Искажённые

      Неудачная идея.              Эта мысль острым лезвием прошлась несколько раз по мозгам Сатору, изрезав их вдоль и поперёк, а потом воткнувшись внутрь, точно это он сам орудовал своим мачете и вогнал его в голову очередной твари.              Эта была не самая удачная мысль – пройтись пешком. Ещё тогда был шанс повернуть обратно, но Сатору с присущей ему садистской привычкой испытывать на прочность не только чужие, но и свои нервы, всё равно пошел на Перекресток Искупления.              Гнетущее молчание, установившееся после этого в машине, по-настоящему стало его мучить. Годжо не любил молчание, он всегда старался разбавить его чем угодно: начиная от глупых шуточек, заканчивая разговорами ни о чём.              Когда они вернулись к машине, пробка уже рассосалась немного, но Гето сказал, что теперь он пассажир. Уселся на сиденье справа, пристегнулся и уставился в окно, явно не намереваясь ни о чём разговаривать. Лицо его было огорчённым и угрюмым, и в другой ситуации Сатору отпустил бы пару шутеек и совсем бы добил его, напомнив о том, что решением всех проблем может быть перевод.              Черт побери, да он ещё вчера собирался так сделать! И вот он — идеальный шанс вогнать внутрь того, кто мешает жить прежней жизнью, пару острых иголок и подождать, когда же из ран закровоточит. Но поразительно то, что проделывать такое с Гето сейчас не хотелось, а вот чувство сожаления, что потащил его на казнь, к которым тот явно не привык в своей прежней общине, было огромным и пугающе надоедливым.              С чего бы?              Вырулив наконец к первому пункту досмотра, Сатору быстро преодолел его. Выезжать из города всегда было куда проще, чем попасть в него. Проверяли только документы и машину, фиксируя время в своих базах, но анализы крови не требовали. Они не хотели впускать заразу в город, а вот кто уезжал из него и с какой кровью, было абсолютно плевать.              На втором пункте сегодня был Иджичи-сан. Увидев знакомое авто, он помахал рукой, подошёл, поприветствовал и совсем уж номинально проверил документы.              — Годжо-сан, — поздоровался он. – Вы уж простите за вчерашнее. Этот дурак — новичок, действует строго по правилам, не совсем понимая, что вообще говорит.              — Всё нормально, — отмахнулся Сатору, бросая взгляд на Гето, но тот, опершись правой рукой о дверцу, по-прежнему не шевелился, пребывая в своих тяжёлых думах и даже не повернулся. – Вечером ты на пункте?              — Да, точно, мое дежурство, так что не волнуйтесь: проверка пройдет как по маслу, если планируете возвращаться, — кивнул тот дружелюбно, но при этом как-то особенно почтительно.              Этот солдат нравился Сатору. Иджичи-сан был вежлив, обходителен и почтителен с охотниками, понимая всю серьёзность работы, взваленной им на плечи. И уж точно не полез бы ему под повязку, чтобы потешить любопытство.              — Почему только вас, охотников, заставляют проходить эти круги ада, чтобы постоянно ездить за город и в город? – проверив документы и отдавая их обратно, спросил Иджичи. – Как, наверное, это утомляет. Почему бы не перенести подразделение ближе к городу?              — Чтобы разнести там пару зданий, если вдруг какой-то ученик не справится со своей способностью? – усмехнулся Годжо, вспомнив один казус, случившийся с ним во время обучения. Тогда, тренируя телекинетический удар, он снёс несколько стен и Масамичи, сломав тому руку. – К тому же, там большая концентрация охотников – слишком уж симпатичное место для атаки тварей, да и простым гражданам такое соседство вряд ли придётся по душе.              — Не понимаю я этого отношения к охотникам, — покачал головой солдат. – Если бы не вы, нас бы давно уже размазали!              — Рад, что ты так думаешь, Иджичи-сан, – улыбнулся Годжо, и, попрощавшись, повёл машину вон из города по расчищенной и совершенно удобной трассе. Добираться до подразделения ещё примерно полчаса, и снова установившаяся тишина, хоть и немного разбавленная разговором с Иджичи, стала давить на Сатору.              Наконец он сдался.              — Эй, новенький, — позвал он, слегка косясь в сторону. – Если тебя так придавило от вида казней, то как ты вообще выносил и собираешься выносить охоту? Не плакать же ты там собрался?              Гето, оторвавшись от созерцания скудного пейзажа за окном, выпрямился и откинулся на сиденье. По его губам скользнула усмешка, а дурацкая чёлка теперь, лоснясь на солнце, совершала свой непрекращающийся танец на ветру, нагло врывавшемуся в приоткрытые щели окон.              — Охота – это другое, — сказал Гето мягким голосом. – Мы убиваем тварей, чтобы они не убили мирных жителей. Но то, что было в городе – это ненормально. Даже не сама смертная казнь, она ведь всегда была в нашей стране. А то, как всё было обставлено. Словно… какое-то шоу.              — Согласен, — выдохнул Годжо, пожав плечами. – У вас в общине такого не бывает? Что вы делаете с преступниками?              — В зависимости от тяжести преступления есть два варианта: изгнание или же смерть, — ответил Гето, и, пока не спросили, в чём же разница, сразу пояснил: — Если вынесен второй приговор, преступнику вводят смертельную инъекцию, давая возможность раскаяться в своих грехах, попрощаться с родными и уйти мирно, даже если это самый отпетый мерзавец. Публичного и прилюдного повешения… такого у нас никогда не бывает.              — А в Токио это одно из главных периодических шоу, — хмыкнул Сатору. – Но поверь, не все люди в городе с этим согласны и так кровожадны. Это всё эти идиотские культисты, «Верующие в звезду». Их влияние за последние годы значительно усилилось в общине, а в головах у них одна религиозная чушь, однако каким-то образом им удаётся привлекать в свой культ всё больше сторонников. Поэтому Совет общины и разрешил им иногда, пару раз за полгода, устраивать показательные казни, чтобы удовлетворять их жажду… хм, — внезапно запнулся Годжо, хотя обычно никогда за словом в кармане не лез, но здесь он не знал основную мотивацию этих полоумных людей.              — Жажду крови, — закончил за него Гето. – Не волнуйся, Годжо: я тебе не нежная одзёсан, но твоя забота о моём самочувствии даже трогает.              — Забота? – скривился Сатору. – Нет никакой заботы. Я просто не хочу, чтобы, когда нам наконец дадут совместную работу, ты расплакался.              — Ну да, конечно. Поэтому так переживаешь.              Сатору услышал в голосе напарника усмешку и, не поверив ушам, повернул к нему непонимающее лицо. Пока не понял, что теперь уже подтрунивает над ним Гето, а не наоборот. Это открытие заставило его расплыться в улыбке, ведь значило три вещи: Годжо действительно слишком недооценил прочность нового напарника, по-настоящему проявил заботу и последнее – тактику противодействия характеру Годжо Сатору Гето решил не менять.              — Кто это был? – спросил Гето, пытаясь убрать чёлку за ухо. Тщетно. – Тот человек на площади? Главный культист?              — Зенин Наоя, будущий глава клана Зенин, — ответил Сатору и сморщил нос, вспоминая этого неприятного человека. – Тот ещё фрукт, как и его отец, Зенин Наобито. Их клан один из наиболее влиятельных в Японии, Наобито когда-то общался с моим отцом. Но когда появился вирус Сукуна, у Зенина-старшего совсем поехала крыша, он резко подался в религию, примкнул к культу и вскоре стал одним из ярых сторонников «звезданутых», как я их называю. А его сын, эта самолюбивая сволочь, что была на казни, просто очень любит власть.              — И явно тебя недолюбливает.              — Ты что, меня все любят, а он – особенно, — Годжо заявил это так уверенно, даже без намёка на шутку, но внезапно услышал, как Гето тихо захохотал.              — Теперь я понимаю, что имел в виду Кенто-сан, когда назвал тебя «невыносимым» и поделился секретной техникой «антиГоджо», — проговорил, улыбаясь, Гето.              — Не поделишься, что это за техника такая? – почти обиженно пробормотал Годжо. – Никто мне не говорит, даже Сёко.              — Нет уж, извини, — совсем развеселился Гето, довольный реакцией Сатору и, кажется, выбравшийся из-под груза тяжёлых мыслей. – Мне сказали хранить секрет техники, как зеницу ока, чтобы ты не мог подобрать к ней противодействия. Иначе всё потеряно.              — Ха, — пробурчал Сатору. – Ладно, не больно-то надо. Я и так прекрасно справляюсь.              Воцарившаяся ненадолго тишина уже не была такой гнетущей. На губах Гето теперь лежала мягкая улыбка, и сам Годжо почувствовал, что эпизод с казнью немного отступил. И все же молчать дольше, чем пара минут, если не спит и не хочет сам, он не мог.               — Ты упоминал, новенький, в отчёте Масамичи, что я допустил пару ошибок при охоте вчера, — проговорил он с нотками задиры. – Может, расскажешь, что ты имел в виду?              — Почему нет, — Гето поднял правую руку, где мелькнула закорючка загадочного тату, тянущаяся почти к ладони, и принялся загибать пальцы, приобретя снисходительный вид отличника, говорящего очевидные вещи двоечнику и главному хулигану в классе. – Это же несложно. Первое, — он загнул указательный палец, — ты не стал использовать печати. Из-за этого падальщики в лесу, услышавшие звуки твоей борьбы, так быстро подтянулись, и Нанами-сану пришлось их убивать.              — Фух, — издал Сатору раздражённый звук, выражая несогласие. – Печати – то ещё дерьмо. Забирают кучу энергии на поддержание.              — Но уберегают случайных гражданских.              — Завод заброшен вообще.              — И прикрывают твой тыл, — голосом ментора протянул Гето. – Они обязательны на охоте, это прописано в правилах.              — Как ты понял, я читаю мало правил, — не сдавался Годжо. – Хорошо, понял первую ошибку, хотя не считаю это ошибкой. Давай дальше.              — Ты неправильно определил количество противников, не дождался команду, — Гето принялся загибать пальцы, — не поддерживал связь с напарниками, не заблокировал пути отхода для тварей, — в ход пошла вторая рука, — не провёл зачистку ближайших территорий от падальщиков…              — Внутри завода я зачистку провёл.              — …И иссушил мужскую особь твари, превратив её останки в корочку, — закончил Гето перечисление, а его три незагнутых пальца на левой руке веером дали надежду, что на этом перечень закончится. – А эти останки лучше было бы изучить в первоначальном виде, учитывая проявления у твари девиантного поведения.              — Я был истощён, — не смог скрыть раздражения Годжо, выполняя последний поворот, ведущий к подразделению. Оставалось минут десять пути, и уже Масамичи начнёт его отчитывать за столь наглое опоздание, ведь лекции должны были начаться в двенадцать, а уже была половина первого.              — Ах да, ещё, — разбил Гето надежду на то, что три пальца так и останутся не загнутыми. – Ты вёл себя на охоте самонадеянно, напыщенно и глупо. Итого десять.              — Это не ошибки, — хмыкнул Сатору, на что Гето внезапно расплылся сам в широкой ухмылке.              — Ошибки. Они могли стоить тебе жизни, — он опустил руки и разжал кулаки. — Но, как я понял, ты, несмотря на то, что являешься головной болью для Совета Старейшин, да и для всех почти, очень силен. Просто твоя самоуверенность однажды может привести к печальным последствиям.              — Какой же ты зануда, — выдохнул Сатору, ощущая себя вдруг не в своей тарелке. Его часто отчитывали, на него часто кричали, но он обращал на это мало внимания, но чтоб его критиковали так… изящно — такого не случалось. И почему-то в ответ на эту критику внутри появилось желание оправдаться, а Сатору ненавидел оправдываться. Поэтому предпочёл закрыть эту тему, совсем по-детски обозвав Гето занудой.              Тот, кажется, раскусил эту реакцию, так что не стал обижаться – просто пожал плечами.              — Ещё одно… — вдруг сказал Гето слегка хмуро, когда они стали приближаться к парковке подразделения.              — Тебе третью руку дать? – фыркнул Сатору, но напарник не повёлся и спросил:              — Как ты узнал, что те две твари… пара? Ты об этом сказал директору.              — Хм, — Сатору действительно это говорил вчера, и для него это было очевидным. Но по каким признакам он это определил, он и сам не понимал. Скорее, просто чутье. – Они защищали друг друга. Наверное, поэтому.              Гето кивнул, бросив на него какой-то непонятный, внимательный взгляд, но раздумывать, что это значило, времени уже не было: на парковке, словно злющий о́ни, уже стоял Масамичи, и, судя по сжатым кулакам и взбешенному лицу, он готов был разорвать Годжо прямо тут, превратив в куклу и посадив в одном из своих горшков в кабинете. Но сдерживал возмущение до последнего, а, увидев Гето, и вовсе приобрел почти каменный вид.              — Годжо! Где тебя носит? – прошипел он. — Ты что, совсем во времени потерялся? Студенты уже три раза спрашивали про тебя.              — Прости, Масамичи-сан, — вылез из машины Годжо. – Но это новенький виноват. Он забрался в пробку, а потом, когда вышел посмотреть, что случилось, потерялся в городе. Пришлось искать его, как ребёнка малого.              — Чего? – лицо Гето при этой наглой, бесстыдной и такой лёгкой лжи вспыхнуло, узкие глаза прищурились, метая молнии, и он что-то беззвучно зашептал губами. Ага, техника «антиГоджо».              — Ты что, предупредить не мог? Позвонить? Почему опять не отвечал на мои звонки? – не унимался Яга, проворчав.              — Ой, я снова забыл включить звук, — виновато признался Годжо, слегка покраснев и проведя большой ладонью по волосам, но продолжая улыбаться. – Вчера, видимо, ударился головой сильно.              — Да тебя еще головой в детстве ударили, – пробурчал Масамичи.              — Точно. Вы же так и делали.              – Живо на лекцию.              — Понял, — не стал еще больше злить директора Годжо и поспешил ретироваться. За спиной он услышал:              — А ты чего стоишь, Гето-сан? Тоже на лекцию за ним и следи за всем, чем он занимается, пока мне Совет голову не оторвал.              — Но, Масамичи-сама, я бы хотел…              — Мне плевать! Немедленно за Годжо!                     

