Первый снег пойдет в мае

Всю ночь Костя не мог уснуть: мысль о невзначай брошенной фразе возлюбленного не давала ему покоя. «Что это значит? Он намекнул, что хочет ещё одного ребёнка? Или он уже беременный?» — все никак не переставал думать Уралов, притягивая все ближе к себе спящего Юру. Однако, спустя некоторое время дремота все-таки взяла верх над мыслями Екатеринбурга. Пробуждение Уралова было вызвано повторяющимися нежными поглаживаниями и легким поцелуем в щеку. При всём нежелании поднимать голову со столь мягкой и удобной подушки, ему это сделать пришлось. — Уже одиннадцать часов. Ты же не собираешься спать весь день? — с игривой ноткой спросил Юрий, — Ты обещал ребёнку прогулку, а не я. — Но ты же не будешь против прогуляться вместе со своей семьей? — укутывая в свои объятия супруга, уточнил Костя. — Не буду, если ты прямо сейчас оторвешь жопу от кровати и пойдешь умываться, — с такой же игривой улыбкой ответил Татищев, постепенно выбираясь из объятий любимого, — Сегодня на улице пиздец как жарко, так что гулять идем не раньше вечера. — Угу, — единственное, что выдает Костя, стягивая с себя одеяло и поднимаясь с кровати. Закончив с утренней рутиной и позавтракав так любовно приготовленными Юрой блинами, он прошел в гостиную. Резкий перепад температуры вызвал небольшую дрожь на коже — в комнате работал кондиционер, холодок от которого так и не дошел до кухни. На разложенном на полу ковре сидели Серёжа и Юра, одетые в максимально легкую домашнюю одежду. Они занимались активной постройкой башни из маленьких деревянных дощечек, но, заметив шевеление у входа в гостиную, синхронно повернули голову в сторону Кости. — Доброе утро, пап, — радостно произнес мальчик, — Поиграешь с нами в дженгу? — Папа же не боится проиграть, верно? — поддразнивая, спросил Юра. — Ещё посмотрим, кто из нас проиграет, — с самоуверенной улыбкой ответил Екатеринбург, занимая свое место около построенной башенки. На самом деле Костя знал, что проиграл. И проиграл уже давно. Как только эти агатовые глаза с темными кругами под ними завладели его сердцем. Как только естественный запах Татищева начал заполонять собой все мысли Уралова, но и его квартиру… Сразу после того вечера в Каштакском бору начался постепенный переезд Юры в жилище Уралова. Началось все с оставленных джинсов, любимой футболки и пачки сигарет, а закончилось тем, что в квартире Константина поселились все вещи из дома Юры, исключая только лишь крупную мебель и некоторые предметы декора. Ну а Костя вовсе против и не был, даже несколько раз просил ущипнуть его, дабы убедиться, что все происходящее — реальность: мало того, что человек, в которого он влюблен уже несколько веков, ответил ему взаимностью, так ещё и стал жить вместе с ним. Одновременно и первым испытанием, и первым выявленным преимуществом совместной жизни стал предтечный период Челябинска. Для Юры это был первый раз, когда такой тяжелый физически и психически период он проходит не в одиночку. Для Кости же это стало возможностью для бесконечной заботы о Юре и демонстрации нежности к нему.  — И ты мучился так каждый раз? И при этом все равно молчал? — спросил Уралов, прижимая крепче к себе укутанного в бежевый клетчатый плед Юрия, страдающего от гипотермии и тревоги. — А что мне ещё оставалось? — дрожа от холода, ответил вопросом на вопрос второй, — Не кричать же во все стороны о том, что я омега. Потом бы некоторые «животные» всем взглядом бы давали понять, что выебут меня, как только окажемся наедине. — Ну Саша Романов же не скрывался, и ничего страшного не произошло. — Потому что у Санька Московский есть, который его защищает, — закатил глаза Юра, продолжая дрожать, — Да и воняет он этим же Московским. — Ну так… у тебя есть я, — Костя недоуменно смотрел на него. Повисла недолгая пауза. Замешкавшись, Юра неловко отвел глаза в сторону, не желая сталкиваться взглядом с прижимающим его к себе альфой. — Я же не знал, что ты защищать меня захочешь, — спустя время, наконец произнес Татищев, — С начала 90-х я вообще не знал, чего ты хочешь. Ты все время вокруг Романова вертелся, а от меня бежал, как от огня. Откуда я знал, что у тебя на уме? Всё сказанное Юрой — чистая правда. Но все было на самом деле не тем, чем могло показаться. 