Рисую запятую

Кай бросает взгляд в зеркало заднего вида, разглядывая сидящих в обнимку стариков Ли. Они о чём-то перешёптывались всю дорогу, мило улыбаясь друг другу, пока альфа уверенно вёл авто. Несколько часов назад Донхёк вытолкал его за порог дома со словами «без дедушек Ли не возвращайся». Так что мужчина уже останавливает машину перед собственным домом и выходит первым, чтобы открыть двери и подать старикам руку, когда получает той самой дверью поддых со стороны пожилого Джонхана:  — Я и сам справлюсь, Он протягивает трясущуюся руку супругу, всё ещё прекрасному омеге Минки. Тот невесомо выпрыгивает прямо в руки беты и отряхивает костюм. С годами они стали всё больше походить друг на друга, их запахи навсегда смешались в малиновое варенье — даже не разобрать, когда кто пах иначе, и что в паре присутствует бета; оба невысокие, с манерой дёргать носиком и кивать друг другу; оба по-смешному седые и с ровной линией чёлки; оба в этих кремовых костюмах, пусть у Джонхана тот и отдаёт больше в некогда модный «оранж», а у Минки — нежный «беж». Кай медленно считает до пяти, провожает дедушек до двери и нажимает кнопку звонка. Когда Донхёк открывает дверь и радостно вскрикивает, альфа разворачивается к «Саньёну» и загоняет машину в гараж. Тут он проводит ещё минут пять, давая Ли фору на скинуть обувь, дабы лишний раз не толкаться в прихожей. Пару раз ударяет по рулю и выходит. И всё же, когда Чонин оказывается в собственном доме, то не сразу узнаёт тот. Сынишка развесил ленты из искусственных цветов, поставил букет настоящих в вазу в зале на небольшой столик, а сам уже суетился на кухне с другом и дедушками, что-то поразительно негромко рассказывая.  — Привет,  — Ты пришёл, — альфа оборачивается и с облегчением выдыхает,  — Я пришёл к Донхёк-и, не рассчитывай, — Бэкхён широко улыбается, Он обходит младшего, направляясь на кухню, шурша полосатым клёшем штанов в чёрных носках. Такой невесомый, удивительно летний.  — Папа! Не заставляй ждать себя! — Ким опускает глаза на материализовавшегося перед собой сына, Тот выглядел сказочно, сказочно красиво: подвёл глаза, накрасил ресницы и выровнял линию бровей. Его волосы были выпрямлены, а чёлка разделена на два рядка. В коем-то веке надел домашнюю рубашку персикового цвета и джинсовые бриджи ниже колен. Прилично и очаровательно. «Как и подобает семнадцатилетнему омеге» — альфа улыбается и проходит на кухню. Круглый стол оказался в углу, зато со второго этажа был перетащен большой дубовый, прямоугольной формы. Кроме четырёх прежних стульев стояло офисное кресло на месте именинника и ещё стул из комнаты Донхёка. Старики уже уселись, как и Марк, заливающийся смехом от их шутки. Мальчишка попытался было познакомиться с Каем, но Бэкхён уже поставил на стол огромную супницу:  — Кто будет суп со свиными рёбрышками? На суп согласились все. Так что бета орудовал половником и отшучивался от желания именинника помочь. Чонин справедливо решил, что будет только мешаться, а потому сел через стол от офисного кресла, между Марком и Минки. «Окружён, но не сломлен». Альфа продолжает с изумлением наблюдать, как старик Минки расправляет салфетку на коленях Джонхана, вкладывает тому палочки и ложку в негнущиеся пальцы, и снова что-то шепчет. Он упускает момент, как Донхёк ставит тарелку супа перед ним и ярко улыбается.  — Ты так и сияешь, моё солнышко, — Чонин хватается за край рубашки, останавливая сына для этих слов, видит растерянность на его лице, а потом улыбается, — Такой хороший,  — Ой, пап! — мальчишка оживает и подскакивает на месте, когда Бэкхён прикрикивает на именинника за отсутствие на положенном месте. Донхёк скрипит креслом, толкает речь о том, как вчера весь вечер готовил этот суп и очень надеется на то, что тот получился хорошим, кратко благодарит всех и просит дождаться торта. Джонхан громко смеётся и поднимает вверх руку с ложкой:  — Была бы прежняя сила, мы бы почокались суповыми тарелками! Его