Искажённые

      Идеальная чистота.              В его старой комнате колледжа при Токийском охотничьем подразделении царствовала идеальная чистота, чего никогда, никогда не случалось в привычной жизни Годжо Сатору. Он ненавидел порядок. Ему казалось, что, если каждая вещь на своем месте — это сродни катастрофе, поскольку вся его жизнь вместе с открывшимися при рождении способностями была детищем хаоса, при котором пустота и бесконечность ежесекундно создавали планеты, разрушали звезды, замирали в нигде и продолжали существовать в нигде.              Педантизм и чистоплотность никогда не были его сильными сторонами, да он и не привык прибирать вещи сам: в доме, где его воспитывали семь лет его жизни, всегда и везде за ним убирали слуги. Поэтому обзавестись полезной привычкой содержать место пребывания в порядке и чистоте маленький Сатору так и не успел, а во взрослой, самостоятельной жизни, полностью связанной с его обучением в колледже, он настолько привык к беспорядку в своих жилищах, что вскоре беспорядок стал неотъемлемой частью Годжо, его образом жизни.              И вот теперь, глядя, как чьи-то заботливые, но назойливые руки навели в его старой комнате идеальный порядок, после того, как, ночуя здесь два месяца назад, Сатору навел тут свой «порядок», он испытал страшную досаду. Но был настолько уставшим, что сразу же, прямо в грязной, испачканной кровью, ошмётками тварей форме рухнул на свою узкую кровать, даже не удосужившись снять обувь. Тотчас почувствовал, как коротковата кровать для его длинных ног. Десять лет назад он вмещался, но с тех пор его рост перебрался через отметку в метр девяносто, а кровать за этот срок так и не подросла.              Несмотря на то, что он полностью восстановил запасы проклятой энергии организма, обычная усталость всё же проявлялась в нём тем, что требовала немедленно лечь, закрыть глаза и ненадолго забыться. Он добирался сюда на машине полтора часа из того района, где располагался заброшенный завод, а ещё предстояло ехать домой в Токио. Он мог бы и очень хотел переночевать здесь, тем более что завтра у него были чёртовы лекции, навязанные пердунами из Совета, но появляться перед студентами в таком жалком виде он не планировал. Да и директор токийского подразделения Масамичи ясно дал понять, что не желает, чтоб охотники лишний раз ночевали в учебных корпусах, отвлекая студентов. Только в случае острой необходимости, и Сатору как раз размышлял в полудрёме, можно ли считать его положение в данный момент той самой крайней необходимостью.              Было уже около одиннадцати вечера, все студенты давно спали или делали вид, что ушли на отбой, поэтому в коридорах колледжа стояла почтительная для учебного заведения тишина. Годжо очень хотелось принять душ, но он ленился встать, а вскоре и сам не понял, как глаза его закрылись и он провалился в сон.              Из забытья его вывело чьё-то требовательное прикосновение к ноге, а потом этот кто-то весьма грубо шлёпнул его по заду чем-то полумягким. Кажется, старым журналом.              — Годжо, вставай! — знакомый голос вырвал из сна, а после того, как журнал посягнул на его задницу, чья-то рука покусилась уже на голову, зажав в кулаке его волосы и растормошив.              — Отстань, Сёко, — прошептал Годжо, не желая вставать. — Иди, займись чем-нибудь. Вскрой пару трупов, а я еще не труп….              — Но выглядишь ты ужасно, — отпарировала она, всё-таки оставив его волосы в покое. — Быстро к директору! Масамичи уже двадцать минут пытается до тебя дозвониться! А раз ты игнорируешь его, он начал доставать меня, чтобы я нашла тебя и пинком погнала в его кабинет!              Простонав от вселенской досады, Сатору стал просыпаться, сел и уставился ещё сонным взглядом на подругу. Она стояла в метре от него, держа в зубах незаменимую сигарету, пыхтела, как паровоз, ему прямо в лицо, всем своим видом выражая недовольство и нетерпение. Потом молча подошла и надвинула ему на глаза повязку, которая от соприкосновения с подушкой чуть съехала в бок.              Взгляд её упал на его заляпанную форму, и в глазах отразился неподдельный ужас.              — Какого хрена, Годжо, ты улёгся, измазанный, как свинья, в грязи, на чистую кровать, которую я недавно сама заправляла тебе? Совсем жить надоело?!              — Ах, так это твои наглые руки навели тут такой беспорядок?              — Чего? — нахмурилась она, оглядывая идеальную чистоту. — Лучше бы спасибо сказал! Уборщица отказалась наводить здесь порядок после тебя, сказав, что это место проклято!              — Пф-ф, — недовольно пробурчал он, сокрушённо приложив руки к лицу. — Суеверные кретины.              Всё-таки столь жаркая битва с тварями и обратная дорога его вымотала, учитывая, что прошлую ночь он почти не спал. Видя его состояние, Сёко хмыкнула:              — Жди тут, — и вышла.              Через пару минут она вернулась с кружкой горячего кофе, и Сатору, ощутив благоухающий аромат, готов был пообещать подруге всё, что угодно, лишь бы ощутить во рту обжигающие капли живительного напитка немедленно.              — Держи, — протянула кружку Сёко. — У тебя ровно минута. А потом вали к Масамичи.              — Чего ему приспичило так поздно? — отхлёбывая кофе и стараясь не обжечь язык, пробормотал Годжо.              — Сам знаешь. Отчёты. Совет Старейшин теперь ждет отчеты сразу после заданий.              — Совет Старейшин, — передразнил Годжо, скривив лицо в раздражении, отчего заслужил от Сёко подзатыльник.              — Давай допивай, и в его кабинет. У меня и без тебя дел по горло, в морге меня ждут любимые клиенты! Только смени одежду, а? Лучше бы сходил в душ, но, боюсь, уже времени нет.              — Как и запасной одежды, — отпив ещё несколько больших глотков кофе, Сатору поднялся и попробовал привести куртку в порядок. Не вышло, так что он, фыркнув, развёл руками.              — Пусть любуются моим лучшим нарядом.              — Боже милостивый, ты как большое дитя, — выдохнула Сёко обречённо, подошла и, вытащив из шкафчика полотенце, попыталась счистить с его формы совсем уж безобразные следы, оставшиеся после его работы. Потом расстегнула воротник и оценивающе окинула взглядом.              — Не помогло, — покачала она головой. — Выглядишь всё равно, как свинья.              — Спасибо за попытку, — с издёвкой хмыкнул он. Забрав полотенце, он вытер лицо и руки.              — Вали уже, Годжо, — пробурчала Сёко и быстро вышла, направившись в свой корпус.              Сатору, отбросив полотенце, схватил телефон. Точно, Масамичи звонил. Целых десять раз, но звук был отключён. Годжо, зная, что Совет потребует отчета о его действиях сразу же после выполнения задания, намеренно включил беззвучный режим ещё в машине, а потом забыл выключить. Ну что поделать, он о многих вещах забывал.              Спрятав телефон в карман, он погрузил две руки в свои непослушные, сейчас нуждающиеся в расчёске волосы, пару раз вздохнул, буквально мыслями пиная себя по пятой точке — и на этом его приготовления к неприятной встрече завершились. Открыв дверь, он быстрым шагом Гулливера направился во внутренний двор, снова поднял голову, поймав пару снежинок ртом, пытаясь уловить, возможно, последние остатки первого снега. Завтра, скорее всего, эта зимняя неожиданность попросту растает. Прогнозировали аномально высокую температуру в этом месяце, так что насладиться снежинками очень уж хотелось.              Корпус, где располагался кабинет директора колледжа и токийского подразделения, располагался недалеко. Ступеньки у крыльца Годжо перепрыгнул, несмотря на усталость, и вновь ощутил почти задорный прилив сил. Он знал, что сейчас его будут отчитывать, знал, что придётся оправдываться, и поэтому, чувствуя внутри нежелание снова это пережить, пытался всячески подбодрить самого себя, словно хулиган, которого вызвали «на ковер» к директору школы.              Добравшись до нужного здания, Годжо даже присвистнул пару раз, пока открывал сёдзи, намеренно медленно разувался, так как Масамичи ненавидел грязь на полу, и направился в кабинет. Раздвижная дверь кабинета была приоткрыта, совсем чуть-чуть, оттуда лился приятный свет ламп.              