Искажённые

      Скрип ступеней.              Сатору осторожно поднялся по старой, с выцветшей краской лестнице, стараясь поймать малейшие колебания воздуха и проклятой энергии. Тишина лишь усиливалась, ветер, залетавший сюда несмелыми дуновениями, сейчас и вовсе затих, словно притаившись по углам и наблюдая, кто же одержит верх в предстоящей схватке.              Тварь недовольно ворочалась под крышей, где-то в другой стороне строения, куда теперь, поднявшись на третий этаж и слыша лишь звук собственных подошв о железный настил, направлялся Годжо. Его шаг был неспешным, но из-за его высокого роста — большим, поэтому расстояние между ним и тварью сокращалось куда быстрее, чем он сам планировал. Дойдя до середины железного мостика, соединяющего два офисных корпуса, Сатору замер, глядя в точности в то место, где, в тени и сумраке, терпеливо ожидала его атаки тварь. Сгусток её энергии, которую видели шесть глаз Годжо, пылал так ярко, так нагло и яростно, что, имей подходящий цвет, был бы похож на большой костер, жадно поглощающий на безлюдной поляне сухие дрова, трескучий, сильный, яростный.              Если Годжо думал, что придётся выманивать тварь кровью, как недавно выманивал конфеткой падальщика, то здорово ошибался. Почуяв его приближение, тварь резко сорвалась с места: костёр энергии, словно расплавляющая всё вокруг магма вырвалась из вулкана, помчался в сторону Сатору, ловко перепрыгивая с балки на балку, потом на крышу какого-то старого офиса и наконец — совершил прыжок прямо на Годжо. В воздухе сверху мелькнуло лезвие острого когтя.              Оно могло бы не просто поранить — располосовать тело надвое, если бы Годжо, не поддавшись инстинктам натренированного тела и интуиции, тут же не отскочил бы в сторону, перевернувшись в кувырке. Потом быстро вспрыгнул на ноги лицом к твари, выставив вперёд мачете.              Тварь, схватив пустое место, задержалась на железной балюстраде, но, явно почувствовав хрупкость основы под ногами, спрыгнула на мостик, перекрывая Сатору возможность ретироваться предыдущим путём. Чувствуя себя хозяином положения, тварь выпрямилась во весь рост, встав на задние ноги, и, опершись передними лапами на перила по сторонам, громко, протяжно, победно зарычала.              От этого рыка стыла кровь в жилах. Но Годжо, наконец ощутив давно потерянный азарт от риска, лишь широко, с безумием на лице улыбнулся. Та часть моста, где они стояли друг напротив друга, охотник и тварь, освещалась лунными лучами из пробитой дыры в крыше. Поэтому каждый из них мог разглядеть друг друга в подробностях.              Эта тварь, как и все прочие, обладала своим индивидуальным видом мутации. Уродливый симбиоз человека и монстра, пышущий жаждой крови. Некогда человеческая голова с клочком тёмных, грязных волос сейчас торчала из большого мясного нароста у твари в области, которое можно было охарактеризовать как плечо. Один из глаз человека, выглядывающий наружу, всё ещё двигался, но центр мозговой активности у твари явно был выше — там, где наросты, сходясь вместе, образовывали нечто, похожее на голову. Горящие красные глаза пылали ненавистью. Чуть ниже — пасть с вереницей острых клыков, каждый размером с палец Сатору. На огромном горбе позади располагался остроконечный, похожий на кинжал нарост, ощетинившийся шипами. Вместо рук тварь обладала костяными отростками плоской формы, словно вросшие в организм мачете, как и у Сатору. Этими лапами было тоже очень удобно рубить своих врагов. Нижние конечности больше всего сохранили прежний, человеческий вид, но были раза в два больше стандартного размера и усиливались крепкими мышцами, на коих было необычайно удобно прыгать, и россыпью мелких, но явно острых шипов.              