в чём-то, что Сатору охарактеризовал бы как останки внутренностей. Именно из этой комнаты запах шёл наисильнейший. Единственное не забитое окно зияло, на удивление, слабым светом и выходило в сторону ограждения. На полу стояли и валялись какие-то колбы, контейнеры, шприцы и банки. В некоторых что-то булькало.              — У-у-ужас, — с отвращением протянула Мэй Мэй, заходя за Годжо следом и осматриваясь. – Тут что, какой-то сумасшедший доктор расчленял кого-то?              — Ничего не трогай, — предупредил Сатору. – Я вижу остатки очень грязной проклятой энергии, совершенно разной. Как будто через этот стол прошло множество как тварей, так и людей.              — Кому это могло понадобиться? Не помню, чтоб твари вытворяли такое!..              Не вытерпев, она быстро ушла из комнаты и стала откашливаться в холле, пытаясь стряхнуть с себя уже не капли дождя, а ощущение брезгливости. Ещё раз осмотревшись, Сатору тоже вышел. Проверил смещённую уборную. Она выглядела не лучше: повсюду грязь, фекалии, кровь и другие отходы. Всё засохшее, прошло уже много дней с тех пор, как кто-то здесь находился.              Сатору вышел в холл.              — Не понимаю, — проговорил он. – След вёл сюда. Я ощущаю и даже вижу слабую пульсацию сгустков тварей… Но их тут нет.              — Может, лучше выйдем на свежий воздух?              — Погоди, — Сатору стал осматривать помещения, уже используя шесть глаз. Мир снова предстал в сероватом цвете, состоящим из кусков пазла, пульсирующем, полном шумов, словно на старой фотографии. Годжо постепенно смещал фокус столь пристального зрения, буквально сканируя помещение и находящиеся внутри предметы, словно «ощупывая их», рассматривая со всех сторон, замечая малейшие изъяны и даже проникая внутрь ненадолго, видя их химический состав. Но, не находя ничего интересного, снова возвращаясь и переключаясь на что-то другое.              Такое зрение, особенно используемое на всю катушку, отнимало много сил и проклятой энергии. Заставляло кровь в голове отчаянно перемещаться, виски пульсировать, и он уже заранее знал, что головная боль при долгом использовании ему вечером обеспечена. Как тогда, после битвы с Сукуной. Но уходить ни с чем он не собирался, азарт в крови всё-таки, хоть и присмирел, но никуда не делся, он ясно чувствовал, что ещё немного – и он найдет разгадку, что же это за место. Одна догадка уже имелась, но уверен он в ней не был. Хотелось понять, откуда идёт очень слабая вибрация проклятой энергии. Точно не из дома, а откуда-то…              Сатору переместил взгляд вниз, под свои ноги. Точно. Сгустки где-то под землёй.              Не говоря ничего, он стал осматривать пол в комнатах и наконец нашел то, что искал. Скрытый под старым прогнившим ковром люк, ведущий в подвал. Именно там он лучше всего видел те самые сгустки.              Убрав расширенное зрение, так как кровь в висках уже начала больно стучать, он схватился за ковёр и отшвырнул его прочь. Уже обычному взору открылся вырезанный квадрат крышки в подвал. Схватившись за железное кольцо, Годжо потянул вверх и, прилагая силу, стал медленно открывать крышку, пока не удалось полностью сместить её.              Подвал глядел на него большим квадратным и очень тёмным оком. Снизу пахнуло сыростью и холодом. Но опасности Годжо не ощущал, поэтому уже намеревался спуститься вниз, как вдруг голос Мэй Мэй остановил его:              — Стой, Годжо!              — Что такое? – замер он, оглядываясь.              Мэй Мэй, стоя у входа в комнату, сложила руки на груди и окинула его недовольным взглядом.              — Не смей лезть туда один. Там может быть опасно.              — Где-то там я ощущаю тварей… — пожал он плечами, — но не чувствую от них агрессии.              — Всё равно. По правилам на охоту следует идти парами.              — Ну так и пошли.              — Ни за что не полезу туда, — закачала она головой. – Не хочу испортить сапоги. Но я и не такая охотница, как прочие. Я возглавляю разведку, а не бросаюсь головой в пекло.              — Хорошо, я могу справиться и один, — скривил в досаде лицо Сатору, недовольный тем, что его останавливают, когда он уже выследил что-то интересное. Адреналин в крови начал закипать от нетерпения. Руки просили сжать мачете и рубить.              — Нет, – с непонятной тревогой возразила она. – С подразделения уже достаточно твоего упрямства. При новых обстоятельствах нужно сделать запрос директору. Если он разрешит тебе спускаться одному – вперёд. Но он не разрешит. Так что нужно подождать ещё охотников.              — А что, если там ничего нет? – выдохнул Сатору разочарованно. – Тогда просто время насмарку.              — Ты сам сказал, там что-то есть, — лукаво улыбнулась она. – Пойми, Годжо: мне плевать, если ты пойдешь один и тебе оторвут голову, хотя пару слезинок пролью, ладно. Но за последствия отвечать и мне, не хочу чтоб премию урезали. Так что сейчас я совершу звонок Масамичи-сану, а ты жди его решения.              Сатору очень хотелось спуститься вниз. Нырнуть прямо в заглатывающую пасть незнакомого чудовища и снова ощутить то, что так привлекало его в охоте: адреналин, вкус жизни, контролируемый страх, восторг от победы… Но тут в мыслях вспыхнуло лицо Кугисаки Нобары, а в ушах зазвучали её последние слова: «Всё будет хорошо, сенсей». И это охладило весь жар от его стремления броситься в логово к дракону. В прошлый раз его беспечность сыграла на руку врагу и привела к смерти человека, которому смерти он не желал совсем. Что, если сейчас его безрассудство обернётся таким же образом и пострадает Мэй Мэй?              — Хорошо, — сдаваясь, выдохнул он и снова закрыл крышку. – Звони директору. Я подожду.              Хотя ждать он ненавидел.