Искажённые

             «Похороны. Ненавижу».              Сугуру ненавидел похороны. Наверное, как и всякий человек, терявший близких ему людей. Несмотря на то, что в его жизни была потеря куда более болезненная, сама атмосфера похорон настолько угнетала его, что он даже ощущал нехватку воздуха. Хотелось скорее выйти на свежий воздух, расстегнуть куртку формы и втянуть прохладный, смешанный с моросящим дождём ветер в грудь. Ощутить, как на кожу щёк падают мелкие, упрямые капли, а голова очищается от любых мыслей.              Но он стойко и совершенно неподвижно стоял среди прочих на церемонии кремации Кугисаки Нобары и нескольких других охотников, погибших при защите города три дня назад. Трупов оказалось так много, что единственный оставшийся крематорий в пределах Нового города, старый крематорий Койшикава, работал уже третьи сутки без устали, выбрасывая в атмосферу столько углекислого газа, окисей и летучих органических веществ, что фильтры и системы каталитического окисления, которые уже давно не обновлялись, просто не справлялись с нагрузкой, отчего в воздухе Нового города скоро образовался неприятный, липкий смог, незримо покрывающий улицы и дома, несмотря на все старания властей общины минимизировать последствия.              Дошло до того, что Совет общины разрешил кремировать по всем правилам только небольшую часть убитых, в то время как всех остальных было велено везти в заброшенные крематории в пределах Старого города. От идеи не подвергать тела сожжению, а попросту захоронить их в земле Нового города, сразу же отказались. Во-первых, это противоречило традициям многих семей и их вероисповеданию, а, во-вторых, что было куда практичнее и важнее, такое скопление тел в земле могло спровоцировать падальщиков и привлечь их к захоронениям. Так что кремация за пределами Нового города была скоро одобрена. Но родственников и желающих проститься туда попросту не пускали, поскольку находиться за пределами стен сейчас было крайне опасно. Такое решение вызвало волну недовольства среди населения, но её быстро погасили. Самых несогласных, таких насчитывались единицы, арестовали, другие скрылись, а остальные лишь выражали возмущение у себя в домах, так, чтобы никто не услышал. Пришлось смириться.              Но даже несмотря на то, что большинство тел вывезли из города и подвергли кремации за стенами, смог всё равно стоял такой, что ветер и дождь, последовавшие после Праздника Благодарности и немного загасившие едкий серый туман, опустившийся на Новый город, приветствовались жителями так, как никогда ранее в довольно «сухом» на осадки месяце феврале, особенно после аномальной жары.              Провести похороны по всем правилам в черте Нового города разрешили только для особо важных граждан и, как очередную привилегию, для охотников и сотрудников токийского подразделения, погибших при защите города. Это тоже не понравилось населению, так как после случившегося люди шустро нашли сукэйпугото, на кого свалили всю ответственность и вину за произошедшее. Конечно, козлом отпущения стали токийское подразделение и обычные охотники, которые «не досмотрели», «не доглядели», допустили ужасную халатность». В городе, все стены, порядок на улицах, все входы и выходы контролировали только военные, в прорыве же периметра обвинили тех, кто не имел к этому никакого отношения и не имел вообще никаких полномочий по охране территории.              «Как типично».              Обычные люди всегда и во всём винили охотников. Но, стоило твари прорваться в город, как гражданские первыми же и звали охотников, чтобы те рисковали жизнями как должное, а потом получали плевки в спину, когда все заканчивалось.              Сугуру буквально на своей шкуре ощущал эти ментальные «плевки», когда в чёрной форме охотника с самого утра уже вторые сутки посещал прощальные церемонии, на которые из-за количества покойников выделялось лишь полчаса. Потом тела быстро сжигали в камерах, поспешно проводили процедуру сбора праха, позволяя её совершать только близким родственникам, и, когда она завершалась, урну незамедлительно передавали семье.              Следующий.              Погибло десять охотников и одна ученица. Так что целых одиннадцать раз Сугуру развевал благовония над телом, как требовали обычаи, одиннадцать раз совершал молчаливый поклон уважения и одиннадцать раз смотрел, как вспыхивал горячий огонь в камере кремации, с радостью пожирающий останки и справляющий свой Праздник Благодарения за такую неслыханную щедрость, выпавшую на его долю.              Кугисаки была очень красива в гробу. Её одели в белое кимоно, символизирующее чистоту души, сложили её бледные руки, на которых за гримом ещё слегка виднелись царапины, на грудь, а шею, посиневшую от кровоподтёков, обернули в красивый шёлковый шарф. На рыжие волосы, в свете ламп изящно лоснящиеся от специальных средств, положили всё тот же венок из леденцов. На губах её как будто навечно замерла та самая слабая улыбка, запечатлённая на лице в момент смерти. Нобара была так невинна и прекрасна в гробу, что Сугуру даже чудилось, будто она живая, сейчас резко вскочит, скорчит нос в насмешливой гримасе и громко проорёт всем приглашённым: «Ну что, налюбовались, куроёбы?! Я это так пошутила просто, ха-ха!»              