Перед тем, как броситься в атаку, тварь еще раз издала рык, чуть другой по интонации, и Сатору даже задумался на миллисекунду, почему этот рык отличался от предыдущего. На миллисекунду — ведь дольше раздумывать он не мог. Тварь, размахивая собственными лапами-мачете, снабжёнными еще и когтями, приблизилась за считанные секунды, желая разрезать его пополам, но Сатору, положившись на рефлексы, схватился за поручни мостика и ловко спрыгнул на этаж ниже, где пространства для манёвра было чуть больше.              Выманивать тварь отныне не придётся, но теперь нужно было заманить её вниз, туда, где пространства больше, поскольку на высоте он уступал ей в ловкости, пусть и не в скорости, но так же цепко и бездумно прыгать по балкам или хвататься за выступающие объекты он не мог.              Спрыгнув, Годжо сразу же обернулся, ища внутренними глазами местонахождение твари, позволив своему таланту «шестиглазого» раскрыться ещё сильнее. Теперь он не только видел тварь в темноте, но и слышал малейший шорох и скрежет, даже сердцебиение твари, а чёрно-серый сгусток энергии, привязанный к вирусному организму, служил прекраснейшим ориентиром.              Сообразив, что скрыть свое местонахождение больше не удастся, тварь решила снова атаковать и проделать это так быстро, чтоб запутать Годжо и тем самым лишить его преимущества. Монстр принялся прыгать на все балки, до которых мог достать, едва касался их лапами и отпрыгивал снова, уже на что-то другое, неминуемо приближаясь к противнику. Следить за его передвижениями было сложно, но не для Сатору, привыкшему к скоростям и побольше.              Среагировав на последний прыжок, он отскочил в сторону, когда тварь мгновенно напала, а потом блокировал её атаку лапой с помощью мачете. В физической силе тварь его явно превосходила, и намного, поэтому её лапа давила сильнее, и, чтобы добить, она замахнулась второй лапой и резко, размашисто разрезала ею воздух в том самом месте, где ещё секунду назад стоял Годжо. Но он уже ушёл вниз и, сделав кувырок, рубанул тварь мачете по нижним конечностям, ощутив буквально кожей, как острое, наточенное лезвие его оружия, о котором он заботился, как о лучшем друге, перерезало твари те места, на которые он и надеялся. Сухожилия на ногах. Как бы вирус ни пытался изменить организм человека, превращая его в уродливое безобразное существо, общую структуру тканей носителя изменить не мог. Мог преобразовать, усилить, укрепить, но сухожилия на нижних конечностях оказались именно там, где и планировал найти их Годжо.              Тварь резко выгнулась назад, заревев от бешенства и боли, и, несмотря на болезненную рану, всё еще оставалась на ногах, повернулась и пошла в атаку, пока Сатору не увеличил между ними дистанцию.              Годжо и не думал отступать. Безумная улыбка, не покидающая его лицо с самого начала боя, должно быть, озадачивала тварь, ведь та не привыкла иметь дело с сумасшедшими. Она уже убивала охотников, это было ясно. Сатору понял это по нити страха, которую уловил в самом начале. Тварь была разумна настолько, что предполагала встретить сопротивление. Но видеть на лице потенциальной «жертвы» улыбку довольства от всего происходящего — на такое она явно не рассчитывала. На ужас, страх, отчаянную решимость — может быть. Но не на удовольствие.              Сатору же, отбиваясь от атак твари, ловко маневрируя, уворачиваясь и увеличивая свою скорость, снова ощутил себя живым. Наконец-то! Только в бою, только убивая, только сражаясь за свою жизнь с сильным соперником он чувствовал этот закипающий адреналин, эту тягу к жизни, умопомрачительную и всепоглощающую жажду жить.              Уходя от атак твари, он всё же пропустил удар. Одна из лап замахнулась и точно полетела ему в голову, однако, не долетев до неё пары сантиметров, воткнулась буквально в пустоту. В горящих глазах твари даже промелькнуло удивление — но Сатору не стал любоваться этим, а сразу же увернулся, так как поддерживать щит бесконечности долгое время не мог. Он тратил свою энергию на бой так, как ему было нужно, экономя там, где следовало, и поддаваясь там, где хотел.              