Чхве Чонхо и Кан Ёсан

             На столе стоит бутылка вина. Ало-багрового. Похожего на кровь. Красивый оттенок, что в свете настольной лампы вспыхивает рубиновыми искрами. Завораживающее марево.       В комнате их двое.       Один, тот, что похож на трусливого щеночка, в маске, накрывающей глаза. Маска тряпичная, узорчатая, чёрная. Она подчёркивает его большие глаза. Делает слишком смазливое лицо загадочным. Придаёт ему аристократичности. Отросшие волосы красиво уложены. Белая рубашка с жабо. Чёрные обтягивающие брюки. Бос. Ступня узкая. Длинная. Изящная. Как и руки с тонкими пальцами. Ёсан выглядит растерянно. Однако решение уже принято. Решение дойти до конца. Как того требовал любовь всей его жизни…       Второй крупнее первого. Кожа более загорелая. Такие же карие глаза. Те же тёмно-каштановые, почти чёрные волосы. Он полностью обнажён. Руки связаны за спинкой стула, на котором он сидел. Вместо маски кляп — алый шарик на красном кожаном ремне. Взгляд. Взгляд победителя. Высокомерный. Надменный. Говорящий о своём превосходстве. Этому щеночку он не проиграет. Даже несмотря на занимаемые ими места. Чонхо всегда в выигрышной позиции. Потому что у него своя особая власть над любимым хёном.       Ёсан медленно страгивается с места. Берёт бутылку со стола — она уже откупорена. Его чуть печальный взгляд без интереса рассматривает этикетку — на неё ему плевать. Но стоит взгляду подняться... Замереть на любимом макнэ, как взгляд оживает. Становится влюблёно-нежным. Губ касается столь любимая Чонхо улыбка. Такая сдержанная. Непокорная. Дарованная ему одному.       Ковёр топит в себе звук каждого шага. Но Ёсан и так всегда умудрялся передвигаться бесшумно. Он гладит пальцами бутылку, наслаждаясь её твёрдостью, гладкостью, блеском… Вино напоминает Чонхо. Такое же сладко-пьянящее. Ёсан не мог сказать, когда конкретно влюбился в этого парня. Но когда понял, пришло и осознание, что бороться с этим бессмысленно. Бессмысленно бороться с этим чувством внутри себя. Бессмысленно бороться с тягой к Чонхо.              Эти страдания… Истинное наслаждение.       Ревность — это сладость вина.       Похоть — это момент опьянения.       Желание — это чувство, с которым лучше не бороться.              Как можно устоять перед ним? Перед этим взглядом? Перед этим лицом? Перед его телом? Перед…              Ёсан сводит брови к переносице, будто ощущает всю тоску мира.       Как он мог влюбиться? Влюбиться в НЕГО! Как он мог позволить сделать из себя верного пса? Парень перед ним слишком силён и несгибаем. Ему плевать на всё вокруг. Плевать на всех. Кроме своего хёна. Кроме своего ЛЮБИМОГО хёна. Хёна, которого Чонхо жаждет всем естеством. Жаждет ощутить его в себе. Жаждет почувствовать его истинную силу. И не дать ему быть с кем-то ещё. Заставить его всецело принадлежать только ему.       Ёсан ухмыляется.       Мысли в его голове — извергающийся вулкан. Он уже возбуждён. Возбуждён от одних мыслей. Возбуждён, просто смотря на своего Чонхо. Возбуждён от вида его великолепного тела. Возбуждён от его стального взгляда…       Ёсан прикусывает губу.       Он проходит за спину Чонхо. Бутылка всё ещё в его руках. Пока что она достаточно весомая. Но вскоре она станет ничем. Ёсан же будет продолжать любить Чонхо. Что-то внутри подсказывает, что от связи с этим парнем он не откажется. Никогда не откажется. Никогда и ни под каким предлогом.       Ёсан замер.       Его взгляд скользит с затылка к шее и плечам. Язык скользит по зубам. Будь Ёсан вампиром, смог бы он отказаться от укуса этой так и манящей своей доступностью шеи? Он не вампир. Но отказать себе не смог. Чонхо вскрикнул, когда зубы любимого хёна слишком сильно прикусили кожу на шее. Такое странное ощущение пробудило в нём не менее странные чувства. Чонхо вдруг стало страшно — он порадовался, что Ёсан не видит его лица. И как же невыносимо больно стало в заднице…       Ёсан посмотрел на бутылку.       Рубиновая жидкость покачивалась в такт движениям руки. Ёсан поднимает руку, направляя бутылку на свет. Красивый перелив удовлетворил его взор. Но ничего и никто не мог удовлетворить его так, как это делал Чонхо. Ёсан понимает, что несмотря ни на что у этого парня над ним особая власть. И его это полностью устраивает. Ёсану нравится это странное чувство зависимости. Он зависит от Чонхо. И ему это нравится. Это чем-то напоминает чувство, что ему есть, куда возвращаться.       Ёсан вытягивает руку и накреняет бутылку.       На голову Чонхо хлынул рубиновый водопад. Его алые ленты растекаются по лицу, устремляясь ниже. Прохладные потоки обволакивают правый сосок, заставив Чонхо плотнее сжать челюсть, сдавливая кляп. Щекочущее чувство отозвалось приятным покалыванием в паху.       