90-е стали для Константина годами борьбы с собственными чувствами и попыткой наладить отношения со старым другом. Он понимал, что его любовь к альфе противоестественна, поэтому сократил все возможные контакты с Татищевым к нулю, как бы этот самый Татищев не пытался добиться хоть каких-то ответов. Ко всем личным проблемам прибавилась обязанность оберегать Александра Романова. Ну как Александра Романова… скорее, Шуру Думского. Костя в эти времена мог выкурить целую пачку сигарет за день. Самые тяжелые периоды для него был во время течек Думского. Уралову приходилось насильно запирать друга в одной из комнат дома Петербурга, изредка открывая дверь лишь для того чтобы принести еду по расписанию. Но даже закрытая дверь не мешала распространяться родному аромату «пленника», который остался одним из немногих напоминаний именно об Александре Романове. Это была композиция запаха книг в библиотеке, ириса и мускуса. Однако среди них и чувствовались аккорды сладковатой корицы, грейпфрута и кедра — результат метки, оставленной на нем Москвой. Несмотря на то, что многих альф привлекали подобные запахи, Костя только нос от них воротил. Любимый аромат у него был совершенно другой — сочетание петрикора*, жасмина и свежескошенной травы. Этот запах Екатеринбург мог уловить даже в заполненной табачным дымом комнате. В самые трудные моменты Уралов был готов отдать все на свете, лишь бы только зарыться в родную черноволосую макушку и снова ощутить этот запах. — Может уже выпустишь? — спрашивает голос из соседней комнаты. — Ты же знаешь, что нет, — ответил Константин, — Только из рук в руки Московскому. Знаю я тебя, найдешь же себе приключение на голову… и не только на неё. — Мог бы сейчас не меня тут держать, а уже со своим ненаглядным свидеться, — на эмоциях выдал Шура. — Не сыпь соль на рану. Сам знаешь, что не быть нам вместе. Я альфа, и он альфа… — Ты, похоже, единственный, кто верит в его бредни. Омега он, говорю тебе как омега. — Не стал бы он мне врать, Шур, я же лучший друг для него. Если бы он действительно был омегой, то сказал бы мне напрямую. — Дурак ты, Кость. Хотя нет, вы оба дураки. Могли бы уже давно быть вместе, а вместо этого ходите вокруг да около. А ведь и правда, дураки… Понимает это Костя только сейчас, обнимая дрожащего и измученного Татищева. — Я просто не хотел навредить тебе своими чувствами, а Романова от проблем прикрывал. Да и ты хорош, скрывал так долго от меня правду, — начал объясняться Уралов, — Мы с тобой оба наделали в прошлом глупых ошибок. Все это было, но прошло. Главное, что мы сейчас вместе и ничего друг от друга не скрываем. — Ты же меня не бросишь, Катюш? — внезапно выдал Челябинск. — Никогда и ни за что. Люблю тебя, Юра, и без тебя жизни своей не представляю. — Я тоже не уйду от тебя, Кать. Обещаю, — сказал темноволосый перед тем, как оказаться в царстве Морфея. Из воспоминаний Екатеринбург вырвал звук рассыпавшейся деревянной башенки. Причиной стал блок, вытащенный Серёжей. — Ну что, проигравший, — начал Юра, — Собирай все дощечки в коробку. Пообедаем и пойдем на площадку. Страдальчески вздохнув, мальчик принялся подбирать с пола блоки и складывать их в коробку. — А ты чего расселся? Дуй на кухню, — шутливо-приказным тоном сказал Челябинск своему супругу. После обеда, как и было обещано, вся семья отправилась на детскую площадку. Как только они оказались на месте? Серёжа побежал своим друзья, а Юра с Костей сели на лавочку в том месте, из которого проще всего было следить за сыном. Екатеринбург понимал, что нужно уточнить у возлюбленного насчет вчерашней фразы, но не знал, с чего стоит начать. Поэтому он решил действовать по старинке — спросить напрямую. — Юр, скажи честно, — немного замялся Костя, — Ты беременный? — Кость, когда ты успел солнечный удар получить? С чего ты взял, что я беременный? — Ну… ты же к чему-то сказал вчера про «второго». — Совсем чувство юмора растерял, Уралов. Это была просто шутка, — кладя голову на плечо Кости, сказал Юра, — Но если ты мне пообещаешь, что не заделаешь мне тройню, то могу подумать над твоим «предложением», — очередной камень полетел в огород Московского. — Ничего не обещаю, — честно ответил Екатеринбург, целуя любимого в висок. — Эх, Уралов, не представляю, где ты здесь квартиру для такой большой семьи найдешь. — Ты не представляешь, на что я способен. — Когда ты так говоришь, это заканчивается хорошо, — на лице Юры заиграла самодовольная улыбка, — Ладно, обсудим это дома. У нас будет целая ночь на обсуждение.