Не давая твари опомниться, очутившись у неё за спиной, он вытянул руку и, сконцентрировавшись, выпустил в противника такой мощный телекинетический удар, отчего тварь, оторвавшись от пола, улетела назад. Перелетев через перила мостика, упала на первый этаж с громким грохотом и пристыженным рёвом.              Захохотав от неописуемого веселья, вызванного адреналином, Годжо подошёл к краю мостика и, глядя на распластавшегося монстра сверху вниз, прокричал:              — Ты что, не знаешь, с кем имеешь дело, тварь? Боюсь, тебя сегодня ожидает еще много сюрпризов! Но не волнуйся, я долго тебя мучить не буду!              В этот момент нечто в колебании воздуха вокруг вызвало внутри всплеск тревоги. Сатору ясно ощутил, что за его спиной кто-то находится, новый сгусток энергии чуть меньше, не такой сильный, но очень яростный.              Запоздало обернувшись, сюрприз встретил он сам. Тварь поменьше, явно сотканная вирусом из женского молодого тела, так как из области живота торчала женская макушка с длинным клочком спутанных волос, в два прыжка настигла его, навалившись сверху — и Сатору ощутил, как летит через перила вниз, на первый этаж. Такой полет точно мог закончиться переломами костей, особенно с давящей тяжестью, схватившей его за плечи, поэтому, отдавшись чутью, Годжо вытянул руку вниз, пока другая крепко держала мачете, и сгенерировал снова недавний телекинетический пучок энергии, который замедлил его падение и в то же время оттолкнул женскую особь от него прочь.              Тем не менее удар спиной о железное покрытие пола был весьма и весьма ощутимым. Мачете со звонким бряцаньем всё же выпрыгнуло из руки и отлетело в сторону.              Годжо тихо простонал, тут же заставляя организм восстанавливаться и притупить боль. Хотя бы ничего не сломал, мысленно ухмыльнулся Сатору, вскакивая на ноги и глядя на сегодняшних противников со смесью удивления, восхищения и безудержного веселья.              Их двое? Тварей было две? Как, мать их, он это не почувствовал раньше?!              Мужская тварь уже поднялась на ноги и пришла в себя, готовилась к новой атаке, напрягши всё тело. Потерянное мачете валялось почти у его ног. Женская особь отошла чуть в сторону, явно планируя обойти с тыла. Они не спешили сейчас нападать, понимая, что имеют дело не с простым охотником. И явно планировали действовать сообща, слаженно, чтобы выйти победителями из этой схватки.              Годжо же, прикинув в уме, что делать, снова растянулся в улыбке. Сначала надо вывести из битвы сильнейшего противника, мужскую особь. Потом расправиться с женской. У него ещё есть козыри, которые он собирался использовать, но, если вдруг не выйдет, Нанами будет тяжело собрать его труп по частям. Хотя и забавно.              Рассмеявшись, представив вытянутое в ужасе лицо друга, когда ему придётся собирать Годжо по кусочкам, Сатору сам первым бросился в атаку. Сделав переворот, он схватил мачете, совершил обманный взмах оружием и предсказуемо натолкнувшись лезвием на блок огромной лапы, молниеносно ушёл на вниз, в ноги к противнику. От этого тварь, останавливая предыдущий замах, по инерции выпала вперед, сместив центр тяжести — и Сатору, обогнув её сзади, протянул к её спине, покрытой наростами и слизью, руку. Ладонь почти невесомо и даже нежно прикоснулась к покрытой тягучей влагой и холодной, преобразованной коже твари, и, усилив концентрацию, Годжо отправил особый импульс проклятой энергии.              — Пустота, — прошептал он одними губами, хотя его действия и не нуждались в проговаривании им же самим. Но ему всегда казалось, что со словами они приобретали особый, восхитительный смысл всемогущества одного над другим, полного доминирования.              Тварь, дёрнувшись, тут же безвольно замерла, лишившись любых мыслей и устремлений. Её примитивный разум оказался не готов к воздействию такой силы, поэтому моментально опустошился, очистился, словно все намерения, воспоминания, помыслы, желания и инстинкты вымели метлой в мгновение ока. Годжо этих секунд полной дезориентации противника было достаточно, чтобы снова рубануть мачете по сухожилиям нижних конечностей, а, потом, когда тварь рухнула вниз, на спину, метким движением перерезать ей горло, по крайне мере, там, где оно намечалось. Тёплая кровь, которую до этого его костюм охотника еще не успел подхватить, на этот раз вдоволь брызнула прямо на грудь и руки, покрыв его запахом, влагой и жаром победы.              Тут же раздался бешеный, громкий, почти наполненный ужасом и болью крик, но принадлежал он самке, а не поверженному врагу. Женская особь ринулась к Сатору со спины и проделала это удивительно быстро — видимо, гнев и отчаяние придали ей сил — отчего Годжо не успел увернуться или выставить бесконечность.              А уже через мгновение его снес вихрь зла и ярости, придавив к полу мощными лапами. Пасть резко опустилась вниз, пытаясь откусить пол лица, но Сатору выставил руки вперед, защищаясь, и откинул голову в сторону. Клацанье клыков возвестило о том, что тварь промахнулась. Снова подняла голову, намереваясь нанести новый удар, а Годжо уже собирался вновь оттолкнуть её от себя с помощью вспышки, но внезапно что-то огромное, страшное и мощное врезалось в бок твари, буквально сметая её с Сатору. Она, пролетев несколько метров, врезалась с диким хрустом в стену, жалобно завопила, заскулила и попыталась встать, но попытка оказалась безуспешной.              Сатору, бросив короткий взгляд на молчаливо застывшую у входа фигуру незнакомого мужчины в чёрном, который явно и проделал эту манипуляцию с проклятой энергией, быстро вскочил на ноги, словно не желая разделять венец победы за убитых тварей с кем-то другим. К тому же, он явно выдохся от такой жаркой схватки, энергия в нём ещё имелась, но уже не так много. Поэтому, быстро подобрав мачете, он устремился к женской особи, в три широких шагах добрался до неё, взобрался сверху, почти оседлав, словно Сусаноо взобрался на восьмиголового дракона Ямата-но-Орочи, напившегося саке и недооценившего своего врага, и сильным замахом вонзил мачете в голову твари, прямо между горящих, утопающих в панике и страхе глаз.              Кровь брызнула уже на лицо и даже на губы, отчего Сатору облизал их, ощутив на языке металлический вкус. Но этого ему было мало. Так как мозг у женской твари уже был повреждён, Сатору поднялся на ноги и, не обращая внимания на по-прежнему застывшего у главного входа незнакомца, подошёл к уже побеждённой мужской особи, опустился на корточки, так, чтобы его спина загораживала от стороннего наблюдателя происходящее. И всё же не полностью, лишь на градусов сорок пять, так как пришлось бы либо передвигать тело твари, либо обходить тварь с другой стороны. Ни на это, ни на другое тратить силы он не хотел.              Пусть смотрит.              Левой рукой отодвинув повязку, но всё же пряча взгляд от незнакомца, правую руку Сатору положил на уже остекленевшие глаза твари. Пара мгновений концентрации — и вот чёрно-серые нити энергии твари, которые ещё не успели затухнуть, так как Сатору намеренно не повреждал сильнейшей твари мозг, просочились сквозь его руку, пальцы, и, вдруг озарившись ярким голубым сиянием, медленно, словно нежнейшие водоросли на морском дне, извиваясь, потекли вверх, ища место, где могли найти приют. Глаза Сатору и были тем самым приютом.               