Прощаясь с ней последней, Гето наконец мог извлечь из кармана то, что носил с самого утра и что предназначалось Кугисаки. Пару гвоздей и небольшой молоток: именно с ними она напала на них с Годжо в тот день, совсем недавно по календарю, но ужасно давно – по ощущениям, когда они приехали на её ферму. Гето даже специально съездил туда вчера, чтобы найти эти инструменты и забрать. Он не знал, что было дорого лично Нобаре в её доме, но решил, что у этой девочки обязательно должны быть гвозди и молоток в загробном мире, чтобы, как только очутится там, она могла разбить крышку гроба молотком, снести её ногой и, выбравшись, прокричать на весь ёми: «Ну и кто тут меня заждался?!»              «Прости, девочка, — мысленно попрощался с ней Гето. – За то, что позволил втянуть тебя в это».              Она была шумной. Несмотря на то, что прошло немного времени с тех пор, как она согласилась обучаться на охотницу, все быстро привыкли к этому шуму, он незаметно и органично влился в окружение. Сейчас же стало невыносимо тихо.              Невыносимо тихо и во время кремации. У Нобары не было родственников, поэтому её провожали только охотники, студенты и несколько знакомых. Фушигуро с серым, безжизненным лицом стоял среди прочих студентов и молча вытирал предательские слезы. Тодо Аой, ещё недавно прячущий выпивку от учителей, сейчас был единственным, кто не стеснялся плакать. Постоянно всхлипывал и вытирал слезы большой, мощной рукой. Масамичи, печально опустив голову, опирался о руку охотницы Утахиме, рядом стояла Мэй Мэй, совершенно спокойная, холодная и отстранённая, аккуратно придерживая левую руку, плечо которой Сукуна вывихнул, чтобы она не помешала ему разыграть тот ужасный спектакль. Половина лица у Мэй Мэй была закрыта тяжёлой косой, под ней прятался огромный, уродливый синяк. Даже Кенто Нанами, несмотря на раны, полученные от схватки с синеволосой тварью Махито, присутствовал.              Здесь были практически все. Все, кроме Годжо Сатору. И это очень, очень злило Сугуру.              «Куда подевался этот болван?!»              После того, как Годжо ушёл с площади три дня назад, его никто не видел. Он не появлялся в подразделении, не отвечал на телефон, не появился на похоронах. Такое поведение было вполне понятным для Гето, но в то же время очень злило. Причём злость оказалась настолько сильной, что заставляла при мыслях о нём больно стискивать зубы и кулаки.              Его отсутствие на третий день начинало не только злить, но и всерьез тревожить. Так сильно, что Сугуру уже несколько раз порывался ехать к нему в квартиру и искать. Но сдерживал эти порывы, понимая, что тому просто необходимо переварить всё случившееся.              Что, если удар оказался куда сильнее, чем думал сам Сугуру? В его жизни уже был случай, когда он недооценил степень стресса, вывалившегося на его напарника, вследствие чего через пару дней он также присутствовал на похоронах, и эта параллель так ярко и резко вторглась в его мысли, что Сугуру еле дождался, когда же завершится процедура кремации Кугисаки Нобары. А дождавшись, тут же вышел на свежий воздух, радуясь мелкому дождю и расстегивая совсем и не тугой ворот форменной куртки. Что, если он снова допустил ошибку?..              — Гето-сан? – позвал его кто-то. – Ты в порядке?              Выпрямившись, так как, оказалось, он упёрся руками в колени и наклонился вперёд, словно его тошнило, Сугуру поспешно привёл форму в порядок и, слегка улыбнувшись, кивнул. Рука потянулась к царапинам на щеке, оставшимся после сражения с тварями, и снова почесала их.              Директор Масамичи медленно, хромая на одну ногу, приближался к нему, ведомый под руку главой разведчиков Мэй Мэй. Одеты они были в стандартную чёрную форму, как никогда кстати подходящую под печальное событие. Что-то тихо проговорив, Масамичи остановил спутницу и стал приближаться один, аккуратно ступая, чтобы не поскользнуться на пропитанной влагой земле. Все остальные участники похорон стали покидать здание крематория с видимым облегчением на лицах.              — Всё в порядке, директор, — уверил Гето, хотя на самом деле чувствовал себя просто паршиво. Но не хотел взваливать проблемы своего психологического состояния на посторонних людей, тем более на директора Масамичи, которому и так досталась роль главного сукэйпугото. Минувшие трое суток директор мало спал, мало лечился и много, очень много говорил и делал, пытаясь разгрести все последствия катастрофы, названной «Инцидентом в Сибуе», отчего выглядел не просто слабым, а почти серым, с огромными кругами под глазами и поникшим взглядом. Видя его мучения, Сугуру и не собирался взваливать на его плечи и свои проблемы.              — У нас через час встреча в подразделении, — проговорил Яга. – Ты должен на ней присутствовать. Представители Совета Старейшин уже вынесли решения по поводу случившегося. И теперь хотят ознакомить наше подразделение с ними.              — Всё так плохо? – усмехнулся Гето, и так понимая, что всё очень, очень паршиво.              — Хуже, чем думаешь ты, но лучше, чем думал я, — мрачно хмыкнул Масамичи. – С учётом того, что никого из моего подразделения даже не пустили на срочное заседание Совета Старейшин, отделавшись от нас лишь отчётами, я бы сказал, что всё довольно печально. Но то, что они хотят сообщить нам о своём решении, ещё и попросили, а не приказали, чтоб я убедился в твоём присутствии, всё же куда лучше, чем я ожидал. Через час будь в моём кабинете.               — Я понял, директор.              Масамичи, убедившись, что Гето осознал важность своего присутствия, кивнул и стал медленно разворачиваться. В этот момент Сугуру не удержался:              — А что с Годжо? Вы видели его?              Директор, замерев, тяжело вздохнул полной грудью, и от этого движения слегка скривил лицо – отозвалось болью в ещё не заживших ранах.              — О его присутствии не просили. Совет вообще никак не упоминал о нём.              — Я не об этом, — покачал головой Сугуру, чувствуя, как намокшая от дождя чёлка прилипла к виску. Убрав её за ухо, он избавился от лишней скопившейся влаги на лице. Зонта у него с собой не было, да и дождь выглядел поначалу обманчиво мелким, но теперь хитро покрывал влагой всё вокруг. – Вы с ним говорили? Где он? Почему не приехал на похороны?              — Я писал ему вчера, он ответил, что жив, — раздался мрачный голос. – Где он был до этого, я без понятия. Но сегодня утром вернулся в квартиру, и, наверное, ещё там. Не волнуйся о нём, Гето-сан. Сатору придёт в себя. Сейчас ему только нужно время.              — Нам всем оно нужно, — выдавил нехотя Гето. – И всё же мы пришли на её похороны.              — Я понимаю, о чем ты говоришь, — улыбнулся Масамичи слабо. – Но я не могу его упрекать. Для этого я слишком дорожу им… Через час, Гето-сан.              С этими словами директор ушёл. Мэй Мэй, бросив на Гето понимающий взгляд, подхватила Масамичи за руку и повела к машине, где помогла усесться.              «Слишком дорожит, чтобы упрекать».              В этом-то и была проблема. Все слишком дорожили Годжо, сильнейшим охотником, до такой степени, что прощали ему не только его неуместные шутки, но и в целом его иногда отвратительное поведение. Совет Старейшин терпел его выходки из-за его силы, равной которой ни у кого не было. А ещё, возможно — и Сугуру не стал бы отрицать это предположение — Старейшины боялись Годжо. Того, что он может выйти из-под контроля. Боялись и терпели, стараясь не показывать свой страх. Все остальные, кто пересекался с ним куда чаще в подразделении, попросту попали под власть его непробиваемого обаяния. Даже сам Гето.              Но вместе с тем Сугуру чувствовал и эту злость, она не отпускала.              «Он должен был быть здесь», — так звучала причина его злости. Она звучала вполне логично, учитывая, что Кугисаки Нобара являлась и его ученицей. На самом же деле полная причина звучала слегка по-другому и заключалась вовсе не в похоронах Кугисаки.              Дело было не только в том, что Годжо вёл себя как ребенок, скрывшись ото всех проблем и бед и не желая молча принять такую участь, как прощание с покойниками. Дело было в другом, и Сугуру слишком хорошо понимал, почему испытывает эту злость.              «Он должен был быть здесь… Со мной, черт его дери», — так звучала истинная причина.              Они с Годжо теперь не только напарники, которые сражались бок о бок против общего врага. Может, они теперь даже друзья, объединённые общим чувством вины и потери. Хотя насчет друзей Гето до сих пор был не уверен, но знал и чувствовал одно: нить доверия и принятия, недавно протянувшаяся между их взглядами у костра – нечто большее, чем просто дружба. Пусть своим чувствам он уже и дал название, предпочтя полностью подавить их, то, что он ощутил тогда от Годжо – не было его домыслом или фантазией. Его чувства были взаимны. Это стало сразу понятно, вспомнить лишь то прикосновение на спарринге или же весьма красноречивые слова в кабинете у Яги, но всё это воспринималось Гето, скорее, как язвительная шутка, временное помешательство, как своё, так и у Годжо, которое быстро сойдет на нет, если сохранять невозмутимость и безучастность. Чувства можно урезонить, подчинить себе и выдержке. Но у костра Сугуру каждой клеткой тела ощутил, что это никакая не игра. Всё куда и намного серьёзнее.              Теперь, когда он это осознал, он хотел, чтобы Годжо был рядом, чтобы разделил с ним эти трудные дни, поддержал, улыбнувшись этой своей наглой ухмылкой или сморозив очередную тупую шутку. Его отсутствие, эта его навязчивая манера вторгаться в личное пространство, заполонять его, подавлять и царствовать – сейчас этого не хватало слишком сильно. Так сильно, что, если бы не приказ Яги, Сугуру всё же не смог бы справиться со своим желанием увидеть его и поехал бы сразу в Новый город.              Но это пришлось отложить.              