Чонхо со вкусом вина…       Не удержавшись, Ёсан широким языком слизнул влажную дорожку с щеки Чонхо. Определённо теперь вино стало гораздо вкуснее. Ёсан вбирает немного жидкости в себя из бутылки. Лёгким движением он расстёгивает ремешок, и кляп падает изо рта макнэ. Сжав подбородок Чонхо, заставляет его обернуться и, приникнув к его губам, переливает вино в его рот. Им всё равно, что часть вина льётся мимо. Они наслаждаются. Наслаждаются этим поцелуем. Поцелуем со вкусом пьянящей страсти. Языки, что переплетались между собой. Дыхание, что сбивалось. Пьянящее головокружение. Чонхо всё несдержанней желает своего хёна. Желает его всего. Целиком и полностью. Желает ощутить хватку его сильных рук на своём теле. Ощутить силу толчков. Ощутить нежность и несдержанность в равной степени.       Но…       Ёсан рукой скользит по одному из следов, оставленных вином. По этой широкой ленте. Пальцы, достигнув соска, сжимают его. Чонхо прикусывает губу и тихо стонет. Красивая горошина привлекает взгляд Ёсана. Он осторожно зажимает её между пальцами, любуясь тем, как она сдавливалась. Чонхо не мог с уверенностью сказать, что эта часть его тела настолько чувствительна, но когда её касался именно любимый хён, она становилась особенным местечком.       Ёсан обходит Чонхо.       Присев на колени перед своим дражайшим макнэ, он ставит бутылку в стороне — в ней всё ещё есть немного вина. Губы Ёсана касаются колена Чонхо. Медленно целуя его ногу, поднимается выше — к животу. Вытянув язык, скользит по кубикам пресса к соску, заключая его в нежный плен губ. По телу Чонхо пробегает нетерпеливый трепет. Ёсан устремляется к самому заветному, самому чувственному, самому развратному местечку Чонхо — его анусу. Но он не может отказать себе в любезности насладиться ласками. Насладиться тем, как руки Ёсана, поглаживая бёдра, поднимаются выше, по талии, немного сжимая груди. Как язык движется вокруг пупка…       — Ниже, хён, — выдыхает Чонхо. — Намного ниже…       Изящные тонкие длинные пальцы Ёсана уверенно сжимают талию Чонхо, пододвигая его чуть ближе к краю. Взгляды сцепились точно в противостоянии. Они точно вопили, что не сдадутся первыми. В этот момент Чонхо желал быть покорённым, но не собирался подавать виду.       Чонхо всеми фибрами души стремится к тому, кого сумел приручить. Пусть не дракон, но верный Доберман. Такой неуверенный и одновременно жестокий. Такой нерешительный и смелый. Такой умеющий приносить удовольствие…       Язык влажной ловкой сильной змеёй скользит между ягодиц. Чонхо дёргает ногами, чтобы закрыться — смущение слишком сильно, — но сильные руки их удерживают. Чонхо чувствует стыд. Он даже прикрывает глаза, надеясь, что ему это поможет. Стыд и удовольствие. Ему нравится эта лёгкая паника от невозможности использовать руки. Нравится, что Ёсан применяет силу, но не перегибая. Он умеет обманывать так, чтобы доставить удовольствие. Обоим. Но в большей степени своему любимому Медвежонку. Как же Чонхо заводит смелость Ёсана! Такая особенная, что глядя на него и не поверишь, что он так легко может вылизать чей-то зад. НЕТ! Чонхо не отпустит своего Добермана. Не позволит ему уйти. Не позволит кому-то ещё предъявить на него права. Если хоть кто-то вызовет это чувство, он разорвёт того на части. Ёсан. Целиком и полностью. Принадлежит ему. Принадлежит Чонхо.       Язык, после недолгой борьбы, оказывается внутри. Чонхо не сдерживает тихого стона. Прикусив губу, он немного выгибается. Вроде бы ничего такого. Язык небольшой. Особо не давит. Но как же приятно… Приятна его влага. Приятна его смелость. Приятны его движения. И это горячее дыхание… Оно обжигает. Сводит с ума.       — Хён! — сквозь зубы стонет Чонхо. Если бы он мог, то прогнулся бы в пояснице. Он знает, что это очень нравится Ёсану. Нравится, когда его бёдра устремляются навстречу его. Как же сильно он хочет этого! И как же Ёсан любит смотреть на линию талии, бёдер и ягодиц своего Медвежонка.       — Хочешь? — дыхание сместилось на ухо, и Чхве вздрогнул. Слишком неожиданно прозвучал его голос. Голос, что так не подходит милому личику Ёсана, звуча низко, пронизывая до души, хватая её и выдирая…       — Пожалуйста! — выдыхает Чонхо. — Я больше не выдержу!       Вино колышется в бутылке. Его потоки, те, что остались, устремляются от груди вниз. Ёсан следит за тем, как алые винные ленты растекаются по телу его любимого. Сливаются с цветом его кожи, придавая ей иные оттенки.       Чонхо застонал громче, ощущая, как чужая плоть вторгается в него. Как сильные руки продолжают держать его ноги. Как взгляд Добермана впивается оковами…