Он знал, что сейчас его глаза светятся в полумраке, будто два аквамарина, раздираемых изнутри божественным сиянием. Сейчас его глаза могли случайно и убить, поэтому он и спрятал взгляд от незнакомца, заворожённо наблюдающего за этой картиной. Несмотря на то, что проклятую энергию, кроме Сатору, мало кто видел, сейчас, в момент расширения и этого слияния, она становилась видна любому. Наполняясь утраченной энергией, Сатору даже слышал, как участилось сердцебиение у незнакомца, как кровь быстрее помчалась по его венам, как дыхание его стало короче и чаще.              Но собственные ощущения сосуда, наполняемого живительной энергией, которую он растратил почти на две трети за эту схватку, на пару минут заглушили все посторонние мысли, звуки, воспоминания. Он наполнялся восхитительной манной, которую ему тоже дарил вирус Сукуна, превратив заражённых не только в бездумных тварей, но и подарив человечеству следующую ступень эволюции. Мозг, растративший значительную часть функциональности, зависнув в усталости и саморазрушении, вновь наполнился красками, образами и силой, словно солнце мгновенно взрастило иссушенное зерно, превратив его в пышущий здоровьем и смаком, спелостью божественный плод.              Насытившись, Сатору почувствовал, как сияние исчезло, глаза перестало жечь от проникновения в него нитей проклятой энергии, и он даже с силой откинул голову назад, рассмеявшись и чувствуя себя прекрасно. Потом, вспомнив о настоящем, опустил голову и снова натянул повязку на глаза, приглушая все обострившиеся от поглощения чужой проклятой энергии чувства. На это ему потребовалась почти минута — так разгорячила его эта сумасбродная схватка.              Он больше не слышал сердцебиение незнакомца за спиной, оно затихло; не слышал посторонних звуков, не видел мир вокруг столь отчётливо и ярко. Все чувства притупились, в голове и в теле наконец наступил покой.              Его взгляд упал на труп твари под ним. Если еще пару минут назад она была мертвой, но труп её был такой же, как и раньше, плоть, состоящая из костей, мышц и кожи, то сейчас под ним лежало нечто другое. Иссушённое, скрюченное существо, лишённое последних остатков живительной силы, будто он поместил труп в огромную книгу, засушил и сделал из него гербарий. Запах мумифицирования уткнулся в ноздри, и Сатору быстро встал. Отряхиваться от пыли и праха смысла не было: его форма охотника уже не подлежала химчистке. Опять.              Наконец, восстановив энергию, Сатору мог вернуться в реальный мир. По-прежнему не оборачиваясь, он извлёк из кармана несколько пустых пробирок.              — Ты зачем полез, новенький? — усмехнувшись, спросил Сатору, распечатывая пробирки. — Если б что-то пошло не так, я бы не стал отскребать тебя от пола.              — А я думал, за помощь говорят простое «спасибо», — раздался ответ, и голос, произнесший эти слова, был уверенным, спокойным и почти обманчиво вежливым.              — У меня всё было под контролем. Я бы и сам справился. Ты тоже не знаешь, с кем имеешь дело? — Годжо ухмыльнулся, вспомнив растерянность твари, когда она сообразила наконец, что столкнулась не с простым охотником.              — Прекрасно знаю, — последовал ответ. — С тем, кто облажался на прошлом задании?              Сатору удивлённо хмыкнул на такую дерзость. Обычно с ним так разговаривали только самые близкие люди, вроде Кенто или Сёко. С нескрываемым любопытством он обернулся, чтобы разглядеть собеседника получше. Тот стоял в темноте входа, но, поняв, что его разглядывают, сделал пару неспешных шагов вперёд, попав под лунные лучи, и ни единым движением, ни единым неровным шагом или мимикой лица не продемонстрировал смущение. Словно бросая вызов и говоря: «Пусть смотрит».              