Рисую запятую

Кай рассматривает себя в зеркале коридора. Вот ему сорок один год, и вот он идёт на свидание со своим другом. Настолько давним, но не настолько старым, однако…  — А что люди делают на свиданиях за сорок? — альфа хмыкает собственному отражению и делает пару шагов назад. Потому что сегодня господин Ким Чонин надел светлую рубашку и ярко-красные льняные брюки — как давно не одевался, одним словом. Элегантно, более-менее прилично, но всё ещё при-тя-га-тель-но. Он даже какое-то время воевал с причёской, а потом забил и просто выскочил на улицу. Не спеша мужчина приближался к набережной. Тёплый вечер уже остывал, морской бриз обещал солёную прохладу и уютные объятия. Так что Кай просто наслаждается прогулкой. Он замирает под одним из фонарных столбов и оглядывается. Это не был какой-то условный, или заранее обговорённый особенный фонарь, просто — первый на береговой линии, и потому являлся отличным ориентиром для всех встречающихся тут людей. Потому что мимо пробежала пара подростков, семья проехала на велосипедах, двое старшеклассников обнялись в метре от альфы, и ещё множество-множество лиц вокруг. Господин Ким смотрит на них с лёгкой ноткой меланхолической зависти: трудно вспомнить, когда он так свободно наслаждался обычной прогулкой с дорогим человеком рядом. Будь то сын, супруг или вот — парень. И какой Бэкхён «парень»? Он — достаточно взрослый мужчина, с собственным очарованием и харизмой, рядом талантов и умений, тонким умом и весьма специфичным чувством юмора. И как только Кай мог пригласить вот его на свидание?  — Ты пришёл даже раньше, — за спиной альфы раздаётся приглушённый голос беты, Ким оборачивается и видит за собой Бёна, прислонившегося спиной к фонарному столбу. Старший смотрел немного сощурив глаза из-за яркого света солнца, хлопал накрашенными ресничками и мягко улыбался; его полосатая рубашка колыхалась по ветру, добавляя невесомости обычно достаточно сухому, приземлённому образу.  — Неужели я такой красивый? Думал, что ты будешь смеяться над морщинками,  — Они очаровательны, ты знаешь?  — Выправь руки из карманов, и веди меня, как и прочие парочки по набережной: взяв за руку, — Бэкхён протягивает руку, и Чонин хватает тонкие пальцы того. Бета со смешком отрывает себя от столба и первым задаёт шаг, даже немного утягивая альфу за собой.  — Знаешь, Бэк, я никогда не ходил на настоящие свидания,  — Так заткнись, и не вздумай сравнивать меня с бывшими! Ким пожимает плечами и подстраивается под ритм Бёна. Он активнее положенного жуёт свою мысль и бросает взгляд на прошедших мимо студентов.  — Надо, наверное, поговорить?  — Я говорю с тобой больше положенного. Готов поспорить, что мы с тобой уже наговорили на один брачный контракт, так что наслаждаемся отличной погодой и условной тишиной, — старший оборачивается к младшему и характерно моргает — всегда очень плохо получалось подмигивать, Чонин усмехается на это и крепче сжимает руку Бэкхёна. В самом деле, какое-то время они просто идут вдоль прибрежной линии, машут сцепленным «замочком», но потом у альфы начинает сдавать терпение.  — Бэк, а куда ты потратил первый гонорар? — он ловит удивлённый взгляд беты и объясняет, — Я отнёс конверт родителям, и через три дня вернулся на сцену. Я даже не знаю: были ли там деньги, и сколько,  — А знаешь, я свои первые деньги отдал соседу снизу — компенсация за топот. Мне тогда было восемнадцать. А потом я узнал, что он сделал ремонт: шумоизолирующие стены, — Бён смеётся и оборачивается к морю, — Ладно. В какой-то момент я открыл несколько счетов и стал откладывать на страховку, на похороны, на пожертвования,  — Ты серьёзно?  — Ага. Никогда не знаешь, что откажет первым: ноги, чувства или просто-напросто сердце. Ты не открывал счетов, наследство?  — Я думал отделаться предсмертной запиской или голосовым сообщением на почту Хёк-и, Какое-то время они проходят погружённые в не самые радужные мысли. Кай ощущает, как болезненно крутятся шестерёнки в голове. Он же, по сути, ничего даже не готов оставить своим детям. Кому отойдёт его дом, награды, огромные деньги?  — Я сбил твой позитивный настрой, извини, — Бэкхён замирает, разворачиваясь на пятках спиной к ветру, — Но в жизни много вещей, о которых надо думать заранее. Особенно, в нашем возрасте, сколь бы печально это ни звучало, Чонин подавленно кивает, а затем просто обнимает старшего. Он укладывает подбородок на плечо того, крепче прижимает к своей груди за талию, рассматривая танец волн в море. Альфа улыбается, когда ощущает движение тонких кистей по своей широкой спине.  — Я вижу эти отвратительные лица, Чонин-а, — шепчет бета,  — М?  — Завистливые рожи прохожих. Я не хочу их видеть,  — Пусть завидуют дальше, покажи им всем язык, Кай слышит за спиной какие-то возмущенные звуки, а потом хмурится и спрашивает:  — Ты что, серьёзно, да?  — Твоя идея показалась мне замечательной,  — Куда ещё можно пойти, чтобы народ посмущать?  — Может, в следующий раз?  — Ну нет, Альфа отрывает себя от беты и поправляет растрепавшуюся чёлку того, широко улыбается, ловя на себе удивлённый взгляд.  — Я хочу видеть тебя по утрам с помятым лицом, потёкшей подводкой; и как ты хлопаешь себя ладонями по щекам, пытаясь проснуться, — Ким наклоняется к самому носу Бёна, замирая так на несколько секунд, отчётливо ощущая нотку предвкушающего страха,  — У тебя странная «хотелка»,  — Да уж, куда мне до твоих фантазий! — альфа прикрывает глаза и упирается своим лбом в лоб беты, чувствует кожей резкий выдох и сам хмыкает в губы напротив, — В этих фантазиях ты танцуешь один, или с кем-то?  — До этого был один,  — А сможешь со мной? Я смогу удостоиться такой чести?  — Когда я смогу вернуть себе уверенность в движениях, Чонин открывает глаза как раз вовремя для того, чтобы увидеть, как это же делает и Бэкхён. Как ресницы беты трепещут, как зрачки за миллисекунды расширяются больше положенного, как взгляд сосредотачивается на нижних веках альфы и начинает из-за этого косить. Так что младший усмехается и, когда Бэкхён нарочно скашивает глаза в «пьяную муху», расходится громким смехом, от которого люди вокруг оборачиваются ещё чаще. /  — А… А, а-а-аппа! — Доён вбегает в зал и смотрит на родителей, — Аппа, папа, меня друзья позвали на прогулку! Глаза омеги до смешного круглые. Он крепко сжимает телефон в одной руке, всё ещё не веря в то, что Тэён самостоятельно нашёл его во всех соцсетях и отправил заявки на дружбу, а Джонни, не особо заморачиваясь, создал общий чат на четверых. И вот теперь трое уговаривали его одного идти с ними на прогулку в эти выходные. Донёна до этого ни разу никто никуда не звал.  — Иди, До, — аппа продолжает делать вид, что смотрит телевизор, — А то сколько можно вот так вот сидеть дома, заниматься одними только танцами. В конце концов, новые встречи и прогулки — это отличный шанс найти себе супруга,  — Я н-не хочу жениться! — вскрикивает омега, — Я хочу выступать! Я буду премьером!  — Да, сынок, — неопределённо роняет отец, — Иди на прогулку с друзьями. Я надеюсь, что они — люди твоего круга,  — Да вы что? Вы это серьёзно? Хотите просто поскорее женить меня? Избавиться от меня? — на глазах парня выступают слёзы,  — До, это неизбежно, — его аппа пожимает плечами, Мальчишка забегает к себе и падает носом в подушку. Он не закрывает дверь, но к нему никто и не заходит. Он ревёт и рвёт наволочку. Не берёт входящий вызов (очевидно же, что от надоеды-Тэёна). Игнорирует ещё два номера. Вот так Ким Доён и стал становиться взрослым. Столкнулся с реальностью, самым болезненным образом — через равнодушие самых близких, которые главный его талант, важнейшее занятие его жизни считали чем? Забавно ощутить себя товаром средней значимости, чем-то вроде домашнего цветка, готового для рассады? Все счастливые семьи похожи друг на друга? А вот и нет. Тут тоже у каждого своя история. Как люди становятся тем самым клишированным «счастливы вместе»? В чём, черт возьми, измеряется это счастье, в какой единице? Количестве улыбок, объёме дома, числу общих детей? Родители Донёна всегда вместе, те самые «счастливы». И квартира у них хорошая. И потребности во внимании парень не испытывал. Да