Через час он уже направлялся в кабинет директора в подразделении, вскользь вспоминая, как шёл сюда несколько недель назад, когда только приехал. Тогда он получил приказ присматривать за новым напарником, и это поручение показалось ему досадливой неприятностью. Ему очень не хотелось работать с Годжо, несмотря на увещевания собственного любопытства. Поразительно, как мало времени прошло – но сейчас, шагая в уже знакомый кабинет, Гето испытывал почти осязаемую нехватку этого самого Годжо. Как так случилось? Как этот болван сумел так стремительно вторгнуться не только в его личное пространство, в мысли, в жизнь, но и укрепиться там? Настолько сильно, что Сугуру почти физически ощущал его отсутствие?              — Гето-сан, проходи, — пригласил директор, когда Гето постучался и вошёл внутрь кабинета. Директор сидел за своим столом, однако в этот раз принесли и дополнительные стулья. В двух креслах восседали директор Гакугандзи и Зенин Наоя, чьи физиономии видеть у Сугуру не было ни малейшего желания. Кроме них из Совета больше никого, остальные же места занимали Мэй Мэй, неподалеку без своей сигареты, но с кружкой кофе с разлетевшимся по кабинету ароматом, непринужденно сидела Иэйри Сёко, рядом киотская охотница Утахиме, у кого возле костра Годжо бесцеремонно украл белый бант.              «Снова он». Мысли снова и снова возвращались к нему, и Сугуру это начинало не только раздражать, но и даже смутно пугать.              — Раз Гето-сан уже прибыл, — начал Яга, пока Сугуру усаживался, — то я готов сообщить решение Совета Старейшин в отношении нашего подразделения. Зенин-сан был так любезен, что решил лично присутствовать при оглашении выводов Совета.              — Как будущий глава клана Зенин и как верный последователь Старейшины Тенген, несмотря на то, что сообщать вам результаты не было моей обязанностью, я посчитал это своей личной ответственностью, — деловито подхватил Зенин, надменно мотнув головой, на что Яга, сделав паузу, угрюмо кивнул.              — Киотские охотники во главе с Утахиме-сан разработали план по поимке девиантной твари, — продолжил Масамичи. – Раз уж тварь обозначила себя по имени, так впредь и будем её называть. Рёмен Сукуна. Совет инициировал создание специального комитета, что займется поиском ответов на вопросы о происхождении и развитии этой твари, о её возможных мотивах с биологической точки зрения. Сёко, ты войдешь в состав комитета наравне со специалистами из токийских лабораторий.              — Вас поняла, директор, — женщина, отпив большой глоток напитка, вдруг бросила на Гето долгий взгляд, изучающий и как будто требовательный, даже с каким-то молчаливым упрёком, и Сугуру этот взгляд не понравился. Что это было? Она упрекала его в том, что вся каша заварилась из-за его ошибки на охоте, вследствие чего тварь убежала в первый раз? Или причина такого взгляда была в другом?              — План по поимке был назван «Казэ», его выполнение возложено на Утахиме-сан, но она настойчиво просила тебя, Гето-сан, ознакомиться с ним и внести свои корректировки.              — Хорошо, — ответил Гето в сторону охотницы. – Благодарю, Утахиме-сан, за предоставленную возможность.              «И не подумаю».              Охотница кивнула, сложив руки на коленях. На самом деле, с Утахиме у Гето были не лучшие отношения, от нейтральных до слегка неприязненных. Они работали в киотском подразделении много лет, и Утахиме, всегда строго следуя протоколам и правилам, отличалась отсутствием решимости и даже трусливостью в принятии решений, предпочитала больше учить студентов, чем охотиться на тварей, подставляя собственную шею, и имела характер ханжи, под стать директору Гакугандзи, не любящему никакого проявления инициативы. Она всегда сторонилась Гето и была одной из тех, кто способствовал, пусть и невольно, распространению слухов о том, что Сугуру был замешан в смерти бывшего напарника.              То, что она «настойчиво попросила» Гето просмотреть план было не желанием улучшить план или внести какие-то корректировки, а, скорее, продемонстрировать готовность прислушаться к бывшему коллеге и в ещё большей степени – страхом облажаться, так как Утахиме никогда не была сильной охотницей и уж тем более одарённым стратегом. То, что Совет решил передать разработку плана в Киото и то, что Гакугандзи поручил это Утахиме, своей правой руке, являлось большой ошибкой изначально, но Гето был готов это стерпеть и даже приложить максимум усилий, чтобы помочь Иори с поимкой твари, поскольку понимал одно: Сукуна должен быть пойман как можно скорее и уничтожен.              — Пока план «Казэ» в ходу, наше подразделение должно оказывать всяческое содействие в его реализации. Мэй Мэй, ты должна предоставить несколько разведчиков для помощи.              — Сделаю, — кивнула та, изящно перебрав ногами в длинных сапогах, и на фоне скромной Утахиме выглядела, как царица, пусть и с огромным царским синяком на лице.              — Правительство так же отправило специалистов для наблюдения за реализацией и для связи с военными структурами. Мы в токийском подразделении должны понимать и одну простую вещь: мы оказываем всяческое содействие, но не принимаем решения. Как мне было передано, «вы должны вообще радоваться тому, что вас не отстранили от должности, потому что заменить некому». Так что привилегия принимать решения и отдавать приказы возлагается на киотское подразделение. Это вам понятно?              В первую очередь Яга спрашивал у «своих». Сёко пожала плечами, Мэй Мэй кивнула, а Сугуру лишь сильнее стиснул челюсти. Но всё равно не помогло.              — То есть Совет Старейшин решил возложить всю ответственность за случившееся на токийское подразделение? – спросил он хмуро.              «Как предсказуемо».              Повисло недолгое молчание, и Масамичи откинулся на спинку кресла. Ответить не успел. Зенин, расправив складки кимоно и сплетя руки перед собой, даже не обернувшись к Гето, высокомерно проговорил:              — Разумеется, ответственность лежит не только на вашем подразделении. Но не будем исключать, что ошибки, допущенные токийскими охотниками, оказались фатальными.              — Какие ошибки? – не понял Сугуру, глядя прямо на его спину, так как сидел чуть поодаль. – Можете их назвать?              — Нет, — отрезал Зенин. – У меня нет такого желания.              — Потому что ошибок и не было, — усмехнулся Масамичи, сверля глазами в очках будущего главу клана. – Организацией праздника занимался Совет общины, охраной – военные, токийское подразделение вообще не имело к этому отношения, мы были нужны лишь для отведённой роли клоунов в чёрных костюмах. А где же были ваши верные культисты, Зенин-сан?              - Нескольких, к сожалению, разорвали на части, - с наигранной ноткой печали ответил тот. – Остальные успели скрыться. Но мы и не охотники, а лишь последователи веры. Однако уверяю вас, если бы праздник происходил в Ракуэн-но-Сато, деревне, где мы основываем нашу религиозную общину, ничего подобного не произошло бы.              - Сейчас легко такое говорить, - хмыкнул Яга, не ведясь на эти слова. - Мы все прекрасно понимаем, что Совету нужен был козёл отпущения, и Старейшины решили выставить в неприглядном свете нас. Возможно, в этом свете сместить с должности меня, когда я разгребу первые последствия. Давайте не будем играть в эти лицемерные игры, Зенин-сан, и называть вещи своими именами.              — Я ничего не знаю о таких мотивах, уважаемый Масамичи-сан, — слащаво протянул Зенин. – Если вам та́к видятся мотивы Совета, это ваша проблема. Но сомнений в том, что токийское подразделение могло предотвратить трагедию, нет. Если бы тварь изначально была поймана вашими охотниками, одного из которых я почему-то тут не вижу, катастрофы удалось бы избежать.              — Так же, как если бы Совет Старейшин прислушался к опасениям охотника Годжо по поводу праздника и отменил торжества, — не смог удержаться Сугуру, прилагая максимум усилий, чтобы его голос звучал хотя бы спокойно. Про вежливость он даже и не думал. Этот человек, Зенин Наоя, ему по-настоящему не нравился, вызывая отвращение, с того самого дня, как прилюдно вздёрнул на виселице несколько так называемых преступников.              Как обычно Зенин пропустил мимо ушей суть этой реплики, ухватившись лишь за то, что было его личным раздражителем.              — И где же ваш сильнейший охотник? Почему не присутствует здесь? Разве это не его обязанность — быть тут и принять вину за случившееся, поскольку он совсем не оправдал звание сильнейшего и не убил тварь в самом начале? – спросил он с холодной усмешкой. Несмотря на то, что Сугуру видел лишь частично эту ухмылку, так как Зенин сидел в кресле полубоком впереди, Гето ощутил дикую, почти ярую вспышку злости. Очень хотелось потянуться к голове Зенина нитями проклятой энергии и порыскать там его страх, чтобы облюбовать, насладиться им, спрятать и затаиться, запасаясь терпением — но, к неприятному удивлению, у этого человека была прочная ментальная защита, а так открыто использовать проклятую энергию не хотелось. Незачем демонстрировать ему свою досаду.              Пусть Гето и сам чувствовал злость за поведение Годжо, желание защитить его имя и честь перед этим напыщенным фанатиком было столь сильно, что приходилось очень осторожно следить за мыслями, чувствами и уж тем более – словами.              «Ублюдок».              Хорошо, что подключился директор. Перебрав пальцами по столу, отчего по кабинету прокатился довольно громкий стук, Масамичи заявил:              — Охотник Годжо был ранен. И не смог присутствовать. Разве мы не может провести эту встречу без него, Зенин-сан? Его присутствие настолько важно для вас?              — Напротив, — поняв, что развивать эту тему значило выказывать личную неприязнь и заинтересованность в этом вопросе, Наоя решил сменить фокус разговора и проявить великодушие. – Масамичи-сан, вы ещё не договорили?              — Да, благодарю вас, — так же вежливо отозвался директор. – Раз киотское подразделение возглавит реализацию плана по поимке твари, на всё время, необходимое для осуществления, они задержутся здесь. Директор Гакугандзи, если вам потребуется наша помощь, сразу же сообщайте. Проживать сможете в учебном корпусе.              — Ваше гостеприимство трогает меня до глубины души, — отозвался старик, едва пошевелив губами, и Сугуру скосил на этого чопорного старикашку взгляд. Гакугандзи, хоть и обладал почти безобидной внешностью этакого маленького старичка, вечно молчащего и словно бы познавшего всю мудрость мира, умел плести интриги за спинами похлеще самого Зенина. Так что его напускная вежливость отдавала лишь хорошо замаскированным лицемерием, ведь, несомненно, в душе он просто ликовал от того, что Старейшины поручили его подразделению реализацию плана, в обход его конкурента Масамичи.              «Большая ошибка».              Но Гето приходилось лишь соглашаться. Ему вообще очень часто приходилось соглашаться с этими странными, насквозь пропитанными ядами политики, личных отношений и связей решениями, принимаемыми довольно часто в ущерб здравому смыслу. Вот и сейчас, если подумать, то план, который он сам предложил на собрании Совета Старейшин, где Годжо так своевольно принял всю вину за провал охоты на себя, в свете нового дня выглядел не просто неактуальным уже, а дурацким! Сюда Гето пришёл ещё и с целью обсудить именно это. Но стоило увидеть, с какими заносчивостью и насмешливым презрением обходятся с токийскими сотрудниками, как сильно Гакугандзи доволен собой, а Зенин – надменен, желание заявлять сейчас, что план ныне вообще не соответствует реальности, учитывая, как поразительно быстро развился девиантный организм по имени Рёмен Сукуна, сильно поубавилось. Они что, отчётов не читали? Сам Гето неоднократно упоминал в них, что Сукуна показался ему необычайно умной и хитрой тварью.              С другой стороны, провал этого плана имел две равноценные стороны: как не самую приятную, так и почти желанную. Первая заключалась в том, что в ходе провальной реализации могут погибнуть люди и охотники. Но жертвы всё равно будут, без них никак. Так что это приводило уже ко второй стороне возможного исхода: если киотское подразделение потерпит неудачу, токийское сделает соответствующие выводы и сможет предложить новый план.              Нужно обсудить этот вопрос с директором, но не сейчас. Гето не испытывал ни малейшего желания делиться своими опасениями с неприятными для него людьми, способными обратить его же слова в свою пользу.              — Ещё, — добавил Масамичи, поворачиваясь к своим охотникам, — Зенин-сан получил от Совета особое разрешение присутствовать в нашем подразделении столько, сколько ему потребуется. Он может посещать любые корпуса, тренировки и лекции, даже морг, если ему это потребуется.              — Хм, — раздалось недовольное от Сёко-сан. Сложив руки на груди, она вперила в Зенина острые под насупленными бровями глаза. – С чего бы такое разрешение? Вам очень хочется взглянуть на то, как я вскрываю тварей, Зенин-сан?              — Нет, — смерил он её любезным, но скользким взглядом. – Но я был выбран Советом в качестве наблюдателя за тем, что происходит в подразделении.              — В смысле «шпиона»? – вставила разведчица Мэй Мэй, снова перебрав красивыми стройными ногами прямо перед носом у Зенина, на что он очень постарался никак не отреагировать.              — Наблюдатель. Наблюдатель, — поправил директор таким тоном, чтобы они не вздумали спорить. Мэй Мэй скептично усмехнулась, а Сёко-сан недовольно фыркнула, так сильно напомнив этим жестом другого человека, как будто после стольких лет дружбы с ним скопировала пару его реакций.              То, что после произошедшего Совет решил направить Зенина для «наблюдения» за работой подразделения, было неудивительно и понятно.              — Тогда, раз всем всё ясно… — хотел завершить Масамичи, но Сугуру покачал головой.              — Простите, что перебиваю, Масамичи-сан, но в силах ли кто-нибудь объяснить, как Сукуна и его твари проникли в город? Разве уважаемая Тенген не поддерживает печати не только вокруг подразделений, но и вокруг Нового города?              — Действительно, — кивнул директор. – Печати были. Я задавал этот, и ещё многие вопросы Совету, но, к сожалению, мне на них не ответили. Может, вы просветите нас, Зенин-сан, что́ именно произошло в тот день?              По красивому, но отталкивающему из-за высокомерия и затаенной подлости лицу Зенина проскользнула уже другая печать – печать превосходства.              — Извините, директор Масамичи, — предельно вежливо, но со снисходительностью протянул он. – Эта информация не подлежит разглашению.              — Так я и думал, — не стал спорить директор, вдруг приподняв уголки губ в какой-то испытывающей улыбке, больше похожей на оскал медведя. – Тогда предлагаю на этом и закончить. Благодарю вас за вашу личную ответственность, Зенин-сан. И вас, директор Гакугандзи и Утахиме-сан. Сейчас я бы хотел остаться со своими охотниками, чтобы обеспечить им понимание всех инструкций.              Трое, поднявшись и с разной степенью вежливости поклонившись, откланялись, а Яга привстал, чтобы проводить их.              — Не стоит, — заверил Зенин, так как директор слегка скорчился от боли. Тогда Масамичи подал знак, и Мэй Мэй, вспорхнув со стула, поспешила всех проводить.       После того, как они ушли, Масамичи приложил палец к губам, требуя тишины и явно намекая помолчать. Когда вернулась Мэй Мэй и кивнула, он тяжело вздохнул.              — Слушаю ваши мысли, — дал разрешение он, и на несколько мгновений воцарилась тишина.              — Могу я закурить, директор? – сразу же спросила Сёко-сан, уже доставая сигарету из припрятанной в кармане белого халата пачки сигарет.              — У меня здесь растения, Сёко.              — Ну последние дни настолько паршивые, Масамичи-сан, что без сигареты я не смогу сказать ни единого слова. Разрешите хоть сегодня?              — Хорошо. Одну сигарету.              — О, благодарю, — она сразу же вытащила и зажигалку, прикурила с видимым удовольствием и выпустила вверх большое облако дыма с таким наслаждением, что Сугуру даже ей позавидовал: он бы тоже не отказался иметь что-то, что развеяло бы его тёмные мысли. Опустив голову, Сёко снова прошлась по нему тем же пронзительным взглядом с еле заметным упрёком. Да что ей не так-то?              — Моя мысль такова, — сказала она. — Мы в полной заднице.              — Спасибо, дорогая, ты как никогда точно выразила всеобщее настроение, — усмехнулась Мэй Мэй, откидываясь в кресле, куда села после ухода гостей. Потом развернула голову в сторону Гето, окинула его оценивающим взглядом, как часто делала с мужчинами, и улыбнулась. – Что скажешь, Гето-сан? В отсутствие нашего Нанами только ты теперь являешься голосом холодной рациональности.              Сугуру, нахмурив брови, какое-то время взвешивал свои выводы.              — План «Казэ» провалится, — наконец уверенно заявил он. – Вероятность того, что таким образом можно поймать Сукуну теперь, когда мы уже знаем, какой он, почти равна нулю. То, что реализацией займётся Утахиме, и вовсе сводит на нет эту вероятность. Если до так называемого «инцидента в Сибуе» план и представлялся реализуемым, то теперь, когда мы получили подтверждение, что Рёмен Сукуна – уже не просто девиантная тварь, а очень хитрая и умная сволочь, план провалится. Его так не выманить, он раскусит нас ещё до того, как что-то будет сделано. Это просто пустая трата времени, но я не понимаю, зачем Совет это начал.              — Позволь объяснить тебе, Гето-сан, — горько улыбнулся директор, позволив себе не держать марку непоколебимости и, прощупав раны и скривившись от боли, откинуться в более расслабленной позе на спинку кресла. – Совет Старейшин просто понятия не имеет, что делать. Они свалили на нас всю вину за случившееся, и, чтобы обеспечить своим задницам насиженные места и дальше, решили изобразить бурную деятельность перед правительством. Если план каким-то чудом окажется успешным – всю награду присвоят себе. Если провалится, в чём я тоже уверен – свалят всё на «киотских неумех», ну и на нас заодно снова, почему нет? Потом же приступят как раз к тому, чего так хотели все эти годы: сместят с должности меня, поставят своего человека, даже того же Зенина, перекроят всю систему управления так, чтобы не мешался ни я, ни Годжо.              — Это не очень умная тактика, учитывая, что главная задача – поймать Рёмена Сукуну, — забеспокоился Сугуру.              — Для них главная задача – это сохранить власть. Если раньше Старейшины действовали с целью обеспечить защиту человечества от тварей, то сейчас они слишком заигрались в политику.              — Даже Мастер Тенген? – хмыкнула Сёко.              — Тут я не могу утверждать, — задумчиво отозвался директор. – Но скорее нет, чем да. Тенген никогда не стремилась к власти.              — Но всё же печати каким-то образом не подействовали на Сукуну и его тварей, — хмуро проговорил Гето. – Создается неприятное впечатление, что Сукуне кто-то помог проникнуть в город.              — Без доказательств такие утверждения крайне опасны, Гето, — немного резко отреагировал Масамичи. – Так что советую очень тщательно обдумывать их, прежде чем говорить. Не подставляй подразделение, пока нет доказательств.              — Хорошо, директор, — не стал возражать Сугуру, горько усмехнувшись, ясно уловив подтекст этих слов. Год назад, когда всё только случилось в Киото, всё то, что и привело его сюда к столь печальному результату, он уже слышал нечто подобное. Тогда его тоже никто не захотел слушать.              — Я не исключаю никакие варианты, — уточнил, чуть смягчившись, Масамичи. – Но пусть это пока останется только между нами.              — Понял. Есть ещё один вопрос, волнующий меня, кроме печатей, — ответил Гето. – Это та тварь, вторая, с которой сражался Кенто-сан и которая его серьезно потрепала. Сукуна назвал её «Махито». Судя по всему, эта тварь каким-то образом обращала заражённого человека в падальщика и тварь, словно… ускоряла процесс.              — Катализатор, — проговорила Сёко, выдувая дым в ту сторону, где никого не было. – Если предположить, что Сукуна сумел создать тварь, что может ускорять процесс обращения… то это объясняет, почему тварей было так много. Этот самый Махито мог создавать их прямо из пойманных гражданских.              — И они были необычайно слабы, — кивнул Сугуру, ощутив, как внутри всё сжимается от подобных предположений. – Значит, его умение ещё несовершенно. Но учитывая, как быстро развивался организм Сукуны, это ненадолго. Если мы ничего не предпримем, твари станут не просто умными – они нас просто раздавят.              — Пока мы ничего не можем делать, — сокрушенно покачал головой директор. – Будем просто наблюдать. Если у кого-то будут идеи – сразу же ко мне. Если — или же когда — план «Казэ» провалится, нам нужно иметь уже готовую альтернативу, чтобы предложить её Совету. Здесь дело даже не в том, чтобы сохранить наше подразделение, а в том, чтобы сохранить вообще какое-либо преимущество перед вирусом. Иначе, спустя ещё тридцать лет, от мира ничего не останется.              — Нам нужен Годжо, — Мэй Мэй, поправив косу, падающую на лицо, сплела руки на груди. – Хватит ему уже прохлаждаться. Без его силы никто из нас даже близко не сможет одолеть Сукуну.              — Ты права, — согласился директор. – Он нам нужен в полной готовности. Я поговорю с ним сегодня же.              — Директор, будет лучше, если с ним поговорит Гето-сан, — вдруг встряла Сёко-сан, почти докурив сигарету. Серый пепел в форме вытянутого стручка, как-то умудрившись не упасть, закрутился книзу в виде причудливой закорючки. – Уверена, он сможет найти подходящие слова.              — С чего такая уверенность? – нахмурился Сугуру, бросая на неё осторожный взгляд. – Директор знает его с детства. Мы же с ним лишь напарники пару недель. А недавно я ему здорово физиономию разукрасил!              — С того, что я знаю Годжо тоже уже очень давно. И уверенно заявляю, что именно к твоим словам, Гето-сан, он прислушается куда быстрее, — на губы Сёко-сан внезапно легла очень странная улыбка, и Сугуру не смог сдержаться: слегка вытаращил глаза, когда понял очень простую, очевидную вещь. Она была в курсе! В курсе того, что между ними происходило! Но откуда? Это Годжо проговорился ей?!              «Болван. Идиот. Кретин!»              Прикусив губу с внутренней стороны, чтобы на лице не отразилось ни единого намёка на смущение, Сугуру отвернулся и постарался придать себе равнодушное выражение, хотя – проклятье! – всё же ощутил на собственных щеках лёгкий румянец.              Словно уловив это смущение, Сёко-сан откашлялась и поспешила проговорить, обращаясь к директору:              — Сражения с напарником против общего врага очень объединяют, Масамичи-сан. Вы же начнете поучать и усердствовать в премудростях. Сами знаете, как Годжо на такое реагирует. Пусть попробует Гето-сан.              — Хорошо, в твоих словах есть зерно истины, — согласился Масамичи, не подозревая об истинной причине такого предложения. – Гето-сан, езжай к нему сейчас же и приведи его в чувство, хватит уже хандрить. Сёко, разберись с комитетом, узнай максимум из лабораторных образцов, полученных после трагедии. Нам нужно как можно быстрее узнать, что это такое – этот Рёмен Сукуна.              — Поняла, директор.               — Мэй Мэй, поддержи план Утахиме всем, чем сможешь, дай ей столько «воронов», сколько потребуется, но в бой не вступать. Понаблюдай за всем, что у них происходит.              — В смысле «пошпионь»? – усмехнулась та.              — Именно.              — А жалованье вы мне увеличите, директор?              — Нет. Но учти, что, если Сукуна разовьётся ещё сильнее, нам всем несдобровать.              — Эх, — выдохнула Мэй Мэй, но возражать не стала.              — Пока Кенто Нанами идёт на поправку, я поручу ему присматривать за студентами. Нас осталось слишком мало. Поэтому, Гето-сан… нам очень важно, чтобы Сатору вернулся в строй, сколь бы тяжело ему сейчас не приходилось. Без него всё развалится. Как бы ни был он невыносим, но Мэй Мэй права: только он один сможет противостоять Сукуне. Так что его нужно хорошенько встряхнуть. Ты уверен, Гето-сан, что найдёшь нужные слова?              Сугуру сглотнул.              «Уверен ли я?!»              Нет, он не был уверен. Совсем. Ещё пару часов назад ему хотелось схватить Годжо за грудки и выместить на нём всю свою злость за столь детское, безответственное поведение, за отсутствие рядом. Но сейчас он вдруг осознал, что понятия не имеет, что ему сказать. Как повести себя. С чего бы Сёко-сан вообще решила, что ему это под силу?!              — Я очень постараюсь, — кивнул Сугуру и внезапно почувствовал внутри не только страх допустить ошибку, облажаться и вместо правильных слов снова врезать этому болвану, но и нечто другое. Нечто, что слабо, очень слабо, будто росток пробивался сквозь бетонную стену отчуждения, упрямо копошилось, тянувшись вверх, к свету, на свободу. Просилось вырасти, стать больше, разрастись сильнее, умоляло перестать закатывать его в асфальт безнадёжности.              Однако Сугуру сделал это ещё раз. Подавил на корню. Вырвал. Закатал.              Ничему этому не бывать.