Попытавшись согнать с лица улыбку хулигана, чтобы снова выглядеть сосредоточенным и серьёзным, как и подобает охотнику, Годжо понял, что терпит поражение: его привычная маска, растягивающая края его рта, усиливалась тем сильнее, чем больше он волновался или делал то, что ненавидел. Так что, определённо, Масамичи снова будет в бешенстве.              Однако, едва он вошёл внутрь, улыбка на лице сразу же превратилась в едкую ухмылку, когда он с сожалением увидел, что в одном из кресел перед столом директора, слева, сидит некто с пучком чёрных волос на голове.              Что здесь делает новенький? Директор потребовал отчёт и у него?              — Масамичи-сан, — официально проговорил Годжо, направляясь к столу и видя, как голова с пучком лишь слегка повернулась в его сторону. Сам же директор стоял боком у своего шкафа и преспокойно поливал растения.              Масамичи Яга был бывшим учителем Годжо, и именно он открывал сначала для потерянного брошенного мальчишки, а потом уже и для молодого студента с большим потенциалом первые азы охоты на тварей. С тех пор прошло уже немало лет, но, то ли к сожалению, то ли к счастью Сатору, Яга не вышел из этого амплуа, поскольку относился к нему покровительственно, даже по-родственному, почти заменяя ему отца.              С одной стороны, это радовало: очень часто Масамичи спасал его от гнева Совета Старейшин, всячески заботился о Сатору, часто делал поблажки. С другой стороны, такое покровительство почти раздражало: Масамичи считал, что мог лезть в его дела, давать непрошенные советы, а порой и отчитывать его дольше положенного, переходя на личности.              Такое право у него, возможно, и было, учитывая его возраст — приближался уже пятый десяток — но в Годжо это вызывало досаду.              Это был взрослый, серьёзный человек, прошедший ад обращения уже в сознательном возрасте, сразу после того, как из ниоткуда возник вирус Сукуна. Это сейчас вирусом оказалось заражено всё человечество, которое уже научилось если не побеждать его, то бороться с его зловредным влиянием. Обычные гражданские должны были ежеквартально проходить психологическое тестирование, а каждый месяц — сдавать анализы и терпеть вакцинацию сывороткой, сдерживающей вирус от обращения. Это позволяло обуздать тлетворное влияние на организм проклятой энергии, которую вырабатывал вирус, перебарывая его потуги обратить носителя в нечто уродливое. Однако незначительному в масштабах цифр, но колоссальному — в масштабах Человечества, проценту людей это не помогало, и вирус Сукуна оказывался сильнее. Тогда они превращались либо в падальщиков, либо в тварей. Либо, что ещё маловероятнее, поскольку процент тут сводился к нулям и сотым долям, становились «гражданами с аномалией» — иммунитет таких «граждан» не только мог перебарывать вирус, но и приспособиться к нему, адаптироваться, открывая человеку новые возможности, такие, о которых раньше только мечтали. Этот процент людей прозвали искажёнными.              Все охотники являлись таковыми, у кого-то мутация вскрывалась раньше, у кого-то позже, но, как только это происходило, закон указывал данному гражданину общины только один путь — охота. У Годжо аномалия была с рождения. А вот Масамичи, как и основной костяк Старейшин, испытал страшные муки и боли адаптации к вирусу уже во взрослом возрасте, и, как говорилось, директор стоял у истоков создания охотничьего сообщества и нового передела мира: если бы такие, как Яга, не взяли всё в свои руки, от человечества мало что осталось бы за тридцать лет.              Сатору имел об этом мало сведений, поскольку не особо любил читать исторические хроники. Он хотел жить здесь и сейчас. И сейчас, глядя, как его бывший учитель, этот могучий взрослый мужчина в чёрном костюме с короткой стрижкой и выбритыми висками почти по-старчески поливал любимые растения, которые выращивал сам, Годжо вообще усомнился, а соответствуют ли хроники истине.              — Сядь, — Яга сказал это вполне спокойно, но Сатору уловил почти что угрозу. С лёгким унынием вздохнув, он рухнул во второе кресло и чуть повернул голову, чтобы посмотреть на новенького.              