и какую-никакую заботу ощущал. Он даже не бунтовал в подростковый период, потому что банально не мог докопаться до них, найти хоть одно упущение. Хочешь балет? — В путь. Хочешь окончить школу экстерном? — Давай. Хочешь покрасить стены в комнате? — На деньги на краску. Омежке этого хватало. Этой свободы. Этой ограниченной свободы тепличного растения, которое теперь переросло собственный горшок, уткнулось бутоном в построенный родителями купол. Донён приходит в себя к пяти и долго возится со своими мыслями. Потому что счастье — штука абстрактная, как и семья. Ким даже в какой-то момент вспоминает, что по той самой пирамиде Маслоу его душа вполне предсказуемо требует качественно других определений для понятий «счастье» и «семья». Юношеский максимализм перешёл в то молодёжное стремление к идеальности, которое первые годы после школьного выпускного так старательно крушит мечты, методично уничтожая их грубой бытовухой и необходимостью брать ответственность не только за себя, свои поступки, но и чужие грехи. К семи омега окончательно успокаивается. Он собирает привычную сумку, раздумывает о пуантах, и всё же бросает и те. Без завтрака, не умывшись, выбегает на улицу и прыгает в свой автобус. Едет ровно пятнадцать минут — хотя во время обучения обычно дорога до Академии занимает гораздо больше. Донён выпрыгивает из автобуса и плетётся к воротам Академии. Проходит мимо открытого летом турникета, кивает охраннику, выпрашивает ключ от танцкласса, в коридоре обращает внимание на список поступивших и дёргает уголком губ, когда видит в группе господина Хуана имя «Ли Тэён» в самой первой строке. Ким открывает дверь в класс господина Кима и бросает сумку прямо на входе. Утирает нос и подходит к зеркальной стене. Выглядит он просто отвратительно сегодня, ну да что уж тут поделать. Парень отходит от отражения, принимается растягиваться, делает несколько простых кардиоупражнений, а потом достаёт из сумки наполовину разряженный телефон, принимается разматывать наушники. Он поднимается на ноги и вставляет вкладыши в уши, втыкает штекер и включает плейлист, продолжая уже более серьёзную разминку. «Я буду очень стараться. Я сделаю всё, чтобы стать премьером. Я докажу им всем, что способен на большее» Доён в который раз выдвигает ногу вперёд, поднимает носок, отклоняет корпус. Все мышцы напряжены, но омега делает шаг вперёд, и ещё один. Поворот и плие. Пока только расходится, только пробует и да, всё ещё разминается. Потому что Ким Донён собрался провести тут всё своё время. И всё же спустя три часа телефон предательски сел, а силы окончательно покинули парня. Так что омега просто устроился на полу, всё ещё находясь в наушниках, всё ещё с заплаканным лицом, прикрыв глаза от солнечного света локтём. И хотя мир продолжал идти и двигаться, внутри всё замерло. Настолько окаменело, что случайные колебания воздуха показались насмешкой, как и чья-то холодная ладонь на предплечье:  — Доён-и, всё в порядке? Глаза Доёна распахиваются. Он отводит локоть и видит перед собой Тэёна:  — Ты что тут делаешь?  — Я пришёл убедиться в том, что есть в списках, поговорить с господином Хуаном. А ты? — альфа садится рядом по-турецки, всё ещё удерживая омегу за руку, — У тебя всё в порядке?  — Не в порядке! Не может быть в порядке! Потому что мои родители хотят женить меня, не относятся всерьёз ко мне! — Ким просто поворачивается на бок, закрывая лицо ладонями, инстинктивно прижимаясь всем телом к Ли, — Я всё думал, что им нравится, как я танцую, что они верят в меня, что гордятся. Но они относятся к этому как…. Как.… Как будто я завышаю себе цену на брачном рынке! Тэён теряется. Обычно ему достаются весёлые омеги, а тут. Он опускает ладошку на свалявшиеся волосы младшего, перебирает прядь за прядью, пытается успокоить и усмехается, когда ощущает, как Доён покрепче, так неумело и отчаянно обнимает его колено.  — Давай встречаться, Доён-и,  — Ты издеваешься? Почему ты постоянно издеваешься надо мной?! — мальчишка приподнимается на локте, пытливо заглядывая в глаза альфы,  — Нет, я серьёзен. Я — альфа, богатый, талантливый, красивый. И я не нацелен на брак и хоть сколько-нибудь серьёзные отношения на ближайшее десятилетие так точно. Отличный выбор для тебя? Полуфиктивные отношения! Ли хихикает, наблюдая за борьбой противоречий в голове Кима. Потому что предложение Тэёна не лишено смысла. Но вот.…  — Мне же придётся играть с тобой в отношения,  — Не придётся: мы уже в них,  — Что?  — Крольчонок, мы с тобой уже несколько раз целовались, пережили парочку истерик друг друга, ты познакомился с моими друзьями. Смотри, какие мы с тобой быстрые! Быстрые, как кролики! Альфа снова гогочет, когда омега начинает бить его кулачками по бедру. Младший принимает сидячее положение, наотмашь ударяя плечи и грудь Ли, под наигранно-болезненные стоны и ужимки посмеивается со словами «Вот так тебе и надо! На тебе! Получай!». Тэён забавляется до того момента, пока Доён не ударяет его достаточно болезненно под нижнее ребро. И альфа в считанные секунды хватает запястья омеги, опрокидывает того спиной на пол и фиксирует настолько крепко, что ни локтём, ни коленом нельзя пошевелить из-за надёжных блоков. А в следующий миг яркая улыбка Ли слетает, уступая место тревоге: терпкий манго раскрывается цветущей сладостью, горячим предвкушением, что никак не вяжется с общим настроением Кима, поливавшего слезами одежду старшего несколько минут назад:  — У тебя всё в порядке?  — Да,  — Ты не понял: ты, как омега, хорошо себя чувствуешь? Потому что ещё немного, и я начну задыхаться, Омега тут же ударяется затылком об пол и болезненно стонет. На его глазах снова выступают слёзы:  — Да почему всё всегда так происходит? Почему, Боже?! За что? Неужели я просто проклят?  — Ты не знал, что у тебя начинается течка? — альфа только сильнее прижимается к горячему телу под собой, прикрывает глаза, сжимает пальцами тонкие запястья омеги, старается контролировать дыхание, абстрагироваться от медового привкуса, что оседает на языке,  — Не знал, никогда не знаю. Всегда приходит, как ей вздумается! Врачи говорят, что всё «ок», и что «особенность организма»! Идиоты! Кто-то даже ляпнул: «найдёшь альфу — всё пройдёт!», Тэён нервно жмурится, осознавая, что они пришли к тому, с чего и начали этот неудобный диалог, эту встречу — к истерике и нервам. Он с усилием воли скатывается с Донёна и устраивается на полу рядом. Какое-то время Ли ещё терпит слёзы Кима, но потом неуверенно поднимается на ноги:  — Давай, Доён-и, нам с тобой пора домой,  — Нет! Я не поеду!  — Не глупи, крольчонок, просто вызову тебе такси,  — А что тут происходит? — в дверях стоит господин Бён, по должности и собственному безделью оказавшийся сегодня на работе,  — Господин Бён, я…, — Доён пуще прежнего заливается слезами,  — Так, — мужчина проходит в танцкласс и закрывает дверь, тут же морща нос, только улавливая причину происходящего, — Я вызываю машину на одну персону, и звоню твоим родителям, хорошо, Донён? Приём, Ким Донён, как слышно?  — Да, господин Бён,  — Ли Тэён, верно? — бета ловит кивок, — Прошу Вас, покиньте помещение: прямо сейчас Донён не в том состоянии, чтобы быть готовым принимать Вашу помощь; чью-либо помощь, как мне кажется, — он тяжко вздыхает, рассматривая своего особенного студента, Глаза альфы округляются. Он на прощание проводит ладонью по голове омеги и тут же выходит за дверь. Уже в коридоре Тэён прислоняется спиной к такой холодной сейчас стене, и скатывается к полу. Он слышит, как преподаватель просит студента успокоиться, спрашивает о воде или еде, ругает, что тот не позавтракал и не предупредил родителей. Спустя минуту Бён и Ким выходят из комнаты, и заведующий протягивает ключ Тэёну с кивком, а затем возвращается к Донёну, провожая мальчишку на выход. Альфа же продолжает сидеть, играясь ключом. Он просто не верит в происходящее, в такое доверие себе. Ли подносит руку к шраму на виске и проводит подушечками пальцев по тому, часто моргая. «Это опыт работы со студентами? Высокий уровень собственной культуры? Сочувствие студенту Киму? Влияние отца?» — Тэён строит одну догадку за другой, сравнивая эту ситуацию с одной абсолютно не похожей, но очень, очень некрасивой. /  — Бэк! Бэкхён моментально отрывает ручку от документа и тяжко вздыхает. Он поднимает глаза на забежавшего Кая и очень, очень хочет задушить того.  — В отличие от некоторых, я работаю. В этом году даже без отпуска, — бета возвращает взгляд на строки, но потом просто закатывает глаза, Потому что альфа закрывает дверь и падает на стул:  — Этот Хуан уже измучил меня,  — Скоро к тебе будут поступать звонки из бухгалтерии. Думаю, они оторвутся на тебе за годы случайных унижений. Кстати, так когда ты оплатишь первые полгода учёбы своего старшего сына?  — Да я готов хоть сейчас. Просто слишком просто этому ребёнку всё достаётся,  — Я так не думаю, В кабинете заведующего на какое-то время повисает рабочая тишина, так что господин Бён снова поднимает ручку, вчитывается в строки приказа, ставит подпись в правом нижнем углу и переворачивает страницу.  — Я вообще, что сказать хотел! Бета прикрывает глаза и снова откладывает ручку:  — Я слушаю тебя. Как видишь: мне просто некуда бежать,  — Через две недели приедет Хёк. Пойдёшь со мной его встречать?  — Уже? — заведующий тянет руку к настольному календарику и в ужасе неверия отмечает, что уже двенадцатое августа, а это значит, — Скоро моей работы станет в пять раз больше! Бэкхён падает лбом на стол и издаёт плачущие звуки под удивлённую улыбку Чонина. Тот протягивает ладонь и пару раз легонько хлопает старшего по макушке:  — Мы будем проводить ещё больше времени вместе, разве нет? Буду на каждой перемене залетать к тебе,  — А я думал, что ты позовёшь меня съехаться, — бета поднимает голову, не ощущая отпечатка от листа поперёк лба, а затем возвращается в прежнее положения, бурча куда-то в стол, — Я бы тогда сразу вон в то окно выпрыгнул,  — Кстати, Бэк, а что насчёт совместной жизни, или это типа ещё рано? Я ничего не смыслю в личных отношениях,  — Я в курсе,  — Ну так? Пора или не пора?  — Как хочешь, — заведующий всё же выпрямляется и устало смотрит на хореографа, — Я согласен вести обсуждение и даже споры только не в рабочее время и не в этом кабинете,  — Прикинь: разложить тебя прямо на этом столе и не закрыть дверь? Бэкхён даже не успевает спросить: «что?», не успевает уронить челюсть, залиться краской смущения или негодования — он просто ничего не успевает, потому что в следующие секунды Кай как-то сам по себе покидает его кабинет, оказывается в коридоре, потом — на улице, в машине, и дома. Бета осознаёт всю ситуацию тем же вечером, когда получает смс от альфы: «Я не лучше того проблемного Донёна. Отметь моё отсутствие на шесть дней. Прости, что так получилось и не смог предупредить раньше». Бён хмыкает и гасит экран. Он оглядывает свою отремонтированную квартирку, промаргивается от смешного осознания их ещё «ого-го» молодости и его завещаний, от их первых свиданий и огромного опыта за плечами. «Ты же реагируешь на карамель?» — бета поджимает губы, отсылая это сообщение. Но не получает ответа. Целую неделю не получает ответа.  — Даже как-то обидно, — заведующий в своём кабинете крутит ручку, размышляя о жизни вообще, и о том, как его, так называемый парень, кажется, бросил. Но вот дверь ударяется об стену, Кай влетает в кабинет и на полном ходу тыкает раскрытым диалогом в лицо Бэкхёну:  — Кто такое пишет, Бэк?! Как тебе такое в голову пришло? Бета узнаёт свою фотку на аватаре, снисходительно улыбается на название контакта и поднимает глаза на взбешённого альфу:  — А ты был бы против? Я подумал, что это — отличный шанс стать ближе, сделать следующий шаг в отношениях,  — Бэк! Я слишком сильно реагирую на тебя! Ты в своём уме писать такое, спрашивать такое?! — Ким всё ещё на взводе, на каких-то эмоциях. А потому он просто разворачивается и со всего маху захлопывает дверь, закрывает ту на ключ. Альфа оборачивается к бете и кивает тому:  — Поднимайся, Бэкхён поджимает губы и неуверенно встаёт. Он обходит стол и опирается бедрами о столешницу, избегая взгляда младшего. Так-то он готов ко всему, может даже, к какой-то возмущённой пощёчине, или чему-то