супруг и Марк слишком громко поддерживают тост, тут же поднимая свои тарелки и стукаясь краями под довольное лицо самого старшего члена «семьи». К ним присоединяется и растерявшийся на первых порах Бэкхён, а потом и оживившийся Донхёк. Чонин же замирает, когда Минки оборачивается на него с улыбкой:  — Давай, Чонин-щи, перемирие на сегодня,  — Благодарю, — альфа растроганно хватается за тарелку, не замечая, как большие пальцы тонут в бульоне, судорожно кивает, После небольшого обеда начинает крутиться-вертеться беседа, зачинщиком которой стал — как внезапно оказалось — подслеповатый Минки. Омега мягко расспрашивал Марка о возрасте и странном имени, потом как-то резко переключился на разговор о браке, пристал к Бэкхёну с расспросами о трудности профессии заведующего кафедрой, помог мужу попробовать кимчи и принялся резать жареные куриные крылышки, сетуя на толстый слой панировки. Этот омега оживил беседу и просто магическим образом скрасил неудобство от малознакомости всех присутствующих за одним столом. Кай просто смотрел. Он не верил своим глазам, своим чувствам. Потому что впервые за столько лет сидел в «семейном кругу» и удивлялся каждому жесту празднования, каждому случайному действу. Альфа думал, что попал в кино, и просто неспешно ел, не ощущая вкуса — это такая мелочь по сравнению с громким смехом сына, которого старались перекричать Марк и Бэкхён. И у них бы получилось, если бы Джонхан не стал гоготать с того, как его супруг макнул кусочек мяса в рюмашку алой настойки, а не в чашечку соевого соуса. Простота. Обыденность. Эти вещи всегда казались Ким Чонину скучными, пресными, не важными. Но прямо сейчас он понимает, насколько ценны именно такие минуты. Когда старики находят общий язык с молодёжью, которая слушает вполуха, посмеиваясь над чем-то своим. Когда дорогие люди смеются так громко, как того хочется, не прикрываясь ладонью и не пряча лица под ворохом приличий. Даже Марк начинает казаться хорошим человеком. «По крайней мере, он очень вежливый, и дружит с Хёк-и уже много лет» Мужчина снова бросает взгляд на призадумавшегося Минки, который палочками возится в прежней рюмашке:  — Давайте я заменю, господин Ли?  — Нет, мне больше и нельзя пить, не переживай,  — А то! Ты бы видел, сколько и как он пил в молодости! Это уж потом он вышел за меня и отучился, — Джонхан толкает ногой ножку стула сидящего напротив Бэкхёна, — Слушайте совет. Мы садились ночью друг перед другом, открывали бутылку соджу и по очереди пили по рюмке, пока кто-нибудь первым не свалится. В один из дней Минки-я просто перевернул стакан донцем кверху и сказал «я напился на жизнь вперёд, и больше не буду пить больше положенного». О как! Вместо беты начинает заливаться Марк, постоянно хлопая Бёна по плечу.  — А как же Вы сами, Джонхан-щи, Вы-то ещё пьёте! — Кай кивает на ополовиненный стеклянный бокал старика,  — А то! Я пью ровно в два раза больше положенного для Минки-я. А значит, этот бокал будет последним,  — Почему вы не даёте попробовать мне? — Донхёк дует губы, — Я столько всего вкусного приготовил,  — Да на, пробуй! Минки, помоги мне, — бета кивает супругу, который с мягкой улыбкой берёт бокал того и отливает часть напитка в протянутый внуком стаканчик из-под сока, потом переводит взгляд на Марка и протягивает бокал и тому, доливая остатки. Дедушки Ли подносят по пальцу к губам и улыбаются, когда омега говорит:  — Мы вам ничего не наливали. Если что — вы сами, а мы — недоглядели,  — Ах, Минки-щи, при двух свидетелях! — Бэкхён смеётся, болтая сок в собственном стакане,  — А вы — сообщники! — за столом снова раздаётся смех. Чонин упускает момент, когда они все переходят в зал, и Донхёк принимается показывать какие-то порисульки.  — Хватит, Донхёк-и, лучше спой старикам! — Джонхан убирает скетчбук в сторону и округляет глаза на супруга, — У него день рождения, Сехун за Океаном, пусть делает, что любит! Пой, мой мальчик! Давайте вместе: просим! Бета хлопает в ладоши, поддерживаемый супругом под растерянные взгляды остальных.  — Хёк-и, всё в порядке? — Чонин цепляет сына под локоть, уводя в коридор,  — Я раньше им часто пел. Знаешь, как им нравилось?  — Ну так пой, Хёк-и. Сегодня можно, Мальчишка оглядывается и ныряет в собственную комнату, утягивая следом отца. Он закрывает дверь, касаясь той спиной, и роняет:  — Я дал себе слово больше не петь, даже в караоке,  — Почему? — Кай не понимает, он выбит из колеи солнечного момента внезапной грустью сына,  — Не хотел увлекаться, чтобы однажды не стать… Как ты, в общем, — омежка опускает глаза, рассматривая пальцы ног, Альфа отводит от него взгляд и наворачивает пару кругов по комнате, а потом возвращается к имениннику и тыкает тому пальцем в грудь:  — Я нарекаю твоё то обещание бестолковым. Потому что ты не понимал, о чём даёшь его, и явно не догадывался о том, что однажды попадёшь в такую ситуацию. Скажи мне лучше так: сегодня же хороший день?  — Мой день рождения,  — Самый лучший день в году, да?  — Ну да,  — И ты с утра тут порхал, украшал это всё, вырядился, да?  — Мгм,  — И разве тебя не переполняет радость? Ты же на месте скачешь, смеёшься так, как никогда прежде, светишься весь, такой яркий, моё маленькое солнышко! Неужели твоя душа не просит песни?  — Ну как…  — Хочется ведь? Очень ведь хочется?  — Очень хочется, — Донхёк поднимает глаза на отца, Он поражённо выдыхает и принимается разглядывать в глазах того душу, когда спрашивает:  — А ты танцуешь…. всё это время так танцевал, да?  — Да, — спустя какое-то время отвечает Кай, роняя голову на грудь, — Пока душа требовала танца, я двигался. Всегда и везде, жил так: всегда в движении, в музыке. Не зависимый, но живущий по велению сердца, — Это, это волшебно,  — Именно такое «волшебство» люди зовут искусством, и ради этого посещают концерты и выступления: поджечь собственный фитиль сердца от пламени тех, кто горит своим делом. Смотреть на артиста и восхищаться им, желать быть хоть чуточку таким же, ощутить это вдохновение и да — удивиться тому, насколько прекрасно его искусство по сравнению с тем, что этот человек делает сам изо дня в день, Отец и сын какое-то время рассматривают пол в полной тишине. Момент осознания.  — Я попрошу Марка достать гитару: мы когда-то пели дуэтом,  — Откуда он её достанет?  — Она всегда с ним. Просто на втором этаже, — Донхёк смотрит на родителя так, будто объясняет ребёнку почему нельзя пить воду из ванны с пеной, Спустя несколько минут споров, Марк всё же перебирает одну за другой струны гитары, пока усевшийся рядом на грядушку Донхёк затягивает какую-то старую-старую песню. Всего пара строк — и вот дедушки Ли подпевают внуку — мимо нот, крепко обнимая и даже, кажется, поддушивая друг друга. Именинник расслабляется, и его голос льётся свободнее, подстраиваясь под звук гитары. Одна песня сменяет другую, Марк всё чаще получает щелбаны от друга: «Хватит лажать!», «Я не буду это петь», «Только не эту при дедушках Ли! Марк, ты совсем, да?!». Гостиная наполняется смехом. И Чонин не сразу замечает, как за окнами становится темнее, как Бэкхён куда-то отходит и возвращается к гостям с небольшим шоколадным тортом в руках. Семнадцать свечей ярко горят при ещё достаточном дневном свете, когда старики переключаются на ту самую «хэппи-бёздэй» песню, Марк откладывает гитару, а Донхёк просто замирает, разглядывая господина Бёна.  — Давай, малыш, загадывай желание, — подбадривает бета, устав держать в руках такую драгоценность, Омежка закрывает глаза и во всём доме вмиг становится абсолютно тихо. А потом именинник задувает все свечи разом под смех Джонхана и Минки, которые суеверно радуются: так желание непременно сбудется! Они снова оказываются на кухне, Донхёк режет торт, потом старательно выковыривает из пары кусочков грецкие орехи и подаёт дедушкам. Также он режет кусок побольше отцу, где больше крема — Марку, оставив на щеке того след, и ещё пару стандартных кусочков себе с Бэкхёном. Диалог за чаем снова развивает Минки: он смеётся с того, как господин Бён роняет кусочек торта в чай и ещё долго гипнотизирует получившийся кошмар взглядом; пристаёт с вопросом об «интересных мальчиках» к лучшему другу внука; помогает супругу донести ложку до губ, а потом кивает на Чонина и усмехается: «Вот кто тебе будет так ложку в девяносто у рта держать». Однако это замечание проходит мимо всех. Кроме самого альфы. Ему вдруг становится жутко одиноко. Когда торт был съеден, все песни спеты, и даже вечер решил всё же упасть на город, Чонин выгнал машину из гаража и усадил на заднее сидение стариков. Джонхан почти сразу же заснул, пока Минки гладил его по голове.  — Господин Ли, Вашему супругу, в самом деле, девяносто?  — Восемьдесят девять в этом году исполнилось: я просто округляю, чтобы позлить его, — омега особенно по-молодому улыбается альфе за рулём, — Тебя так задели мои слова об одинокой старости, Чонин-щи?  — Да, господин Ли, очень, — мужчина плавно сворачивает в спальный район,  — Я не думаю, что ты останешься один. У тебя есть Донхёк, и тот очаровательный бета. Хочешь, расскажу тебе секрет очарования бет?  — В последнее время люди довольно часто делятся со мной какими-то секретами,  — Ты вызываешь доверие. В коем-то веке стал похож на настоящего альфу, которому искренне хочется помочь,  — Так в чём Ваш секрет, господин Ли?  — Беты — идеальные растворители. Ты думаешь, что альфы — сильные, что омеги — чувственные, и ты прав. Но беты дополняют и тех, и других, превращая союзы в нечто совершенно новое. В основном, у бет слабые, легко сбиваемые ароматы, нейтральные или синтетические. Но когда они связываются с альфой или омегой — то раскрывают и покрывают полностью. Ты думаешь, что твой имбирь хорош, и он здорово сочетался с апельсином Сехуна. И ты прав. Но разреши карамели Бэкхёна раскрыться чуть больше положенного, и ты не заметишь, как ваш аромат смешается, как карамель покроет тебя полностью, как утопит с головой, и ты всегда будешь пахнуть цукатом, сам станешь мягче и спокойнее, степеннее, Чонин долго молчит, размышляя о словах старшего.  — Знаешь, почему я это говорю? Потому что аромат Джонхана — тростниковый сахар. Я его даже не чуял первый год нашего знакомства. Думал, что этот бета вовсе лишён аромата. А потом вдруг понял, что моя яркая малина становится слаще и начинает характерно кислить. Тогда-то я и разобрался. И именно поэтому делюсь только с тобой этим секретом,  — Господин Ли, я же — альфа, разве такое прокатит на нас?  — А кто знает, Чонин-щи? В любом случае, моё дело — поделиться личным опытом, твоё — выслушать старика,  — Я очень благодарен Вам, — Кай оборачивается к мудрому омеге, но тот вмиг становится строже,  — Следи за дорогой, Остальное время они едут в полной тишине. Спустя ещё долгий час, Чонин возвращается домой. Он не обнаруживает шумного Марка, слышит от Донхёка, что того уже забрали родители. Сам мальчишка снимал ленты, пока с кухни раздавался шум воды из-под крана. Мужчина замирает в дверях: Бэкхён старательно тёр губкой тарелки, качая бёдрами из стороны в сторону — полностью в своих мыслях. Чонин решает не думать. Он подходит и опускает лоб на плечо беты. Тот даже не оборачивается:  — Устал, да?  — Мгм,  — Дедушки Ли такие замечательные, почему ты сказал, что они кошмарные? — Бён немного поворачивает голову на Кима, продолжая еле слышно бормотать, — Я себе такого напридумывал, а они вполне себе прикольные,  — Сегодня лунное затмение,  — Ага, или кто-то паникёр, да? — старший хмыкает и протягивает руку, отставляя чистую тарелку на сушилку к ровному ряду других,  — Спасибо, Бэк, что помогаешь, да и вообще,  — Раз так благодарен, мог бы и обнять, а то я не верю, что ты счастлив тому, что всю грязную работу выполняю я, Альфа думает, что он — самый глупый в этом мире. И окружающие люди лучше него знают, что и как лучше делать. А потому он просто обхватывает руками бету поперёк живота, перехватывает одной рукой собственное запястье, строя надёжный замок. Чонин улыбается, когда ощущает, как прерывается дыхание Бэкхёна, как тот на секунду теряет обычную концентрацию и собранность. Крошится под его руками.  — Ты точно не поддал той настойки в гараже по-тихому? — бета продолжает мыть тарелки,  — А мы теперь пьём вместе,  — Что?  — Я, ты и твои стрелки, Они тихо смеются, и Кай сильнее сжимает в руках хрупкое тело Бэкхёна:  — Останешься у нас, или это противоречит Кодексу Тамплиера?  — Если оставите меня в зале: плохо сплю в новых местах,  — Тогда лучше оставайся у меня,  — Ты серьёзно, Чонин-а, сколько тебе лет? — бета выключает воду и ставит последнюю тарелку сушиться, — Я не слышу ответа,  — Вот именно, Бэк, — мужчина выпрямляется и разворачивает руками старшего лицом к себе, — Сколько нам уже лет, Бэк? Неужели мы и дальше будем играть в кошки-мышки, когда давным-давно стали друг другу самыми близкими людьми,  — Ты уверен, что не путаешь братские чувства с любовью?  — А ты? Бэкхён тяжко вздыхает, и Кай поясняет:  — Я заметил, что рядом со мной ты всегда сдерживаешься, всегда о чём-то недоговариваешь, что-то не делаешь. Я всё думал, что ты просто ленивый, или что не пытаешься ругаться со мной лишний раз. А сейчас я всё чаще думаю о том, что ты делал это всё так грубо, так наотмашь, чтобы я заметил. Заметил и перестал расстраивать тебя. Я столько опытов провёл за эти полтора месяца, что убедился в том, что ты чувствуешь ко мне что-то больше дружбы. Только вот — что именно? Разве это любовь, когда ты сдерживаешь себя, когда постоянно носишь одну и ту же маску, когда с трудом раскачиваешься и не можешь побороть себя и свои мысли на пути к тому, к чему лежат душа и сердце? Бета закрывает глаза, ощущая кислый аромат имбиря — атмосфера становится напряжённее. Бён грустно хмыкает и отвечает:  — Я и любил тебя, и ненавидел. Я заботился о тебе, как о младшем брате, и сам же знакомил с новыми людьми. Я постоянно помогал тебе, и забывал хвалить твою инициативу. А потом я просто перестал чувствовать хоть что-то. И не только к тебе. Я просто смотрел на людей вокруг и — ничего. Я хотел бы страдать по тебе, из-за тебя, радоваться за тебя — хоть что-нибудь. Но ничего не было. Ни к тебе, ни к моим студентам, ни к другим омегам, бетам, альфам — ни к кому, понимаешь? Душа — как решето, через которое всё проходит,  — Ты говоришь в прошедшем времени. Когда всё стало меняться? — Чонин вглядывается в лицо Бэкхёна,  — Когда ты стал жить с Донхёк-и, — шепчет, — Ты и сам стал меняться. Мне пришлось раскачиваться, латать эти дыры в решете, и душа стала чем-то наполняться. Медленно, но я чувствую это. Не всем своим эмоциям я могу дать название, я путаюсь в них, потому что давно не испытывал ни единой. Я — как пустой сосуд, за наполнением которого теперь надо тщательно следить. И от этого становится ещё страшнее! Голос беты неожиданно становится выше и громче, он роняет голову на грудь альфы и заходится слезами, пока тот крепче обнимает такого хрупкого человека. Чонин начинает плавно раскачивать их из стороны в сторону, осторожно хлопает старшего по спине.  — Всё в порядке? — Донхёк круглыми глазами смотрит на взрослых, выкидывая какой-то случайный мусор,  — Тшшш, иди в душ, Хёк-и, окей? — альфа шепчет, стараясь закрыть собой бету,  — Окей, — омежка на носочках выходит из кухни и залетает к себе. Ким касается носом макушки Бёна, опускает щёку на мягкие волосы того:  — Давай тогда вместе разбираться? У меня тоже плохо получается взаимодействовать с людьми, но что насчёт того, чтобы учиться вместе? Вместе заполнять эту пустоту внутри, разбираться в собственных чувствах и давать друг другу подсказки? Я так не хочу в свои девяносто оставаться одному,  — А я фантазировал, что ты будешь навещать меня в ту пору,  — Я надеюсь, что к тем годам я просто буду ходить, а не кататься в кресле — ты ещё оптимистичен, Бэк.