Первый снег пойдет в мае

— Ну как вы там с Денисом? — прислоняя телефон ближе к уху, спросил Костя у своего друга. — С нами всё хорошо, как и с остальными маленькими копиями Московского, — Уралову послышалось, что вместе с голосом Романова раздался приглушённый звук погремушки. По всей видимости, годовалый Мурино сейчас сидел на руках у родителя, — Всё больше убеждаюсь, что в отличие от старших, он больше похож на меня, чем на Мишу. И я говорю не только про внешность. — Думаешь, когда ему исполниться пять, он напишет научную работу о «квадрате» Малевича? — с иронией спросил Екатеринбург. — А вдруг? Может, он захочет удивить тебя, — с такой же иронией ответил Петербург, — На самом деле, Денис гораздо спокойнее и усидчивее остальных наших детей. Вспомни, как у Дани в его возрасте все колени были без конца в ушибах, а его всё тянуло на очередное приключение. — Ну он же Московский, — произносит очевидный факт Костя. — Несомненно. Однако я всегда пытаюсь найти в старших хоть капельку чего-то своего… Вот у Дани, например, мой взгляд, когда он сосредоточен. Кстати, мне кажется, что Серёже тоже взгляд от тебя достался. — Никогда не замечал этого. Мне кажется, ему от меня совсем ничего не досталось. — А зря, всё равно рано или поздно твои черты в нём «проснутся», — судя по молчанию, Саша отвлёкся на шум, исходивший из другой комнаты, — Ладно, я перезвоню тебе позже. Передавай Юре и Серёже привет. — Обязательно. Пока. Закончив диалог, Константин нажал кнопку включения телефона и быстро взглянул на время, высветившееся на экране. Уже вечерело, поэтому им с Серёжей уже нужно было возвращаться домой. Неспешно встав с лавочки, он направился в сторону детской площадки, где играл его сын с остальными детьми. — Серёжа, нам уже пора, — спокойно подозвал ребёнка Уралов. — Уже?.. — опечалено протянул мальчик, — А мы же завтра придем сюда снова? — Конечно. Ещё и папу с собой возьмем. Ответ мальчика вполне удовлетворил, что было понятно по засиявшей на его лице улыбке. Взяв отца за руку, он начал эмоционально рассказывать о происходящем во время игры, в красках описывая каждую деталь. Но Костя мало что запомнил из его рассказа, потому что его сознание было занято другими мыслями. Он думал о том, насколько же сильно его сын похож на Юру, ведь именно Юра мог часами говорить о всех вещах, что первыми придут к нему в голову. Внезапно перед Костей всплыло воспоминание о том вечере, который начинался с того, с чего и начинался любой иной, — с болтовни Татищева. Болтовни о том, что такое чистое небо в Челябинске крайний раз было года два назад, и том, что сегодня чересчур безлюдно в Каштакском бору, а также о том, что им слишком часто встречаются по дороге в этом самом бору белки и зайцы-беляки. Но Уралов хотел поговорить с ним совершенно о другом. — Катюш, о чем задумался? — задорно спросил Челябинск. — Юр, ты всегда честен со мной? — не ответив на вопрос, произнес Уралов. — Ты чего, Кость? Я тебе всегда только правду говорю. — Да? А я вот в этом сомневаюсь, — на Юрия смотрели янтарные глаза, наполненные серьёзностью и решимостью, — Ответь на пару вопросов мне на милость. Юра немного замешкался, но старался не подавать виду, что растерян. — Катюш, если тебе плохо, то мы можем… — не успев ничего понять, Татищев почувствовал, как был прижат к ближайшей сосне. — Будем честны, никакая ты не альфа, верно? — тон Екатеринбурга был таким же серьёзным, как и его взгляд, — И внешние признаки тебя выдают, да и биологические тоже. Я в какой-то момент даже начал думать, что ты бета, который просто хочет казаться альфой. Но эта теория довольно быстро опроверглась: уж больно часто ты для обычной беты ходишь в аптеку. Ну и последние сомнения развеял твой естественный запах, который ты так активно пытаешься скрыть вонью сигаретного дыма. — Я… я не… — только и мог промямлить черноволосый. — Скажи мне прямо, — и взгляд, и голос Уралова явно смягчились, — Ты ведь омега, так? — Да! — сорвался Юра, — Да, я омега! Это ты хотел услышать?! Вдруг губы Татищевы были накрыты другими губами, губами Уралова. Костя постарался передать в этот внезапный поцелуй всю ту любовь и нежность, что он берег веками для своего Юры, а второй в свою очередь не отталкивал его — наоборот, активно отвечал на поцелуй. — Больше всего на свете, — ответил Константин, — А я ведь считал себя сумасшедшим альфой, которому нравится подобный себе. Люблю я тебя, Юрка. — Придурок, — беззлобно сказал Челябинск, — Целуй меня, пока я не передумал. Прошло уже одиннадцать лет с того вечера, а Костя помнит его, будто бы он был вчера. Уралов не заметил того, как они с Серёжей уже стояли перед дверью в квартиру. Он, достав ключ, вставил его в замочную скважину и повернул, тем самым отперев дверь. Когда они вошли, их уже встречал Юра, услыхавший шум в прохожей. — Еда на столе, — кротко целуя в щеку и мужа, и сына, сказал он, — Мойте руки и бегом ужинать. Костя и Серёжа послушно выполнили то, что им было сказано, и ужинали теми блюдами, которые им с любовью готовил омега. Однако Уралов все равно не мог оторвать взгляд от сына, все выискивая то самое «что-то свое». Но все тщетно: что смоляные глаза, что непослушные чёрные волосы, что болезненно светлая кожа — все от Юрки. Даже когда мальчик закончил с едой и пошел играть в свою комнату, Костя смотрел в пустоту и продолжал доедать свой ужин. — Чего задумался? — спросил вошедший на кухню Юра. — Серёжа — твоя полная копия, — неоднозначно ответил ему Константин. — А ты думал, что я чужого ребёнка из роддома принес? — усмехнулся Челябинск, после чего обнял своего мужа со спины и поцеловал его в висок, — Он и твой сын тоже. Особенно это заметно, когда за рисованием может весь день провести. Так что даже не парься по этому поводу. — Да и я не парился. Мне очень даже нравится то, что он на тебя так похож. — Ну вот. Тем более, вдруг второй будет больше похож на тебя, — напоследок поцеловав мужа в щеку, Юра ушел в комнату ребёнка, оставляя Костю наедине со своими размышлениями. «Второй?!» — единственное, что крутилось у него в голове.