подобному; может, процентов на двадцать, даже готов к серьёзному разговору и предложению расстаться. Двадцать? Он готов на меньшее число. Ладно, Бён просто не готов к такому, не теперь. Чонин подходит сам. Он опускает одну ладонь на шею старшего, трёт большим пальцем тонкую ароматную железу — какие бывают только у бет — делает ещё шаг, вплотную прижимаясь. Альфа устраивает руку на пояснице беты, просто обнимая, пробуя границы дозволенного. Безрезультатно пытается заглянуть в кофейные глаза и прислоняется носом к особому местечку, делает глубокий вдох и касается губами шеи. На какой-то миг дыхание прерывается. Бэкхён пытается проморгаться, ощущая эту напряжённую атмосферу, этот терпкий, глубокий имбирь, горячие руки и силу в них. Сердце колотится сильнее о грудную клетку, уши по-детски краснеют, как и скулы. Выдох срывается с губ, и Чонин приободряется. Новое влажное прикосновение поверх артерии, ещё — на венке, ещё — на железе, на плече, над ключицей, на шее, ещё и ещё, и ещё. Альфа лишь отчасти отдаёт себе отчёт в происходящем, потому как невесомая сладкая нотка сахара с каждым новым поцелуем становится горячее и слаще, превращаясь в тягучую карамель: хочется больше, довести до кипения, до точки невозврата, самому свести с ума. Потому как под его руками бета начинает таять, отзывается, подаётся навстречу и всё больше открывается. Бэкхён уже хватается за широкую спину альфы, сам тянется с пробными поцелуями к солёной коже того, до боли кусает все доступные участки кожи: надбровную дугу, лоб, висок, переносицу. Ему важны прикосновения, важно знать, что он тоже что-то может взять себе из этой близости, что-то в долгосрочной перспективе.  — Так вот, чего ты хотел, — Кай делает шаг назад, заглядывая в приоткрытые глаза Бэкхёна,  — Я не знаю, чего хочу от этой жизни уже лет десять, Чонин-а,  — Но прямо сейчас ты очень хочешь меня, верно? — старший только растерянно кивает, начиная опасаться, что на этом их случайная, такая тесная физическая близость подойдёт к концу, — Хорошо, тогда я расскажу тебе, чего ты ещё можешь хотеть, Альфа подхватывает бету под бёдра, усаживая на стол. Он вполне обыденно устраивается между тонких ног того, медленно оглаживая талию, избегая томного взгляда.  — Я как-то по молодости завидовал твоим партнёрам,  — Что? Почему? — Бэкхён скользит пальцами по сильным предплечьям Чонина, к плечам, останавливая движение у шеи, вглядываясь в лицо перед собой,  — Увидел однажды, какие страстные ты выдаёшь взгляды из-под этих стрелок и позавидовал, что кто-то может получать их ближе, чаще,  — Теперь завидуй сам себе, любуйся Большими Каньонами,  — Личные Глубокие Каньоны, что может быть прекраснее? — мужчина спускается ладонями по рубашке к брючному поясу, скользит пальцами по грубой ткани и сжимает внутреннюю поверхность бёдер, — Твои губы? Они сладкие, или ты не пробовал?  — Со временем такое приедается,  — Это ты сейчас так пытаешься меня ограничивать в сладком?  — Да тебя ограничишь! — Бэкхён прыскает смехом, удобнее устраиваясь на столе, — Где же твоя хвалёная любовь, если мы сейчас за этой закрытой дверью, если я на столе — всё, как ты то фантазировал, но продолжаешь сдерживаться? И Кай ведётся. Он подаётся всем корпусом к телу старшего, накрывая губы того отчаянным, долгожданным поцелуем, за лопатки прижимает к своей груди. Ему не верится, что бета так страстно отвечает: прикусывает то верхнюю, то нижнюю губу; хватается своими цепкими пальцами за его футболку; кажется, пытается шипеть из-за невозможности задержаться в одном положении хоть сколько-нибудь. Отзывчивый, мягкий, наконец-то открытый.  — Я достучался до тебя, Бэк, — Чонин скользит губами по щеке за ухо, — Я всё же касаюсь тебя, целую тебя, беру всего тебя себе…. Всего же?  — Всего. Не вижу смысла отвоёвывать хоть что-нибудь обратно, если у тебя всё так отлично хранится за новомодными замками,  — Ты не против даже того, что я заберу твою душу?  — А зачем она мне? Всё — тебе, и всё — твоё, Бэкхён за светлые пряди тянет младшего для нового, в этот раз нежного, благодарного касания губами.