Годжо окинул взглядом незнакомца. Это был высокий, лишь чуть ниже него самого, стройный мужчина, облачённый в обычную форму охотника с коротким воротником, с запахом на фирменную пуговицу, объёмными штанами, зауженными к лодыжкам, и традиционными дзори, которые сейчас были слегка заляпаны снегом и размокшей грязью. Широкий в плечах, узкий в тазу, явно спортивного телосложения. То, что нужно охотнику. Он мог бы составить конкуренцию в поединке, и Сатору даже мысленно ухмыльнулся этой мысли, если б только не знал, что победить его невозможно. При этом проскальзывающие в фигуре незнакомца изящность и почти грация, словно у чёрной пантеры, намекали на то, что такой противник будет пользоваться не столько грубой силой, сколько хитростью.              Примечательным было и лицо. Совсем не похожее на лица других охотников. С тонкими чертами, раскосыми лисьими глазами, с дурацкой чёлкой, падающей на глаза. Тёмные длинные волосы стянуты в пучок на затылке, в ушах в лунном свете отливали фиолетово-чёрным небольшие плаги. Вся эта мишура была прекрасной целью для атаки: за волосы враг мог схватить, серьги — оторвать, чёлку… просто следовало обрезать. Глупо.              Вместе с тем взгляд тёмных глаз почти прожигал странной проницательностью, словно посетившие только что мысли Сатору были для незнакомца открытой к чтению книгой.              — У Нанами слишком длинный язык, — буркнул недовольно Годжо, испытывая досаду, ведь даже этот новичок уже в курсе, что на прошлом задании Сатору облажался по-крупному. — Кстати, где он?              — Снаружи, зачищает падальщиков, пришедших из леса, — ответил каким-то особым, мягко-снисходительным тоном новенький. — Их наверняка привлёк шум.              Этот тон вызвал внутри Годжо слабое раздражение, причину которого он и сам не смог бы назвать.              — Я был очень тихим, — сказал с усмешкой он, правда, сам только что поймал в своем голосе несколько оправдывающихся ноток. Да с чего бы?              — Всё, что я слышал о сильнейшем траппере-охотнике Годжо Сатору, никак не ассоциируется у меня со словом «тихий».              — Я сама, блять, Тишина и Профессионализм, — огрызнулся Годжо, забыв про пробирки в руках. — Раз уж ты в курсе, кто я, то пора бы и тебе представиться, новенький.              — Я не новенький, — аккуратно поправил тот, засунув руки в карманы широких брюк и почти деловито оглядевшись. — Я охотник особого ранга с десятилетним стажем ловли и уничтожения тварей в Киото, Гето Сугуру. И, раз уж я не новенький, за мной не надо подтирать сопли и менять мне штаны, от страха не обделаюсь.              — Ах, мой дорогой Нанамин, — рассмеялся Годжо. — Всё-таки у него была громкая связь. Ну раз ты не новенький, новенький, то, может, ещё поумничаешь?              — С удовольствием, — не повёл тот и бровью. — Я приметил пару грубых ошибок, которые допустил мой новый коллега в зачистке этого места.              — Ого, — фыркнул Сатору. — Ну расскажешь об этом потом, а то я уже слышу, как сюда сейчас ворвётся Нанами-сан…              Слух его не подвёл. Дверь широко распахнулась, и внутрь властным шагом ворвался Нанами Кенто. Хороший друг, очень серьёзный и педантичный, мрачный, по мнению Сатору, тип, выводить которого из себя было одним из любимейших занятий скучающего Годжо. Как обычно, Нанами избегал стандартную форму охотника, надевая деловой костюм, словно ходил не на охоту, а на переговоры с тварями, с неизменным галстуком с узором, похожим на леопардовую окраску, и очками с зелёным отсветом, которые носил по неизвестным причинам. Возможно, они ему просто нравились.              Всё внутри Нанами кипело от злости и еле сдерживаемого гнева, и Годжо уже знал, что в таком состоянии его друг бывает крайне редко, но, если такое случается, лучше не попадаться ему на глаза. Всегда привычно отстранённый и хладнокровный, в моменты бешенства и гнева Кенто был грозой всего двора.              — Годжо! — сразу же рявкнул он. — Тебе было велено работать в команде сегодня! Я ́ был твоей командой!              — Спокойно, мой милейший кохай, — лучезарно улыбнулся Сатору, вспомнив-таки про пробирки для образцов, что до сих пор держал в руках. — Всё прошло хорошо. Как видишь, я всех убил.              — Ты должен был дождаться нас!              — Я не виноват, что вы добирались так долго, тварь могла уйти, — пожал плечами Сатору, вдруг перебросив пробирки в сторону новоиспечённого Гето Сугуру, охотника особого ранга с десятилетним стажем и бла-бла-бла, и тот, к его удивлению, ловко поймал. — Собери образцы, новенький.              Лисьи глаза стали еще у ́же, буквально пронизывая насквозь. Этот приказ ему явно пришёлся не по душе, учитывая, что по шкале рангов, установленных святыми задницами старейшин из Гильдии, и Годжо, и Гето были на одном уровне. Ну что поделать, дедовщину в токийском подразделении никто не отменял. По крайней мере, Годжо мог и хотел поставить на место этого зазнайку, нашедшего «пару грубых ошибок».              — Милейший сэмпай Годжо, — протянул Нанами с обманчивой холодностью, успокаивая взвинченные нервы и упирая руки в боки. — На этот раз я не буду отмазывать тебя в отчете.              — Ты такой милый, Кенто, — потешаясь, Сатору уселся прямо на ступеньки лестницы, ведущей на второй этаж. Потом посерьёзнел: — Когда будешь вызывать чистильщиков, скажи, что там есть и труп человека. Падальщики откуда-то притащили ещё живого и жрали, когда я появился.              — Мрази, — выдохнул Нанами с тяжёлым вздохом, а Гето, на которого взгляд Сатору зачем-то снова переместился, слегка замер, прислушиваясь. Потом сел на корточки, повернувшись полубоком, и аккуратными, уверенными движениями стал брать образцы ткани и крови с трупа мужской твари.              — Поэтому я и не дождался, — бесстыдно соврал Сатору, хотя при вхождении внутрь понятия не имел, что найдет ещё живого человека. — Но всё равно не успел помочь. Падальщики становятся все более дерзкими, уже похищают людей. А твари… — он внезапно сбился, прервав себя. У него была странная догадка о том, что сегодня произошло и чему он стал свидетелем, но он пока не хотел распространяться о ней. Возможно, позже.              — Ясно, — кивнул Нанами. — Тогда уезжаем. Оставим всю оставшуюся работу чистильщикам.              – Эй, новенький, собрал образцы? — спросил Сатору громко, как будто проверяя на прочность нового коллегу и желая выяснить, на сколько над ним можно потешаться и где наступит его предел. Пределы всех остальных он уже примерно знал, поэтому умело балансировал на этом канате, избегая падений в сторону скандалов или обид.              Гето, закончив работу куда быстрее, чем это делал когда-либо сам Годжо, поднялся на ноги и выпрямился.              — Да, — проговорил он необычайно мягко, потом стал приближаться и, ещё не успев дойти, вдруг вытянул руки и бросил пробирки с образцами в сторону Сатору. Тот, не успев придумать, как бы поддеть его снова, еле успел поймать, удивлённо вытянул лицо, одновременно чувствуя, как по губам растянулась довольная улыбка.              Сатору любил вызов. И, кажется, ему только что его бросили.              Нанами молча проследил за этим обменом любезностями и уже куда спокойнее хмыкнул.              — Пойдем, Гето-сан, — позвал он, направившись в сторону выхода. — Пора в подразделение. А по пути я научу тебе секретной технике, которая позволит тебе вытерпеть Годжо. Поверь, тебе это пригодится.              Громкий смех Сатору раскатился по пустому помещению, провожая их уход. Когда же они ушли, Годжо глубоко, довольно вздохнул. И сам не заметил, как с уходом адреналина из его крови, сходили на нет и его веселье, и улыбка, возвращая в жестокую реальность умирающего мира.