Человек слева, этот Гето Сугуру, олицетворял собой вежливое спокойствие, почти раздражающее умиротворение в этом своём чистеньком охотничьем костюме, не заляпанном ни единой каплей крови тварей. Понятно почему: Годжо самолично взвалил всю работу на себя, но этот резкий контраст между банальной одеждой почему-то разозлил Сатору. Как и профиль новенького, такой ровно высеченный, почти отполированный природой, с изящным, чуть вздёрнутым носом, почти идеальный, куда сразу же захотелось засадить кулаком, без единой негативной эмоции на лице или слегка приподнятом в еле уловимой насмешке уголке губ.              Мысль о том, что сейчас новенький окажется свидетелем, как самого Годжо будут отчитывать, словно нашкодившего щенка, Сатору внезапно не понравилась, даже слегка разозлила, но он всеми силами пытался сдерживать этот странный всплеск раздражения, растягивая ухмылку еще шире.              Какое-то время стояла тишина. Масамичи упорно не начинал говорить, заставляя гостей нервничать сильнее. По крайней мере, Годжо прекрасно знал эту уловку, но, несмотря на её очевидность, она всё равно работала. Он снова бросил взгляд на Гето и хмыкнул, заметив, как кадык того слегка дёрнулся, выдавая, что его хозяин сглотнул. Тоже занервничал, хвала тварям.              Яга продолжал упорно поливать цветы. Когда-то вирус подарил ему способность использовать проклятую энергию для оживления мертвецов, в основном убитых падальщиков, чтобы использовать их на своей стороне. В молодости Масамичи, как говорилось в тех же хрониках, активно этим пользовался, но с тех пор, как возглавил колледж и подразделение, в открытых боях он никогда не участвовал, предпочитая использовать этот странный, опасный талант во благо. Как ему это удалось, неизвестно — но теперь Масамичи активно выращивал растения вместо оживления трупов, и результату его работы мог позавидовать самый именитый садовод или ботаник.              Молчание затягивалось, и Годжо, развалившись в кресле, вытянув ноги вперёд и закинув голову назад на спинку со сложенными на груди руками, снова ощутил, как засыпает. Это было бы проявлением и вовсе страшного неуважения, если он сейчас попросту отключится, но Масамичи намеренно полоскал ему мозги этой паузой, как часто любил делать то же самое Годжо, только с мозгами бывшего учителя.              Подобравшись, Сатору всё же не выдержал:              — Может, музыку включим? Или мне спеть, чтоб развеять эту напряжённую атмосферу?              Яга замер. Раздался его тяжёлый вздох.              — Давай к делу, — произнёс он, по-прежнему не поворачиваясь, и Сатору возвёл руки вверх, словно благодаря небеса за то, что Масамичи решил наконец закончить с игрой в молчание. Следующий вопрос был ожидаем, но лучше бы Яга и дальше молчал:              — Где твой краткий отчёт, Годжо?              — Ещё в голове, — пожал он плечами. — Я приехал совсем недавно, какой отчёт?              — А вот Нанами-сан и Гето-сан уже всё написали, — прекратив своё занятие и отложив небольшую лейку, Масамичи повернулся, смерил Сатору грозным взглядом и уселся в кресло. — Ты же знаешь, что по новому требованию Совет просит присылать краткие отчёты сразу же после выполнения задания.              — Ага, — кивнул Годжо, снова покосившись на новенького. Тот не шелохнулся. — С удовольствием напишу отчёт в ближайшие сутки.              — Хрен тебе, а не напишешь, — буркнул сердито Яга. — Я же знаю, как ты пишешь отчёты. Эти каракули и обрывки бессвязного потока мыслей нельзя назвать отчётами.              Слева раздался тихий, почти хрупкий смешок, и Сатору скривил лицо.              — Что поделать, Масамичи-сан, если я не писатель и охотник в одном лице? Возможно, в моём обучении стоило уделить больше часов написанию отчётов, а не оттачиванию того, вашего любимого рубящего удара в шею?              — Всё дерзишь, — хмыкнул недовольно Яга, но тем не менее слегка оттаял. Потом взгляд его упал на форму Сатору. — Что за вид, Годжо?              — Это вид охотника, успешно выполнившего свое задание, — не растерялся Сатору, показательно проводя по воздуху руками вдоль тела. — А отчёт я напишу.              — Лучше я сам, — сверкнув глазами недовольно, так как сегодня не надел очки, Яга сложил мощные руки на стол. — Мне некогда редактировать твою околесицу в отчётах, так что я сам как-нибудь разберусь. Я уже получил короткий отчёт от Нанами и довольно подробный — от Гето-сана, и вот хотел узнать, хочешь ли ты что-нибудь добавить к фразам «опять полез в одиночку» или «ослушался приказа»?              — Хм, пожалуй, нет, — ответил, слегка улыбаясь, Сатору, стараясь больше не смотреть налево.              — Блять, Годжо, — выдохнул Яга устало. — Ты опять это сделал. Полез один, в самое пекло! И это после твоего ранения в прошлый раз?              — Всё закончилось успешно.              — А если бы нет? — вдруг вспылил Масамичи. — Ты представляешь, идиот, сколько отчётов и бумаг мне пришлось бы заполнить, если б тебя убили?!              — Хорошо, что я сэкономил вам кучу чернил.              — Хорошо, что тебя спас Гето! — огрызнулся Яга.              — Меня не нужно было спасать! — раздражённо отпарировал Сатору, вскинув руки, тоже распаляясь, словно впитал в себя часть хорошо сдерживаемого гнева бывшего учителя.              Какое-то время они с Масамичи играли в гляделки, пытаясь пробить друг в друге брешь из сомнений, пока вдруг, после вежливого кашля, слева не раздалось:              — Как я уже упоминал в отчёте, при прибытии на место происшествия Нанами-сан велел мне проверить, где находится Годжо-сан, пока сам занялся зачисткой падальщиков. Зайдя внутрь помещения, я оценил ситуацию и назвал бы её критической: Годжо-сан немедленно требовалась помощь, какую я и оказал.              Голова Сатору резко обернулась влево, и он даже пожалел сейчас, что его глаза всегда скрыты за повязкой. Иначе он метнул бы в Гето пару прицельных молний.              — Вот! — Яга протянул руку, указывая на новенького. — Голос разума! Спасибо, Гето-сан. Хоть у кого-то здесь есть мозги.              — Подлиза, — фыркнул Сатору в сторону, отворачиваясь, и, что странно, услышал в ответ тихое: «Болван». Снова резко повернувшись влево, он увидел всё тот же застывший в ожидании, холодный профиль, однако в этот раз уголок губ скривился в уже почти видимой насмешке.              Проследив за ними взглядом, Масамичи хищно улыбнулся.              — Как хорошо, что вы сразу поладили, — проговорил он. — Я прям предвкушаю вашу следующую охоту. Но пока… Есть что добавить в мой-твой отчёт, Годжо?              Сатору потребовалось несколько мгновений, чтобы перебороть язвительные замечания, уже готовые сорваться с губ и достигнуть цели слева, а также усмирить собственное задетое эго, которое тут подвергалось нападкам как спереди, так и слева. Напомнив себе, что он уже не маленький и вообще-то прежде всего охотник, он глубоко вздохнул и выдал равнодушно:              — Кое-что есть.              — И?              Снова тяжёлый вздох, что выдавил из себя Сатору прежде, чем пояснить:              — Тварей было две. Мужская и женская особи, — видя, что Яга кивает, давая понять, что уже прочитал об этом в написанных отчётах, Годжо добавил: — Но изначально я их не почувствовал. Думал, что тварь одна.              Масамичи нахмурился.              — Что ты имеешь в виду?              — То и имею, — голова Сатору повернулась правее, он не хотел видеть холодную насмешку новенького. — Зайдя на завод, я видел лишь один сгусток энергии. Вторая тварь застала меня врасплох, хотя я потом и быстро сориентировался.              — Постой, Сатору… — озадачился Яга, и уже то, что он назвал его по имени в присутствии третьего лица, выдавало, насколько он встревожился. — Ты же единственный из охотников, кто видит внутри тварей сгустки проклятой энергии. И ты никогда не ошибался раньше. Что случилось?              Годжо очень не хотелось снова резюмировать свои действия одной фразой «я облажался», так как «облажался» сейчас, когда он всё-таки убил тварей, и «облажался» в прошлый раз имели совершенно разные степени, поэтому сделал рукой какой-то неопределённый взмах.              — Проблема не в том, что я не увидел, — сказал он. — А в том, что твари намеренно хотели, чтоб я не увидел. Они… как будто маскировались. Вторая, как я понимаю, всё это время сидела на спине первой, чтобы их сгустки сливались. До самой атаки. И ещё…              — А есть что-то ещё ужаснее, чем это? — сильнее водрузил густые брови на переносицу Масамичи.              — Да. Мне показалось… даже не знаю, — замялся Сатору, решая, стоит ли это говорить. Ну ладно, всё же стоит. Утаивание таких догадок могло стоить жизни какому-нибудь охотнику в будущем. — Что твари были… парой? Или что-то вроде этого.              — Пара? Маскировались? — Яга вдруг несильно, но напряжённо ударил кулаком по столу. — Ты уверен?              — Нет, — признался Сатору. — Но мне так показалось.              — Проклятье… — выругался директор, приложив тот же крепко сжатый кулак ко рту.              На какое-то время снова повисла давящая на нервы тишина, в которой каждый из них переваривал такую простую, но крайне пугающую мысль: твари умнели. А это значило, что охотникам в будущем грозит куда большая опасность.              Вот слева раздался спокойный, хотя и слегка озабоченный, мягкий голос:              — На самом деле, Масамичи-сан, такие выводы делали охотники и у нас… то есть в Киотском подразделении. Бывало, даже падальщики начинали действовать крайне разумно: отступали, когда перевес был не на их стороне, или прятались от опасности, даже если были голодны. О таких проявлениях развития активно начали писать ещё с полгода назад на сайте сообщества Гильдии. Уже тогда это вызывало опасения, а сейчас, похоже, такое просветление рассудков затронуло и тварей, раз они уже могут маскировать свое местонахождение и... собираться в пары. Ещё раньше о таком девиантном поведении писал в своей научной работе доктор Исуками, который связывал это с развитием биологических стадий вируса. Одно ясно: вирус Сукуна эволюционирует.              Мягкий тон ментора, с каким были озвучены эти слова, заставили две головы рядом повернуться в одну сторону. Как и предполагал Годжо, новенький был тем ещё занудой. Если вообще знал о научных работах какого-то там «доктора Исуками».              — Рад, что это не так удивляет тебя, Гето-сан, как нас, — проговорил Яга, откидываясь на спинку кресла и помассировав себе пальцами виски. — Но я не слышал о таком докторе.              — Он… — Гето вдруг кашлянул. — Не печатается в официальных изданиях общин.              — Понятно. Тогда, думаю, Совету Старейшин будет любопытно наконец оторвать зады от своих насиженных мест и обратить на это внимание. Годжо, я напишу такой отчёт, чтоб тебя не выперли в очередной вынужденный отпуск, но за это будешь мне должен.              Соединив руки в центре груди в молящем жесте, Сатору легко поклонился, но и сам понял, что этот жест отдает не почтением и благодарностью, а насмешкой.              — Никому, кроме вас, Масамичи-сан, я бы не доверил свой драгоценный отчёт.              — Ха, повыпендривайся ещё мне, — внезапно довольно ухмыльнулся тот. — Твоя дерзкая благодарность иногда даже забавит. Интересно, что ты скажешь, когда я отдам свой следующий приказ?              Эта расчётливая ухмылка, расползавшаяся по губам бывшего учителя, Сатору совсем не понравилась. Он нахмурился, готовый к любому нагоняю, начиная от отстранения, заканчивая смертной казнью, но то, что он услышал — к этому он готов не был.              — Ну что ж, Годжо-сан, — почти торжественно, со злорадством улыбаясь, объявил Яга, — познакомься со своим новым напарником — Гето-саном.              Рука Масамичи выпрямилась и указала влево от Сатору. Годжо даже не сразу сообразил, что к чему, в то время как Яга продолжил, переводя руку на него и произнося в той же манере:              — Гето-сан, познакомься со своим новым напарником, Годжо-саном.              Пожалуй, только то, как вытянулось доселе важное и невозмутимое лицо слева, выдавая, насколько ошеломлён данным приказом и решением Гето, спасло Сатору от волны сокрушительного и уничтожающего всё вокруг гнева. Он даже посмеялся бы такому пинку под зад для новенького выскочки, если б сам не понимал, насколько это абсурдно звучит.              — Масамичи-сан? — непонимающе выгнул Гето одну бровь, в его одном тёмно-ореховом глазу, видимом в профиль, вспыхнула почти паника. — Не думаю, что это хорошая идея. Мы уже сработались с Нанами-саном!              — Да мне похер, Гето, — отмахнулся, захохотав над его растерянностью, Масамичи. — Ничего личного. Но мне нужно, чтобы кто-то присмотрел за действиями Годжо. Совет мне уже плешь проел тем, что он действует в одиночку, что за ним нужен глаз да глаз и прочее-прочее, так что я собирался поручить эту работу Нанами, но… раз уж ты и твой рациональный взгляд на вещи подвернулись со всякими научными работами, разве могу я отказать такому подарку судьбы?              — Но, Масамичи-сан…              — Всё уже решено, — отрезал Яга, не желая дальше спорить. Потом перевёл взгляд на Сатору. — Он присматривает за тобой, ты присматриваешь за ним. Это идеальный, мать вашу, баланс. Только умоляю, Сатору, — его тон смягчился, — не сделай так, чтобы я пожалел о своём решении и соскребал с асфальта мозги новенького только из-за того, что ты как обычно решил поступить безрассудно. Ты всё понял?              У Сатору, осознавшего весь ужас ситуации, в коей его просят ни много ни мало — стать нянькой, подтирая сопли за новеньким, первым желанием было резко подскочить и долго, очень долго спорить с бывшим учителем. Он ненавидел работать в команде, ненавидел нести за кого-то ответственность. Даже проводить лекции терпеть не мог, несмотря на то, что его ученики его обожали. Вроде как. И теперь сама мысль о том, что за ним целыми днями будет, как тень, слоняться новенький, в этой своей раздражающе-вежливой манере, говорить что-то этим своим противным мягко-снисходительным голосом, щурить эти тёмные, невыносимо заносчивые глаза, кривить точёным носом всезнайки и качать своей дурацкой чёлкой — всё это могло сподвигнуть его убежать отсюда без оглядки и кричать Яге одни проклятия.              Какого хрена?!              Но он, к собственному удивлению, молчал, скрипя зубами, понимая: это меньшее из двух зол, что мог выбрать его бывший учитель. Совет Старейшин крепко держал его за глотку, и тот не раз и не два буквально спасал Сатору шкуру, а теперь, похоже, пришла пора выплачивать долг. Единственное, что могло спасти в такой ситуации — это отказ самого Гето. Если тот, не выдержав, запросит о переводе обратно в Киото или куда-нибудь ещё, для самого Годжо это станет спасением. Поэтому он собирался сделать так, чтобы новенький не выдержал как можно скорее.              — Понял, — кивнул он, косясь налево и с удовлетворением отмечая, как лицо Гето покраснело от возмущения и осознания своей печальной участи. — Ещё одно, Масамичи-сан… тот человек, что умер на заводе. Он назвал имя своей дочери. Кугисаки Нобара. Просил меня навестить её и передать ей последние слова отца. Вы можете найти информацию о ней?              Яга чуть удивлённо вскинул брови, явно изумлённый тем, как спокойно Сатору отреагировал на новость о «напарнике». Но не стал жаловаться на полученное, выясняя причину столь непривычного для Сатору смирения перед таким приказом.              — Хорошо. Я поищу, — заверил он. — А теперь можете идти. Как только у меня появится больше информации о новом задании, я свяжусь с вами. Годжо, бери трубку, блять.              Глубоко втянув ноздрями воздух, Сатору устало поднялся и зашагал к выходу. Перед тем, как выйти, он услышал от Яги слова, предназначенные его новому напарнику:              — Гето-сан, Кенто уже ознакомил тебя с секретной методикой успокоения, когда не можешь сдержаться и хочешь убить Годжо?              — Да, Масамичи-сан…              Выйдя наружу, Сатору широко, весело улыбнулся. Несмотря на то, что приказ Яги его ошеломил и раздосадовал, было в этом что-то особенно забавное, почти весёлое. Например, теперь он мог вполне законно играться на нервах Гето без соблюдения какого-либо баланса и без страха упасть с каната. Играть на струнах чужих нервов — что может быть лучше?              Этот выскочка не продержится и неделю.       Годжо рассмеялся вслед этой весёлой мысли и последовал в свою комнату.