***

                    «Что… что это такое?»              Сугуру прекрасно знал, что такое лекции.              Когда он обучался в колледже киотского подразделения, он обожал ходить на лекции, поскольку любил учиться чему-то новому, любил слушать спокойную речь учителя, узнавать полезную информацию и вести спокойные дискуссии по разным вопросам.              Он хорошо помнил время, когда с нетерпением ждал того момента, когда сможет применить все накопленные знания на практике, когда же сможет проявить себя на охоте. Но, к сожалению, первая его охота была катастрофой. Его ранили, он упустил несколько падальщиков, неправильно применил свои ещё развивающиеся и не всегда понятные ему самому способности. Теория в тот день крупно разбилась о стену практики, но это не отняло у него мотивации и дальше изучать теорию, а наоборот – только подстегнуло учиться еще лучше и больше.              Дисциплина. Тренировки. Охота.              «Лучше привыкнуть, чем учить».              К концу обучения он стал лучшим из всех, что принимал как должное, поскольку вложил в своё развитие слишком много сил, и одновременно старался не кичиться таким успехом, понимая, что задача сильных – учить и защищать слабых.              Охота в Киото складывалась удачно и сначала приносила удовлетворение. Потом, спустя много лет, превратилась в обычную рутину, но Сугуру всё же не позволял себе относиться к ней безответственно, сознавая, какая огромная роль возложена на плечи каждого охотника. Он – всего лишь малая часть системы, обычная шестерёнка, которая тем не менее имела важную задачу и должна вертеться для того, чтобы механизм продолжал работать. И видя результаты работы этого механизма, выражающиеся в спасении невинных людей, Гето понимал, зачем вообще всё это делает.              Но чем больше он охотился, тем больше задавался вопросом, почему тварей не становилось меньше. Работа, ставшая единственным смазочным материалом для кручения шестерёнки, пусть и превратившая в рутину, всё-таки заставляла его вставать по утрам и идти на охоту. Люди, спасённые им, уже не вызывали прежних возвышенных чувств, заставляя ощущать себя спасителем человечества, но и равнодушно к их жизням он никогда не относился.              Просто… всё становилось с каждым годом другим. Терялся путь. Если сначала это была целая, хорошо протоптанная тропинка впереди, по которой он с горячностью в сердце мчался вперёд, потом – просто канат, по какому он шёл уже медленнее и осмотрительнее, то теперь же по прошествии десяти лет охоты осталась лишь тонкая кровавая линия, тянущаяся неизвестно куда, петляющая, иногда обрывающаяся ненадолго, но вновь уводящая куда-то. Даже не вперёд, а, возможно, уже по кругу. Он теперь не мчался, не шёл, даже не полз – а аккуратно и бесцельно переставлял ноги в своих дзори, приученный идти, но постепенно теряющий смысл пути.              Перевод в токийское подразделение не должен был происходить в его жизни, но Сугуру предпочёл отнестись к нему, как чему-то хорошему. По крайней мере, новому. Но иногда, хотя нет – довольно часто – он скучал по тем временам, когда внутри кипело столько желания жить, а огонь энтузиазма ещё не угас.              Он хорошо знал и помнил, что такое лекции. То, что происходило на его глазах, точно таковым не являлось.              «Что он делает?»              Годжо Сатору, этот великовозрастный ребёнок, хулиган по характеру, сильнейший охотник на всём континенте – так, по крайней мере, говорили – совершенно несносный человек, который уже с десяток раз смог заставить Сугуру злиться, раздражаться и пару раз – даже посмеяться, абсолютно не подходил на роль учителя. Зайдя в помещение, предназначенное для лекций, он, даже не извинившись перед тремя учениками, терпеливо дожидающимися его прихода, сразу же уселся на стул вразвалочку и стал перебирать какие-то книги.              То, что он абсолютно не готов к лекции, было ясно сразу. Гето, вежливо поздоровавшись со студентами и окинув их любопытным взглядом, прошёл внутрь и занял место позади, чтобы своим присутствием не мешать и не смущать студентов. Теперь он уже догадывался, что смутить своим присутствием Годжо очень сложно, поэтому особо не стал об этом волноваться, хотя тот проследил за ним взглядом, судя по повороту головы, но, вот что нёс в себе этот взгляд, было загадкой из-за повязки.              Сугуру даже пару раз позавидовал тому, что за повязкой можно прятать свои глаза, а значит и мысли, и перестать их постоянно контролировать, но, как известно, везёт дуракам. Вряд ли Годжо Сатору вообще контролировал то, что говорил – просто ляпал наобум.              «Ну и болван».              Трое студентов терпеливо ждали, когда Годжо рассмотрит все книжки, словно он видел их впервые. Такое малое количество студентов Гето совсем не удивило: наоборот, это было хорошо, что нашлись хоть трое. Количество граждан с искажённой «аномалией» с каждым годом становилось всё меньше, словно вирус нашел дефекты в своей работе, излечился от них и неминуемо сокращал подобные ошибки.              По закону, принятому правительством уже довольно давно, такой гражданин при обнаружившейся аномалии был обязан обучаться ремеслу охотника. Ни о какой свободе выбора не шла речь: только охотники могли сдерживать популяцию тварей. А из-за опасной работы численность охотников только сокращалась, слабые умирали быстрее, и, чтобы хоть как-то стимулировать оставшихся, правительство принимало постоянные льготы, одаривая охотников привилегиями, вроде сниженного налогообложения, возможности свободного перемещения, огромного, по меркам обычных работяг, жалования, но при этом и натягивало цепь, заставляя их отчитываться, постоянно принимать сыворотку, сдерживающую развитие вируса, жить по уготованным лекалам.              Так как Годжо решил поиграть в молчанку, а студенты не решались прервать эту игру, Сугуру принялся украдкой их разглядывать. Двое мальчиков и одна девочка, ещё подростки.              Один, с растрепанными непослушными тёмными волосами, сидел неподвижно и терпеливо ждал. Во взгляде его голубых глаз сквозила отстранённая холодность, даже немного заносчивости. Второй парень со светлыми волосами и бледной кожей прикрывал рот шарфом, и, очевидно, был немым, так как Гето заметил, как он тихонько «переговаривался» с девочкой на языке жестов.              Наверняка спрашивал, а что же завис Годжо, который с очень умным видом что-то открыл и теперь делал вид, что читал. Хотя Сугуру до сих пор не понимал, как можно читать, ходить, да вообще жить с повязкой на глазах, хоть сам Годжо уже давал ему объяснение. Просто это выглядело довольно странно.              Девочка, выглядевшая старше своих сокурсников, имела довольно смелый и решительный вид. Очки на глазах, тёмные волосы стянуты в хвост. Она одна из всех смотрела на горе-учителя с нотками затаившегося раздражения, и Гето с интересом гадал, хватит ли у неё терпения, чтобы прервать эту совершенно бесполезную не то лекцию, не то молчанку.              Когда девочка в очередной раз что-то «сказала» немому ученику, а потом покрутила у виска пальцем, кивая в сторону всё ещё перебирающего книги Годжо, Сугуру улыбнулся, ощутив, как по телу пронеслась приятная волна ностальгии. Ему такие бестолковые и беспечные учителя, как этот болван, и не снились во время учебы.              Тут он заметил, что голова Годжо оторвалась от книг и повязка смотрит прямо на него.              — Итак, — наконец-то вспомнив, что умеет разговаривать, Годжо широко улыбнулся, как-то хитро и со странным предвкушением, так что Сугуру вдруг внутренне подобрался. Очередная пакость намечается? – Я тут прошёлся по этим ужасно заумным книгам… Скукота! У нас осталось ещё полчаса, и я подумал, может, мне просто рассказать вам о своей вчерашней охоте?              — Да! – тут же раздался возглас одного ученика, брюнета, немой мальчик радостно закивал, а девочка, слегка оттаяв, сложила руки на груди.              — Ну раз вы так просите, то как я могу отказать? – хихикнул Годжо, поднимаясь, прохаживаясь по помещению перед доской туда-сюда, словно о чём-то раздумывая, а на самом деле лишь демонстрируя свою «учёность», а потом остановился напротив стола и Сугуру. Гето сидел поодаль, но, так как учеников больше не было, прекрасно видел, что происходит.              — Всё началось с того, что «вороны» обнаружили большое скопление падальщиков на старом заброшенном заводе…              Годжо принялся пересказывать вчерашние события, приправляя их шутками и забавными моментами, отчего лекция стала похожа на посиделки у костра за рассказом страшной истории. Рассказчиком Годжо оказался куда лучшим, нежели учителем, поэтому ученики во все глаза таращились на него, улавливая бурную жестикуляцию, и во все уши слушали. Такой вид времяпрепровождения им нравился, и они, даже девочка, хоть она и пыталась сохранить спокойное лицо, были в восторге.              Гето тоже интересно было узнать, как Годжо «проводил разведку» и «оценивал ситуацию», беспечно полагая, что сейчас услышит просто пересказ вчерашних событий, украшенных, конечно, новыми выдуманными подробностями, поэтому, когда рассказ свернул совершенно в другую сторону, тоже выдуманную, но с особым издевательским шиком, почувствовал, как его лицо вытянулось от растерянности.              — Я, как самый заботливый командный игрок, решил позволить новичку из Киото, — Годжо указал на Гето, и все три головы быстро повернулись к нему, посмотрели, снова отвернулись, — действовать самостоятельно. Ну знаете, чтобы оценить его способности и посмотреть, как обучают в другой общине, но, конечно, всегда был готов прикрыть ему тыл, в случае чего. Нанами-сенсей в это время занимался падальщиками. Новичок действовал довольно неплохо, охотиться он умеет, но, видимо, слегка перенервничал, поэтому допустил несколько грубых и пару незначительных, но всё же ошибок…              — Что? – нахмурился Гето, не понимая, о чем сейчас Годжо. Тот, вытянув вперёд руки с растопыренными пальцами, демонстративно загнул один.              — Сначала печати… — принялся бесстыдно врать он, и Сугуру, собразив, что весь рассказ и это представление предназначались прежде всего ему, сцепил челюсти в раздражении, ощутив, как от ярости лицо налилось краской.              — К сожалению, он забыл наложить энергетические печати на здание, — продолжал с умным видом Годжо, откровенно потешаясь над покрасневшим лицом Гето. – Сами знаете, как важны печати! Их нужно ставить, чтобы обезопасить гражданских, а также прикрыть тыл! Так вот, он допустил эту грубейшую ошибку! Из-за того, что печать не была оставлена, падальщики из леса услышали шум борьбы и сбежались к месту, поэтому Нанами-сенсею пришлось заняться ими. Дальше, — Годжо издевательски загнул второй палец, — вместо того, чтобы работать в команде, решил действовать сгоряча в одиночку. Тоже неплохо, но так можно подвергнуть товарищей опасности. Также, — новый загнутый палец, — неправильно определил количество целей. Не заблокировал пути отхода тварей. Не провел зачистку ближайших территорий от падальщиков, — вся широкая ладонь с длинными пальцами превратилась в кулак. В ход пошла вторая. – Не вызвал в нужное время подкрепление. Не поддерживал связь с командой. Ах да, еще вел себя слишком самонадеянно, напыщенно, глупо.              Загнув все пальцы на второй руке, Годжо широко ухмыльнулся и победоносно посмотрел на Гето. Сугуру был готов поклясться, что во взгляде под повязкой сквозит воодушевлённое торжество от этой проделки.              Гето глубоко вздохнул, чтобы не влезть с опровержениями в эту чудесную историю. Она была выдуманной, хоть и выдавалась за правду, но подвергать сомнению слова учителя, сколь нерадивым он бы ни был, перед учениками было бы невежливо и малодушно. Так что, выровняв дыхание, Сугуру почувствовал, как угольки бешенства и возмущения внутри снова затухли под брызгами самоконтроля, задымились и зашипели.              Он взял себя в руки, хотя до сих пор чувствовал, как на щеках горит румянец. То, что Годжо удалось так легко и нелепо вызвать этот слишком красноречивый признак его злости, ведь его издевка попала точно в цель, расстраивало. Но Гето поклялся себе, что будет бить проклятого Годжо тем же оружием, только с примесью холодного равнодушия, спокойствия и хладнокровия – всего того, что так, судя по всему, бесило самого Годжо.              «Идиот. Кретин. Болван», — подбирал он мысленно для описания Годжо самые разные слова и с удовлетворением ощутил, как снова пришпорил все чувства внутри, и они послушно замерли.              Тем временем Годжо, что-то изображая, завершал свой фантазийный рассказ.              — В общем, он угодил в западню, пришлось спасать его задницу, — ухмыляясь, Годжо забрался на стол, сев на него и беспардонно отодвинув часть книг. – Так что мораль такова: внимательно следите за выполнением правил, но не переусердствуйте. Вопросы?              Какое-то время стояла тишина, а девочка, повернувшись к Гето и смерив его оценивающим взглядом, вдруг спросила:              — Годжо-сенсей, вы уверены, что всё так и было?              — Абсолютно, — сразу же ответил врун, даже без капли колебания. – С чего бы тебе сомневаться, Маки-тян?              — С того, что мы слишком хорошо вас знаем, — загадочно ответила она, но Годжо вдруг тут же отмахнулся жестом.              — Всё, время лекции вышло, вы свободны, — сказал он. — Следующая в среду.              Студенты быстро собрали вещи и принялись уходить. Выжидая, Сугуру уже гадал, что же такого сказать или сделать, чтобы дать Годжо понять: его милая шутка не добилась успеха. Пусть тот все равно заметил слишком уж красноречивую реакцию Гето, хотелось хотя бы попытаться всё исправить. Например, сухо похвалить за интересный рассказ, подметить, какую ошибку пропустил Годжо или хотя бы произнести с полным равнодушием, что «было всё не так».              Однако, когда подростки скрылись и задвинули за собой сёдзи, а Сугуру уже приготовился что-то такое выдать, по помещению разнёсся громкий, совершенно счастливый смех Годжо, его голова откинулась назад, а руки, только что удерживающие стол по бокам, даже ударились друг об друга – и Гето внезапно растерял все свои холодно-язвительные слова. В этом смехе он услышал не злую насмешку, а что-то противоположное, какую-то добрую и светлую сторону случившейся оказии, как будто старый друг весело и беззаботно посмеялся над совместной шуткой.              Дождавшись, когда смех уляжется, Сугуру перебрал пальцами по столу и всё-таки решил применить одну из заготовленных фраз.              — Не так всё было, — совершенно спокойно, к своему удовольствию, заметил он. – И, кажется, твои ученики что-то заподозрили.              — Маки-тян всегда была умной девочкой, — Годжо произнёс это даже с какой-то гордостью, когда перестал смеяться. – Признай: это была интересная история.              — Не имеющая с реальностью ничего общего, — выдохнул Сугуру, поднимаясь и подходя ближе. Руки его отчего-то сами залезли в карманы широких брюк, как будто опасаясь, что дадут этому балбесу пару оплеух. – Не кажется ли тебе, что лучшим и самым разумным вариантом для твоих учеников было бы рассказать им подробности охоты чуть более… реалистично? Чтобы они понимали, что это не какое-то веселье, а настоящая борьба за жизнь?              — Ну это же весело! — пожал плечами Годжо, и Гето прищурил глаза, пытаясь понять, почему тот так беспечен.              Догадка поразила его. Годжо действительно думал, что охота – это сплошное веселье, и, вспомнив, с каким упоением тот вчера убивал тварь и поглощал её проклятую энергию, Сугуру понял, что недалек от истины. Годжо называли сильнейшим, он многое умел, его способности были чрезвычайно развиты, к тому же, ему открылась и наивысшая точка в умениях охотника, когда он мог отбирать энергию прямо у тварей, расширяя возможности до максимума, и эту точку Гето, несмотря на свои старания, долгие годы охоты и обучения, так и не смог постичь. Возможно, ему это было не по силам.              Поэтому-то Годжо охота давалась легко, и он искренне считал, что это весело. Вместе с воспоминанием о вчерашнем событии, о том, как токийский охотник поглощал энергию твари, чему Сугуру вообще был свидетелем впервые, вернулось и то странное чувство: внутри что-то потеплело, разлилось и одновременно растрескалось. Гето подозревал, что это за чувство, и оно ему не нравилось. Он настойчиво изгнал его из себя.              — Моя первая охота была тяжелой и обернулась полным провалом, — стараясь держать голос в узде терпеливости и мудрости, продолжил Сугуру. Он собирался ещё сказать, выразить мысль о том, что ученикам стоит не восхвалять охоту, вызывая ложные о ней представления, а, наоборот, описывать её во всём неприглядном, жестоком реализме, но слова комом застряли у него в горле, когда, даже не дослушав, Годжо как-то грязно ухмыльнулся и спросил:              — Что, та девица продинамила тебя?              Сугуру даже не сразу сообразил, причём тут это. А когда сообразил, снова ощутил, как руки буквально зачесались в карманах брюк – так сильно хотелось достать их и вмазать кулаком по этой самодовольной ухмыляющейся роже.              «Идиот. Придурок. Болван».              Вместо этого он изобразил на лице скуку, очень попытался, и, к счастью, его попытка увенчалась успехом, так как на лице Годжо, той части, которая была доступна для считывания, мелькнуло разочарование.              — Что дальше? – спросил Сугуру, проигнорировав дурацкий подкол. – Мне ходить за тобой попятам весь день, как приказал директор, разглядев во мне няньку? Я мог бы потратить это время с пользой, например, проведав Сёко-сан и обсудив с ней вопросы, которые вряд ли тебя заинтересуют, Годжо.              Уголки губ на лице напротив упали, даже как-то скуксились.              — Нет. Пойдем на стадион.              — Зачем?              — Раз уж мне с тобой придётся охотиться, я должен знать, на что ты способен, — ответил Годжо, выходя наружу. Гето нехотя последовал за ним. – Я видел, как ты умеешь заговаривать зубы людям. Но с тварями так не получится, так что пошли.              Стадион для обучения располагался неподалеку. Большой и хорошо оборудованный, он явно был подготовлен не только для спортивных состязаний, но и для тренировок по физической силе, бега, а также для спаррингов с оружием.              Годжо зашёл в какое-то помещение, поманив за собой, и Гето, зайдя внутрь, увидел, что это банальная раздевалка. Не говоря ни слова, Годжо расстегнул куртку формы и небрежно кинул её на скамью, оставшись в обычной темной футболке. Она обтягивала его тело как надо, и Сугуру, отведя взгляд, мысленно признал, что тот в отличной физической форме, в чём он уже имел возможность убедиться, когда, не подумав, постучал к нему в дверь и застал его сонным в одних трусах.              Похоже, для Годжо оголяться было просто и незатейливо, он не испытывал от этого никакого смущения. Этот резкий контраст между его простотой при демонстрировании своего тела и крайней неловкостью, когда его всего-навсего просили снять повязку с глаз, для Гето был и странным, и одновременно… притягательным?              — Ты что, готовишься к спаррингу? – не понял Сугуру, не спеша снимать куртку. Если, конечно, потребуется, он мог бы и даже желал бы набить пару тумаков этому болвану, и был уверен, что в честном бою выиграет. Его физическая форма не уступала, а даже превосходила, да и в кулачном бою Гето тоже был лучшим в Киото, но голос благоразумия всё же напоминал, что силы стоит тратить на охоту, а не на болванов, подначивая их жажду развлечений.              — А что, есть желание? – усмехнулся Годжо, но не дождался ответа. – Нет, не сегодня. Я и так знаю, что смогу одолеть тебя.              — Мне бы твою наглость.              — Эй, это не наглость, — отозвался он, разминая пальцы рук. Они у него были довольно тонкими, длинными, но при этом сильными. – Это здравая оценка своих возможностей. Но нет, сегодня у нас другая проверка. А куртку я снимаю, потому что это последний комплект формы, который пока у меня есть. Масамичи-сан пригрозил, что, если я испорчу все комплекты, буду ходить нагишом. Отдел снабжения уже пару раз на меня жаловался, но что поделать – я не умею следить за формой, когда убиваю тварей. А ещё снаружи жарко. Не будешь снимать куртку?              — Нет, — отрезал Гето, и Годжо пожал плечами. Сугуру даже показалось, что тот слегка разочарованно вздохнул.              — Тогда пошли, — Годжо схватил бутылку воды.              Они вышли на стадион, на котором было абсолютно пусто. Ни зрителей, ни учеников, вообще никого. Гето это устраивало. Но он сразу же пожалел, что проявил глупую категоричность, не сняв верхнюю одежду. Снаружи было очень жарко, несмотря на то, что стояло далеко не лето, а вообще-то январь, но в этом году с погодой случилось что-то аномальное. От вчерашнего снега не осталось даже следа.              — Я видел, как ты создал нечто, что оттолкнуло тварь вчера, — начал Годжо, открыв бутылку и жадно отпив воды.              Гето поймал себя на мысли, что завороженно наблюдает за этим процессом.       Он быстро отвел взгляд.              — То есть, – оторвался Годжо от бутылки и, закрыв, поставил её на землю, — как я понял, ты умеешь создавать иллюзии?              — Верно, — кивнул Сугуру, ощущая себя несколько неуютно, но не подавал и виду. – Самые разные. Иногда сам не знаю, что создам.              — Но если это иллюзии, как та иллюзия, вчерашняя, смогла сбить тварь с меня? – спросил Годжо, нахмурившись. – Она же нематериальна.              — Тоже верно, — ответил Гето, поймав себя на мысли, что начинает повторяться. Ему стало вдруг нестерпимо жарко в куртке под ярким обеденным солнцем на этом открытом стадионе, вот только Сугуру не был уверен, что причина крылась именно в этом. – Я могу создавать иллюзии и погружать в них человека или тварь, но они нематериальны. Однако, если я захочу, я могу вкладывать в эту иллюзию и свою проклятую энергию, так, что она как бы создает поток энергии вместе с иллюзией – тогда и получается обмануть глаз.              — Ясно, — Годжо провел своей огромной пятерней по волосам, растрепав их ещё больше. На вид они были совсем белые, и Сугуру заметил, что на руках того вообще не было ни единого темного волоса. Только светлые, которые, попадая под луч солнца, светились. Выходило, Годжо действительно альбинос.              — Можешь показать какую-нибудь иллюзию? – спросил он, указав на пустующее пространство стадиона. – Любую. Ты сказал, что иногда сам не знаешь, какая появится. От чего это зависит?              Гето пожал плечами.              — От картинок в моей голове, — сказал он. – Или от каких-то образов, мыслей. Если сосредоточиться сильнее, могу создать именно то, что мне нужно, но это отнимает больше сил. Поэтому я особо не заморачиваюсь и позволяю своим мыслям просто течь так, как они хотят. Разум сам выбирает образы.              — Тогда продемонстрируй что-нибудь.              — Зачем?              — Мне нужно понять, что ты из себя представляешь, как я уже говорил, — усмехнулся Годжо, показывая рукой. – Стадион весь твой.              Гето не очень любил использовать свои способности вне охоты. Особенно, если кто-то попросил просто потому, что захотел. Особенно, если попросил этот болван Годжо Сатору. Но делать всё равно сегодня было нечего, в чём-то его новый напарник был прав: нужно было знать о способностях друг друга перед совместной охотой, чтобы вообще понимать, как взаимодействовать. Поэтому не стал спорить.              — Сначала показываю я, что умею, потом ты, — поставил он условия, и Годжо кивнул.              Сугуру уткнул взгляд прищуренных глаз в пустующий стадион, где ровным счетом ничего не происходило, ощутил, как внутри поднялась проклятая энергия, расцвела, завибрировала. Он не мог видеть её, как Годжо, но воспринимал так же хорошо, как дышал: поэтому ему ничего не стоило создать иллюзию из пустоты, позволив разуму выбрать то, что посчитает нужным.              И сам не поверил своим глазам, когда из ниоткуда в десятке метров от стадиона появился огромный дракон, длинный, грозный и змеевидный, но… совершенно белый! Он пролетел над стадионом, раскрывая пасть в диком крике, а потом выдал изнутри пламя… тоже совершенно белое!              «Какого…», — пронеслось в голове Сугуру, поскольку он ясно понял, из каких мыслей вылезло такое существо.              — Надо же, тоже альбинос, — усмехнулся Годжо, но, кажется, не провел параллель между этими событиями, и на том спасибо.              Дракон, рыча и дыша белым огнем, снова облетел стадион, и выглядел он так величественно и красиво, что Сугуру записал бы его в список своих самых прекрасных созданий, даже засмотрелся бы на него и позволил бы ему существовать как можно дольше, но сейчас быстро поднял руку и резко сжал кулак – дракон тут же растворился.              — Эй, зачем? — с досадой протянул Годжо, которому явно понравилось это зрелище. – Он забавный.              — Это не то слово, какое подходит для охоты, — как можно спокойнее проговорил Гето. – Для охоты я использую намного более жутких созданий. Но для демонстрации сойдет.              — Так, это я понял, — Годжо снова повернулся к нему, и на его лице не было ни следа издёвки, а даже какой-то мальчишеский задор. – А сделаешь так, чтоб объединить иллюзию и энергию вместе и оказать материальное воздействие?               — Тебе недостаточно моих слов? – поднял скептически Гето одну бровь. Ему вовсе не хотелось устраивать тут цирк, но Годжо так веселился, словно на арену цирка и пришел.              — Нет, надо проверить, — заверил он и, снова взяв бутылку, отпил воды. Сугуру терпеливо ждал, глядя в другую сторону. Но вдруг услышал и повернулся.               — Не хочешь?              — Нет.              — Черт побери, тебе не жарко что ли, я вот ненавижу жару, — хмыкнул тот, а потом сделал то, что совсем озадачило всегда сдержанного и уравновешенного Гето: поднял бутылку и вылил остатки воды прямо на голову. Вода, ударившись о макушку, разделилась на брызги, часть отлетела в сторону, другая потекла по коже, часть впиталась в ткань повязки, ну а особая часть, самая коварная, преодолев все препятствия, стала каплями стекать с ровной линии челюсти прямо на шею и торс.              Сугуру, сглотнув, уставился на стадион.              — Давай так, — Годжо, закрыв бутылку, зажал её в руке. – Я подброшу, а ты попробуй сбить. Получится?              — Годжо, ты что, решил, что ты в цирке, а я тебе вместо клоуна? – прошипел Сугуру, раздражённый не столько поведением напарника, сколько тем, как сам реагировал на него.              — Да ладно тебе, дай повеселиться, а потом я тебе свои фокусы покажу, — фыркнул тот. – Готов?              Гето какое-то время молчал, раздумывая, стоит ли идти на поводу у мимолетных желаний этого засранца. Он мог бы отказаться, заявив, что у него ещё полно дел, он мог бы даже найти себе эти дела: пойти к Сёко-сан и попробовать проанализировать образцы, зайти в библиотеку, поискать там что-то полезное и почитать, возможно, это когда-нибудь пригодится, но вместо этого стоял и по-прежнему пялился на болвана, у которого на лице была озорная улыбка и который, словно подросток, хотел совершить какую-нибудь глупость.              — Ладно, — выдохнув, Гето смирился со своей участью, напоминая себе о пользе совместного обучения. – Я готов.              Он только надеялся, что сейчас, когда будет выуживать из разума каких-нибудь созданий, не слепит нечто, что будет иметь жидкую форму. Это уж слишком красноречиво выдаст то, о чём Сугуру думал в последние минуты. Годжо его отвлекал и раздражал, иногда просто бесил, но Гето решил не поддаваться на это.              Кивнув, он увидел, как, досчитав до двух вместо трёх – даже тут Годжо решил пошутить – напарник широким взмахом руки забросил бутылку высоко верх. Гето, проследив за ней взглядом, сосредоточился и… нечто, возникшее из пустоты, небольшое, но острое, сбило бутылку с траектории, резко придавило её к земле и, страшно прогудев, тут же исчезло.              — Круто, — искренне проговорил Годжо, направившись к месту, где должна была находиться бутылка и откуда мгновение назад исчезла иллюзия. Спасибо, что хоть не водяная.              Гето, сложив руки на груди, терпеливо ждал, когда вернётся Годжо, скользя по его спине равнодушным взглядом. Таким, по крайней мере, его взгляд и должен быть.              Добравшись до места, Годжо присел, что-то разглядывая на земле. Потом поднял это и помахал предметом. Вместо выпуклой бутылки это был почти тонкий лист из того, что когда-то являлось пластиком.              Годжо стал возвращаться, и теперь уже Гето упрямо глядел в сторону, словно там было что-то интересное.              Приблизившись, напарник попытался смять пластиковый блин из бутылки, но не выходило: «блин» был, судя по всему, горячим, почти обратившимся до состояния стекла из-за крайне мощного удара.              — Неплохо, — сказал Годжо, глядя на смятую бутылку. Поднял голову. – Это всё?              — Тебе мало?              — Должно быть что-то еще, — ухмыльнулся он. – Масамичи упоминал вчера, что ты сильный охотник.              — Не говорил он такого, не ври, — оборвал Гето, прекрасно помня разговор.              — Ладно, не говорил, — согласился Годжо. – Но я решил тебя проверить: охотники всегда держат свои козыри в тайне. Ты умеешь управлять людьми, внушая им свои мысли. Создавать иллюзии и направлять энергию в них. Но уверен, есть что-то ещё.              — Могу вкладывать энергию в оружие.              — Это многие умеют. Как насчет чего-то ценного? Давай, Гето, признавайся. Что, если на охоте мне это понадобится, а я не знаю, на что ты способен?              Это было вполне разумным, но Сугуру всё равно чудилось, что он идёт на поводу у Годжо. Ему это не нравилось, пускать в личное пространство таких людей: взбалмошных, шумных, лишённых такта и терпения. Вместе с тем он не мог отрицать, что Годжо обладал одним страшным даром при совершенно скверном характере – он был очень обаятелен, знал это и безбожно этим пользовался.              — Страхи, — проговорил Гето, решив плыть по течению. Но только здесь и сейчас.              — Страхи?              — Да. Я могу чувствовать человеческие страхи или страхи тварей, — пояснил он терпеливо. – Самые потайные, иногда неосознанные. Они как бы копятся во мне, даже если я и не собирался их использовать. Например, Сёко-сан очень боится змей.              — Правда что ли? – недоверчиво сморщил лицо Годжо.              — Это не основной её страх, но, прости, Годжо, тебе я ничего больше не скажу, — усмехнулся Гето, ужаснувшись мысли, как бы этот болван завтра не притащил к Сёко-сан какую-нибудь змеюку. – Страхи Масамичи-сана, студентов – я просто их вижу, если защита не сильная. Если увидел, запомнил. Но большинство из них я не использую.              — А чего боятся твари? — нахмурился тот.              Гето пожал плечами.              — Разных вещей: огня, охотников, яркого света. У тварей всё просто, а вот у людей сложнее в тысячи раз.              — Здорово, но не совсем понимаю, как это применять на практике. Внушать им ужас?              — Ты сам себе и ответил.              — А мой страх? – Годжо вдруг хитро улыбнулся. – Тоже уловил? И чего я боюсь?              — Быть серьёзным? — отпарировал Гето, усмехнувшись.              — Да ладно тебе. Сможешь прочесть мой страх? Или уже прочитал?              Гето втянул ноздрями прохладный воздух, появившийся с ветерком, когда солнце наконец ушло за тучи и стало прохладнее. Это приводило мысли в ясность, в холодную трезвость.              — Твой страх я не увидел, — признался он недовольно. – Ты чем-то блокируешь поток энергии.              По самодовольной ухмылке, которая пробежалась по губам Годжо, снова захотелось врезать.              — Бесконечность, — проговорил напарник. – Моя способность. Особый слой энергии, который опутывает тело. Человеку трудно пробиться сквозь него, начинает болеть голова. Чем дольше пытаешься, тем сильнее причиняешь боль себе самому, пока не умрёшь от кровоизлияния. Обычные же предметы просто словно зависают в воздухе. Но всё равно странно то, что я не поддерживаю эту способность постоянно, только в бою. Она отнимает много сил. В обычной жизни я её не использую. Ты уверен, новенький, что хорошо пытался?              — Иди на хер, Годжо, — буркнул Гето.              — Мне правда интересно, — пожал тот плечами. — Попробуешь ещё раз? Любопытно, что ты можешь вытащить из моей головы и сможешь ли вообще что-то?              — Ты как будто бросаешь мне вызов, — нахмурился Сугуру. – Зачем кому-то намеренно знать свои страхи?              — Затем, что это любопытно, — ответил со всей беспечностью, от которой Гето захотелось взвыть, тот. – Попробуешь?              — Ладно, может, это будет мне полезным, — согласился зачем-то Сугуру. – Узнаю, чего ты боишься, и буду каждый раз, когда ты назовешь меня «новенький», посылать тебе эту иллюзию.              — А это интересно, — хмыкнул Годжо. – Что мне нужно делать?              — Ничего. Сядь, — Сугуру последовал за ним к сектору с лестницей и, когда тот уселся на самую нижнюю ступеньку, продолжил: — Обычно у тех, у кого не очень сильная защита, страхи просто «вылезают» из головы, а я их как бы... поглощаю что ли, проглатываю, если можно так выразиться. Но у некоторых ментальная защита сильна от рождения. Тогда нужен долгий зрительный контакт…              — Не пойдет, — сразу же отрезал Годжо, поразив странной мнительностью на этот счет. – По-другому нельзя?              — Дай хотя бы руку, — чуть рассержено сказал Гето, сам уже недовольный тем, что согласился на эту авантюру. Но отступать было уже поздно, уступать Годжо – тем более, он так лишь признает, что его самого можно смутить, задеть и начать терроризировать своим скверным характером. – Попробуем так.              Он присел рядом на ступеньку, не слишком далеко, но и не слишком близко. Но всё равно ощутил неловкость. Вспомнив о технике, которая вообще-то должна была успокаивать эмоции в ответ на бешенство от Годжо, он всё равно применил её мысленно, но уже в ответ на непонятную дрожь, прошедшую по телу и возникшую вследствие этой неловкости.              — Руку, — немного грубовато приказал он и сам протянул свою ладонь. Годжо прилежно послушался, накрыв его ладонь рукой, и Сугуру, опустив голову чуть ниже, сжал теплую сухую ладонь, внезапно поразившись её мягкости. Она совсем не была похожа на руку убийцы, слишком мягкая и даже изящная, хоть и довольно большая, скорее, как у музыканта или скульптора, но Гето своими глазами видел, как Годжо умело орудовал мачете. Посмотрев на врученную ему конечность, Сугуру перевернул её верх ладонью, будто собираясь погадать, и всё же углядел покрасневшие на бледной, почти прозрачной коже альбиноса мозоли от оружия у основания пальцев.              — Ну что там?              «Заткнись, идиот».              — Дай мне пару секунд, — прошипел Гето, сосредоточившись и ощутив, как проклятая энергия тонкими нитями потянулась к голове Годжо, пытаясь проникнуть внутрь. Но как бы он ни старался, все эти нити жёстко обрубались чем-то, словно кто-то махал топором или косой, отсекая любую возможность проникнуть в разум.              — Не сопротивляйся, — угрюмо попросил Сугуру, прикладывая больше усилий.              — Я вообще ничего не делаю, — растерялся Годжо. – Даже не смотрю, ни одним из своих глаз!              — Тогда я не понимаю, — задумчиво проговорил Гето, попытавшись снова, и на этот раз поднял голову, попробовав всё же односторонний зрительный контакт. Таращиться на повязку было странно: создавалось обманчивое впечатление, что Годжо не видел этого контакта, даже если и сказал, что «не смотрит», но, судя по его же прошлым словам, поток информации в его голову шёл постоянно.              Сугуру старался ещё какое-то время, натыкаясь на тот же результат, а потом… потом его взгляд случайно упал на каплю воды, одиноко застрявшую в ямке на ключице Годжо. И весь настрой мгновенно пропал, сменившись на нечто другое, такое, что не просто мешало его концентрации – это резко выбило её ногой, послав в никуда. Нити проклятой энергии тут же развеялись, а вместо них внутри вспыхнуло что-то другое, что Гето тут же раздавил.              — Что такое? – Годжо сразу же почувствовал, как энергия исчезла.              — Ничего, — Гето отпустил его руку и отодвинулся. – Я просто не могу, что-то мешает.              Снова эта ухмылка.              — Это потому, что я сильнейший, — резюмировал Годжо в своей непрошибаемой манере. – Но не плачь, новенький: я тебя спасу, если что.              — Отвали, — буркнул Сугуру, расстроенный совсем не тем, что не вышло. Ему, пожалуй, было досадно, но совсем не обидно: всё-таки прочитать сильнейшего охотника было не тем же самым, что остальных. Но озадачивало совсем другое. То, что мгновенно рассеяло его концентрацию.              Гето поклялся себе давно, что никогда не допустит подобного. Эту червоточину внутри, как он это называл, нужно было держать под контролем, в узде, научиться не реагировать на её манящие позывы, игнорировать, давить на корню. То, что эта червоточина снова напомнила о себе, хотя он, казалось, давно её вылечил, рядом с таким болваном, как Годжо Сатору, крайне злило.              Гето быстро поднялся и отошёл.              — На этом все? Твое любопытство удовлетворено?              Годжо, явно не понимая, что так разозлило его, размял шею и сжал руки в кулаки, словно тоже прогоняя что-то. Потом кивнул.              — Почти. Осталось ещё кое-что.              — Да что ж ещё-то? – выдохнул Гето, глядя как тот куда-то направился.              Годжо не ответил, а поманил его за собой жестом. Дошёл до какой-то серой мощной двери, открыл замок и почти торжественно указал руками внутрь, а потом включил свет.              Сугуру, зайдя, увидел стенды, стойки и стеллажи с холодным оружием. Тут было всё, что можно только пожелать охотнику для тихой работы: танто, катаны, ножи, мечи, различные кинжалы, даже такие же мачете, как у Годжо.              — Тебе нужно выбрать оружие, — сказал Годжо, наблюдая, как Гето зашёл внутрь и осматривает стенды. – Выбирай сейчас. Завтра у нас намечается охота.              — С чего ты взял? – нахмурил Сугуру брови, окидывая стройные ряды различных катан взглядом.              — Масамичи написал, — ответил тот. – Я только недавно прочитал.              — И решил сразу не говорить, да? – усмехнулся Гето, наконец чем-то настолько заинтересовавшись, что чувство, которое он пытался прогнать, ушло само собой. – Ты, как я понял, пользуешься мачете. Эффективно, но слишком кроваво для меня. У себя в Киото я пользовался особым оружием, у него даже было название. «Игривое Облако» – что-то вроде смеси посоха из трех подвижных секций.              — Такого у нас точно нет, — сморщился Годжо, тоже разглядывая стройные ряды оружия, как будто задался задачей выбрать самое подходящее для напарника. – Может, катана?              — Слишком длинная.              — Тогда танто?              — Слишком короткий, — Сугуру прекрасно смог бы пользоваться и тем, и другим, но не хотелось вновь обучаться уже слегка позабытому.              Годжо ушёл куда-то в угол, и оттуда спустя несколько мгновений раздался его восторженный окрик:              — Кажется, я нашёл, новенький!              Он вышел из тёмного, плохо освещённого угла, держа в руках старинный стилет явно французского или итальянского происхождения с тонким длинным клинком и прямой крестовиной. Оружие было хорошо вычищено и почти сверкало в свете тусклых ламп, а лезвие клинка было заточено идеально.              — Этот стилет похож на тебя, — хмыкнул Годжо, крутя клинок в руках и пробуя острый конец клинка на своём пальце. Слегка проткнув кожу, он уставился на свою кровь, наблюдая, как капля помчалась вниз по пальцу, а потом бесцеремонно слизал её языком, отчего щёки Сугуру слегка вспыхнули. Хорошо, что здесь было плохое освещение. – Такой же острый и изящный.              Гето нахмурился. Эти слова показались ему неосторожными и какими-то... неправильными.              — Им хорошо будет протыкать головы, особенно через глаза, — продолжил Годжо, протягивая оружие и держа его так, чтобы рукоять была ближе к Гето. – Можешь попробовать проткнуть и мои, если я тебя взбешу.              — А это идея, — улыбнулся Сугуру, принимая оружие и разглядывая его со всех сторон. Эта была восхитительная работа какого-то навсегда ушедшего в прошлое мастера, который использовал прекрасную сталь, превратив кусок металла в настоящее произведение искусства. Сжав рукоять в правой руке, Гето примерился к размеру и весу и наконец кивнул.              — Можно попробовать.              — Тогда держи, — Годжо протянул ему и ножны, выполненные из кожи и инкрустированные какими-то камнями. Приняв их, Сугуру вложил стилет в защиту.              — Что на это скажет Масамичи-сан? – спросил он. – Неужели можно так прийти и брать, что захочешь?              — Нет, конечно, — скорчил лицо Годжо недовольно. – Мне придётся теперь заполнить пару бумаг, что я выдал тебе эту прелесть. Ну или намекну, чтобы их заполнил сам директор, раз ему даже мои отчёты не нравятся. Он предложил нам взять с собой и обычный огнестрел, но я отказался. Сам понимаешь, сколько шума от него. Я же предпочитаю рубить мачете, не так изящно, но я и не такой, как ты, зазнайка.              — И это я ещё зазнайка? – улыбнулся Гето, пока они шли назад и Годжо закрывал за собой дверь. — Что теперь? Кстати, твоя очередь показать, что умеешь.              — И не собирался, — пожал плечами тот. – Сейчас у меня дела.              — То есть ты меня обманул?              — Ага, вот такой вот я обманщик, — не постеснялся признаться Годжо, но из-за шутливой формы этих слов Сугуру даже не разозлился. Следовало ожидать.              — Отправимся завтра утром, в восемь, — продолжал Годжо. — Масамичи сказал, что цель находится в Старом городе, изолированная от остальных, так что особо спешить не нужно. Займёмся ею завтра. Сейчас делай, что захочешь. Читай свои занудные книжки, диссертации какого-нибудь доктора по имени хрен знает кто, умничай. А завтра наконец охота.              — А разве я не должен быть твоей нянькой? – иронично протянул Сугуру, когда Годжо стал уходить. – Не скажу, что мне это нравится, но не хочу, чтоб у меня были неприятности, если ты вытворишь какую-нибудь дичь.              — Ничего не вытворю, — заверил Годжо, заглянув в раздевалку и забрав куртку. Снова надел её. – Я буду просто тратить время в безделье, охотникам такое полагается перед рейдом. Что, если завтра мне суждено умереть, спасая твою задницу?              — Скорее, я твою, — не остался в долгу Сугуру, тоже собираясь уходить, но в другую сторону. Однако его остановили.              — Слушай, Гето, — вдруг позвал Годжо громко, чтобы на таком расстоянии его услышали. – Ты ведь охотник особого уровня, довольно силён, судя по твоим трюкам. И опыт у тебя большой, как сам говорил. Почему тебя перевели в Токио, да ещё и дали работу няньки?              Сугуру напрягся. Это была хрупкая почва, очень тонкая, как лёд, и, если не дай бог дать такому, как Годжо Сатору, пройтись по нему, он мог раздавить всё к чертям, истоптать и не оставить после себя ничего.              Так как он молчал, раздумывая, как лучше ответить так, чтобы ничего не сказать, но чтобы дать понять просто и вежливо отвалить, Годжо усмехнулся.              — Ты напортачил, да? Сделал что-то такое, какой-то косяк, из-за чего тебя попросту попросили сваливать в другое подразделение? Так ведь?              Гето, похолодев внутри, так как Годжо при всей своей грубости отличился поразительной проницательностью, выпрямился, сжав рукоятку вверенного стилета крепче. Потом посмотрел прямо на своего новоиспечённого напарника.              — Не твоего ума дело, Годжо, — развернулся и направился прочь.              Вежливо не получилось. Но хотя бы просто.              Завтра намечалась их первая совместная охота.